– Я вас всю жизнь искала, – нежно воркую я, заглядывая в коробку, в которой лежит пока что единственная моя покупка в Нью-Йорке – пара черных замшевых ботильонов на высоком каблуке. Достаю один и надеваю, восхищаясь тем, как он сидит на ноге. Я считала их плодом своего воображения, но оказалось, что они существуют на самом деле. Точно такие, как я себе представляла, они стояли в витрине магазина прямо возле телестудии, в которой Ди сегодня будет сниматься в ток-шоу. Я надеваю второй ботильон и ставлю ноги рядом, любуясь.
– Вы даже лучше, чем я вас себе представляла.
Мэт подозрительно смотрит на меня с диванчика в гримерке Ди.
– Ты сошла с ума.
– Извини. Ты что, не видишь, что у меня тут важный разговор?
Ди, над лицом которой колдует визажист, весело хохочет.
– Не переживай, Мэт. Я тоже ревную. Риган любит свою обувь больше, чем лучшую подругу.
– Глупости. – Я поднимаю глаза на Ди, а потом перевожу взгляд обратно на новые ботильоны. – Я люблю вас одинаково.
Ди снова смеется, что невыносимо раздражает визажиста. Он стоит, держа в руках кисточку, и на его лице застыло мрачное выражение. Когда Ди перестает улыбаться, он покрывает ее губы блеском. На Ди мини-юбка в горошек от «Джей Крю», рубашка с воротничком-стойкой и ее любимая джинсовая куртка – идеальный летний образ, который ей очень идет.
Визажист объявляет, что закончил, и начинает собирать косметичку. Как только он выходит из комнаты, я пересаживаюсь на диванчик к Мэту. Мы в Нью-Йорке уже два дня, гуляем по городу в перерывах между интервью и встречами с прессой. Я не привыкла жить в таком бешеном темпе, но Ди говорит, что во время тура после выпуска ее альбома «Неделя на улице» было гораздо хуже. Пич тоже в городе; у нее сегодня выходной, она поехала вместе с музыкантами осматривать мемориал 9/11 и статую Свободы.
Дверь открывается, и в проеме возникает ястребиное лицо Лиссы.
– Нам надо поговорить.
Мэт громко вздыхает. Лисса доставала его все утро, требуя, чтобы он появился в студии вместе с Ди. Ди с Мэтом протестовали, битва была долгой и упорной. Судя по всему, Лисса так и не успокоилась.
– Я туда не пойду. Ты ведь знаешь, Зои спросит про наши отношения, а мы не хотим никого обманывать.
– Я не об этом, – качает головой Лисса. – Мне только что сообщили о… довольно неприятной статье.
Ди моментально бледнеет. Она придвигается ближе ко мне, испуганно распахнув глаза.
Лисса продолжает:
– Думаю, до начала шоу нам следует обсудить стратегию. Материал выйдет в завтрашнем выпуске журнала.
И поворачивает к нам планшет.
«Лайла Монтгомери беременна?» – вопрошает заголовок. И фотография в полный рост, сделанная вчера вечером. Ди выходит из магазина «Дисней», где покупала подарки своим братьям. Ее слегка округлившийся животик – следствие нашего плотного обеда в ресторане «Русская чайная», после которого последовала солидная порция замороженного горячего шоколада в «Серендипити». Вот уроды! Она просто неудачно вздохнула, расслабив живот.
Дальше – больше. В статье обсуждают трех возможных отцов этого гипотетического ребенка. Номер один? Конечно же, Мэт Финч (еще одна вчерашняя фотография). Номер два – «загадочный незнакомец», и снимок, где Ди обнимает симпатичного парня. Это ее двоюродный брат Дэн, который приезжал на шоу в Ноксвилле три недели назад. И наконец, Джимми. Трудно сказать, где они взяли эту фотографию: Джимми стоит рядом с какой-то блондинкой и выглядит очень злым. Я бы тоже разозлилась, если бы меня сфотографировали с Алексис Хендерсон – чирлидершей из нашей школы. Заголовок гласит: «Джимми Коллиер, бывший возлюбленный Лайлы, уже известный по июньскому скандалу, со своей новой девушкой. Или старая страсть вспыхнула снова?»
– Джимми до сих пор преследуют? – еле шевеля губами, спрашивает Ди.
– Не постоянно. Скорее всего, они специально отправили фотографа в Нэшвилл за свежим снимком.
Ди отворачивается от планшета. С нее хватит.
Лисса продолжает:
– Когда снимем первую часть программы, нужно созвониться с Терри и с кем-нибудь из твоих родителей. Надо действовать быстро.
Ди кивает, но я не могу понять, что у нее на уме.
– И еще: я просила вас дать понять, что вы встречаетесь. Теперь это на ваше усмотрение.
Следует понимать так: «Ди, если люди подумают, что ты беременна от Мэта или хотя бы спала с ним, то родители перестанут покупать своим детям-подросткам билеты на твои концерты».
Мэт смотрит на Ди:
– Я пойду с тобой.
– Ладно, – произносит Ди. – Спасибо.
Она стала такой тихой, что даже Лиссу проняло.
– Лайла, что с тобой?
– Ничего. Мне просто нужна минутка, чтобы прийти в себя.
– Конечно. Мэт, пойдем быстро причешем тебя и подберем одежду.
Она встает с дивана и идет к двери.
Мэт сначала подходит к Ди:
– Не бойся, мы справимся.
Та на автомате кивает, продолжая цепляться за мою руку. Когда Мэт с Лиссой уходят, наступает зловещая тишина. Потом Ди отпускает руку и бежит к зеркалу.
– Ди, это всего лишь глупая сплетня. Никто не поверит…
– Не надо.
Я замолкаю.
Ди закрывает глаза и делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, однако это не помогает. Ее лицо горит от возмущения. Неожиданно она резко взмахивает рукой и сметает все с туалетного столика. Косметика с грохотом рассыпается по полу. Большой флакон лака для волос со звоном закатывается под диван.
– Это несправедливо!
От ее крика у меня закладывает уши. Она разворачивается и гневно опрокидывает складное кресло, которое с глухим стуком падает на пол. Я никогда в жизни не видела Ди такой злой и отлично понимаю, что не в силах успокоить эту бурю.
– Я же делаю все правильно! Все!
Она сбрасывает куртку и начинает расстегивать юбку.
– Что…
– Переодеваюсь в облегающее, чтобы они увидели, что я не беременна. – Ди снимает юбку, швыряет ее на пол и начинает громыхать вешалками, перебирая одежду в шкафу. Наконец находит коралловое кружевное платье. Она так беззащитно трогательна в тонких телесных трусиках и бюстике, что у меня щемит сердце: хочется прижать ее к себе, утешить, успокоить.
– Ди, – тихо говорю я, осторожно подходя к ней, – ты можешь никуда не идти. Тебе не обязательно сниматься в шоу.
– Как это не обязательно, Риган? – кричит она.
Я в шоке от ее тона. Но она либо не замечает, либо ей все равно.
– Ты не представляешь, что стоит на кону. Как я выгляжу, что я говорю, как реагирую, пойду туда или нет – все это важно. Есть люди, работа которых зависит от того, облажаюсь я сегодня или нет.
Я хочу взять ее за руку, но Ди отдергивает ее.
– Я понимаю, просто…
– Ты не понимаешь! – кричит она, размахивая платьем, как флагом. – Никто не понимает! Я устала, мне не дают ни одного выходного. Я живу, как под микроскопом. Ничего ты не понимаешь! Ты можешь ходить куда хочешь, делать все, что тебе угодно, целоваться со своим новым парнем, а я узнаю о том, что Джимми встречается с другой, из какого-то дурацкого журнала. Так не должно быть!
Вот в чем дело. Ей плевать на слухи о беременности. Больное место, как и раньше, – Джимми. Когда Ди пишет песни, он ее вдохновляет, однако в реальной жизни Джимми – ее ахиллесова пята. Он единственный, кто может ее сломать.
Ди в несколько движений натягивает платье.
– Если его видели с Алексис Хендерсон, это еще не значит…
– Фу! Алексис Хендерсон? – Ди тянет подол вниз, чтобы платье казалось длиннее. – Серьезно? Моя замена – Алексис Хендерсон?
До сих пор Ди ни разу не сказала плохого слова об Алексис. В то время как остальные девчонки из группы поддержки не отставали от меня возле бочки с пивом, она держалась в стороне, и Ди уважала ее за серьезность и сдержанность. Конечно, легко испытывать симпатию к человеку, который далек от твоего окружения. Но как только девушка приближается к твоему бывшему парню, в тебе просыпается главный инстинкт: уничтожить ее.
Платье плотно облегает фигуру Ди с абсолютно плоским животом. Немного неуместное по стилю для телевизионной передачи, оно полностью опровергнет слухи о беременности. Не глядя на меня, Ди снова поворачивается к зеркалу и обходит перевернутое кресло. Вытирает слезы салфеткой, выпрямляется и изучает свое отражение. Она по-прежнему тяжело дышит, и я вижу, что злость не прошла, но не знаю, как ее успокоить. Ди поправляет кулон и проводит рукой по волосам, затем кладет руку на ручку двери, делает глубокий вдох и выходит, оставляя меня одну.
Дверь за ней закрывается, и я целую минуту сижу неподвижно. Можно ли выпускать ее на сцену в таком состоянии? Догнать ее? Позвонить Джимми? Позвонить Пич? Если она с музыкантами гуляет где-то неподалеку, то прибежит мне на помощь. Одна я не справлюсь.
Когда я выхожу в коридор, перед глазами все плывет. Утром я разглядывала висящие на стенах фотографии с ведущей Зои, обнимающей знаменитостей, которые посещали ее шоу, но теперь едва их замечаю. Каким-то чудом нахожу Мэта. Он стоит у входа на съемочную площадку, одетый в клубный пиджак, его волосы художественно растрепаны, и ассистент уже прикрепляет к пиджаку микрофон. Ди тоже здесь – возле камеры, кивает режиссеру, который что-то ей объясняет.
– Это ужасно, – шепчу я. – Она жутко расстроена.
Мэт вздыхает.
– Ей нужно продержаться всего три минуты, а потом, после первой же рекламы, позовут меня.
Он пробирается ближе к моей подруге. Зои начинает рассказывать обо всех талантах Лайлы Монтгомери, и зрители в студии смотрят на вход, через который она должна войти. Мэт и Ди стоят спиной ко мне, плечом к плечу. Он берет ее за руку и что-то шепчет на ухо. В этот момент Зои громко называет имя Ди, и Мэт ее отпускает. Уверенной и твердой походкой Ди проходит мимо ликующей толпы в зал.
Мне не хватает смелости смотреть на это вживую, поэтому я иду в гримерку и включаю телевизор. Ди вся сияет, нежно-коралловое платье красиво оттеняет цвет ее волос. Никто ни за что не догадается, что у нее на душе. Если бы ее эмоциональные раны были физическими, то платье было бы насквозь пропитано кровью.
Я решаю: надо что-то делать. Беру телефон и пишу Джимми: «Пресс-секретарь Ди только что сообщила, что завтра в журнале появится статья о том, что Ди беременна и, возможно, ты отец ребенка. А еще там фотография тебя с Алексис Хендерсон, твоей «новой девушкой».
Ответ приходит почти мгновенно. «Ди в порядке? (Я НЕ встречаюсь с Алексис.)».
Я некоторое время верчу телефон в руках. «Не совсем. Но она сильная».
Джимми пишет: «Меня бесят их выдумки». Я не отвечаю. Он и так знает, что меня они тоже бесят.
На экране я вижу, как Мэт выходит на площадку и машет рукой. Едва он садится рядом с Ди, та сразу расслабляется. И смотрит на него с благодарностью за то, что она там не одна. Мэт переключает свое обаяние на Зои, которая смотрит на него влюбленными глазами.
– Я должна задать вам вопрос, – начинает Зои. – Все лето ходят слухи, что вы встречаетесь. Но вы усердно их опровергаете.
– И будем продолжать это делать, – подтверждает Мэт. – Хотя Лайла – мой друг.
– Согласна, – улыбается Ди.
Зои понимает, что такими вопросами ничего не добьется. Тогда она спрашивает о талисмане Ди – кулоне в форме подковы. Я вижу, что Ди растеряна. Это напрямую касается Джимми. Мэт кладет руку на спинку дивана, как будто потягиваясь, но на самом деле напоминая Ди, что она не одна.
Ди собирается и уверенно отвечает:
– Я всегда говорю, что мой кулон – талисман на удачу, однако это лишь частично правда. Мне подарили его, когда в моей жизни все было проще; кулон напоминает мне простую истину: все, что мне нужно, – это моя семья, мои друзья и моя гитара.
Мэт гордо улыбается, и Зои вновь бросается в атаку:
– Ребят, а вы уверены, что не встречаетесь?
– На все сто, – твердо отвечает Ди.
– Значит, вы оба свободны?
– Я – да, – говорит Ди, толкая Мэта локтем.
– Ага, – радуется Зои, – кажется, сейчас нам откроют страшную тайну!
– Ну что ж… – протягивает Мэт, улыбаясь.
Этого я не ожидала. Мое сердце выскакивает из груди. Такое признание может отрицательно повлиять на его карьеру, но я все равно хочу, чтобы он сказал.
– Я… – начинает Мэт, и я гадаю, что он скажет дальше. «Одинок»? «Встречаюсь с кем-то»? «Не уверен»?
– Безумно влюблен? – подсказывает Ди.
– Ой, замолчи, – со сдавленным смехом отвечает Мэт. – Но если честно… да.
– Подтверждаю, – поддакивает моя подруга.
Зои поднимает идеально нарисованную бровь.
– Итак, я сейчас узнаю твой секрет?
Тон Мэта остается дружелюбным и спокойным:
– Все только начинается. Я не хочу сглазить.
– Понятно, – говорит Зои. – Остается только позавидовать загадочной счастливице!
Несмотря на всю эту историю со статьей и на то, что моя лучшая подруга накричала на меня не больше десяти минут назад, мое лицо расплывается в глупой улыбке.
Ди входит в гримерку раньше, чем я ожидала, а Мэт где-то пропал. Она устало опирается на дверь и шумно выдыхает. Вся ее энергия ушла на то, чтобы оставаться спокойной во время съемок.
– Мне стыдно. – Она качает головой, закрывая глаза.
Я моргаю.
– Все в порядке.
– Нет, – не соглашается Ди.
Я не совсем понимаю, что она имеет в виду: свое поведение или ситуацию с журналом.
Мягкий изгиб ее бровей превращается в прямую линию, и Ди сползает вниз по двери, пока не оказывается на полу. Я встаю с дивана и сажусь рядом с ней. Жду, что она разрыдается, но она не плачет. Мне почти хочется, чтобы она заплакала, потому что ее молчание – еще хуже. Она как боксер, после нокаута, – не отбивается, не плачет, просто падает и лежит.
Ди вздыхает, вытягивая ноги.
– Я не хочу жаловаться, потому что знаю, как мне повезло. Однако, клянусь богом, порой так тяжело, что хочется все бросить и уехать домой.
Пытаясь ее успокоить, я признаюсь:
– Я написала Джимми. Он не встречается с Алексис Хендерсон.
– Я могла бы и сама догадаться, – грустно отвечает она. – Алексис Хендерсон, брр.
– Он спрашивал, как ты.
Ди фыркает.
– Ты рассказала ему о моей истерике?
– Я сказала, что тебе нелегко, но ты стараешься быть сильной.
Она смотрит на свои колени.
– Он и так знает.
Да, думаю, знает.
– И все равно, дело не только в Джимми. Все вместе, – вздыхает Ди. – Знаешь, порой я себя не узнаю. Смотрюсь в зеркало – одежда, волосы, макияж – и думаю: «Кто это?» Все случилось так быстро, что я не успела осознать.
Ди останавливается перевести дыхание, и я бросаю на нее проницательный взгляд.
– Эй, под образом Лайлы скрывается все та же Ди.
На ее лице появляется подобие улыбки.
– Хочешь узнать, за что мне стыдно? – Ди трогает пальцами подкову. – Я мечтала, что мы с Джимми поженимся после школы. Как мои родители.
– Я знаю.
Она не удивлена.
– Сейчас это кажется наивным и жалким; наверное, именно из-за этого я не могу прийти в себя. Я нарисовала в голове свою будущую жизнь – свадьба с Джимми под старым дубом на ферме его дедушки, маленький домик, куча домашних животных. Я хотела, чтобы мои братья приходили к нам в гости смотреть фильмы и есть пиццу. А теперь все так быстро меняется… Я пытаюсь нарисовать новое будущее, но ничего не выходит. Сплошная темнота. Иногда я подумываю о том, чтобы вернуться в Нэшвилл, прийти к нему и сказать, что я готова отказаться от всего. Однако музыка – моя мечта, я живу ею и не отступлюсь.
Даже спустя год после разрыва Ди с Джимми я не могу поверить, что они расстались. В моей голове они по-прежнему вместе. Я как ребенок, который не в силах принять развод родителей.
– Я боюсь, что меня не полюбит никто, кроме Джимми. Я боюсь, что все парни будут видеть во мне только Лайлу. Джимми полюбил меня еще до того, как я стала звездой, когда я была, – она говорит это шепотом, как страшную тайну, – cтеснительной и неуклюжей девочкой с копной неухоженых волос. В душе я по-прежнему такая, и я хочу найти того, кто полюбит меня настоящую. Ты думаешь, это возможно?
– Конечно.
Я действительно в это верю. Верю, что она найдет того, кто полюбит ее настоящую: раздражительную, когда болеет или голодна, умеющую смеяться, как в двенадцать лет, девушку, которая стала мне матерью, сестрой и подругой. Я верю, что кто-то – Джимми или другой парень – поймет: Ди намного лучше Лайлы Монтгомери с глянцевых обложек журналов.
Она пожимает плечами и пытается улыбнуться.
– Если нет, я куплю квартиру с видом на Нэшвилл, и мы с тобой сможем жить вместе как две чокнутые старухи из того фильма, с шарфами на головах и с кучей кошек.
– «Серые сады»?
– Да, – ее улыбка становится шире. – Я буду писать сумасшедшие песни, а ты – делать сумасшедшие снимки. Мы будем собирать антикварные чашечки и есть макароны на завтрак, обед и ужин. Будем танцевать, сколько захотим, и наплюем на общественное мнение.
Она смеется, будто это далекая и несбыточная мечта. В своих песнях моя подруга – неисправимая мечтательница с богатым воображением, однако настоящая Ди не верит, что может делать все, что хочет.
– Заманчиво… Я согласна.
Улыбка сползает с ее лица.
– Я не могу купить квартиру.
– Еще как можешь!
– Но мне нравится жить со своей семьей.
– Ты сможешь оставаться у них, когда захочешь, просто у тебя будет своя квартира в городе. Сможешь просыпаться и ходить по утрам в свою любимую кофейню и антикварные магазинчики. Твои братишки будут приходить в гости, чтобы смотреть кино и есть пиццу. Я мечтаю о таком каждый день своей жизни с Брендой.
– Мне еще нет восемнадцати. И я не хочу жить одна.
– Я могу жить с тобой.
– А потом ты уедешь в колледж. – Ди прикладывает руку ко лбу.
– Ну, если я буду учиться в Нью-Йорке, то продам почку и куплю маленькую студию, и ты сможешь приезжать ко мне, когда захочешь. А если я пойду в Вандербильт или Белмонт, то сделаем, как в «Серых садах».
– Как ночевка круглый год? – Не могу сказать, что Ди принимает наш план всерьез, но, по крайней мере, он ее веселит.
– Мой бизнес-менеджер сказал, что мне пора подумать об инвестициях, и родители считают, что недвижимость – то, что нужно. Это ведь не патологическая зависимость? Ты правда хочешь жить со мной?
– Ты что, издеваешься? Конечно хочу!
Не люблю навязываться, но я действительно думала об этом раньше. Девушка может поехать через всю страну с парнем, которого знает несколько месяцев, и все считают, что это нормально, потому что любовь, романтика и все такое. Но жить со своей подругой? Или, как Ди, с родителями и братьями? Что здесь странного? Если люди тебе дороги, то естественно, что ты хочешь жить рядом с ними.
Ди до сих пор выглядит потерянной.
– По-моему, мои фанаты думают, что я помешана на идее найти бойфренда. Но это не так. Я просто не хочу возвращаться в пустой дом. Хочу иметь кого-то, с кем можно пойти позавтракать и с кем можно проговорить до ночи.
– У тебя есть я.
Она толкает меня плечом.
– Ты ведь не собираешься, когда пойдешь в колледж, завести кучу друзей-фотографов и забыть обо мне?
– Не-а. Как там твоя мама всегда говорит? Старый друг – лучше новых двух?
– Да. – Ди тянется ко мне и перекрещивает свой мизинец с моим.
Мы обе вздрагиваем от неожиданности – в дверь стучат.
– Это я, – раздается голос Мэта. – Не хочу нарушать вашу дружескую идиллию, но, пожалуйста, откройте. Срочная доставка.
Мы отодвигаемся, чтобы он мог пройти. Сначала в дверь протискивается большой переносной холодильник, а потом уже Мэт.
– Посмотри, – командует он.
Ди нерешительно заглядывает внутрь и ахает, словно увидела сундук с золотыми монетами.
– Где ты это достал?
Она вытаскивает из коробки огромную упаковку своего любимого мороженого «Дженис айскрим».
– У меня свои источники, – отвечает Мэт, протягивая нам две пластмассовые ложечки. – Держите.
– О бо-о-же, – протягивает Ди, с треском открывая крышку. – Я тебя сейчас расцелую.
Непонятно, к кому она обращается – к Мэту или к мороженому.
– А если серьезно? – спрашиваю я. – Как ты это сделал?
– Попросил ассистента сбегать в магазинчик деликатесов, который я заприметил раньше, – улыбается Мэт. – Или… поколдовал немножко.
– Как шы ужнал? – пытается спросить Ди с полным ртом. – Как ты узнал, что мне сейчас просто необходимо мороженое?
Он бросает на нее взгляд «ой, перестань».
– Вы имеете дело с профессионалом. У меня есть сестра, и лучший друг – девушка. Не буду вам мешать, увидимся в Балтиморе.
Он наклоняется, чтобы поцеловать меня.
– Шпашибо, Мэт, – благодарит Ди.
– Не жа што, – отвечает Мэт и выходит. Потом просовывает голову в дверь и обращается ко мне: – Не планируй ничего на завтра, хорошо?
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Ладно, пока.
Я взглядом спрашиваю Ди, что бы это могло значить, но она занята выкапыванием из мороженого миндальную крошку. И вдруг кусочек лакомства падает на ее коралловое платье. Ди сначала пугается, потом начинает заразительно хохотать, берет ложку мороженого и бросает мне на футболку. Я тоже начинаю смеяться. Мы сидим на полу, перепачканные мороженым, и неудержимо хохочем, пока на наших глазах не появляются слезы. Этот смех – наш спасательный круг. Он не укрывает от шторма, но помогает хотя бы держаться на поверхности.
– Завтра хочу слетать на денечек домой, – говорит Ди, когда мы успокаиваемся. – Забронирую билет, как только приедем в Балтимор, даже если получится пробыть в Нэшвилле всего двенадцать часов.
– Конечно. После того, что случилось сегодня, Терри тебя обязательно отпустит.
Она вздыхает, сдувая с лица прядь волос.
– Знаешь, Мэт очень изменился.
– Ага.
Он понимает, как вести себя в кризисной ситуации, потому что сам прошел через это.
Я поворачиваюсь к Ди.
– А ты знала… о его маме?
Она кивает:
– Узнала после того, как это случилось, Мэт ничего не говорил мне, пока она болела. Он приехал в Нэшвилл, когда родился его племянник, и мы пошли пить кофе. Я рассказала Мэту о туре и о том, что ты тоже едешь, потому что я не смогу без тебя. Посмеялась над тем, какая я жалкая и беспомощная. Он ответил, что такое бывает со всеми, и сказал, что его мама умерла несколько месяцев назад, но его лучшая подруга до сих пор прилетает домой хотя бы раз в месяц, чтобы побыть с ним.
– Корин?
– Да. И я почувствовала себя таким ничтожеством, ведь у меня, в отличие от него, не было настоящих причин для грусти.
Ди качает головой.
– Но мне стало легче, потому что я узнала, что Мэт тоже нуждался в помощи своего лучшего друга – они ели еду из фастфуда, смотрели кино и даже иногда смеялись. Как мы с тобой раньше.
– Как мы сейчас, – поправляю я.
– Как мы сейчас, – с улыбкой соглашается Ди.