Глава 18

Цинциннати – Нэшвилл

Мы стоим в холле Цинциннати-арены, штат Огайо, и я наслаждаюсь последними минутками с Мэтом и Ди. Пора оплакивать нашу великолепную троицу – совсем скоро нас станет четверо. Корин уже едет из колледжа в Колумбусе и может появиться в любую минуту. Сегодня она будет на концерте, а потом поедет с нами в Индианаполис на своей машине. А потом, наверное, в Чикаго, Лексингтон и Нэшвилл. Но я от всей души надеюсь, что она уедет раньше.

Я знаю, что должна ей сочувствовать, тем более что видела, как тяжело перенесла разрыв с бойфрендом моя лучшая подруга. Однако мне все равно. Корин покушается на внимание Мэта, а я не из тех, кто согласен делиться – едой, чувствами и уж тем более парнями.

За последние три дня мы с Мэтом и Ди получили больше удовольствия, чем за все прошедшее лето. По меткому выражению ее отца, Ди выбралась из болота. Это когда ты пытаешься пройти по грунтовой дороге после сильного дождя, и твоя обувь с каждым шагом все сильнее погружается в грязь. Тебя притягивает к земле, и ты не можешь идти быстрее. Зато когда выбираешься, грязь постепенно засыхает, и ее можно просто стряхнуть, словно ее там никогда и не было. Так что можно сказать, что Ди вернулась из Нэшвилла с чистой обувью.

И вот теперь в нашу жизнь вклинивается лучшая подруга Мэта. Я раздраженно прячу руки в карманы.

– Вот она, – кивает на дверь Мэт.

Да, это она, только теперь она носит стильные квадратные очки, которых я не видела ни на одной фотографии. Как я и ожидала, ее внешность не заставляет оборачиваться вслед. В ней нет голливудского лоска. Таких девушек приводят домой, чтобы познакомить с мамой. На таких женятся и заводят с ними детей. Мэт делает шаг навстречу Корин, а она, заметив его, облегченно вздыхает, как путешественник, который наконец-то попал домой.

Мой парень заключает Корин в крепкие объятия, а она пищит:

– Ой, твои волосы!

– Риган, это Корин, – обращается ко мне Мэт, не отпуская ее руку.

– Приятно познакомиться, – говорю я. Она меня раздражает. Я ревную.

– И мне. – Корин улыбается, глядя на меня оценивающим взглядом. – Я много о тебе слышала.

Мэт толкает ее локтем.

– Эй, не выдавай меня!

Они обмениваются улыбками, и мне неприятно, что они так рады друг другу. Во мне загорается опасный огонь, и я начинаю медленно закипать. Веснушки Корин, которые, как я надеялась, будут смотреться вживую по-дурацки, на самом деле просто замечательные, и у нее от природы румяные щеки. И, о господи, на ней кардиган.

– Привет, Корин! – радостно здоровается Ди.

– Привет, Ди! – Корин обнимает мою лучшую подругу.

Перестань обнимать моих друзей!

– Спасибо, что разрешила мне побыть с вами.

– Прекрати, – отмахивается Ди. – Мы рады, что ты приехала.

Говори за себя!.. Улыбаясь, Корин другой рукой обнимает Мэта за талию. Отлично, она такая же эмоциональная, как Ди. Только мне это не кажется милым. Дальше – хуже. Мэт не делает никаких попыток освободиться, как будто привык к таким проявлениям чувств.

Мы направляемся к лифту, и Корин наконец отпускает его, хотя все внимание Мэта по-прежнему достается ей.

– Как доехала?

– Нормально. Всю дорогу слушала плей-лист, который ты сделал после Происшествия.

– Ах, да. – Мэт поворачивается к нам. – Когда моя бывшая разболтала журналистам о нашем разрыве, мы с Корин назвали это Происшествием. Я тогда злился на весь мир.

– Это еще мягко сказано, – влезает Корин.

Хочет показать, как хорошо его знает.

– Там есть песни Дженис Джоплин.

– Ну да, – смеется Мэт. – Если мне не изменяет память, микс называется «Злобные песни для расставаний». Как же без Дженис Джоплин?

Если она не заткнется со своими историями о Мэте Финче, я просто задохнусь от злости в этом лифте. К счастью, мы доезжаем до нашего этажа, двери открываются, и мы все вместе идем в гримерку Мэта. Ди садится в кресло, а я опускаюсь на краешек дивана. Корин обводит взглядом комнату, подходит к окну и смотрит на реку.

– Прекрасный вид. Сильно напоминает…

– Комнату в Питтсбурге? – подхватывает Мэт. – Да, я тоже так подумал, как только вошел сюда. И сразу вспомнил того охранника.

– «Где же вы должны быть, детишки?» – Корин понижает голос, явно кого-то пародируя, и заливается смехом, а Мэт продолжает:

– «Хм, на сцене…»

Ди мило улыбается этой непонятной для непосвященных шутке, а я раздраженно закатываю глаза. Мэт садится возле меня и кладет руку на спинку дивана. Корин следит взглядом за его рукой. На долю секунды у нее от удивления расширяются глаза, но она быстро справляется с собой и садится на диван по другую сторону от Мэта.

Ди продолжает светскую беседу.

– Значит, Корин, уже ездила в тур с Мэтом?

Та кивает в ответ:

– Да, я была на нескольких концертах «Финч Фор», летом после девятого класса.

Я слишком долго молчала, стараясь не показывать своего раздражения, и в конце концов не удержалась:

– Ты тоже музыкант?

– Какой из нее музыкант! – смеется Мэт. – Ей медведь на ухо наступил.

– Заткнись! – Корин хватает с дивана подушку и лупит Мэта по плечу. Уголком подушки она задевает и меня. – Он сильно преувеличивает!

Мэт берет другую подушку и возвращает удар, а Корин начинает хохотать, как ненормальная. Такое впечатление, что я попала на школьный девичник.

– Когда тебе нужно идти готовиться к встрече с поклонниками? – обращаюсь я к Ди.

Она понимает намек.

– Я уже должна быть там. С вами весело, но работа есть работа.

Мы обе встаем. Я не могу остаться и играть в перетягивание каната с Корин. К тому же, если Ди уйдет, кто будет следить за моим поведением? Мэт обнимает меня за талию, и я замечаю краем глаза, что улыбка Корин гаснет.

– Тебе ведь не нужно ни к чему готовиться, останься, – просит он меня.

Пусть я провалюсь на месте, если позволю себе остаться здесь третьей лишней, и будь я проклята, если покажу Корин, что чувствую угрозу с ее стороны.

– Нет, вам нужно пообщаться, ведь вы давно не виделись.

Мэту явно приятно, что я беспокоюсь о чувствах Корин.

– Осторожно, Риган, а то Корин поймет, что под твоей жесткой карамельной оболочкой скрывается добрейшая душа.

– Ха-ха, – сухо отвечаю я, а Ди весело смеется.

Переведя взгляд на Корин, я вижу на ее лице дежурную улыбку и натянуто улыбаюсь в ответ.

– Приятно было познакомиться.

– И мне.

Я выскальзываю из объятий Мэта и с трудом удерживаюсь от искушения поцеловать его, чтобы пометить территорию. К счастью, он сам ловит мою руку.

– Спустишься ко мне до того, как я выйду на сцену, хорошо?

– Ладно.

Мэт подносит мою руку к губам. Краем глаза я вижу, что Корин шокирована, однако быстро приходит в себя. Я с трудом удерживаюсь от победной улыбки.

– Ты смущаешь свою подругу…

– По-моему, смущаешься скорее ты. – Он снова целует мою руку. – Очень мило. Пока.

– Пока.

Не успеваю я закрыть дверь, как Корин и Мэт начинают над чем-то хохотать – не надо мной ли? Ди берет меня под руку, и мы идем по коридору в ее гримерку.

– Что-то она не похожа на девушку с разбитым сердцем, – говорю я.

– Она вроде как флиртовала с ним… – задумчиво протягивает Ди. – Похоже, она находится на первом этапе переживания разрыва.

– Это когда ты хочешь переспать с кем-нибудь, чтобы отомстить своему бывшему?

– Нет. Фаза отчаяния, когда ты притворяешься счастливой, как будто от этого и вправду станешь счастливой.

– Возможно, – вздыхаю я. – Но ты видела, как она меня разглядывала?

Даже Ди, самый добрый человек на свете, вынуждена согласиться.

– Да, она пару раз осмотрела тебя с головы до ног. Впрочем, Мэт ее лучший друг. Она, наверное, чувствует себя обязанной опекать и защищать его.

Это я понимаю. И даже уважаю. Когда дело касается Ди, мои защитные рефлексы можно сравнить разве что с львицей-матерью. Но тут что-то другое, хотя я и не совсем понимаю что.

– Знаешь, я никогда не видела, как ты ревнуешь. Он и правда тебе нравится.

Я перевожу взгляд на подругу.

– Я не ревную. Меня это… раздражает. Знаю я таких. Как только Мэта не будет рядом, она покажет когти.

Ди открывает гримерку, и мы заходим внутрь.

– Просто не понимаю, почему она сразу примчалась к нему. У нее же должны быть какие-то другие друзья, правда?

– Должны, – вздыхает Ди и кладет сумочку на столик, избегая моего взгляда.

Меня несет, с каждым словом я завожусь все больше.

– Она что, не могла подождать недельку? И почему он решил, что это в порядке вещей? Сам бегал за мной как ненормальный, а теперь вдруг ее позвал.

– Риган! – возмущенно прерывает меня Ди. – Я понимаю, что ты обожглась. Но Мэт не Блейк, и не надо превращать его в монстра. Мэт хороший парень. Он делает то же самое, что ты сделала бы для меня. Так поступают настоящие друзья. Оставь его в покое.

– Но Корин…

– Разбил сердце парень, с которым она очень долго встречалась.

Я удивленно замолкаю. Моя подруга роется в сумочке, чтобы не смотреть мне в глаза. Она вся раскраснелась, как всегда, когда вынуждена спорить. Понимаю, Ди легко войти в положение Корин, ведь ее тоже бросили. Но это не оправдание тому, что она не встала на мою сторону. Я всегда на ее стороне.

– Ты понимаешь, что такое разбитое сердце, Ди. Однако ты не знаешь, как тяжело, когда тебя всю жизнь все бросают.

Ди встает и гневно хмурит брови.

– Ты о чем? Я никогда тебя не бросала.

– Ди, ты бросила меня буквально посреди учебного года…

Я испуганно закрываю рот, потому что понимаю: я сморозила ужасную глупость. Я не хотела этого говорить. Я не обижаюсь на Ди, хотя иногда на меня накатывает жалость к себе.

У нее начинают дрожать губы.

– Поверить не могу, что ты мне это говоришь!

Я пытаюсь сказать хоть что-нибудь – хоть слово, но ничего не получается. Язык застрял в горле. Меня начинает трясти; так бывает только в двух случаях: когда у меня высокая температура, и когда я веду себя с Ди как стерва.

– Что я должна была делать? Забыть о музыке, остаться в школе и нянчиться с тобой?

– Нянчиться со мной? – В груди закипает злость, и я понимаю, что уже не смогу остановиться. – Бедняжка Ди, как тебе тяжело! У тебя есть всего лишь любящая семья, мечты, которые быстро воплощаются в реальность, и куча денег.

– Мне живется не так уж легко, и ты это знаешь!

Никогда не видела у нее такого злого лица.

– Что ж, я стараюсь облегчить тебе жизнь, бегая на заправки за едой и делая все, что ты попросишь.

Мы обе замираем, осознав наконец, насколько несправедливы эти взаимные упреки. Больше не могу, с меня хватит. Надо уходить.

– Ладно, хорошего концерта. Я поеду в Индианаполис с Мэтом.

– Конечно. Я рада, что ты использовала мой тур, чтобы найти себе бойфренда и всем его демонстрировать.

Хорошо, что я уже отвернулась от Ди, и она не видит, как у меня открывается рот. Не знаю, откуда в этом тщедушном теле такая твердость характера – оставить последнее слово за собой, вместо того чтобы пойти на попятную и извиниться. Как она смеет? Я месяцами слушала ее стоны по Джимми, будто он умер. А она не может посочувствовать мне, когда я в кои-то веки решила пожаловаться на своего парня?

Дверь громко хлопает у меня за спиной, и я борюсь с желанием немедленно побежать в комнату Мэта, зарыться лицом в его плечо и заплакать, потому что даже моя лучшая подруга считает меня сволочью. Сердце выскакивает из груди, я шумно дышу, как будто у меня приступ астмы. Не хочу, чтобы Мэт и Корин знали, что я поссорилась с Ди. И еще больше не хочу, чтобы они знали, из-за чего.

Поэтому оставшийся до концерта час слоняюсь по стадиону, затесавшись в ряды фанатов Лайлы Монтгомери. Я не выпускаю из рук телефон, ожидая сообщения с извинениями от Ди и одновременно порываясь написать ей первой. Я не могу понять, что меня больше убивает: мои собственные слова или то, что она мне ответила. Мы никогда раньше так сильно не ссорились.

Очень хочется спрятаться где-нибудь в уголке на остаток вечера, но, в конце концов, я иду за кулисы. Может, мы с Ди как-нибудь помиримся.

– Вот ты где. – Подходит Мэт и обнимает меня за талию.

Ди нигде не видно.

– Да, я здесь, – механически отвечаю я.

– Мэт, осталось две минуты! – кричит ассистент.

– Хорошо. – Улыбнувшись, Мэт целует меня в лоб и поворачивается к выходу.

Корин все это время стоит рядом, но я о ней почти забыла. В свою очередь, она желает Мэту ни пуха ни пера, и они обнимаются – на мой взгляд, слишком долго.

То, что нам с Корин придется остаться наедине, с самого начала было неизбежно. После ссоры с Ди она мне окончательно опротивела. Пока Мэт на сцене, мы обмениваемся всего парой фраз. Хорошо, что я не взяла фотоаппарат – не хочу помнить, с каким обожанием Корин смотрела на Мэта и как восторженно свистела после каждой песни.

Во время небольшого перерыва, когда Мэт меняет гитару, я наконец ощущаю взгляд Корин на себе.

– Я рада, что кто-то составлял ему компанию этим летом.

Она говорит в прошедшем времени, будто с ее приездом все закончилось. По ее словам можно подумать, что я была для Мэта просто ходячим развлечением. Умная девочка. Но я тоже отлично говорю на этом языке.

– Мне только в радость. – Вот так. Теперь пусть думает. Она знает Мэта намного дольше, однако это я помню вкус его губ и ощущение его рук на своей коже.

– Ты очень красивая, – с детской непосредственностью заявляет Корин, и я прекрасно понимаю, что она делает – пытается войти ко мне в доверие.

– А ты думала, что я уродина?

Корин смеется.

– Нет. Сама не знаю, кого я ожидала увидеть, судя по рассказам Мэта.

Пожимаю плечами. Не буду спрашивать, что он ей рассказывал, хотя меня распирает от любопытства.

На сцене звучат первые аккорды следующей песни, медленной и нежной.

– О, вот и она. Твоя песня.

– Мэт сказал тебе? – удивляется она.

– Конечно.

«Конечно, сказал. Он мне все говорит», – подразумеваю я.

Пауза.

– А-а. – Она закусывает свою хорошенькую губку. У Корин не слишком пухлые губы, но достаточно полные, идеальные для помадных отпечатков. – Прости, если тебе неловко…

– Все в порядке. У каждого из нас есть прошлое – люди, которых мы любили. Просто у Мэта оно… лучше задокументировано.

На словах «мы любили» Корин снова кусает губы. Да, детка, все в прошлом. Перестань смотреть на Мэта так, будто он щенок под рождественской елкой, будто он самое восхитительное чудо, которое ты встречала в своей жизни.

Наконец Корин переводит взгляд с Мэта на девушек у сцены.

– Должно быть, все эти девицы тебя бесят.

– Да нет, почему. Я в себе уверена.

– Еще бы!

Теперь она пялится на мою грудь. Вот стерва! Мне очень хочется найти Ди и доказать ей, что я была права: как только Мэт ушел, Корин выпустила коготки.

– И я ему доверяю, – продолжаю я, хотя никогда не задумывалась об этом раньше. Я и вправду доверяю Мэту – насколько могу довериться человеку, которого знаю всего несколько недель.

– Здорово. – На лице Корин мелькает неубедительная улыбка. Мэту она улыбается совсем по-другому, просто светится вся. – Так вы действительно встречаетесь? Он мне не говорил.

Разумеется, встречаемся! Не для того же он бегал за мной половину лета, чтобы я стала очередной, одной из многих!

– Я не люблю приклеивать ярлыки.

– Хм-м. – Корин даже не пытается скрыть свое осуждение. – У Мэта сейчас не самое подходящее время для серьезных отношений. Ему и без того непросто.

– Ты о его маме? Я знаю. – Да, я знаю, как ему тяжело. И никогда не стала бы добавлять ему проблем.

– Она была просто замечательной. Все до сих пор не могут оправиться от потери, – вздыхает Корин.

Мы вроде бы разговариваем друг с другом, однако обе смотрим на Мэта, стоящего на сцене.

– Он говорил мне, что ваши мамы были лучшими подругами.

– Ага.

Корин в балетках, и мои туфли на каблуках уравнивают наш рост, что очень удобно для игры в гляделки.

– Они переехали в наш район и поселились по соседству, когда мы еще в садик ходили. Я не могу представить Рождество без нее. Она была мне как вторая мама.

– Да, Мэт говорил, что ты ему как сестра, и я поняла, что ваши семьи очень близки.

От этой мысли глаза Корин обволакивает мечтательная дымка.

– Это правда.

– Тебе, наверное, тяжело жить так далеко от дома. Почему ты решила поступать в колледж в Огайо?

– Туда поступал мой парень. Теперь уже бывший. – Корин на мгновение закрывает глаза, удерживая всхлип. – Можешь не говорить, я знаю, что это глупо.

Еще как глупо!

– Совсем нет.

Она тут же начинает оправдываться, словно почувствовала мою неискренность:

– Мне нравится Колумбус, у меня там много друзей. И я не собираюсь менять колледж только из-за того, что мы расстались.

– И правильно. Думаешь, вы помиритесь?

– Не знаю. – Она сжимает кулаки. – Не хочу к нему возвращаться. И вообще, меня ужасно раздражала его ревность к Мэту.

Все, хватит с меня девичьих откровений.

– Все они кретины.

В мечтательных глазах Корин отражаются огни сцены.

– Только не Мэт.

Туше.

Ди так и не появляется, чтобы послушать выступление Мэта, и я почему-то начинаю переживать. Я ухожу из-за кулис до того, как он заканчивает петь, и смешиваюсь с толпой, чтобы Ди меня не увидела. Даже крики фанатов не в силах заглушить слова Ди, которые звучат у меня в ушах: «остаться в школе и нянчиться с тобой… использовала мой тур, чтобы найти себе парня…» Она правда так считает? Я, например, вовсе не думаю, что она не понимает настоящую боль, что она бросила меня, а теперь использует как девочку на побегушках. Какой гадиной надо быть, чтобы сказать такое лучшей подруге?

Когда Ди наконец выходит на сцену, мне становится совсем паршиво. Такое впечатление, что беснующиеся вокруг девицы не знакомы с концепцией личного пространства. Они скачут, как невменяемые, орут и толкаются. Все концерты Ди длятся по времени одинаково, но сегодняшний кажется мне бесконечным.

Когда я решаю, что хуже быть уже не может, Ди начинает петь песню «Дорога в лето». Все вокруг подпевают, выкрикивают знакомые слова, и я морщусь, когда они кричат мое имя.

«С Риган под небом в кабриолете, летим навстречу лету, как дети, – поет Ди. – В сентябре мы вернемся в школу, но все равно будем пом…»

Толпа поет другое.

Она перепутала слова – такого с ней никогда не бывало, даже на репетициях. На долю секунды Ди теряется. Маска Лайлы исчезает, и на сцене стоит перепуганная Ди. Она тут же исправляется, но я знаю: виновата я.

«Солнечные очки, песня кантри, ритм на руле, эй, сделай погромче – наша дорога в лето».

Это уже слишком – меня бросает в пот и спирает дыхание. Проталкиваюсь к выходу, забегаю в ближайший туалет, опираюсь на дверь кабинки и часто дышу. Стайки девушек заходят и выходят, и я жду, когда все разойдутся, чтобы умыться. Если бы у меня был маркер, я бы сама написала на двери: «Риган О’Нил – стерва».

Вина гложет меня сильнее обиды, и я хочу как можно скорее извиниться перед Ди. Наверное, она будет рвать и метать. Наверное, она действительно так думает. Скорее всего, мне придется ехать в автобусе с Мэтом до конца тура.

Выйдя из туалета, я понимаю, что просидела там намного дольше, чем предполагала. Мчусь наверх к гримерке Ди. Там уже нет ни ее самой, ни ее сумки. Наверное, пошла в автобус. И я не уверена, что она примет меня с распростертыми объятиями.

Гримерная Мэта находится в другом конце коридора, и я замедляю шаг, чтобы успокоиться. Я поеду с ним и извинюсь перед Ди в Индианаполисе.

– Мэт еще не ушел? – спрашиваю охранника.

Взглянув на мой VIP-пропуск, он долго что-то обдумывает и наконец говорит:

– Не ушел.

Я дергаю за ручку, дверь открывается, и я не могу поверить своим глазам.

Нет, нет, нет!

Я была права, я так и знала и все-таки не могу поверить. Мир вокруг останавливается. Неправда! Не может быть!

Губы Корин прижаты к губам Мэта.

Я леденею. Холод начинается где-то внутри и распространяется по всему телу, до самых кончиков пальцев. Мое сердце перестает биться. Спотыкаясь, я отступаю назад, и тут Мэт поворачивает голову. Во мне бушуют такие разные чувства – злость, ревность, обида. Однако преобладает инстинкт – бежать.

Я выскакиваю в коридор, и дверь за мной захлопывается. Добежав до лифта, я снова и снова жму на кнопку, раскалившуюся от моей боли. У концерт-холла всего два этажа, и я лучше спрыгну с крыши, чем посмотрю в его лживые глаза. Я бросаюсь к лестнице, и как раз вовремя – Мэт выбегает из комнаты.

Он выкрикивает мое имя, но я уже несусь вниз. Цепляюсь за перила, чтобы не упасть, а мои каблуки выстукивают по бетонным ступеням, как печатная машинка.

– Риган, постой! – доносится голос Мэта. – Остановись, пожалуйста!

Слова ничего для меня не значат. Это какой-то непонятный язык, на котором говорит чужой, незнакомый человек.

– Риган, пожалуйста, выслушай меня! Ты неправильно поняла!

Ну да, конечно. Меня бесит, что Мэт пытается убедить меня в том, что я что-то не так поняла. Я бегу, с каждым шагом отдаляясь от этого кошмара. Мэт тоже не останавливается, я слышу его шаги где-то надо мной.

– Она поцеловала меня ни с того ни с сего, неожиданно, буквально за секунду до того, как ты открыла дверь… я даже не поцеловал ее в ответ! Я бы оттолкнул ее, если бы у меня было время среагировать…

Он продолжает говорить, но я его не слышу. Не могу поверить, что рассказала ему о Блейке, о маме, обо всем. С таким же успехом я могла нарисовать у себя на спине мишень, дать ему нож и отвернуться.

Когда я добираюсь до последнего пролета, Мэт наконец догоняет меня.

– Риган, пойми, пожалуйста, это ужасная ошибка! Прошу тебя!

Точно, это ужасная ошибка – моя ошибка – поверить ему. Я добегаю до нижнего этажа, спотыкаюсь, чуть не падаю и прислоняюсь к стене. Не хватало только еще одного перелома. На память о новом предательстве. Оборачиваюсь и вижу Мэта на пару ступенек выше. Я делаю угрожающий жест.

– Не смей даже подходить ко мне!

Моя рука дрожит.

– И не притворяйся. Я все поняла, так что не парься и танцуй свой танец победителя.

Мэт громко выдыхает, будто я ударила его в живот.

– Это несправедливо.

Я вскидываю руку.

– Ты будешь рассказывать мне о справедливости?! Да пошел ты!

Развернувшись на каблуках, я хватаюсь за дверную ручку.

– Риган, поверь мне, прошу…

– Заткнись! – Мое сердце трещит, как сухие ветки в костре, и я хочу побольней уязвить Мэта. – Ты знаешь, я даже не удивилась. Мистер Знаменитость может делать все, что хочет и с кем хочет. И не смотри на меня, как побитый щенок. Ты не имеешь права жаловаться после того, как ты… как ты…

Мэт открывает рот, но я поднимаю руку. Потом набираю в грудь побольше воздуха и выпрямляю спину, пытаясь выглядеть внушительней.

– Знаешь, давай будем честными – какая разница? Мы немного повеселились. Через неделю все бы и так закончилось.

– Неправда, – тихо говорит Мэт. Он не сопротивляется – знает, что проиграл. – Для меня это не так, Риган, я…

– Заткнись, – обрываю его я. – Хотя ты отлично умеешь играть словами, твои поступки говорят сами за себя. С меня хватит.

В глазах начинают закипать слезы, и я отворачиваюсь. Через маленькое квадратное окошко в двери видна парковка. С силой дергаю ручку. Пора кончать этот цирк. Дверь захлопывается с громким стуком и металлическим щелчком. Внутри меня тоже что-то щелкает.

Я делаю два шага и останавливаюсь, запрещая себе оборачиваться. В детстве я ходила в церковь с семьей Ди, потому что обычно ночевала у нее с субботы на воскресенье. Я смутно помню историю о женщине, которая, убегая из разрушенного города, обернулась назад и превратилась в соляной столб. Несмотря на печальную концовку, я поняла суть. Когда бежишь от катастрофы, нельзя оборачиваться. И не стоит надеяться, что за тобой кто-то побежит. Я давным-давно перестала верить, что меня спасут. Поэтому смотрю прямо перед собой, ускоряя шаги. Мэт расстроился только потому, что я поймала его с поличным. Он просто-напросто избалованный скучающий эгоист, а я, Риган О’Нил, – девчонка, о которой пишут гадости на стенах в туалете. Таких, как я, не приводят знакомить с родителями. Ему просто хотелось испытать на мне свое обаяние, и он победил. А я проиграла.

Пока бегу к автобусу, у меня перед глазами стоит туман, и я не могу понять, злость это или слезы. Боль, горечь, отчаяние разрывают сердце. Мне нужна Ди.

Не помня себя, я добираюсь до автобуса и на дрожащих ногах поднимаюсь по ступенькам. Наверху меня встречает Ди. Перед глазами все плывет, и я не могу разобрать, какое у нее выражение лица. Наверное, она очень злится и выгонит меня из автобуса. Так мне и надо! Я давно не плакала и забыла, как это делается. Тем более не помню, как остановиться.

– О боже, Риган! Мне так стыдно за свои слова.

Она обнимает меня ледяными руками. Кто-то из нас дрожит. Наверное, я.

– Прошу тебя, не плачь.

– Нет, это мне стыдно. Но дело не в этом. Мне нужно домой, – всхлипываю я. – Мне нужно домой, немедленно.

Такое впечатление, что в аэропорт съехалось полстраны. В О’Хара, Лос-Анджелесе и Ла-Гуардия хаос всегда. Но в Нэшвилле? Что нужно здесь всем этим людям в час ночи? Впрочем, они, наверное, думают то же самое обо мне – что я здесь делаю? Все эти незнакомцы даже не подозревают, что я бегу от предательства бывшего кумира местных девчонок. Они не знают, что сегодня я плакала впервые за десять лет, плакала и не могла остановиться и что моя лучшая подруга позвонила в аэропорт и купила мне билет. А когда я вышла из автобуса в аэропорту, она обняла меня так сильно, что чуть не сломала мне ребра. Они понятия не имеют, что я взяла только небольшую сумку через плечо, в которую положила самое необходимое, потому что не хотела терять время, сдавая вещи в багаж. Я очень спешу.

Вокруг суетится толпа, в которой я не вижу ни одного знакомого лица. За лето я привыкла к определенному кругу людей: музыканты из группы, звукотехники, водители, ассистенты. Смертельный удар в сердце заставил меня вспомнить простую истину: везде хорошо, а дома лучше. Теперь, когда я дома, мне должно стать лучше. Что-то пока не замечаю.

Я не смогла уснуть в самолете ни на секунду, хотя безумно устала. Всю дорогу смотрела в иллюминатор, прислонившись щекой к стеклу. Сверху облака похожи на огромное сказочное королевство, и я чувствовала себя невероятно маленькой.

Выхожу на улицу, и меня тут же обнимает теплый воздух Теннесси. Здесь пахнет домом. Свежей прохладой речной воды, луговыми цветами и ароматами духов южных женщин. Я не могу определить природу этого запаха, но он меня успокаивает. Я погружаюсь в Нэшвилл, как в большое мягкое кресло. Вглядываясь в машины, ищу папин грузовичок. Вот он, в самом конце ряда. Приятный сюрприз: рядом с папой нет Бренды.

С тех пор как я уехала, прошло чуть больше двух месяцев. Я никогда не уезжала от папы на такой длительный срок, и мне кажется, что в его лице, таком родном и знакомом, что-то неуловимо изменилось. Волосы и усы аккуратно подстрижены, на нем старая клетчатая рубашка и рабочие ботинки. Впервые в жизни я не могу даже вспомнить, как он выглядел до того, как бросил пить.

– Привет, пап. – Я опускаю сумку на асфальт.

– Привет, малышка, – говорит он, и я обнимаю его за шею. От тихого звука папиного голоса у меня сжимается сердце, и я боюсь, что сейчас снова расплачусь – от радости возвращения домой или от тягучей тоски.

– У тебя все в порядке?

Я киваю, высвобождаясь из объятий.

– А у Ди? – Папа внимательно всматривается в мое лицо, пытаясь понять, почему я примчалась посреди ночи.

Я снова киваю.

– Все хорошо. Просто захотелось домой.

Он берет мою сумку и ставит ее в машину.

– Понятно. Брен с нетерпением ждет концерта на следующей неделе.

Мы и минуты не пробыли вместе, а между нами уже встала Бренда. Я не знаю, что сказать. Мы садимся в машину в тишине, не считая шума от самолетов.

– Мы ужасно скучали по тебе, – говорит папа, поворачивая ключ зажигания.

Я сажусь на пассажирское сиденье.

– Мы?

– Без тебя было слишком тихо, – улыбается он.

– Ха.

Когда мы выезжаем на шоссе, мои глаза закрываются. Я устраиваюсь поудобнее на мягком сиденье, потертая обивка которого хранит едва слышный запах табака. Бренда лишь недавно уговорила папу бросить курить. И проваливаюсь в сон под тихий рокот мотора. Я еду домой.