Глава 14

Ноксвилл – Нью-Йорк

Мы на пути в Нью-Йорк.

– Так-так. – Я держу перед собой раскрытый журнал, будто читаю детям сказку. И хотя моя аудитория состоит только из Мэта и Ди, я все равно разыгрываю целый спектакль. – Вы только посмотрите на эту прекрасную пару!

На глянцевой странице журнала напечатаны фотографии знаменитостей с премии «Дикси мьюзик эвордс». Прошло всего две недели, но мне кажется, что это было много лет назад – в какой-то другой, странной прежней жизни, в которой я никогда не целовалась с Мэтом Финчем. Всю левую страницу занимает фотография Мэта и Ди. Мэт обнимает мою подругу за талию, и они позируют на камеру, сияющие и шикарные. Так странно видеть их глазами остальных людей – парой. Наверное, я должна ревновать, однако ничего такого со мной не происходит. Для меня это два разных человека – Мэт-звезда и Мэт, которого я впервые поцеловала три дня назад. И целовала после этого каждый вечер.

– Надо же, – произносит Ди, корча мне рожу с дивана напротив.

Мы едем в Нью-Йорк сниматься в ток-шоу, а потом в турне по Восточному побережью.

– Так странно видеть эти фото сейчас, когда вы, ребята… ну пофиг.

Мэт смеется, очевидно, довольный тем, что мы с ним «ну пофиг». Он сидит возле меня на полу, прислонившись к моей ноге и настраивая гитару.

– Давайте посмотрим, что пишут, – продолжаю я. – Здесь сказано, что ты «очаровательна» и «прирожденная исполнительница».

– Что ж, – отвечает Ди, – очень мило с их стороны.

– А ты, – продолжаю я, глядя сверху вниз на Мэта, – «прекрасное дополнение к сцене кантри-музыки в комплекте с мальчишеской серьезностью, которая осталась со времен «Финч Фор».

– Черт, – возмущается Мэт, – уже второй журналист обзывает меня мальчишкой!

– А что в этом плохого? – удивляется Ди.

Он поворачивается к ней.

– Мне девятнадцать. Я уже не мальчишка.

– Все из-за волос, – говорю я, не отрываясь от журнала.

– А что не так с моими волосами? – спрашивает Мэт.

– Ничего особенного, только я подозреваю, что ты не менял прическу со времен «Финч Фор».

Он морщится.

– Может быть, я не помню.

– Да, – продолжает Ди. – У тебя та же самая прическа. Такая… чуть небрежная.

– Небрежная?

– Ага, – авторитетно подтверждаю я, показывая на его виски. – Видишь, волосы немного вьются. Ты похож…

Мы с Ди внимательно изучаем его лицо.

– …на мальчишку, – решает Ди.

Мы обе хихикаем, а Мэт сердито смотрит на нас, будто мы его предали.

– Злые девчонки! Я выйду из вашего автобуса на ближайшей остановке.

– Что-то я сомневаюсь, – замечаю я.

Он улыбается и обнимает мою ногу. Как только мы поцеловались, барьер между нами разрушился. С тех пор Мэт от меня не отходит. Не считая времени, когда мы на людях, его руки постоянно тянутся к моей талии, плечам, ногам. И хотя я не хочу это признавать, мне очень приятно. Такое впечатление, что мы знаем друг друга уже сто лет.

Ди переключает внимание на экран ноутбука: она письменно отвечает на вопросы интервью.

– Ммм… ой-ой-ой!

– Что? – одновременно спрашиваем мы с Мэтом.

– Мне только что написала Лисса. Она будет звонить через пять минут… по поводу этой фотографии.

Ди поворачивает к нам монитор. На снимке – две улыбающиеся девчонки, явно студентки, их лица блестят от жары или от вспышки. Они милые, одеты повседневно, сидят в каком-то баре. И вдруг я замечаю. Слева, сзади них, сидит Мэт Финч и разговаривает с темноволосой девушкой, которая держит его за руку. Я узнаю в ней Ди в парике, в тот вечер, когда она случайно напилась.

– Это не к добру, – замечает Мэт.

– Лисса говорит, ничего страшного. Журналу просто понадобилось подтверждение, что это я. Они думают, я так сильно хотела посмотреть твое выступление, что даже замаскировалась.

– А вдруг у них есть другие фото? – спрашиваю я.

Ди пожимает плечами.

– Я надеюсь, что фотографии не настолько ужасны. Это уже произошло, ничего не поделаешь.

Я не верю ее спокойствию. Мы подъезжаем к остановке, и я обращаюсь к Мэту:

– Дашь нам минутку?

– Конечно, – отвечает он и выходит.

– Я поеду с тобой, – тут же сообщаю я Ди.

Она смотрит на меня поверх ноутбука.

– Не волнуйся, все хорошо. Поговорю с Терри и Лиссой, и мы все уладим. Я понимала, что такое может случиться.

– Но…

– Правда, все хорошо.

– Напишешь мне, если тебе что-нибудь понадобится?

Я не из тех, кто бросает подругу, чтобы позависать с парнем.

– Риган, немедленно выйди из моего автобуса, – требует Ди, бросая в меня подушкой. – Сейчас лето. По крайней мере одна из нас должна целоваться с симпатичным парнем.

– Хорошо, договорились. Увидимся в Нью-Йорке. Передавай Лиссе огромный привет.

Шагая к автобусу Мэта, я все еще борюсь с собой. Я поехала в тур, чтобы поддерживать подругу, а не сбегать к парню при первой возможности. И все же я сбегаю к нему при первой возможности. Я хочу быть с Мэтом каждую секунду. Я на крючке.

Мой путь – «Аллея позора» наоборот: я не выхожу из его спальни, а иду туда. Водитель докуривает сигарету и, заметив меня, дружески кивает. Хочется забрать у него сигарету и докурить самой, но я лишь жадно вдыхаю сигаретный дым.

Не успеваю я войти в автобус, как Мэт одной рукой обнимает меня за талию, а второй захлопывает дверь. От каждого его прикосновения сквозь меня словно проходит электрический разряд. Дверь еще не закрылась, а он уже меня целует. Я обнимаю его за шею, притягивая к себе. Я бы целовалась с ним до самого Нью-Йорка, но секунду спустя он отстраняется.

– Эти тайны мадридского двора начинают действовать мне на нервы.

Я поднимаю бровь.

– Мы встречаемся всего три дня.

– Знаю. И секретность меня раздражает.

– По-моему, даже весело.

– Нет. – Мэт проводит пальцами по моим волосам, потом обнимает меня. – Пусть все знают, что мы встречаемся.

– Хм. – Я прищуриваюсь. – А мы встречаемся? Разве мы не должны ходить на свидания?

Он копирует выражение моего лица.

– Тебе нравится меня дразнить?

Я пожимаю плечами, выскальзываю из его рук и прохожу в салон. Мэт поднимает стопор на двери, чтобы водитель мог зайти.

Я уже заходила в автобус Мэта, через пару дней после его приезда. Тогда в передней части автобуса был беспорядок: наполовину распакованный чемодан, стопка DVD-дисков, электрогитара. Теперь два больших дивана выглядят необитаемыми, и это логично. Целый автобус – многовато для одного человека, и Мэт, скорее всего, предпочитает жить в задней части автобуса.

Когда я направляюсь в спальную зону, он спохватывается:

– Ой, конечно. Чувствуй себя как дома.

Я молча смотрю на него через плечо. Мне не нужны слова. Мой взгляд красноречивее любых слов говорит: я буду делать все, что захочу.

– Привет, – говорит Мэт заходящему в автобус водителю.

Тот садится на свое место и включает зажигание.

– Вперед, на Нью-Йорк! Прибудем часа через три.

Постель Мэта аккуратно заправлена, лежащая на ней гитара словно ждет, что ночью ее будут обнимать. Обстановка в автобусе совсем не такая, как у Ди. Всю правую сторону и половину задней части салона занимает угловой кожаный диван. Слева расположена выдвижная кровать Мэта. Я бросаю сумку на пол и расчищаю себе место на диване. Взяв свитер и книгу в мягкой обложке, аккуратно складываю их и опускаю на пол возле двух тяжелых на вид гантелей.

Мэт усаживается на кровать прямо напротив меня. Я вытягиваю ноги, чтобы не пересесть к нему. Замечаю на стене несколько фотографий. На первой – Мэт с красивой взрослой женщиной в бледно-розовом кардигане. Они сидят на скамейке, Мэт обнимает ее за талию, а она опирается на его плечо. Он очень похож на нее, такие же светло-каштановые волосы и серо-голубые глаза. Его мама.

На следующем фото изображен Мэт со своими братьями и сестрой. Старший, Тайлер Финч, держит на руках новорожденного малыша, завернутого в полосатое больничное одеяльце, и все они выглядят измученными и взволнованными. На третьем Мэт с симпатичной девушкой, той самой лучшей подругой Корин. Видно, что они фотографировались сами – тесно прижимаются друг к дружке, чтобы поместиться в кадр. Мэт выглядит по-настоящему счастливым. У Корин веснушки на щеках и на переносице. Она благоразумна и дружелюбна. Как кукла.

Словно чувствуя мою враждебность по отношению к подруге, Мэт легко касается моей ноги.

– А почему ты так любишь высокие каблуки? – спрашивает он.

– Они придают моей заднице особое очарование.

После моего ответа на его щеках появляются знакомые ямочки, и это меня умиляет.

– Ты всегда ходишь на каблуках?

Я киваю. Каблуки придают мне уверенности. С ними я чувствую себя сильнее и ответственнее. Когда я иду по школьным коридорам, громкий стук каблуков заставляет всех оборачиваться, объявляя о моем прибытии или уходе.

– Мне нравится быть одного роста с людьми.

– Ага. – Как будто что-то в его голове щелкает, и он наконец начинает меня понимать. – Выравнивание игрового поля.

– Что-то вроде того.

– Но если ты всегда носишь каблуки, значит, всегда готова к бою.

Я показываю пальцем на ближайшее фото, пытаясь сменить тему.

– А это кто?

– Мой племянник, Ной. – У Мэта такой гордый вид, как будто рождение этого ребенка – его личная заслуга. – Родился недавно, двадцать первого апреля.

Я внимательно рассматриваю крошечное красное личико Ноя. Мне не особенно нравятся младенцы. Я не воркую над ними, когда они агукают, и не хочу брать их на руки, потому что нужно поддерживать качающуюся головку и молиться, чтобы он на тебя не срыгнул. Пожалуй, это единственное, что объединяет меня с моей мачехой. Когда большинство женщин слышит детский плач, они оттопыривают нижнюю губу и говорят: «Ой, кто посмел обидеть нашу крошку?» Бренда же крепко зажмуривает глаза, будто воображает себе тихое-тихое место, где нет ни одного младенца. Я тоже так делаю.

Тем не менее я говорю:

– Он милый.

Мэта забавляет моя бесстрастность.

– Он и правда милый, хотя на этой фотографии он похож на любого другого новорожденного. Вот.

Мэт касается экрана своего телефона и поворачивает его ко мне. Я вижу фотографию малыша с пухлыми щечками и беззубой улыбкой во весь рот. Должна признать, в этой улыбке столько радости и восхищения миром, что невольно хочется улыбнуться в ответ.

– Наверное, тяжело было уехать, когда он только родился.

– Намного сложнее, чем я думал, – признается Мэт, облокачиваясь о стену. – Мой брат и его жена отправляют много фотографий, но еще хуже, когда их присылает мой другой брат, Джо. Он, безусловно, лучший дядя.

– А твоя семья будет на концертах?

– Да. В Нэшвилле, а может, и на других. Папа будет в Чикаго и, наверное, Джо с женой и Корин. Кэрри все лето в Великобритании; скорее всего, ее не будет.

– Твой отец живет в Чикаго?

Мэт кивает.

– Мы там выросли. Тайлер и Джо женились на девушках, с которыми познакомились в Нэшвилле. И остались там. У Кэрри есть квартира в Нью-Йорке, но она большей частью живет с папой в Чикаго.

– Я родилась в Чикаго. И жила там до восьми лет.

– Правда?

У Мэта озадаченный вид, как будто он пытается представить меня одетой в футболку «Чикаго Кабс» с куском чикагской пиццы в руках, стоящей перед небоскребом Хэнкока.

– Я так и знал, что ты родилась не в Теннесси.

Конечно. У меня нет протяжного южного акцента, не говоря уже о знаменитых южных манерах.

– А где вы жили, когда пели в «Финч Фор»?

– В Чикаго, когда получалось. Но у нас были квартиры в Лос-Анджелесе и в Нэшвилле. Я жил в Нэшвилле до… – Мэт замолкает на полуслове, будто забыв, что я уже знаю. – Я несколько месяцев жил в Нэшвилле, а потом переехал домой, чтобы помогать маме.

Его взгляд на мгновение затуманивается. Я представляю, как он едет домой и несколько месяцев ухаживает за матерью, привыкая к мысли, что она умрет. Меня обуревает желание пересесть к нему и прижать его к себе. Сочувствие – не мой стиль, но я буквально кожей чувствую боль Мэта.

– Ладно, – наконец говорит он. – Моя очередь.

– Какая очередь?

– Задавать вопрос.

– Это игра? Я думала, мы просто разговариваем.

– Ну, и то и другое.

Достаточно честно.

– Как ты познакомилась с Ди?

Я рисую в памяти восьмилетнюю Ди – смешную девчушку с пышными волосами и застенчивой улыбкой на пухлых щеках.

– Даже не знаю. Я не помню точно момент или день. Я пришла к ним в третьем классе. И она начала меня опекать.

– Странно. Она рассказывала иначе, – улыбается Мэт.

– И как же?

Я провожу рукой по свитеру, который лежит на полу. Он изношенный, мягкий и пахнет обычным мылом, как Мэт. У меня вдруг появляется острое желание надеть его, свернуться калачиком и спрятаться от всего мира в безбрежных рукавах.

– Она говорила, что это ты взяла ее под опеку. Что ты была крутой новенькой, а до тебя никто в классе с ней даже не разговаривал.

Вспомнив, что Мэт дружил с Ди задолго до того, как познакомился со мной, я почему-то вздрагиваю.

– Что еще ты знал обо мне до нашей встречи?

Его забавляет мое любопытство.

– Что Ди любит тебя и во многом на тебя полагается. Вот, собственно, и все. А ты обо мне?

Я мысленно возвращаюсь в тот вечер, когда впервые услышала песню «Человек». Я почти готова сказать: «Что ты понимаешь боль так, как мало кто из наших ровесников. Что Ди тебе доверяет, и я тоже хотела бы тебе доверять. Хотя я понятия не имела, что ты чертовски сексуальный, забавный и непредсказуемый».

– Что ты был классным парнем, еще когда я ходила в восьмой класс.

Он усмехается, проводя рукой по волосам, и я решаю закрепить свои позиции.

– Перестань поправлять волосы. Они хорошо лежат. По-мальчишески мило.

Он неожиданно хватает меня за ноги и тянет к себе. Я смеюсь, а Мэт пользуется возможностью и начинает меня щекотать.

– Хватит! – визжу я, отмахиваясь от него.

Нет ничего хуже щекотки, я совершенно перестаю себя контролировать.

Мэт отпускает меня, и мы ложимся на покрывало. Я кладу голову на подушку, а он смотрит прямо на меня. Затемненные стекла автобуса пропускают лишь незначительную часть закатного солнца. Это самое лучшее освещение для фотографий – мягкий бархатистый свет. Можно не бояться, что засветишь снимок.

Рука Мэта рассеянно тянется к моим волосам. Обычно мне не нравится, чтобы меня гладили как кошку, но сейчас все по-другому. Его пальцы перебирают мои волосы, словно гитарные струны, словно я что-то заветное, родное, что нужно беречь и лелеять. У него мужественное лицо и глаза цвета соленых озер. Уезжая на эти гастроли, я надеялась сбежать как можно дальше, чтобы разобраться в своей жизни и начать все сначала. Я до сих пор понятия не имею, как привести в порядок свою жизнь. Но Мэт Финч научил меня чувствовать. И я хочу чувствовать. Его прикосновения, запах, звук голоса. Хочу испытывать головокружение, когда он проводит пальцем по моей нижней губе, и тонуть в его глазах.

Мэт склоняется надо мной и целует так, что у меня перехватывает дыхание. Последние несколько лет я жила на бешеной скорости. Жизнь превратилась в череду поздних вечеринок с красными пластиковыми стаканчиками и неистовыми раздеваниями, слишком быстрыми, чтобы остановиться и подумать. Я неслась по жизни просто для того, чтобы чувствовать себя живой. Половина лета ушла на то, чтобы оказаться здесь, в этом автобусе, на этой кровати. И теперь, ощущая руку Мэта в своих волосах, я не могу поверить, что никогда раньше не задумывалась, насколько приятно делать что-то медленно.