Глава 3

Четыре против трех

В дверь стучали. Гэбриел ругнулся, накрыв голову подушкой:

– Пошли вон, канальи!

– Любовь моя… – Моник провела тонким пальчиком по его спине. – Просыпайся, тебя ждут великие дела.

– Подождут. – Гэбриел сгреб девушку в охапку, дернул тонкое кружево пеньюара, обнажая полные белоснежные груди.

Она засмеялась как серебряный колокольчик, выгнулась на постели, отвечая на ласку.

Моник была шлюхой, высокопробной и очень дорогой, но сын канцлера ван Хорна мог себе ее позволить. Ее чуть рыхловатое тело, ее пепельные локоны, пухлый ротик, большие кукольные глаза – чтобы получить весь этот набор, дополненный вполне искренней страстью и избирательностью, которую демонстрировала кокотка, одних только денег было недостаточно, ну, по крайней мере, она его в этом уверяла.

– Малыш Гэбри опять готов к бою? – Шаловливые пальчики уже начали путешествие по его телу, Моник не возражала против быстрых утренних ласк.

Они приступили к делу, и все бы довольно скоро завершилось, но дверь вылетела от удара снаружи.

– Креспен, каналья!

Креспен, капитан личной гвардии канцлера ван Хорна, обвел спальню орлиным взглядом:

– Ваш родитель ждет вас во дворце, милорд.

Перед словом «милорд» вояка сделал небольшую, но вполне читаемую паузу. «Щенок, повеса, транжира, – было в ней, – недостойный великих свершений твоего отца!»

Гэбриел поднялся с постели, оставив простыню Моник. Та не спешила прикрываться, дразня Креспена своей наготой. Капитан дернул кадыком, раздул ноздри длинного носа и отвел взгляд. Он не был богат, не был хорош собой, не был знатен. Возлечь на ложе страсти с такой женщиной он мог разве что в мечтах.

– Поторопитесь, милорд, – твердо сказал он, зная, что щенок может разве что тявкать, кусать ему было не позволено.

Щенок между тем побрел на нетвердых, видимо вследствие вчерашних возлияний, ногах к столу, отщипнул от грозди виноградинку, налил из графина вина в раззолоченный бокал.

– Моник, дорогая, прикажи подготовить для меня ванну.

– Как пожелаешь, любовь моя, – хихикнула кокотка и, накинув на плечи простыню, выскользнула из комнаты.

– От меня воняет, – доверительно сообщил Гэбриел капитану. – Мы же не хотим, чтоб ее величество морщила носик при имени ван Хорн?

Креспену не оставалось ничего другого, как ждать.

Две статные горничные принесли горячую воду в ведрах, щенок, нисколько не стесняясь своей наготы, прошел за ними в умывальню, его каштановые с рыжиной волосы падали на плечи. Если бы не шрам на левой щеке, Гэбриела можно было назвать красавцем, он был хорош той слегка порочной красотой, которая присуща сынкам богатых родителей. Его зеленовато-серые глаза излучали лишь два оттенка чувств – равнодушное презрение и презрительное равнодушие, что, видимо, являлось результатом пресыщенности, – а довольно большой рот чаще всего кривила полуулыбка.

«У такого родителя такой сын, – думал капитан, присаживаясь к разоренному столу, – воистину – гора родила мышь. Мальчишка глуп и развратен. Он не умеет фехтовать, избегает драк и мужского застолья, зато азартен в играх и делах любовных». У самого капитана детей не было, но он был уверен, что воспитал бы их в строгости и уважении к старшим. Ван Хорн, не этот щенок, а лорд-канцлер, с сыном дал слабину, потакает его привычкам, оплачивает причуды. Нет, Креспен конечно же был свидетелем пары-тройки, а если честно – пары-тройки десятков наказаний, но что такое порка, когда…

– Креспен, велите подготовить портшез, – донеслось из умывальни, – я не в состоянии сесть верхом.

Капитан вышел во двор, кликнул слуг. Сборы заняли около полутора часов, потому что сначала была ванна, потом завтрак, чтобы не упасть в обморок пред светлые очи ее величества, потом Гэбриел дважды посылал за костюмом, ибо первый из принесенных из дому был признан недостаточно нарядным. Когда процессия сына и наследника канцлера ван Хорна стартовала от ворот веселого дома «Три сестрички», от горящих от гнева щек Креспена можно было зажигать лучины.

Молодого человека, едущего в портшезе, сопровождала четверка конников под предводительством капитана, призванная разгонять досужую толпу. Нелишняя предосторожность, ибо в столице сегодня было многолюдно, кроме официального представления молодых людей королеве предполагались также рыцарский турнир, выступления акробатов, музыкантов и танцы. Неудивительно, что на празднество просто хлынул народ.

На Королевской площади портшезу пришлось остановиться, ибо здесь было вообще не протолкнуться. На помостах уже выступали артисты, пронзительные звуки дудок, перекрываемые шумом толпы, возносились вверх, к крохотным фигуркам канатоходцев, которые, кажется, парили в воздухе подобно птицам или эфемерным сильфам. Капитан попробовал проложить путь сквозь орущую и веселящуюся толпу, неподалеку занимались тем же примерно делом другие вояки, спешащие доставить пред очи королевы своих подопечных, и тоже безуспешно.

Креспен плюнул, витиевато ругнулся и, спешившись, отодвинул шторку портшеза.

– Придется поработать ножками, милорд.

Милорд работать не желал, тем более ногами. Перепалка грозила затянуться, но тут с ними поравнялся другой портшез.

– Гэбриел, дружище, – показалось в окошке слегка опухшее лицо Анри графа Турень, тоже достойного наследника. – Вы покинули нас вчера так неожиданно, я даже не успел вернуть вам выигрыш…

Анри распахнул дверцы, величественно ступил на мостовую, каблуки его длинноносых, по нынешней моде, туфель моментально увязли в площадной грязи.

– Три тысячи фаханов! – чертыхнулся дворянин, размахивая руками. – Грязные свиньи! Отребье! За…

– Что происходит, господа? – К компании приблизился лорд Морис, наследник Вальденса, его сопровождала четверка алебардщиков, сгрудившаяся сейчас за узкой спиной господина. – Гэбриел, дружище, я, кажется, задолжал вам за вчерашнюю игру…

Креспен обернулся. Оказывается, его подопечный уже покинул портшез и теперь с отвращением смотрел себе под ноги.

Значит, вся неблагая троица в сборе, а капитан так надеялся, что ему не придется присматривать еще и за приятелями молодого ван Хорна. Молодые люди дружили довольно давно, если можно назвать дружбой совместные попойки и ночи, проведенные за игрой в карты. Толстый, тонкий и меченый, так называл их про себя Креспен. Он быстро переговорил с капитаном алебардщиков, дал указания меченосцам Туреня, и, выстроившись клином, объединенный отряд охраны стал прокладывать путь в толпе своим господам.

У ворот внутреннего замка народа было поменьше, капитан показал королевским стражникам пропуск и прикрепил на расшитый золотом камзол Гэбриела шеврон в виде звезды, которым отмечались претенденты.

– Канцлер ждет вас внутри, милорд.

Личная охрана внутрь не допускалась, и ван Хорну предстояло продолжить путь самостоятельно. Щенок никак не выразил благодарности, он с равнодушным презрением наблюдал за группкой провинциалов, получающих свои шевроны у стражников. Молодые люди составляли разительный контраст столичным дворянам. Одетые кто во что горазд, в основном в вышедшие из моды камзолы, огромные береты с заломами, высокие ботфорты, они выглядели жалко и потрепанно. Один из них, возвышающийся над окружающими на целую голову, эдакий человек-гора, был вообще облачен в клетчатую юбку чуть ниже колен. С какой из ардерских гор спустился этот наследник? Но внимание младшего ван Хорна привлек вовсе не горец, он смотрел на юркого молодого человека, почти мальчишку, с гладким девичьим личиком и белозубой улыбкой. Мальчишка что-то говорил окружившим его дворянам, отчего те покатывались со смеху.

– Бойкий малыш, – протянул Гэбриел, как показалось Креспену, с легким сожалением.

– Идемте, дружище?

Турень и Вальденс, тоже отмеченные шевронами, уже отпустили свое сопровождение.

– От этих провинциалов воняет конюшней, – громко сообщил лорд Анри и, проходя мимо какого-то молодого человека с мандолиной, толкнул того плечом.

Притворяться мужчиной в Ардере оказалось делом плевым. Никому не спускать, лезть на рожон при любом удобном, а лучше неудобном случае – вот и вся премудрость. Обучил меня ей дядюшка Станисласа, Шарль Доре, командир нашего сопроводительного отряда. Он же посвятил меня в тонкости заточки клинка. Что там матушка говорила про доремарских куртуазных кавалеров? Все оказалось мифом. Дядюшка не умел ни читать, ни писать, презирал искусства и своего племянника, зато ценил скабрезные истории, которые я выдавала на привалах у костра на манер малихабарской царевны Шахерезады. Дай Спящий здоровья Францу, Магде и благослови длинные зимние вечера в Шерези, которые вкупе наградили меня столь ценными в походах знаниями.

За десять дней пути о моей истинной сущности никто не догадался. Единственной проблемой для меня стало справление естественных надобностей, таких естественных для мужчин, которым достаточно было спешиться и отвернуться. Иногда, правда, кое-кто и не отворачивался, и я выучилась не краснеть, выучилась пить в дороге как можно меньше жидкости, а также выжидать, когда все заснут, и углубляться в благословенную темноту ночи. Каждый вечер перед сном я думала о том, что все слишком просто, что так быть не может и вот уж завтра на меня навалятся неразрешимые трудности. А еще я узнала, что значит миньон. Дядюшка Шарль сообщил об этом, уважительно кивая на коко-де-мер, топорщащийся в районе моего гульфика, и еще заржал, видя мою растерянность. Как мне удалось не брякнуться в обморок, осталось тайной за семью печатями. Святые бубенчики! Эту службу я для своей королевы исполнить не смогу при всем желании. Развернуть Клиша в Шерези? Ну это, положим, я всегда успею. Тем более что претендентов на королевское ложе кроме несчастной меня будет преизрядно. Скорее всего, до этого самого и не дойдет. Может, если я буду достаточно скромна и незаметна, участь сия меня минует?

Собравшись с силами, я попыталась осторожно расспросить Станисласа, как он собирается действовать, если венценосная особа остановит взгляд на нем. Станислас был бы счастлив и готов хоть вот прям сейчас доказывать ее величеству Авроре свою любовь и преданность самым приятным для мужчины образом.

– Вас что-то тревожит, граф? В Шерези вас ждет невеста, та самая девушка, с которой вы прощались перед отъездом?

Я хмыкнула в ответ что-то нечленораздельное, менестрель продолжил:

– Она поймет, не сомневайтесь.

– Кто, Аврора?

– Да нет же, – улыбнулся Станислас, – ваша невеста. Она одобрит все, что потребует королева, уж будьте уверены.

Я прикинула, вот ежели бы Пьер, предположим, возлег не с моей подругой, а с самой владетельницей Ардеры, я испытала бы ревность? Да уж точно! Какая разница, с какой женщиной изменяет тебе твой парень? Измена есть измена, и прощаться, а уж тем более оправдываться не должна. Хотя, может, у аристократов по-другому внутри все устроено, не физически, а умственно?

Я покачала головой, решив, что раз гипотетическая шерезийская невеста в расчет не берется, то и врать о ее существовании не стоит. Будем решать проблемы по мере их возникновения. А то вообще обидно может получиться, я тут напридумываю две тысячи причин невозможности разделить страсть с королевой, а она меня, то есть графа, и сама не захочет. Это может обидно получиться, разочаруюсь еще, обижусь пренебрежением, вразнос пойду. Как ходят вразнос отвергнутые мужчины, я представляла себе слабо, но была уверена, что и это разыграю как по нотам. Я же способная.

Разговор со Станисласом происходил на последнем привале, на рассвете планировалось войти в Ардер, и дядюшка велел нам выспаться перед завершением похода. Ночевали мы прямо на земле, не разбивая походных шатров. Плащ у нас со Станисласом был один на двоих. Укрывшись своей половинкой, я прикрыла глаза, пережидая, пока сосед заснет, чтобы отправиться в лес и заняться обычными ночными делами. Менестрель все еще сидел у костра, пощипывая струны мандолины.

– Думаете, нам удастся чего-то достичь при дворе? – спросила я его.

– Это не главное, Бастиан, – пропел менестрель под струнный перебор. – Делай что должно и будь что будет…

Девиз Доремаров прекрасно ложился на музыку. Когда Станислас Шарль Доре наконец заснул, я выбралась из-под плаща и отправилась по своим делам. Дозор клевал носом у соседнего костерка. Места не считались опасными, поляна, где мы расположились на ночлег, была на обочине столичного тракта, который охранялся королевскими стражниками. То там, то здесь между деревьями мелькали огоньки костров, не только наш отряд двигался в сторону королевского замка. Я спустилась к какой-то речушке, берега которой густо поросли кустами, и, совершив необходимое, разулась и присела на мостки, опустив в воду босые ноги. В ночном небе ярко светила Алистер, серпик Нобу был едва заметен. До полнолуния дней двадцать, я успею придумать, каким образом смогу провести ночь без волшебного пояса. Пока все складывается наилучшим образом. У меня есть друг и соратник, кстати, нужно будет предложить менестрелю перейти на «ты». Насколько я поняла, наше с ним «выканье» выглядит в чужих глазах несколько архаично. Послезавтра важный день. Я увижу королеву, я познакомлюсь с ардерскими аристократами. Следующую ночь мы проведем уже в столице, чтобы утром отправиться ко двору.

За спиной хрустнула ветка, я дернулась, схватила меч, лежащий по правую руку.

– Простите, я не хотел вас напугать. – Молодой человек, спускающийся ко мне, поднял руки, демонстрируя дружественность намерений.

Алистер была почти в зените, ее света было достаточно, чтобы все рассмотреть.

Меч у пришельца, конечно, был, болтался в ножнах на поясе, но незнакомец его не обнажил. На эфесе я заметила гербовое тиснение – трилистник со стертой эмалью. Ленстер? Клиах?

– Еще раз простите… Меня зовут Патрик Уолес, четвертый сын князя Ленстера, к вашим услугам.

Я угадала. Захудалое княжество у подножия Ардерских гор – овцы, сыр и былое величие. Все как в Шерези, только без овец и сыра. Фамильный кристалл – изумруд, герб – мятный клевер, князь – выживший из ума скаред, наплодивший наследников без счета. Этот четвертый? Значит, после него еще человек десять претендентов на княжеский титул, это если только мальчиков считать. А ведь только их и считают, сколько у Ленстера дочерей, наверное, даже он не знает.

– Бастиан Мартере граф Шерези, – представилась я, продемонстрировав ленстерцу свой герб.

Мы чинно поклонились друг другу, сложив перед грудью руки, я даже привстала по такому случаю.

Еще не разогнувшись после поклона, мой новый знакомый быстро стянул сапоги и уселся на бережок.

– Уф… Сегодня лье шесть пешком прошел. – Когда босые ноги ленстерца опустились в воду, лицо осветилось блаженством. – Вы верхом?

– Конечно. – Я решила, что прерывать свою ножную ванну тоже не буду. – Четыреста лье иначе не преодолеть.

– Ну почему же. – Патрик поднял глаза к небу, они у него были зеленые, как мятный клевер, а волосы – днем, наверное, с рыжиной, но сейчас серебристые, как далекие звезды. – В среднем пешеход проходит в час около одного лье, следовательно, проходя в день по шесть часов, вы могли бы достигнуть столицы чуть больше чем за год.

Он бормотал уточнения, а я любовалась его лицом, освещенным луной. Таких красивых мужчин мне видеть еще не приходилось. Благородные черты, аккуратный прямой нос, тонкие брови вразлет, четкого рисунка губы с ямочкой над верхней. Вот именно таких красавцев, наверное, и будет вожделеть наше величество, вы, граф, можете быть спокойны. Но спокойствия я не ощущала, а накатило какое-то разочарование, что не смешливая Бастиана сидит сейчас на моем месте, уж она бы получила от разговора большее удовольствие, она бы стреляла глазами и улыбалась.

– Вы не против?

– Что? – Я вынырнула из грез, понимая, что промечтала довольно долго.

– Не возражает ли граф, если мы с наследником Виклунда присоединимся к вашему отряду?

Еще один дворянин, настолько бедный, что не может позволить себе скакуна?

– Сопровождение принадлежит Станисласу Шарлю Доре, наследнику Доремара, – объяснила я. – Но не думаю, что…

На этот раз ветка не хрустнула, я почувствовала за спиной движение, резко обернулась, опять схватившись за меч.

– Это Оливер, – сказал Патрик. – Он абсолютно безопасен.

По берегу спускался настоящий великан со сверкающими в свете луны коленками. Святые бубенчики! Он был в юбке!

Видимо заметив мое удивление, лорд Уолес продолжил:

– В горных кланах, наследником одного из которых является мой друг, принято одеваться именно так.

– А женщины там носят штаны?

– Тоже юбки, – со вздохом ответил Патрик. – Но гораздо длиннее.

Вздох был мне понятен. Любоваться женскими коленями, скорее всего, приятнее, чем мужскими, тем более что выше и ниже колен ноги наследника Виклунда поросли курчавыми волосами.

Великан приблизился, Патрик представил нас друг другу. Меча у него не было, но с такими физическими данными он был и не нужен. Кроме юбки на Виклунде было надето что-то вроде клетчатого плаща поверх сорочки и клетчатые же носки до середины голени, обут он был не в сапоги, а в кожаные туфли, плотно охватывающие стопу.

Впрочем, сразу после приветствий носки оказались на берегу вместе с туфлями. Ножные ванны этой ночью пользовались успехом у провинциальной аристократии.

– Ты не торопился, – попенял спутнику Патрик.

– Эти дела надо делать тщательно, – ответил великан густым басом. – Торопиться вредно, у меня от этого дядя умер.

Уолес страдальчески приподнял брови и прошептал в мою сторону:

– Семь дней пути, семь, Басти…

Я хихикнула.

У моих новых знакомых при себе был тугой бурдючок с вином и головка красного сыра, великан вытащил припасы из заплечного мешка, который, пока его не сняли, вовсе был незаметен на фоне его массивной фигуры.

Спать лорды не собирались, я, кажется, уже тоже. Мы разломали сыр и пили вино, оказавшееся, впрочем, простецким сидром, передавая бурдюк по кругу.

Патрик показал себя приятным собеседником, слегка излишне заумным, на мой непросвещенный вкус, но интересным. По призванию он скорее был ученым, чем царедворцем. Воспитывали четвертого сына Ленстера в монастыре Светлейшей Алистер, так что уже к пятнадцати годам его познания в языках, географии и математике были солиднее, чем совокупные знания всех подданных его отца. Затем подростку, у которого уже ломался голос и росла борода, пришлось покинуть женскую обитель во избежание кривотолков. И еще пять лет он провел в ученическом служении у географа Арриана, сосланного в провинцию его величеством Ригелем Безумным за какие-то прегрешения. Сейчас его учитель отошел к Спящему лорду, и Патрик решил отправиться в столицу – его влекла ардерская библиотека и возможность посещать лекции в университете. Указ королевы Авроры, присланный папеньке, оказался как нельзя более кстати. С добродушным увальнем Оливером Виклундом он познакомился в придорожном трактире семь дней назад, когда спина к спине отбивали нападение местных разбойников. Молодые люди решили продолжить путешествие вместе. Поглядывая искоса на Оливера, я думала, что тоже не отказалась бы от такого охранника.

Сидр очень быстро ударил в голову, я развеселилась, орала, рассказывала свои истории и собиралась пойти в лагерь, чтобы растолкать Станисласа, потому что душа требовала музыки.

– Спокойно, Басти. – Патрик обнял меня за плечи. – Не будем злить того, от кого в данный момент зависит наше благополучие.

– У меня от этого дядя умер, – вторил ему Виклунд, запрокидывая бурдюк.

Надо ли уточнять, что проснулась я, когда лорд наш Солнце было уже почти в зените, с тяжелой с похмелья головой и пересохшей гортанью.

Затуманенный взгляд скользнул в сторону, встретился с бледно-зелеными глазами Патрика. Я лежала на берегу в объятиях ленстерца, положив голову ему на плечо. При свете дня Патрик Уолес действительно оказался рыжим.

– Святые бубенчики! – Я вскочила на ноги, выпутавшись из складок клетчатого плаща.

Владельца плаща на берегу не наблюдалось, зато справа из кустов доносилось мелодичное журчание.

Рубаха моя была распахнута, открывая фальшиво плоскую натурально безволосую грудь и даже несколько звеньев волшебного пояса. Это надо же было так набраться! Какая неосторожность! Какое опасное легкомыслие! Да еще и заснуть в обнимку с мужчиной! А если бы пояс ночью расстегнулся? Если бы Патрик Уолес понял, что в его объятиях вовсе не граф, а вполне аппетитные девичьи округлости? На скопца ленстерец нисколько не похож. Три к одному – было бы труляля, и я под хмельком даже не особо бы возражала. И тогда граф Шерези попросту бы исчез, волшебство пояса утратило бы силу.

Внутренности скрутило болезненным спазмом.

Я побежала налево, опасность быть раскрытой меня сейчас бы не остановила, природа требовала своего. Спокойно, Бастиана. Пояс на тебе, значит, страшного не произошло. Ну спала в обнимку с мужиком, подумаешь, великое дело. Ведь это даже не в первый раз. Ты же прекрасно делила плащ со Станисласом до этого. И ничего – справилась.

Кстати о Станисласе. Мы должны были отправляться на рассвете, до полудня достичь Ардера, найти постоялый двор, обустроиться, привести себя в порядок. Он уехал без меня? А как же вещи и мой Клиш?

Я спустилась к воде, поплескала в лицо, пригладила мокрыми руками растрепанную шевелюру.

Надо нагнать отряд доремарцев. Хотя при форе около шести часов они уже достигли столицы, значит, искать их придется уже там. Надеюсь, мне не уморят лошадь, и надеюсь, что мои бумаги в сохранности. В любом случае волнение сейчас ничего не изменит. Может, мне удастся найти местечко в какой-нибудь карете, что проезжают по тракту в столицу, или даже в телеге, или… Я была согласна почти на что угодно.

Станислас Шарль Доре ждал меня на берегу в компании с моими новыми знакомыми, когда я вернулась из своего утреннего похода.

– Недоброе утро, граф, – поприветствовал он меня, взяв на мандолине грустную ноту. – Дядюшка нас покинул ночью…

– Какое несчастье, – сложила я перед грудью набожный жест. – Сладких ему снов в обители Спящего.

Взгляд Патрика меня нервировал, Оливер, переминающийся с ноги на ногу возле своего приятеля, при свете дня производил еще более устрашающее впечатление. Он оказался альбиносом, в его коже и волосах, заплетенных во множество тоненьких косиц, не было ни капельки краски, даже глаза его, как будто полностью лишенные ресниц, были бесцветны.

– Вы не поняли, – привлек мое внимание менестрель. – Дядюшка не умер, просто уехал, забрав с собой лошадей и все деньги, выданные моим благородным родителем.

– Какое несчастье, – уже без скорби сказала я. – И моего скакуна?

– Он сказал, что благородное животное заслуживает встречать старость дома, и обещал доставить его в Шерези.

– И какова же причина столь странных действий вашего родственника?

Менестрель пробежался пальцами по струнам.

– Молодые люди должны всего добиться сами. К примеру, он сам в нашем возрасте, – Станислас подкрутил колки, стремясь к чистоте звучания, – добился всего са-а-а-а-ам…

Мандолина издавала ритмичную мелодию, на которую слова ложились будто сами собой, даже не требуя рифмы.

– У меня от этого дядя умер, – некстати пропел Оливер Виклунд густым басом.

– Он оставил мои вещи? – Я тоже слегка протянула гласные, будто напевая.

– Да, конечно-о… Поспешим, граф, пока наши пожитки не стали добычей воришек. Я с трудом вас разыска-а-ал…

– Может, перейдем на «ты»?

– С удовольствием.

– Придется и дальше идти пешком, – зевнул Патрик Уолес, наследник Ленстера. – Нас четверо, пока еще мы вместе…

Стены Ардера показались из-за холмов на закате. Я устала просто до мушек в глазах, у меня болели ноги и почему-то спина, ремни заплечного мешка натирали даже через одежду, лорд наш Солнце весь день палил или палило (как кому нравится) с малихабарской жестокостью, поэтому мои щеки и переносица саднили от горячих поцелуев светила. Хуже, чем мне, было только Станисласу. Он тоже был непривычен к пешим походам, да еще не мог ни на минуту расстаться со своим инструментом, описывая мелодичным речитативом все, что попадалось нам на пути.

– Басти, – в какой-то момент пропел он шепотом, – теперь, когда мы на «ты», я могу признаться.

– В чем? – Мне уже не пелось, хотелось лечь в придорожную канаву и умереть, может, тогда кто-нибудь из проезжающих сжалится и уступит мне место в телеге.

– Ты напоминаешь мне одного человека, воспоминания о котором заставляют трепетать мое сердце.

– Кого еще?

– Я говорил тебе о красавице, спасшей меня от участи, что хуже смерти? О Мари Сюзетт? Так вот, ты на нее похож. Только у той девушки было очень много волос, думаю, что, если бы она их распустила, они укрыли бы ее как плащ. – Он взял новый аккорд, пропел: – И я б укрыл ее плащом… ом… ом…

– Не знаю ни одной рифмы к слову «плащом», – сменила я тему. – Давай помолчим, надо беречь дыхание.

Станислас отвлекся на поиски созвучий и больше меня сравнениями не донимал.

Под стенами Ардера мы оказались ровно к часу закрытия городских врат. Не успевшие войти внутрь гости столицы толпились на пятачке у моста, наблюдая величественное зрелище.

– Закавыка, – ругнулся Патрик. – Придется ночевать снаружи.

– У меня, – юбка лорда Виклунда взметнулась вокруг мощных бедер, когда он побежал к вратам, – от этого… дядя… помер.

Великан двигался с нечеловеческой скоростью, и ворота устояли только потому, что еще не были полностью закрыты. Он затормозил под надвратной башней, поднял руки и, кряхтя, задержал опускающееся полотно.

Под крики и улюлюканье толпы мы припустили следом. На обнаженных руках Оливера бугрились переплетенные жилами мускулы, лицо искривила напряженная гримаса.

– Гляди, как королевские миньоны побежали, – хохотала какая-то баба. – Спешат, стало быть, к своей прекрасной даме, только подметки сверкают.

Станислас и Патрик уже скрылись за стеной города, я отставала.

– А горец-то силен! – вторила ей другая. – Ежели Аврора ему отлуп даст, так я завсегда такого бычка приласкаю.

Чернь! Никакого представления о куртуазности. Розг на них нет. Только воспитание в подданных почтения способно…

Виклунд крякнул, его колени подогнулись. Додумывать о почтении не получилось. Я рванула из последних сил, сложилась вдвое и почти закатилась внутрь.

– Хех, – сказал великан, толчком распрямился и резко отпрыгнул, к счастью, не на меня.

Ворота с грохотом рухнули, закрывая город на ночь.

– Ты не человек! – сказала я, отдышавшись и искоса посматривая на оторопевших стражников. – Нас сейчас арестуют и на всякий случай казнят. Ничего бы с тобой за пару часов снаружи не произошло.

Оливер не ответил, его грудь тяжело вздымалась, а прозрачные обычно глаза подернулись белесой дымкой. Когда невидящий взгляд великана остановился на мне, я поежилась. Он сделал шаг вперед, я отступила, почти касаясь спиной заостренного лезвия алебарды стража. Служивые несколько пришли в себя и даже попытались ощериться оружием. Святые бубенцы!

– Стой! – Мой писк никакого эффекта не произвел.

За мгновение до того, как на моей шее сомкнулись огромные ручищи, я почти успела попрощаться с маменькой.

– Именем Авроры, остановитесь!

Чернявый господин, пришедший мне на помощь, особой статью не обладал, но имя королевы, прозвучавшее из его уст, заставило всех присутствующих замереть.

– Представьтесь, – обратился ко мне спаситель, когда алебарды стражников послушно опустились к земле.

– Бастиан Мартере граф Шерези, – пропищала я, изо всех сил колотя в каменную грудь Оливера.

Тот тоже остановился, успев все же сдавить мое горло.

– Шерези? – Чернявый господин, за перемещениями которого я могла наблюдать скосив глаза, обошел великана со спины. – Чудесное местечко. А это у нас…

Он что-то сделал – куда-то нажал, на только ему известную точку, и лорд Виклунд кулем рухнул мне под ноги.

– …наследник горного клана, наделенный даром боевого безумия.

Он ткнул моего спутника острым носком башмака. Только сейчас я заметила, что одет мой спаситель престранно: плотные чулки облегали его ноги, выше коленей начинались штаны, вовсе на одежду не похожие, а подобные скорее праздничным фонарикам из плоеной бумаги, в разрезах кафтана виднелась белоснежная сорочка, ворот которой свободно лежал поверх камзола. Что за шутовство?

– Что ж, Шерези, – глаза у него были яркие и блестящие, как сливы, – удачи тебе в завтрашнем отборе.

И он ушел. Просто ушел, развернувшись и позвякивая колокольцами, коими в избытке был расшит его кафтан. А я осталась на привратном пятачке, пунцовая от стыда. Потому что спаситель мой мне не представился, и это вполне могло сойти за оскорбление, а еще потому, что у городской стены его ждала дама, укутанная в плотный плащ, и, когда мужчина с ней поравнялся, дама расхохоталась, показывая в мою сторону вытянутой рукой.

– А ты счастливчик, миньон, – сквозь зубы проговорил один из стражников. – Саму королеву смеяться заставил.

– Королеву?

– Ну а с кем еще Мармадюку в сумерках по городу шататься? Остальные-то девки сами к нему приходят…

Тут разговорчивый вояка получил затрещину от сержанта и умолк.

– Басти, он тебя не покалечил? – Патрик схватил меня за плечи. – Ты в порядке?

С другой стороны ко мне прислонился Станислас, точнее, его инструмент.

– Басти! – Оливер, покряхтывая, поднимался с земли.

– Это была королева, – благоговейно прошептала я, провожая взглядом удаляющуюся парочку. – Наша Аврора.

Стражники были столь любезны, что проводили нас к постоялому двору, при котором был также и трактир. Тему боевого безумия нашего товарища мы не сговариваясь решили не обсуждать. Оливер, судя по всему, чувствовал себя неловко от наших расспросов, поэтому… Ну подумаешь, боевое безумие. У каждого свои недостатки, я вот вообще – женщина.

В трапезной трактира, набитой народом под завязку, нам удалось разжиться хлебом и неким мутным пойлом, а также занять угловой шаткий стол с широкой лавкой у стены. Это было удачей, ибо, как нам сообщил пузатый хозяин, менее чем через час трапезная превратится в общую спальню, в которой кто успел, тот и поел и поспит не на полу. Мой испуганный вопрос об отдельной комнатенке с кроватью заставил пузана громко расхохотаться.

– А вы забавный малыш, милорд. Во всей столице нынешней ночью ни за какие деньги не сыщется свободной кровати. Занято все. Дворянами занято.

Вгрызшись зубами в черствую горбушку, я поглядывала по сторонам. Дворяне, чего уж там. В ардерской провинции у кого камзол – тот и дворянин, а то, что камзол большую часть времени проветривается на заборе, пока его хозяин пропалывает в огороде грядки или ухаживает за скотиной, – дело десятое. У вассалов наших и того часто нет – ни скотины, ни забора. Я мысленно сравнила свою одежду с одеждой черноглазого Мармадюка. (Или его надо называть лорд Мармадюк?) Сравнение было не в мою пользу. Отправляясь в путешествие, я предполагала, что мода в столице иная, но не настолько же! Такое впечатление, что мы все – пришельцы из эпохи Филиппа Кровавого, именно тогда носили узкие штаны и приталенные колеты, тяжелые обоюдоострые мечи и береты с плюмажем.

А еще Мармадюк говорил о каком-то отборе. «Удачи тебе, Шерези, в завтрашнем отборе…» Отбор? Об этом в королевском послании не говорилось.

Я еще раз осмотрела зал – сборище оборванцев. И каждый из этого сборища завтра станет моим соперником в борьбе за место у подножия трона. Каждый…

Сон подкрался незаметно, я опустила тяжелую голову на сложенные на столешнице руки.

Наутро от неудобной позы болела спина. Спутники мои, возбужденные и предвкушающие, неожиданно стали меня раздражать. Ведь они тоже мои соперники, каждый – и горец Виклунд, и красавчик Уолес, и уж совсем до безобразия и скрежета зубовного – певучий наследник Доремара со своим инструментом.

– Впере-о-од! К свершениям! К королеве!

Безумцы. Сейчас мы предстанем даже не перед королевой, а перед местными аристократами, перед толпой холеных богатеев в штанах пузырями и камзолах, расшитых драгоценностями. Какие еще свершения? Над нами просто посмеются!

Мыслей своих я, конечно, не озвучивала. Поплелась на двор и, выстояв очередь, заперлась в дощатой пристройке клозета. За дверью беседовали какие-то господинчики, радостно обсуждая великое будущее, ожидающее каждого из них.

– Потише, господа, вы не даете сосредоточиться наследнику Шерези!

Они смолкли, потом один из них осторожно переспросил:

– Вам нужна помощь?

– И совет! – Я распахнула дверь и воздвиглась на пороге, во дворе уже собралось человек двадцать, ибо пристройка в трактире была всего одна, а постояльцев… И все, заметьте, смотрели на меня. – Без советов в этом деле никак. Как сейчас помню, сидишь по утрам в своем фамильном замке на троне уединения, а вокруг слуги, вассалы, и все помогают и советы раздают со всем возможным почтением.

Я обвела ироничным взглядом толпу. Тишина. Присутствующие переваривали информацию. Затем откуда-то сбоку раздался негромкий смешок, еще один, и вот уже все собравшиеся ржали как табун нервных лошадей. Я легонько поклонилась и схватила за рукав ближайшего господинчика.

– Внимайте совету, милорд. Держитесь правой стороны, одна из досок плохо закреплена, и если вы не удержитесь… – Я подтолкнула его к пристройке. – В добрый путь.

Я вернулась в трактир под аплодисменты и в почти радужном настроении.

Ну и что, что мы оборванцы? Если ее величество решила призвать нас ко двору, дать нам шанс, значит, у нее планы именно на нас – провинциальных дворян. Значит, ей нужна именно наша преданность, наши мечи и наши светлые головы.

– Басти, ты собираешься попробовать себя в роли придворного шута? – беззлобно спросил Патрик. – Веселить народ у тебя получается прекрасно.

– С кем мне придется сражаться за это право? – Я изобразила кровожадность.

– Со своим знакомым. Шута Авроры зовут Мармадюк, и, если я не ошибаюсь, именно он вчера спас нашу четверку от ареста.

Шут? А я его еще лордом хотела называть.

Пока я отсутствовала, друзья успели раздобыть на завтрак жбан молока и половину каравая. Питаться одним только хлебом вредно для фигуры, увещевала меня маменька, но ни на что другое наших денег сегодня не хватит. Еще вчера мы скинулись у кого сколько было и избрали банкиром Патрика Уолеса, как единственного из нас, кто считать не только умел, но и любил. Ланстерец сказал, что считать эти гроши – дело плевое и, если мы в ближайшее время не разбогатеем, сдохнем от голода. Я предложила бросить жребий и съесть самого толстого. Шутку поняли и оценили лишь двое моих друзей, Оливер до сих пор испуганно на меня косился.

Во дворе затрубили, мы, дожевывая на ходу, вышли на звук. Герольд забросил за спину уже ненужную трубу и тряхнул трубочкой пергамента, раскатывая ее.

– Ее величество рада приветствовать в столице наследников дворянских фамилий…

Герольд был юн, почти мальчишка, и одет так, что я мысленно застонала. Тот же фасон, что и у Мармадюка, – штаны-фонарики, плотные шелковые чулки, подчеркивающие икры, короткий плащ. И все это столь густо расшито розетками и стекляшками, что отличительные знаки королевского дома просто теряются на фоне этой пестроты.

Нам было велено не мешкая выдвигаться в сторону королевского замка, на входе получить шевроны-пропуска и далее следовать указаниям специально приставленных к нам слуг.

Все побежали исполнять приказ, как будто от этого зависела наша жизнь. Я тоже встрепенулась, но была остановлена твердой рукой Патрика.

– Желаешь поработать локтями и получить пару-тройку синяков в процессе?

– Нужно спешить, – вырывалась я.

– Мы успеем вовремя.

Патрик кивнул Оливеру, который точно так же перехватил Станисласа почти в полете.

– Я изучал топографию столицы, – продолжал ланстерец, – и знаю самую короткую дорогу к месту. Если мы пойдем со всеми, через десять минут упремся в городскую площадь, которая, я уверен, в этот час уже запружена народом. Нужно переждать, так что возвращайтесь к столу, господа, закончим завтрак.

Трактир опустел как по волшебству. Улыбчивая подавальщица, которую я вчера не заметила, отчаянно строя глазки Станисласу, принесла нам шмат копченого свиного окорока. Видимо, наследник Доремара накануне очаровал девушку песнями. Хотя, судя по тому, как она мило краснела, там одними балладами не обошлось.

«Какая удача, что судьба и лорд наш, ныне Спящий, свели меня с этими замечательными людьми, – подумалось мне. – Это же мой первый в жизни альянс, и он уже дает свои плоды».

До королевского дворца мы добрались без приключений, воспользовавшись какими-то узенькими загаженными улочками. Патрик вел нас уверенно, мы обогнули площадь, выйдя на нее лишь однажды. Столпотворение, царящее там, меня впечатлило. Святые бубенцы, сколько же там было народу! И торговцы, и лоточники, и актеры, дающие представления на дощатых помостах, и музыканты. Неподалеку от нас стояло несколько портшезов, хозяева которых, холеные аристократы, как раз готовились месить ногами площадную грязь.

Вот, кстати, это мне в столице совсем не нравилось. Здесь было грязно и воняло, как на скотобойне в жаркий денек.

– Не спи, Басти, – скомандовал Патрик, увлекая меня в следующий переулок. – Мы почти у цели.

Шеврон мой, близнец тех знаков, что получили все дворяне-претенденты, изображал фиолетовую звезду на серебристом поле и являлся одним из малых королевских гербов. Когда стражник прикреплял его к моему плечу, я ощутила прилив подданнического благоговения. Аврора, моя королева, Бастиан Мартере граф Шерези готов служить вам.

Меня окликнули. Раскланиваясь с молодыми людьми, с которыми мы как бы свели знакомство утром возле трактирного клозета, я заметила, что выглядят они очень потрепанно, одежда их была в беспорядке, у некоторых на лицах наливались густым королевским фиолетом свежие синяки. А ведь, если бы не Патрик, я выглядела бы сейчас примерно так же.

Какой-то пышно разодетый толстяк толкнул Станисласа:

– От этих провинциалов воняет конюшней!

Мандолина доремарца упала в грязь.

– Кто посмел украсть аромат этого тучного господина? – зычно возопила я, заламывая руки. – Кто еще из вас, недостойных, посмел воспользоваться привилегией конюшенной вони? Немедленно извинитесь!

Толстяк побагровел:

– Знаешь ли ты, на кого тявкаешь, щенок?

– Рискну предположить, – я потянула носом, – на жирдяя?

Он поднял руку, видимо призывая свою стражу, поэтому я торопливо добавила:

– И труса. Извольте сами защищать свою честь, милорд.

К моей невероятной удаче, оружие у дворян изымалось одновременно с выдачей шеврона и на бочкообразной груди моего соперника уже красовалась звезда. Он безоружен, как и я. Ура, ура! Святые бубенцы! В настоящей схватке шансов у меня не было. Другое дело – словесная перепалка. Заточка моего языка даст фору сотне столичных клинков.

– Схватить наглеца!

Он все же отдал приказ.

Я затравленно озиралась. Друзья мои на помощь приходить не спешили. Станислас всхлипывал над мандолиной, Патрика и Оливера видно вообще не было, хотя великан мог бы прихлопнуть врагов одной левой. Остальные… Да что остальные, то, что я рассказала им семь вариантов истории про менестреля на кладбище, еще не делало нас друзьями. Ну кто меня за язык тянул? Ну подумаешь, наглый аристократишка толкнул менее наглого! Будь наследник Доремара побойчее, огрел бы обидчика мандолиной – и всех дел. Зачем я встала на его защиту? Я вообще женщина, между прочим – слабый пол. Я сейчас вышивать в высокой башне должна, а не погибать у стен королевского замка.

– Опустите оружие. – Некто шагнул ко мне, преграждая путь стражникам.

Вояки растерянно переминались с ноги на ногу. То ли жирдяй у своих подчиненных не пользовался особым почетом, то ли этот некто, который сейчас осматривал меня с кривой ухмылкой, в аристократической ардерской пищевой цепочке находился выше их господина.

Некто отвернулся, я заметила на его левой щеке шрам.

– Очень смело, Анри, натравить на дворянина прислугу, при свидетелях, за это вам грозит публичное наказание.

– Так он еще и дворянин? – с наигранным удивлением спросил жирдяй.

– У него есть шеврон. – Мой лорд-спаситель зевнул в кружевной платок, извлеченный из рукава. – Значит, этот полевой цветочек – представитель провинциального дворянства, прибывший ко двору, и наш с вами, лорд Турень, соратник.

«Толстяка зовут Анри Турень», – сделала я зарубочку в памяти.

– Гэбриел прав. – К нам приблизился невероятно худой дворянин, все силы которого, казалось, уходили на то, чтобы не упасть.

«Гэбриел», – вторая зарубка.

Глазки тучного лорда Туреня забегали, он отозвал стражу, затем, покачав головой, произнес:

– Дуэль. Сегодня на закате. Мои друзья – лорды Гэбриел ван Хорн и Морис Вальденс выступают секундантами. Это все?

Он обернулся к моему лорду-спасителю, которого мне уже не нравилось так называть. Ощущение, что меня не спасли, а подставили, крепло.

Лорд ван Хорн (а я уже знала, как его зовут) гаденько улыбнулся:

– Полевой цветочек должен подтвердить, что принимает ваш вызов, или покрыть свое имя позором. Кстати, у тебя есть имя, милый?

Это «милый» в сочетании с обращением на «ты» и снисходительным похлопыванием по плечу заставило меня вспыхнуть.

– Бастиан Мартере граф Шерези! Я принимаю вызов.

– Вы сойдетесь в рукопашной, – кивнул ван Хорн, – в том случае, если хотя бы один из вас пройдет отбор. По слухам, дошедшим до меня, во время отбора и последующего обучения миньонам ее величества будет запрещено оружие.

Я не забывала кивать. Обучение? Да что он вообще несет?

Но столичные аристократы уже потеряли ко мне всякий интерес, они неторопливо, вполголоса о чем-то переговариваясь, вошли в ворота, показав свои шевроны стражником. Я стояла на площади, ощущая себя обманутой.

– Что случилось? – Будто из-под земли появившийся Патрик приобнял меня за плечи.

Оливер нависал с другой стороны. Прочие мои соратники и случайные знакомцы сторонились меня как прокаженной.

– Басти успел поссориться с наследником Туреней, – глубоким баритоном проречитативил Станислас.

Мне очень захотелось вырвать из его рук мандолину и разломать ее об его же голову. На мелкие-мелкие щепы…

– На закате грянет би-итва-а!!!

– До заката мы что-нибудь придумаем. – Патрик обнял меня еще крепче и увлек к воротам. – Поспешим, миньоны, нас ждут великие дела.

– Девушка? – Мармадюк недоверчиво расхохотался. – Нет, не может быть.

– Поверь, дорогой. – Аврора едва шевелила головой в церемониальном венце. – И прехорошенькая.

Они как раз проходили под цветочной аркой, за которой открывался вид на турнирное поле, где предполагалось провести первую встречу с миньонами. Народ, заполнивший зрительские трибуны, ликовал. Умеренное ликование выражали и три сотни молодых дворян, которых сейчас расставляли в колонны распорядители.

– Все равно не верю. – Мармадюк встряхнул шутовским посохом, по случаю праздника украшенным ленточками и бубенцами. – Почему это видишь только ты?

– Потому, что я твоя королева, дурачок. – Аврора хихикнула. – Золотая кость, мы не подвержены колдовству фей.

– А юного… то есть юную Шерези заколдовала фея?

– Ну, насколько она Шерези, нам предстоит выяснить сегодня, а в остальном – да.

– Ты дашь деве шанс пройти отбор?

– Почему нет? Или в каких-нибудь древних манускриптах указано, что миньоном королевы могут стать исключительно мужчины?

Они приблизились вплотную к трибунам, десяток пажей, несущих за королевой отороченный мехом шлейф, заложил поворотный вираж. Беседу пришлось прервать, ибо, как было отмечено выше, толпа ликовала.