Глава 7

Вторая звезда

Кого-то он Авроре напоминал, этот мальчишка, стоящий сейчас перед ней в церемониальном поклоне. С этой его кривоватой улыбкой, высокомерной и отстраненной, горделивой осанкой, говорящей о постоянных тренировках, даже это его преувеличенное, почти оскорбительное почтение было ей знакомо.

«Глаза у него должны быть карими, а не серыми», – вдруг решила королева и сразу поняла, на кого он похож, этот новоиспеченный наследник ван Хартов.

Ах, Этельбор, мой лорд, мое солнце, наверное, в свои двадцать или двадцать пять вы выглядели примерно так же. Не зря наш шут обратил внимание на этого мальчика, не зря наблюдает за его интригами с родительской гордостью. Мармадюку так же, как и мне, не хватает вас. Тебя. С каким невероятным удовольствием я отхлестаю тебя по щекам, мой лорд, когда мы наконец встретимся, какую злость продемонстрирую тебе, и как тебе придется постараться, чтоб твоя Аврора сменила гнев на милость. Да, да, мой лорд. Я отомщу. За каждый прожитый без вас год вы получите от меня сполна.

Аврора улыбнулась своим мыслям.

Мальчишка с усилием оторвал взгляд от ее коленей, обтянутых лиловыми чулками пажеской формы. Ее величество находилась в госпиталии инкогнито, в той легкомысленной одежде, которую предписывалось носить дворцовым пажам. Маскарад не мог обмануть никого, лиловый камзол был снабжен вытачками, подчеркивающими высокую грудь ее величества, и округлость бедер не могли скрыть широкие оборки коротких штанишек. Ее величество выглядела именно тем, кем являлась – хорошенькой женщиной в мужской одежде. И ножки ее вызывали восхищение.

– Расскажите мне все с самого начала, любезный ван Харт, – велела королева, присаживаясь на край обитого железом стола. – Я понимаю, что лорд Мармадюк, – она повела подбородком в сторону шута, неподвижно подпирающего стену смотровой комнаты, – уже допросил вас, но мне хочется узнать подробности лично.

В смотровой больше никого не было: королева, шут и Гэбриел ван Харт. Ну еще можно было бы упомянуть некое неподвижное тело, лежащее под простыней на другом столе. Всем прочим помещение пришлось покинуть, и они, прочие, перешептывались сейчас за дверью, охраняемой четверкой дворцовой стражи.

Гэбриел еще раз поклонился:

– Какое именно событие вы изволите считать началом, ваше величество?

Поклонился так, будто делал огромное одолжение, и слова тянул так же, одалживая каждое под немалый процент. Какое сходство! Аврора метнула взгляд в Мармадюка, тот ответил улыбкой – «я же тебе говорил».

– От какого события начали бы отсчет вы?

– С покушения на графа Шерези, – ответил ван Харт. – Так как на нашего Цветочка покушаются все время и некоторые из попыток вполне могли ускользнуть от нашего внимания, начнем с предпоследнего.

Королева кивнула. Басти умудрялся постоянно находиться в самом центре бури, нисколько ее не замечая.

– Я заметил неприятное воспаление на коже графа, – ван Харт прикоснулся к своей мочке, – так как я, как уже известно вашему величеству, немного разбираюсь в ядах, противоядиях…

– Вы определили яд?

– Да, и выяснил, что незадолго до нашей встречи граф провел некоторое время в госпиталии. Дальше я всего лишь нашел возможность проникнуть сюда и наблюдать, пока злоумышленник не выдаст себя. Если целью покушений был Шерези, рано или поздно это должно было произойти.

– И это произошло сегодня утром?

– Именно. Большое представление, которое устроил лорд Виклунд для всего замка, заставило убийцу действовать. Арбалетный болт выпустили из башни госпиталия, Шерези, разумеется, не заметил этого, сразу после я приказал капитану дворцовой стражи арестовать брата-медикуса Гвидо.

Гэбриел кивнул в сторону неподвижного тела. К сожалению, мы не смогли помешать самоубийству последнего.

– Неужели вы смогли рассмотреть, кто именно стрелял?

Ван Харт улыбнулся:

– Не смог, ваше величество, я был уверен в личности преступника заранее, он выдал себя десятком мелких промахов. Я рассчитывал, что, произведя выстрел, брат Гвидо запаникует и во время ареста выложит всю правду. – Гэбриел сокрушенно пожал плечами. – Самоубийство в мои планы, к несчастью, не входило.

Аврора помолчала, укладывая в сознании факты.

– Почему вы подозревали именно Гвидо?

– Он работал в перчатках. Предосторожность, глупая при уходе за больными миньонами, но необходимая, если соприкасаешься с проникающим через кожу ядом.

– Что ж, о причинах его поступка мы теперь не узнаем.

– По крайней мере, не от него.

Королева посмотрела в лицо Гэбриела:

– Вы думаете, это еще не конец?

– Мои выводы не всегда безукоризненны.

– Ну да, – Аврора со значением покивала, – из-за вашей ошибки мы теперь должны иметь дело с трупом. Но все же мне хотелось бы узнать, к чему именно вы пришли.

Мармадюк отлип от стены и приблизился к собеседникам, бубенчики на его башмаках едва слышно позвякивали в такт шагам.

– Это заговор, – тихо проговорил ван Харт, – и это только начало.

– Тебе стоит осмотреть труп, королева моя, – так же негромко сказал шут, – лорд ван Харт не допустил к осмотру медикусов, кроме тех, которые должны были засвидетельствовать смерть, так что ты должна мальчику еще и за это.

– А за что еще я должна мальчику? – раздраженно спросила Аврора, глядя, как Гэбриел ван Харт сдергивает простыню с соседнего смотрового стола.

– За спасение твоего любимого Цветочка от преждевременного путешествия в чертоги Спящего, разумеется.

Под простыней лежал покойный брат Гвидо, уже застывший и абсолютно голый. Лоскуты срезанной ножницами одежды лежали на краю стола.

– Смотри. – Мармадюк, обернув руку простыней, потянул в сторону ногу трупа.

На внутренней стороне правого бедра краснела отметина. Аврора наклонилась, отметина сложилась в четкий рисунок – алую пятиконечную звезду.

– Ему впрыснули под кожу цветную тушь или чернила, – пояснил шут, сбрасывая с кисти простыню, – довольно обычная вещь в среде тайных заговорщиков – помечать своих участников, чтоб узнавать друг друга или чтоб кто-нибудь не вздумал бросить общее дело на полдороге с надеждой остаться безнаказанным.

– Место неудобное, – сказал ван Харт, – узнавать друг друга, рассматривая эти места – затруднительно. Прикажете снимать штаны каждый раз, когда требуется подтвердить свою личность?

– Откуда ты знаешь, мальчик, где они проводят свои сборы, – веселился Мармадюк, – может, они встречаются в купальнях или в веселых заведениях под приметными фонарями.

Аврора не слушала, в ушах стучала кровь, дышалось с трудом, она смотрела на красную звезду. Сердце кольнуло болью, королева покачнулась.

– Вам нехорошо? – Гэбриел подставил плечо, чтоб она не упала.

– Конечно ей нехорошо, – все так же жизнерадостно сказал шут, – потому что в отличие от тебя ее величество прекрасно помнит, чьим гербовым символом являлась пятиконечная звезда цвета глубокий пурпур.

– Я тоже об этом знаю, – ван Харт взял в свои руки ледяную ладонь королевы, – это знак Ригеля, прозванного безумным.

Сигнальные рожки сзывали служивый люд к ужину. Пажи, притворяющиеся миньонами, и прочие, притворяющиеся пажами, потянулись к дверям столовых и кухонных пристроек. Я наблюдала за этим, сидя на подоконнике в комнате Мармадюка.

– Может, кто-нибудь напомнит мне, почему мы ждем решения королевы именно здесь? – Виклунд дремал на постели лорда-шута, вопрос задавал лорд Доре, сидящий со мною рядом и болтающий ногами в ритм мандалинному бренчанию, коим слух наш услаждался вот уже много часов.

– Ты предпочел бы ожидать его в темнице, болван?

Я щелкнула Станисласа по лбу костяшкой согнутого указательного пальца.

– Дурилка доремарская, как вам только в голову бунтовать пришло?

Так как данная экзекуция проводилась за сегодня не в первый и даже не в сорок первый раз, менестрель даже не поморщился и не сбился с ритма.

– Мы не бунтовали, а принимали участие в благородном пари, – пропел он. – А теперь вы должны нам пятьдесят ящиков шерезийского вина.

– Всенепременно, – заверила я собеседника, – вы с тиририйским остолопом сначала достанете где-нибудь кругленькую сумму, виноделие, знаешь ли, дорогого стоит, затем засадите Шерези виноградниками, параллельно обустроив винодельни, и, дождавшись урожая…

– А Мари-Сюзет будет давить виноград!

– К тому времени старыми и морщинистыми ногами, – радостно кивнула я, – и это в случае, если доживет.

Я переругивалась с друзьями с самого утра. До этого спал Станислас, а ругалась я на Виклунда, а еще раньше – обзывала обоих, в словах особо не стесняясь. У меня отлегло от сердца после испытанного ужаса, поэтому и вела я себя, будто захмелевший с непривычки подросток. Лорды же сначала оправдывались в два голоса, а затем плюнули, молчаливо позволив мне болтать все подряд.

Дела наши обстояли, по моему скромному мнению, неплохо – не хорошо, но и не совсем ахово. Все началось еще ночью, Виклунда растолкал некий неузнанный паж, сообщил о том, что граф Шерези ждет казни в казематах госпиталия. Почему казни, Виклунд со сна не разобрался и, опять же со сна, сложить два и два и подумать о том, что в госпиталии казни могут ждать только госпитальные мыши, не удосужился. У него случилось что-то вроде приступа боевого безумия. Безумие оказалось заразительным. Разбуженный Доре за три минуты сочинил воодушевляющую боевую песнь, и они уже вдвоем (паж к тому времени растворился в ночи, как призрак) отправились будить своих миньонов.

– Ели бы ты, Цветочек, был прекрасной девственницей, осадой госпиталия дело бы не завершилось, – рассказывал доремарец, – люди готовы идти на бой куда угодно, дай им только хорошую цель и не давай времени подумать.

Я хихикнула про себя, потому что, если насчет прекрасности девы можно было бы и поспорить, остальные исходные у нас наличествовали.

Нам повезло, невероятно и не в первый раз. Единственное, в чем я сейчас была уверена – везти постоянно нам не будет, за широкой белой полосой обязательно следует черная, это закон жизни. И нам нужно быть готовыми к следующим испытаниям. И самое главное – кто подставил Виклунда и Доре? Кто был тот загадочный паж, который сообщил им фальшивую новость, и – что еще важнее – кто управлял им?

Мое рассеянное внимание привлекла процессия, шествующая через двор. Было там в преизбытке фрейлин, слуг и сановников. Во главе ее была королева наша Аврора в костюме пажа и некий знакомый мне уродец в костюме болвана. Ну, то есть Гэбриел ван Харт в обычной своей одежде, но с видом самым что ни есть болванским. Он так сладострастно пожирал глазами ее величество (мне особо сладострастия с такого расстояния видно не было, но я его почти ощущала) и так уверенно держал ее за руку, что сомнений не было.

– Как быстро меняется столичная мода, – пропел Станислас, – ты заметил, граф, что нынче вошли в обиход дамские маски?

– Что? – Я отвела взгляд от влюбленного дуралея: некоторые дамы из сопровождения действительно скрывали лица за украшенными канителью полумасками. – Ах да, болванская мода.

– Надеюсь, Гэбриел успокоит и обаяет наше величество, и она оставит сегодняшнее происшествие без последствий.

Я вздохнула:

– Ван Харт вряд ли озабочен нашим с тобой благополучием, дружище, разве что оно, это благополучие, послужит неким его личным целям. Он – хитрый равнодушный фахан, который не пошевелит мизинцем, если это ему не выгодно.

– Ты все еще зол на Гэбриела?

– Что значит зол? Я что – девчонка, которую обидел равнодушный поклонник? Я ничего не забыл, но не собираюсь дальше развивать эту тему.

– Тогда позволю себе предположить, что ты ревнуешь?

Я раздраженно передернула плечами:

– Скажу еще раз: я не девчонка! Я не ревную меченого уродца!

Мандолина зазвучала с удивлением:

– Я имел в виду, что ты ревнуешь ее величество. Судя по этой сцене, – Станислас кивнул в сторону двора, – наша королева очарована своим спутником.

– И что?

Он посмотрел на меня с грустью:

– Басти, она королева, а ты… всего лишь ты. В любом случае ты не мог бы оставаться в ее сердце в одиночестве. Даже если ее чувства к тебе глубоки, она не может себе позволить отдаться им полностью.

– Да что ты понимаешь в любви?

– Больше, чем ты, малыш…

В этот момент Аврора споткнулась (это на зеркально-то гладкой брусчатке!) и ван Харт подхватил ее за тоненький стан, склонившись лицом к лицу ее величества непозволительно близко.

Святые бубенчики! Я спрыгнула с подоконника, не в силах больше на это смотреть. К фаханам чужие шашни! Интересно, Ардера не собирается с кем-нибудь в ближайшее время воевать? А то я бы с большим удовольствием отправилась туда, с Виклундом, разумеется. И покрыла бы себя воинской славой и парочкой шрамов. Зачем мне шрамы и для чего именно они мне понадобились, я не додумала, подцепив ногой ближайшую скамеечку и запустив ее в дверь.

– Нападение? – взревел Виклунд, моментально проснувшись. – Держать входы! Цветочек, к окну!

Я развернулась на каблуках и, метнувшись к Оливеру, стукнула его по лбу согнутым крючком указательного пальца:

– Будешь знать, как бунтовать, остолоп тиририйский!

Злость моя, направленная в другое русло, перестала жечь изнутри.

Мармадюк освободил нас ближе к вечеру. Его лордейшество, конечно же, не верил ни одному моему слову, а друзей моих просто слушать не стал, сообщив, что на глупости времени у него нет.

– Полей цветок, Цветочек, – велел он, сгоняя меня с кровати, и пока я бегала в умывальню за водой, завалился на простыни, вытянув ноги.

– Виклунд, на плац! Там твои цыплята ползают по кругу, имитируя тренировочный бег. Доре, твои в музыкальном зале.

Поименованные лорды исчезли, будто их и не было вовсе.

– А мои? – Я, почтительно изогнувшись, окропляла коко-де-мер.

– А твои спят. – Шут зевнул, продемонстрировав мне как степень своей усталости, так и белизну зубов.

– А почему?

– Я им так велел…

Его шутейшество задремывал, прикрыв глаза, поэтому повторное «а почему?» я сказала погромче.

– Почему-почему, – Мармадюк бросил в меня перчаткой, – потому что я не смог придумать, чем им заняться в твое отсутствие, и велел первое, что пришло в голову. А они – послушные мальчики, тем более испуганные всем, что намеревались натворить сегодняшней ночью, поэтому…

– Что значит «в отсутствие»? – Я испуганно схватилась за левую сторону груди, делала я это в мужском облике нечасто, поэтому отсутствие привычных округлостей меня испугало еще больше. – Вы бросите меня в темницу? Или казните?

– Час, Шерези, дай мне час, а потом я сделаю все, что захочешь – казню, брошу, поцелую…

Его шутейшество, выдохнув последнюю длинную «ю», заснул.

– Погодите, мой лорд, – я присела на постель и встряхнула его за плечи, – что делать мне?

– Спать!

Мармадюк перехватил мои запястья и потянул к себе, через мгновение граф Шерези уже был прижат спиной к животу почтеннейшего лорда на манер детской игрушки. Я пискнула, охнула, все это, разумеется, мысленно, и расслабилась. Такое неодолимое желание сна вызывало во мне уважение. Что же вы делали всю ночь, милый шут, и почему сейчас не хотите отпускать меня от себя?

Я немножко подумала о том, когда это его шутейшество превратился в моих мыслях в «милого», затем повспоминала все причиненные им обиды, затем – для равновесия – его поддержку непутевого Шерези, и решила, что почему бы и нет – милый так милый, а с мужчинами и даже в обнимку я уже и так спала, то есть спал. «Разделим походный плащ, Шерези», – примерно так начинались совместные ночевки с болванским Гэбриелем. А уж подремать часик в одной кровати – и на ночевку не тянет.

Мармадюк размеренно сопел мне за ухо, было щекотно, но не противно. Интересно, где и с кем сейчас ван Харт? И как чувствует себя мой Патрик… и как…

Нобу с Алистер танцевали в туманных вихрях для своего господина. Их движения, полные волшебного изящества, были синхронны. Ритмичная музыка, нега, разлитая в ней, проникали в мою кровь, заставляя чаще биться сердце. Меня переполняло горячее желание. Не желание чего-то конкретного, а желание в самом животном смысле этого слова.

Тысяча! Мокрых! Фаханов!

Я открыла глаза. Черные глаза Мармадюка были очень близко, выражение его обычно подвижного лица казалось спокойным и задумчивым.

Я вертелась во сне. Точно! Ворочалась и поэтому развернулась к нему лицом, а он… Что он? Почему я до сих пор чувствую его руки, теперь на спине? Не мог отпустить буйного Шерези? А что я? Почему это дурацкое томление никуда не девается? Воздух между мной и моим лордом похож на фейский туман – тягуч и пахнет цветами. Да и воздуха этого немного, вершок, один вздох.

Я вдохнула и вскрикнула, поняв, чем именно прижимаюсь к поджарому телу Мармадюка.

– Ты знаешь, что женские крики приятнее всего глушить поцелуями?

Он сжал мою спину, отчего обширные дамские прелести глупышки Бастианы вдавились в его тело еще сильнее.

Я испугалась. Целоваться хотелось просто до обморока, но я знала, что следует за поцелуями, и это в мои планы на будущность не входило.

Руки на моей спине пришли в движение, прочерчивая дорожки вдоль позвоночника, сладкие горячие дорожки. Лорд-шут был мужчиной опытным, даже многоопытным на мой провинциальный вкус, шансов устоять перед его любовной атакой у меня не было. Когда его ладони надавили на впадинку у поясницы, я застонала, слава Спящему, мысленно.

– Так мне поцеловать тебя, милая?

Вот это «милая» меня слегка отрезвило. Так называют пейзанок, коим задирают юбки в придорожных трактирах, потому что запоминать имена всех этих Мари и Сюзетт – дело пустое.

– Валяйте, – я криво улыбнулась, даже почувствовав на своей щеке несуществующий шрам, – если желаете лишить ее величество Аврору ее миньона…

Я сложила губы трубочкой и ме-е-едленно потянулась к Мармадюку.

– Стоп, Шерези! – Руки его шутейшества переместились на мои плечи молниеносно, не с тем, чтоб привлечь, я чтоб удержать на расстоянии. – Объясни мне, как твое миньонство связано с поцелуями?

– Ах, мой лорд, – кокетливо протянула я, – может, сначала дело, а потом разговоры? Подумаешь, вы во сне сняли с меня волшебный пояс, я его пока могу вернуть на место и опять стать графом. Но вот после поцелуя, а точнее того, что за ним последует… Вы же не ограничитесь только поцелуями, правда?

– Мне бы не хотелось ограничиваться только ими, – заверил меня Мармадюк, – но у нас с тобой не так много времени, поэтому изволь побыстрее меня просветить.

Я вздохнула:

– Пояс действует, только пока я девственница. Вы удовлетворены?

Кадык под гладкой смуглой кожей дернулся, шут закатил глаза:

– Так ты девица?

– У вас есть сомнения? – Я многозначительно перевела взгляд на свои округлости в распахнутом вороте миньонской сорочки.

Когда взгляд вернулся к лицу его шутейшества, тот беззвучно смеялся:

– Девственница! Басти, не бывает девственниц, с такой готовностью прыгающих в чужую постель!

– В вашу постель прыгнул мужчина! – обиженно возразила я.

– Ну да, мужчина. И именно мужчина терся об меня, мешая спать, пока я не нащупал под твоей одеждой волшебную побрякушку!

– Вы сейчас пытаетесь меня в чем-то обвинить?

– Именно, милая! Ты провоцируешь меня постоянно, возбуждаешь любопытство и страстный интерес.

– Так вы из интереса оставили меня сегодня при себе?

– Нет. – Мармадюк сел на постели. – У меня были другие планы.

– Какие? – Я тоже села и нашла в смятых простынях свой серебряный пояс.

– Такие, о которых я чуть было не забыл, обнаружив в своих объятиях не вертлявого мальчишку, а стонущую от желания женщину.

Последние слова были сказаны таким хриплым голосом, что я стала торопливо распутывать серебряные звенья, чтоб побыстрее стать графом Шерези, так сказать, от греха.

– Не торопись, – остановил меня шут, – так будет даже забавней. Приглашаю вас, юная леди, составить мне сегодня компанию в прогулке по городу.

Я захлопала в ладоши: выбраться хоть ненадолго из дворца – это было здорово. А еще меня радовало, что, кажется, его шутейшество потерял ко мне интерес. Я наблюдала за ним исподволь, пока он ходил по комнате, выворачивая на пол содержимое каких-то сундуков. Мармадюк красавчиком точно не был, даже будь его нос чуть короче или менее резки черты лица, им никогда не удалось бы достичь той гармонии черт, которая присуща, например, Патрику лорду Уолесу, самому красивому из знакомых мне мужчин. Но было в лорде-шуте нечто, чем даже Патрик не обладал: зрелая сила, которой хотелось покориться больше, чем красоте.

Интересно, не ощущаю ли я в глубине души разочарование, что ничего не случилось, что лорд Мармадюк предпочел оставить меня мальчиком при королеве, а не женщиной в своей постели?

– Переоденься, – на стул у стены опустилось шелковое платье. – Что за синяк у тебя на скуле?

Я открыла рот для ответа, но Мармадюк поднял руку, останавливая меня, и прислушался.

В коридоре разговаривали, даже, скорее, спорили на повышенных тонах.

– Спрячься. – Шут кивнул в сторону клозета.

– Вы выставили охрану снаружи? – шепотом спросила я, подхватывая со стула женскую одежду.

– В постели с ними нам было бы тесновато.

Мармадюк отпер дверь, я юркнула за ширму. Здравствуй, мое милое пристанище времени темного полнолуния! Я хихикнула от внезапности нахлынувшей сентиментальности. Что я несу? Виделись уже сегодня и неоднократно, с утра раз пять точно.

Я расправила платье. Темно-лиловый плотный шелк, отделанный лентами и кружевом. Фасон скорее не ардерский, а доманский. Я опять хихикнула. Кто бы мог подумать, Шерези, что за месяц в столице ты научишься разбираться в моде? Наверное, тот, кто никогда не общался со Станисласом Шарлем Доре более пятнадцати минут кряду.

Приложив платье к груди, я любовалась своим отражением в настенном зеркале. Было оно мутноватым, просто полированной медной пластиной, но даже так мне удалось рассмотреть две вещи – темно-лиловый шелк мне шел, а темно-лиловый синяк – нет.

Маменька учила меня с почтением относиться к старости, и те слова, которыми я вполголоса назвала сейчас канцлера ван Харта, точно не одобрила бы. Зловредный старикашка! Одной ногой в чертогах Спящего, а какой сильный удар!

Я выглянула наружу, не опасаясь быть замеченной, ширма скрывала вход в клозет. Лорд Мармадюк беседовал с лордом Виклундом, лорд Доре, судя по фоновому бренчанию, тоже присутствовал при беседе.

– При всем уважении, мой лорд, – бормотал Оливер, – но если бы вы позволили нам сейчас убедиться, что граф Шерези жив и здоров, вы бы сняли камень с моего сердца.

– На вашем, любезные лорды, месте, я сидел бы тише мыши со всеми вашими камнями и пытался не попадаться мне на глаза после бесчинства в госпиталии. Цветочек выполняет мое личное распоряжение.

– Буду вынужден настаивать. – Оливер говорил вежливо, но твердо.

– Буду вынужден пренебречь вашей настойчивостью.

– О бесценный лорд, – Станислас пустил петуха, видимо, от волнения, – мы доверяем вам всецело, но когда граф Шерези остался с вами наедине в последний раз, его отравили.

– А когда он остался наедине с Гэбриелом ван Хартом, отравили последнего, – сказал Мармадюк. – Может, дело не во мне, а в вашем Цветочке?

Святые бубенчики, ну что Мармадюк интригует на пустом месте? Сейчас я выйду к своим друзьям… Да, да, Шерези! Вперед, покажись, можешь еще сорочку пониже спустить, пусть они на тебя, красавца, полюбуются. А Виклунд сразу жениться полезет. Ты этого хочешь? Чтоб выйти к лордам, сначала нужно надеть пояс, а чтоб надеть пояс, нужно отлипнуть от двери клозета и пробраться к кровати, на которой этот фаханов пояс остался, по открытому всем взорам пространству. Туше?

К несчастью, умная мысль посетила меня уже в движении, я запнулась, вынеся ногу за ширму, и отпрыгнула, повалив на себя конструкцию. Мармадюк соображал быстрее, чем я.

– Ждите в коридоре. – Он выставил моих друзей за дверь и, прежде чем хлопнуть створкой, добавил: – И не вздумайте устраивать осаду здесь, Цветочек выйдет через минуту.

Я путалась в лиловом платье, ширмовых створках и собственных конечностях.

– Говори тише, – Мармадюк помог мне подняться, – твой голос сейчас вовсе не похож на мальчишеский фальцет Шерези.

– У графа Шерези тенор, – гордо ответила я, отбрасывая его руки со своих плеч, – спросите хоть у великого музыканта лорда Доре.

– И нисколько не похож на нынешнее мурлыканье. Ты же не хочешь, чтоб твои друзья решили, что моим заданием для графа Шерези является любовь втроем?

На мурлыканье можно было и обидеться, но я не стала. Вместо этого быстро застегнула на талии пояс и, поправив, сколь возможно, сорочку, отперла дверь покоев.

Стражи в коридоре было немного – пять человек, что ровно на пять больше, чем обычно.

– Ты жив? – Великан повернул меня из стороны в сторону, взяв за плечи.

– Ты не отравлен? – Менестрель ограничился взглядом. – Синяков вроде не прибавилось? У тебя и раньше ведь на лице это было?

– Это, – Виклунд опять меня повертел, – было раньше, это граф Шерези благородно подставился дряхлому Адэру. Ах, ты спал, когда Цветочек описывал всю эпичность их противостояния.

– О, с тобой Цветочек разговаривал? Меня он только поносил и щелкал по лбу.

– Меня он тоже поносил, – успокоил друга Оливер, – и щелкал, просто, видимо, нежный пальчик нашего любезного графа быстрее уставал на железном лбу тиририйского болвана.

Слова мне вставить не давали, я и не порывалась, умилялась заботе обо мне двух достойных ардерских дворян. Интересно, на какой день я заметила бы исчезновение одного из них? Не на первый и даже не на второй. Как-то так сложилось, что пропадала и влипала в истории именно я, а Оливер со Станисласом были моим пристанищем, гаванью и отчим домом одновременно, именно к ним я возвращалась после передряг. Станислас, Оливер… и Патрик. Я даже испугалась, что мысленно на мгновение вычеркнула ленстерца из нашего круга, это, конечно же, была случайность, но она мне не понравилась.

– Проведайте лорда Уолеса вместо меня, – попросила я Виклунда, который наконец оставил в покое мои плечи, – не знаю, сколько времени займет поручение лорда Мармадюка.

– Конечно, мы навестим Патрика и передадим ему от тебя привет, даже если он его не услышит.

– Пропуск! Без пропуска вам не пройти оцепление госпиталия! Погоди, у меня осталась пластинка Ван Харта, я не отдал ее в суматохе.

Я похлопала себя по боку. Пропуск был в камзоле, камзол – в покоях шута. Я стояла в коридоре лишь в сорочке.

– Подождите, я сейчас принесу.

– Не утруждайся, – остановил мой порыв Станислас, – лорд ван Харт, не драчливый Адэр, а Гэбриел, снабдил нас с лордом Оливером именными пропусками.

Менестрель продемонстрировал пластину на витом шнуре, болтающуюся у него на груди:

– Выгодно иметь в друзьях сына канцлера.

Видимо, мое лицо что-то такое выразило, потому что Станислас быстро проговорил:

– Не так выгодно, разумеется, как лучшего друга – любимого королевского миньона.

Он тренькнул меня по уху, по королевскому адаманту. Но даже это не прибавило веселья.

– Кстати, – бодро сообщил Оливер, – белое крыло тоже нами проведано. Ван Сол провел занятие по твоим заветам.

Я еще и заветы успела оставить? Ай да Шерези! Хотя тут, если честно, сплоховал наш граф, сегодня ни разу о своих подчиненных не подумал. Если бы ему не повезло с помощником Дэни ван Солом, белое крыло миньонов весь день бездельничало бы.

Менестрель оживленно предложил:

– А давай объединим усилия, граф. Я послушал, что твои парни извлекают из музыкальных инструментов…

– Позорище?

– Ну, я бы так не назвал…

– Мне приходилось слышать такие звуки во время гона диких тиририйских котов, – пресек на корню дипломатию друга Виклунд, – значит, музыку тебе обеспечат синие, а красные…

– Не нужно никого осаждать, – притворно ужаснулась я.

– Вот теперь я узнаю нашего Цветочка, – Оливер щелкнул по королевскому адаманту, – Дэни блеял что-то о каких-то помостах.

– Ну да, у нас там такая круглая штука на козлах. Ну ты должен был видеть такие конструкции, помнишь, когда мы только приехали в столицу, на площади танцевали акробаты… – Я жестикулировала, демонстрируя повороты и наклоны.

– Не помню, – прервал меня Виклунд, – но это и неважно. Черные Гэбриела нарисовали там какую-то не цветную картинку, обозвали ее чертеж и показали ван Солу. Тот пришел в восторг и выбил из лорда-казначея каких-то денег заплатить столярам. Но штука получится тяжелой, поэтому красные тебе ее поворочают «так и вот эдак».

Оливер передразнил мои наклоны и повороты. Огромный горец был забавен, я хихикнула, а затем серьезно сказала:

– Спасибо, друзья, – и поклонилась по-мужски, сложив руки перед грудью, – не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить за вашу помощь.

– Вина не предлагать. – Станислас изобразил ужас.

– Знаешь, Шерези, может, ты этого не понимаешь, но без тебя нас с доремарцем здесь бы не было.

С этим я могла поспорить. И без меня, вертлявого болтуна, все бы у них получилось. Станислас – великий музыкант, его талант рано или поздно был бы отмечен королевой, Оливер – воин и стратег. Вон как быстро и четко он организовал ночную осаду, а затем – помощь белому крылу, да и лорд-коннетабль положил на него глаз еще на стадии первого отбора. А Патрик – самый умный. И если бы не ужасное происшествие, он доказал бы это всем.

Но спорить я не стала, не хватало еще умильные слезы пускать, просто еще раз поклонилась, отведя глаза в сторону. Кстати, за «часик» даже талантливый Виклунд все это провернуть не успел бы, значит, спала я довольно долго.

Когда я вернулась в покои лорда-шута, он поднял голову от бумаг.

– Ну-ка, скажи что-нибудь.

– Что угодно услышать моему лорду?

– Уж точно не причину, почему глаза забияки Шерези опять на мокром месте.

– Тогда что?

– Покрутись на месте, – скомандовал Мармадюк, – теперь замри и сдуй со лба челку.

Я послушно крутилась и дула.

– Волшебно, – наконец сказал его лордейшество, – Аврора предупреждала меня, что колдовство фей заставляет всех не сомневаться, что перед ними мужчина. Ты понимаешь, Басти? Тебе достаточно снять пояс, чтоб остаться неузнанной!

– Лорд Доре заметил мое сходство с шерезийской девушкой, – возразила я.

– Может, искусство обостряет восприятие, – отмахнулся шут, – а тем временем, любезный Цветочек, скоро полночь, а значит, самое время нам с тобой отправиться на прогулку.

Он вскочил со своего места, оббежал стол:

– Раздевайся! Платье, куда ты его сунул?

Я наклонилась к обломкам ширмы и потянула лиловый подол:

– Пощадите мою скромность, мой лорд.

– Мне уйти?

– Желаете, чтоб я переоблачался в коридоре при стражниках, или в крошечной комнате уединения? Кстати, кому принадлежит этот наряд?

Я потянула сорочку и расстегнула пояс, это разоблачение моя скромность вполне могла перенести.

– Замри!

Я, не ожидая указаний, повторила пантомиму с поворотами и сдуваниями.

– Королеве, – Мармадюк смотрел внимательно, но, как мне казалось, без вожделения, – она тоньше тебя, но платье должно подойти. Наше с тобой, милая, величество обожает переодевания и маскарады, а также тайные вылазки, поэтому часть своего безразмерного гардероба хранит здесь. Кажется, это платье невозможно носить без белья…

Я покраснела, о белье я как раз и не подумала. Я, честно говоря, вообще не собиралась лишаться штанов, широкие оборки юбки скрыли бы их.

– Знаешь, милая, – решил Мармадюк, – твою скромность мы щадить не будем. Без меня ты попросту не справишься.

Он порылся в дальнем сундуке:

– Чулки, нижняя сорочка, туфли. Не морщись, ее величество ни разу этого не надевала. А даже если и надевала, для тебя должно быть честью…

– Отвернитесь, – устало сказала я и стала возиться с завязками штанов.

Шут подошел к окну, я быстро разделась, надела нижнюю дамскую сорочку, вырез которой заканчивался точнехонько у сосков, натянула платье и только после этого сложила миньонское облачение.

Мармадюк тут же обернулся, я с опозданием поняла, что он наблюдал за мной в отражении оконных стекол.

– Это что? – с ужасом он указал на пумекс, венчавший аккуратную стопку одежды.

– Графское достоинство, – ответила я со вздохом, замечая, что вырез платья лишь немногим уступал сорочке в откровенности, что жесткий лиф приподнял мое личное, а не графское достоинство, образовав из этого достоинства ложбинку.

Его шутейшество изволили заржать и ткнуть пумекс кончиком указательного пальца.

Затем, присев на краешек кровати, я натянула чулки, шелк плотно облек ноги, но держаться на них не желал.

– Подвязки, – Мармадюк с поклоном передал мне их, – помочь?

Я справилась сама, так же как и с туфельками, легкомысленно расшитыми бантами и стеклярусом. А теперь вопрос – почему я не выгнала его шутейшество в коридор, если сама со всем прекрасно справлялась? Видимо, похожий вопрос задал себе и Мармадюк, потому что сообщил мне, что волосы у меня ужасные, недостаточно длинные для леди, и что причесывала я их в последний раз, наверное, еще в Шерези. И пока я сгорала со стыда, вооружившись волосяной щеткой, принялся меня расчесывать.

В этом он также толк знал, действовал уверенно, но осторожно, затем, перехватывая локоны кончиками пальцев, воткнул в мою шевелюру дюжину шпилек, подняв пряди на шее и у висков. Я даже сбегала в комнату уединения полюбоваться на его работу.

– Звезду придется снять, к леди с миньонским знаком в ухе столица не готова.

Я положила звезду рядом с пумексом, то еще соседство, если честно.

– А вот украшения для тебя будут лишними, – задумчиво решил шут, – они только отвлекут внимание от всего остального. У тебя, милая, кожа как будто напитана солнцем, это заметно и когда ты мальчик, но сейчас…

Он прикоснулся к моей щеке:

– Белила убьют весь свет.

В его жесте не было интимности, как и в словах, то есть в словах она, может быть, и была, а вот в тоне – абсолютно нет. Он так же до этого ткнул в пумекс, как сейчас в мою скулу. Он решал, как замаскировать синяк, столь же приметный, как и адамантовая звезда.

– Разве в столице не в моде дамские маски? – спросила я.

– А это идея, милая! Тебе нужно прикрыть лицо от виска примерно до середины носика.

В носик он меня тоже ткнул. Я поморщилась.

– Мне не называть тебя милая? Давние обиды? Так называл тебя какой-нибудь дюжий плотник в Шерези, пытаясь…

Он уже рылся в очередном сундуке, и я подумала, что живет его шутейшество в смеси склада и кабинета, которая вобрала в себя еще и проходной двор, потому что, например, я бываю здесь, кажется, чаще, чем в своей миньонской спальне.

– Как же мне тебя называть?

– Меня и правда зовут Басти.

– Ну кто использует настоящие имена на маскараде? Сегодня я буду звать тебя… Мармадель! У меня, знаешь ли, тоже было детство, и фея, дарующая имена, одарила меня и предсказанием. Вот!

Он протянул черную лакированную полумаску.

– Не плотник, – я закрепила ее у висков, – в Шерези у меня был кузнец.

– Которому ты ничего не позволила?

– И что предсказала вам фея?

Он приподнял меня за подбородок и заглянул в глаза:

– В этом облике ты гораздо смелее. А фея сказала, что когда-нибудь Мармадюк найдет свою Мармадель. Так позволила?

– Если бы позволила, меня бы здесь не было. И что будет, когда Мармадюк ее найдет?

– Он останется с ней навечно…

– Жаль, что я – не она.

– Жаль…

Шут тряхнул головой, будто сбрасывая наваждение, и продолжил другим тоном:

– И не будем списывать со счетов, Мармадель, что ты могла меня обмануть. Чтобы позлить или поддержать мой интерес, или просто так. Женщины, знаешь ли, коварны и непоследовательны.

– Мне ли не знать, любезный лорд.

Я улыбнулась. В женском облике я действительно была смелее, будто оказавшись с лордом-шутом на равных. Я отдавала себе отчет, что сейчас отчаянно с ним кокетничаю, и почему-то была уверена, что мне ничем это не грозит.

Мармадюк велел мне отвернуться, что я и сделала, а затем наблюдала в дробящемся оконном отражении, как он переодевается.

Это было не любопытство, а месть. Ну, по крайней мере, именно так я себя оправдывала, отмечая достойный разворот плеч его шутейшества, мускулистую спину, заросшую волосами дорожку вдоль груди и живота. А потом я закрыла глаза, потому что… Ну это было неправильно – подглядывать за ним вот так.

– Вот теперь я верю, что ты девственница.

От голоса, раздавшегося над ухом, я вздрогнула и открыла глаза. Мармадюк выглядел как обычно. Нет, не так. Мармадюк был в той же самой одежде, он сменил только башмаки, надев мягкие туфли без привычных бубенчиков.

Ну и дура же ты, Басти! На равных! Кокетничаю! Тебя проверяли, и ты чуть было не провалила проверку. Дурацкую проверку!

Я, наверное, еще больше покраснела и надеялась, маска скрыла это, потому что в противном случае мне оставалось только разреветься.

Лорд-шут прошел через комнату и толкнул дверь тайного хода:

– Мы не будем смущать воображение стражников, – сказал он. – И пообещай мне, что путь, который увидит сейчас Мармадель, Басти забудет сразу по возвращении.

Я глубоко вдохнула, чтоб голос не дрогнул:

– Басти и так был о нем осведомлен, прикажете все-таки забыть?

– Не прикажу, – лорд пропустил меня вперед, – девчонки всегда найдут возможность договориться за мужской спиной, даже если одна из них королева, а другая – вообще мальчик.

За дверцей был крошечный коридорчик, уходящий налево. Справа – тупик, я помнила, что окно в покоях шута располагается именно там. Я свернула, чувствуя, что его шутейшество следует за мной шаг в шаг. Я семенила, непривычная к каблукам, он не выказывал неудовольствия.

– Скоро будет наклон.

Хорошо, что он предупредил. Я едва не поскользнулась, когда пол накренился, чтоб через двадцать шагов выровняться опять.

– Еще наклон.

Мы явно огибали башню, продвигаясь внутри стены. Затем были ступеньки. Ход уводил под землю. Соляной светильник, который Мармадюк держал на вытянутой руке, мягко освещал путь. Мы шли довольно долго, потом протискивались в трубчатую выемку, поднимались по лесенке и преодолевали пологие подъемы.

Наконец лорд-шут поставил светильник на какой-то уступ и толкнул стену перед моим лицом:

– Прошу.

Ее величество читала в одиночестве. Фрейлин в ее покоях не наблюдалось. Наблюдалась разобранная для сна кровать, горящий камин и огромный фолиант на резной доске, перекинутой через ванну. Ах, ванна тоже наблюдалась, и ее величество в ней, и заколотые на затылке золотистые волосы, и изящные обнаженные плечи, выглядывающие из пены.

– Извини, что потревожили, – Мармадюк извинился как-то без огонька. – У нас дела в городе, мы воспользуемся твоим парадным входом, то есть выходом?

Я никогда раньше не слышала, как шут называет свою королеву на «ты». Меня это изумило, но все же я нашла в себе силы поклониться, сложив руки перед грудью.

– Это мужской поклон, Басти, – хрустально хихикнула Аврора, – женщины складывают руки треугольником вниз.

Я исправилась и поклонилась еще ниже.

– Цветочек предупредила тебя, милый, что вы не должны делать тру-ля-ля из-за волшебного пояса?

Теперь хихикнула я, потому что это самое «тру-ля-ля» было одним из моих словечек, словечек из той прошлой жизни, и, кажется, именно я научила ему королеву.

– Мы обязательно предупредим тебя, как только соберемся, – сердечно сказал шут, – за неделю или десять дней, чтоб дать время найти нового миньона.

Он рассеянно заглянул в фолиант:

– Ригель? Наша вторая звезда?

– Да, милый, лорд-библиотекарь разыскал мне любопытный труд на интересующую нас тему.

Она отряхнула мокрую ладонь и перевернула страницу. Мармадюк обернулся ко мне через плечо:

– Леди Мармадель, будьте любезны подождать меня в гостиной, пока мы с ее величеством быстренько проведем крошечный королевский совет.

– Мне кажется, что Басти достойна быть посвященной в наши с тобой, милый, секреты.

– Я все сам ей расскажу. Начинать знакомство с секретами с середины – долго и неудобно.

– Тогда иди, милая, – решила королева, – я не задержу надолго твоего кавалера. И повеселись сегодня от души, ты так давно не выходила наружу и так давно не была девушкой.

Я пообещала и, поклонившись, удалилась.

В гостиной тоже никого не было. Там стоял круглый стол с инкрустированной столешницей и хоровод резных кресел вокруг него. Я села в то, спинка которого была повернула к двери спальни. Я бывала здесь раньше в качестве миньона, знала, что вторая дверь, к которой я сейчас сидела лицом, открывается в коридор, в котором дежурит отряд стражи и снуют королевские слуги и фрейлины, всегда занятые сотней неотложных дел одновременно.

Вот и сейчас дверь распахнулась, впустив в гостиную стайку фрейлин. Всех их я знала, поэтому испуганно застыла, выпрямив спину и опустив руки на подлокотники.

– Леди, – главная фрейлина мне поклонилась, – вы ожидаете аудиенции?

Это была Сорента, и что ей отвечать, я не представляла. Она не спросила моего имени, значит уверена, что я сижу перед покоями ее госпожи по праву. Сердце опять начало биться, я поняла, что довольно долго задерживала дыхание. Спокойно, Басти. Эти стены видели столько странностей, что тебе не представить и в самых изощренных фантазиях. Я – леди в маске, из чего следует, что я – леди, желающая сохранить инкогнито, значит, и представления от меня не ждут. От меня ждут простого ответа на простой вопрос.

– Ах нет, любезная леди, – промурлыкала я, чуть шевельнув запястьем.

Фрейлина буравила меня взглядом, я шевельнула рукой энергичнее. Наконец она поняла, чего от нее ждут.

– Леди Сорента, главная королевская фрейлина.

Пауза. Взгляд. Я молчала, улыбаясь только губами. Наконец она поклонилась.

Я кивнула, опустив руку на подлокотник. Крошечная победа меня подбодрила.

– А я жду, когда закончится аудиенция лорда Мармадюка.

Услышав имя шута, главная фрейлина поморщилась, будто хлебнула уксуса, но сразу утратила ко мне интерес. Она выглянула в коридор, кивнула кому-то, и в гостиную вошел меченый красавчик, чья холодная отстраненность, видимо, должна была маскировать полное размягчение его рассудка.

– Это миньон ее величества Гэбриел лорд ван Харт, – с улыбкой представила скорбного духом леди Сорента.

Слабый ум поклонился и, поняв, что ответного представления не дождется, уселся напротив. Я, вспомнив, что как леди должна была сначала позволить ему сидеть в моем присутствии, кивнула головой, чтоб хоть как-то сохранить лицо. Невоспитанный хам! Ему не было позволено сесть! Или он навоображал себе, что теперь все остальные женщины, кроме королевы, не важны? У нас, ардерских дам, между прочим, не так много привилегий в этом жестоком мире, чтоб терять хоть одну из них!

Пока я злилась, раздувая ноздри и скрипя зубами, фрейлина щебетала ван Харту:

– Королевский совет… лорд Мармадюк… извольте подождать… достойнейший из достойных… лучший из лучших… сю-сю-сю… му-сю-сю…

Я сжала подлокотник с такой силой, что орнамент резьбы впился в ладонь. Сорента ушла, поклонившись, шушукающая стайка ее подчиненных тоже просочилась в коридор, дверь захлопнулась. Ван Харт перевел взгляд на меня.