На следующий день становится заметно, что Ди идет на поправку. Пока она еще не может говорить и пьет горячий чай с медом – чашку за чашкой, однако ее взгляд уже почти прояснился. Мы целый день смотрим какую-то ерунду по телевизору в номере отеля. Ди лежит под одеялом, просматривая комментарии на своем сайте. Я зарылась в кучу подушек на другом диване и читаю толстый справочник по поступлению в колледж.
Сегодня День независимости – официальный выходной для всей команды, Ди об этом позаботилась еще до начала гастролей. Все, кому больше двадцати одного, включая и Пич, утром отправились в ресторан на реке. Я подслушала, что там есть патио и будет много спиртного, и завидую всем черной завистью.
– Приве-е-е-ет, – доносится из-за двери голос, сопровождаемый знакомым ритмичным стуком Мэта.
– Я открою, – говорю я Ди, которая плотнее укутывается в одеяло.
Распахнув дверь, я хочу поздороваться, но Мэт не дает мне сказать ни слова.
– Мне скучно, – громко объявляет он, проходя в комнату. Я отпускаю ручку, и дверь захлопывается. – Вы должны меня развлекать.
– Тогда, надеюсь, тебе нравятся реалити-шоу.
Мэт садится возле Ди, она ему улыбается.
– Как ты себя чувствуешь, принцесса?
Подхватив справочник, я опускаюсь на второй диван.
– Лучше, – шепчет в ответ Ди. – Хотя, полагаю, я все еще заразная.
Поняв намек, Мэт встает. Однако пересаживается не на стул, а на край моего дивана, приподняв мои ноги, которые оказываются у него на коленях. Это ненормально. Я могу сидеть так с Ди, но не с парнем, о котором пытаюсь не думать перед сном. Я сгибаю колени и кладу на них книгу.
Ди хватает пачку носовых платков и поднимается.
– И куда ты собралась? – строго спрашиваю я.
Она краснеет, и явно не из-за температуры.
– В ванную, высморкаться.
Я с трудом удерживаюсь от смеха.
– Хм… а что случилось?
– Ну, я же не буду сморкаться перед Мэтом!
Мэт громко хохочет.
– Ты шутишь, Монтгомери?
Она закрывается в ванной и хрипло кричит оттуда:
– Не слушайте!
Теперь мы с Мэтом смеемся вместе. Я качаю головой:
– Она настоящая леди.
– Она прелесть.
Он говорит без всякой задней мысли, и это общепризнанный факт: моя лучшая подруга Лайла Монтгомери – прелесть. Но услышав это из его уст, я вздрагиваю.
– Что читаешь? – интересуется Мэт.
Я смотрю на него из-за книги. Медленно приподнимаю ее, показывая название: «Поступление в колледж: справочник по лучшим колледжам, стратегиям и требованиям».
– Хорошая книга, – кивает Мэт.
Наклонив голову, я смотрю на него с любопытством.
– А ты думаешь поступать?
– Хм, – отвечает он, отводя глаза. – Да. Нет. Не знаю.
– Исчерпывающий ответ, – удивленно моргаю я.
Он вздыхает, будто я застала его врасплох.
– Да, я думал об этом. Не ожидала от меня?
– Если честно, нет. Люди обычно идут в колледж до того, как начинают делать карьеру. А ты уже работаешь, так что…
– Я знаю. – Он проводит рукой по обивке дивана.
Я закрываю книгу, увлеченная разговором.
– Но если я не поступлю сейчас, то не сделаю этого никогда. Я уже и так на год отстал от своих сверстников.
– Я думаю, ты лет на десять опережаешь своих сверстников.
– Я не уверен, что хочу заниматься этим всегда.
Неожиданный поворот.
– Правда? Мне казалось, тебе нравится петь.
– Нравится. Но я хочу когда-нибудь завести семью. Работа музыканта – гастроли, напряженный график…
– Многие музыканты совмещают семью и работу.
– Может, и так. Просто… – Мэт смотрит в окно у меня за спиной. – Меня тянет попробовать все. Мои школьные друзья говорят, что в колледже интересно, и я не хочу это пропустить.
– Думаю, попробовать стоит. По крайней мере поговори с лейблом. Вероятно, ты мог бы учиться и продолжать работать над песнями. А летом записывать их и ездить на гастроли.
Он расплывается в улыбке.
– Не думал, что ты такая поклонница высшего образования.
В разговор встревает появившаяся из ванной Ди:
– Риган очень умная, у нее отличные оценки. Несмотря на ее поведение.
Ее голос звучит не так простуженно, но лучше бы она молчала.
– Ди, – говорю я, бросая ей предостерегающий взгляд.
Ди всегда говорит о моих оценках, как о каком-то большом достижении. Ей учеба давалась с трудом, и она выезжала только за счет старания. Для меня же школа – легкая игра, надо только выучить правила. Я давно поняла, как успешно готовиться к тестам. Почти все домашние задания делала между уроками, если больше было нечем заняться, и никогда не посещала факультативы, хотя могла бы. Да, я иногда прогуливала уроки, но лишь те предметы, которые хорошо знала. И да, я развлекалась по субботам, но у меня оставались воскресенья, чтобы отоспаться и сделать домашку.
– Серьезно? – Мэт смотрит на меня, как на экзотическое животное, которое показывают на канале «Энимал плэнет». – У тебя способности к учебе?
– За колледж нужно платить, а спортивная стипендия мне не светит.
Ди садится на диван и качает головой:
– Она скромничает.
Я пожимаю плечами:
– Чем выше оценки, тем больше возможностей.
– А какой твой номер один? – Мэт внимательно изучает мое лицо, будто сейчас на нем должны появиться очки ботаника.
– Что еще за номер один?
– В списке колледжей.
– Не знаю. – Я обхватываю ноги. – Нью-Йоркский университет, наверное.
– Нью-Йоркский университет? – В его голосе звучит недоверие. – У тебя есть запасной план?
– Смотря что я выберу – фотографию или фотожурналистику. Думаю, Бостонский университет или Пердью. А может, Вандербильт или Белмонт.
– Ничего себе! У тебя в самом деле хорошие оценки!
Я предпочитаю не распространяться о своих оценках, чтобы не портить с таким трудом созданный имидж. На самом деле, я могу войти в десятку лучших учеников своего выпуска. Теперь, когда я охладела к вечеринкам и порвала с Блейком, мне ничего не стоит обогнать Дэниела Эстраду и Молли-Энн Митчелл. Эти зацикленные на программе заучки даже не замечают, что я дышу им в спину. Риган О’Нил – имя которой так часто писали на стенах туалета – в десятке лучших выпускников! Я утру нос всем сомневавшимся во мне учителям. И покажу сбежавшей матери, если она когда-нибудь вздумает меня найти, что добилась успеха. А Бренда увидит, что стать успешной можно и без ее дурацких правил.
– Так, чем можно заняться в этом городишке? – спрашивает Мэт. – Сегодня День независимости, надо что-нибудь придумать.
– Сейчас посмотрим. – Ди берет ноут. – Хм… В соседнем городке проходит какой-то фестиваль. Называется Фестиваль основателей.
– Точно, надо пойти! – Я радостно приподнимаюсь. Мне нравится Фестиваль основателей в нашем городе, там полно вкуснейшей уличной еды и крутые аттракционы.
– Да, черт возьми, идем! – поддерживает меня Мэт.
– Ребята, вам будет так весело! – Ее хриплый голос возвращает меня к реальности. Я так обрадовалась, что забыла: ей нельзя выходить на улицу.
– Может, тебе полезно погреться на солнышке… – начинаю я.
Она качает головой.
– В любом случае нет сил гримироваться и напяливать парик. А если я не загримируюсь, то мне придется целый день раздавать автографы. И еще нужна охрана, а у Мака выходной…
– Ты права. Никто никуда не пойдет.
– Нет-нет, – машет руками Ди, – идите сами, мне нужно побыть в тишине.
Мы с Мэтом начинаем играть в гляделки, и никто не хочет уступать.
Наконец он пожимает плечами:
– Я пойду, если ты пойдешь.
Как за покерным столом. Он не хочет рисковать и уравнивает ставку, а я повышаю.
– Я пойду.
И вот я уже стою рядом с Мэтом Финчем на улице возле отеля, уставившись на блестящий красный кабриолет. Мы могли бы вызвать такси, но Мэт решил, что надо взять автомобиль напрокат. Его забронировала для нас администрация отеля.
– Так-так, – произношу я, рассматривая машину. Мэт крутит ключи на указательном пальце. – Кажется, кому-то не хватает блеска?
Он улыбается и, не открывая двери, запрыгивает на водительское сиденье.
– Просто я соскучился по ощущению скорости.
Я тоже. Сажусь в машину и пристегиваюсь. Мэт дает полный газ, и мы срываемся с места. Позер!
– К тому же это очень приятно.
Он прав. Мои волосы развеваются на ветру, я запрокидываю голову и вижу над собой бескрайнее голубое небо с бегущими по нему облаками. Жаль, что с нами нет Ди; я невольно вспоминаю ее песню «Дорога в лето». Все верно, перед нами открытая летняя дорога, и она дает нам больше, чем мы когда-либо просили. Я достаю камеру и направляю ее на Мэта. Его волосы и футболка развеваются на ветру, а в солнечных очках отражается белая разделительная полоса.
Не успеваем мы повернуть на парковку, как перед нами разворачивается панорама всего фестиваля. Самая высокая точка ярмарки – колесо обозрения, которое величественно возвышается над мерцающим королевством. Я уже чувствую запахи фестивальной еды – густой, насыщенный аромат лета.
Мэт не теряет времени. Натянув бейсболку как можно ниже, чтобы его не узнали, он тянет меня к первому из многочисленных аттракционов. В «Отрицании гравитации» мой желудок поднимается к горлу. Я прижимаю к себе сумку, защищая камеру. Когда выходим, я не могу идти ровно, и Мэт умирает от смеха. На качелях я вытягиваю руки и закрываю глаза, представляя, будто лечу. Посмотрев на Мэта, вижу, что он делает то же самое. Потом он заставляет меня сесть на карусель для совсем маленьких, и мы пару минут движемся по кругу на пластмассовых слониках.
Когда мы добираемся до колеса обозрения, солнце уже садится. По сравнению с остальными аттракционами это релакс. Я держу в руке запотевший стакан с невыносимо сладким лимонным шейком, капли воды периодически стекают мне на голую ногу, и я тянусь губами к сладкой соломинке, как пчела к нектару.
– Мэт, ты думал, что тур будет таким классным? – спрашиваю я, сексуально обнимая губами соломинку.
– Да, – не раздумывая, кивает он. – А ты?
Я тоже киваю.
– Ага. Просто не верится, что уже июль.
В этот момент я внезапно понимаю, что совсем не готова через каких-то полтора месяца вернуться к реальной жизни. Кабинка останавливается на самом верху, и вся ярмарка оказывается как на ладони. Местная группа где-то внизу играет каверы на популярные песни, мы слышим плеск воды в озере и смех наших сверстников, уплетающих сладкую вату и воркующих со своими возлюбленными. Солнце тает на горизонте, оставляя на небе розовые и оранжевые полосы. Вдалеке, за грядой деревьев, виднеется крыша нашего отеля.
– Это самый лучший аттракцион на свете, – не в силах придумать что-то пооригинальнее, выдаю я. В голове пусто. Присутствие Мэта будоражит меня сильнее любого аттракциона, и очень тяжело делать вид, что он меня почти не интересует. – Даже круче американских горок.
– Точно, – соглашается Мэт, отпивая лимонад.
Мы оба смотрим вниз на оператора аттракциона. Он курит сигару и чешет пузо.
– Эротично, – замечаю я, и Мэт заливается смехом.
У меня начинает урчать в животе, и я вдруг вспоминаю, что страшно хочу есть.
– Тебя не укачало? – спрашивает Мэт.
– Нет. Просто после лимонада очень есть хочется.
– Что же ты раньше не сказала?
Пока мы стоим в очереди за хворостом из воронки, Мэт развлекает меня рассказами о двинутых фанатках.
– Одна девчонка приходила на все концерты, даже если приходилось ехать через полстраны. Я старался быть вежливым и все такое, сфотографировался с ней раз или два, как с остальными. А потом она появилась на концерте, сделав на ноге татуировку с моим именем.
– Не может быть! – выдыхаю я.
Продавец подает мне жирную бумажную тарелку, на которой лежат румяные кусочки жареного теста, обильно посыпанные сахарной пудрой. Я подавляю желание схватить их и запихнуть в рот.
– Еще как может, – уверяет Мэт. – Мне тогда было четырнадцать, я растерялся – не знал, как себя вести.
Он расплачивается, и я не возражаю. Не знаю почему. Первый кусочек горячий, сладкий и тает во рту.
– Н-да, – говорю я, направляясь вслед за Мэтом к ближайшей скамейке с отполированной до блеска деревянной поверхностью. – Может, она встретит другого парня по имени Мэт, из-за этого тату они разговорятся и начнут встречаться. Благодаря тебе.
Он недоверчиво вглядывается в мое лицо.
– Ты веришь в подобную чушь?
– Если честно, нет, – отвечаю я.
Мэт пристально смотрит на мою щеку и тянется ко мне.
– У тебя…
Я хочу его оттолкнуть, но не могу пошевелить руками.
– … сахарная пудра. Вот здесь.
Он проводит пальцем по моей щеке. Я испуганно замираю.
– Э-э… спасибо.
– Всегда пожалуйста. Не хочу, чтобы ты казалась кому-то сладкой, – ехидно подмигивая, говорит он.
Я прищуриваюсь.
– Как мило, что ты думаешь, будто знаешь меня.
Он самодовольно смеется и кладет руку на спинку скамейки. Вдруг до моего уха доносится знакомая мелодия, и я застываю, забыв обо всем на свете.
– Слышишь?
Мэт удивленно прислушивается, наклонив голову.
– Давай запишем и отправим ей!
Выкинув пустые тарелки в урну, мы бежим к белой палатке, где местная группа играет кавер на песню «На краю вселенной, в Теннесси». На танцплощадке полно народу: тут и пары среднего возраста, вспоминающие молодость, и стайки очень загорелых девушек, и мужчина с белоснежными усами в широкой ковбойской шляпе, кружащий в танце свою внучку. Я тихонько подпеваю, очарованная ароматами лета, гитарными басами и тем, каким родным кажется мне сейчас этот незнакомый городок. Мэт направляет на меня телефон, я улыбаюсь и машу рукой. Отправив видео, Мэт показывает ответ Ди: «Боже! Мне так нравится!»
Музыканты начинают играть кавер-версию «Американской девочки» Тома Петти. В моих венах вскипает адреналин, и я не могу сдержать чувства.
– Как я люблю эту песню!
Мэт поворачивается ко мне и протягивает руку. Я принимаю ее, и мы танцуем под южный фолк. Я закрываю глаза, ощущая полную свободу. Мэт подпевает и танцует, играя на воображаемой гитаре.
Группа заканчивает песню, и я вдруг замечаю, что какая-то девушка, невысокая и упитанная, уставилась на нас, точнее, на Мэта. На голове у нее кудряшки, которые можно сделать только с помощью горячих бигуди. Наверное, краска для волос называется «золотистый блонд» или «медово-русый», но на самом деле это цвет прогорклого масла или засохшего кукурузного хлеба.
– Господи! – выдыхает девушка, осматривая Мэта с ног до головы. – Ты Мэт Финч?
– Не-а! – не задумываясь, отвечает Мэт и хватает меня за руку.
Смеясь, мы убегаем с танцплощадки. Я чувствую себя немного пьяной, хотя не пила ничего, кроме лимонада. У киосков с едой Мэт замедляет шаг и говорит:
– Пожалуй, лучше уйти, пока нас не заметили.
Я смущенно киваю. Мы слишком беспечны. Одна фотография может разрушить его «отношения» с Ди, и подруге снова придется пройти через таблоидный ад. Весь этот вечер – сплошное безумие, и все-таки я хочу остаться с ним здесь. Он словно читает мои мысли.
– Не хочется возвращаться в отель, давай еще погуляем.
Я чувствую, как по моему лицу расползается широкая улыбка.
– Хорошо.
Мы движемся в бурном потоке и скоро подходим к озеру. По обе стороны длинного причала покачиваются лодки, набитые людьми. Все смеются, пьют и ждут начала фейерверков. Меня вдруг охватывает тоска по нашему городку, по знакомой грунтовой дороге, ведущей к моему дому. При других обстоятельствах это мог быть идеальный летний вечер – запах свежескошенной травы, лодки на воде, симпатичный парень рядом.
– Слушай, – говорит Мэт, меряя взглядом поверхность озера, – давай просто идти вдоль берега, пока не найдем место, где нас никто не увидит.
Я иду рядом с ним и чувствую дрожь в груди, которой не испытывала уже много месяцев. Я нервничаю. Хуже того, меня мучает вопрос, возьмет он меня за руку или нет. Обычно я и не думаю о таких пустяках. Я допускала и не такие вольности с парнями, которых едва знала, а они нравились мне гораздо меньше, чем Мэт. Но тогда мне было все равно. А сейчас от одного только предположения ноет в груди, и сердце стучит, как бешеное.
Где-то вдали по радио поет Брюс Спрингстин. Мы доходим до второго пирса и видим, как поблескивает вода в свете фонарей. Слышен смех с лодок и далекий шум аттракционов. Меня бросает в жар – сама не понимаю, от духоты или от близости Мэта.
На его лице появляется хитрая улыбка.
– Ты когда-нибудь купалась голышом?
– Конечно, я ведь живу в Теннесси.
– Давай искупаемся.
– Нет.
– Почему?
Нет, нет и нет. В моей голове мигает красная лампочка – предупреждение об опасности.
– Ну, давай!
– Ты лжепарень моей лучшей подруги.
– Ключевое здесь «лже».
С ним тяжело спорить, и я быстро теряю решимость. Это один из лучших дней в моей жизни. Я давно не чувствовала себя такой беззаботной.
– Как хочешь, – говорит Мэт. – Тогда купайся в платье.
С этими словами он снимает кепку. Сначала я думаю, что это блеф, но он снимает и футболку. Должна признать, я начинаю ему верить.
– Ты серьезно?
– Ага, – отвечает он, расстегивая ремень. – Если хочешь, отвернись. Я не стремлюсь задеть твои нежные чувства.
Нежные чувства – это не обо мне, однако услышав, как пряжка ремня падает на землю, я зачем-то прикрываю глаза рукой. Я чувствую себя виноватой, словно делаю что-то дурное за спиной у Ди. Тем не менее подглядываю через пальцы и вижу, как он бежит к воде в одних трусах.
– Вода просто чудо! – сообщает Мэт. – Ты многое теряешь.
Отнимаю руки от лица и вижу, как он улыбается в лунном свете и призывно машет рукой, – а я стою и взвешиваю все плюсы и минусы. В конце концов решаю: будь что будет! Пока не передумала, сбрасываю туфли и бегу в воду. Это дикий, стремительный и самый невинный в мире бунт. Намокшее платье мгновенно тяжелеет.
Я медленно бреду по воде к Мэту, улыбаясь как идиотка. Подтягиваю повыше платье без лямок, чтобы не сползало. Улыбка Мэта исчезает, его лицо становится задумчивым.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Я ни разу не видел у тебя такой улыбки.
– Какой?
– Радостной. Счастливой.
Я пожимаю плечами:
– Меня трудно развеселить.
– Я знаю. Твою улыбку надо заслужить, да?
– Вроде того.
Мы оба медленно движемся в воде, держась на расстоянии. Где-то далеко в небе взрываются первые фейерверки. Красные искры с треском падают вниз. Я с трудом различаю лицо своего спутника, но вижу, что он о чем-то напряженно размышляет.
– Что с тобой? – спрашиваю я.
Он отрывается от своих мыслей.
– Что ты имеешь в виду?
– У тебя странное выражение лица. О чем ты думал?
– Я думал… что если собираюсь тебя поцеловать, то сейчас самое время. Фейерверки и все такое. Я, как настоящий композитор, всегда ищу поэтические параллели.
На мгновение я теряюсь – что можно сказать в ответ на такую бесстыдную честность? Все в наших предыдущих разговорах имело скрытый подтекст, мы начали флирт, который мог перерасти в нечто большее. И все же я стараюсь не терять контроль над ситуацией. Мое сердце бьется так сильно, что может пустить рябь по воде. Однако я устало закатываю глаза и говорю:
– Найди себе группи, Финч.
Он с улыбкой качает головой:
– Не-а.
Меня тянет к нему, но я не двигаюсь с места. Я не позволю себе сделать этот шаг, утолить этот отчаянный голод, испытать это сумасшедшее чувство, когда целуешь того, кого нельзя. Здравый смысл побеждает. Я знаю: сегодня будет классно, но что завтра, Риган? Смущение и стыд, когда мы столкнемся возле автобуса. Неловкое молчание, которое может заметить Ди. Разочарование в себе за то, что совершаю те же самые ошибки.
Я молчу, и Мэт добавляет:
– Мне кажется, я нравлюсь тебе больше, чем ты себе признаешься.
– А мне кажется, я нравлюсь тебе только потому, что мы не можем быть вместе, – парирую я.
Если он надеялся ошеломить меня своей честностью, то ничего не выйдет. Я никогда не пасовала перед правдой.
– Что ж, мы можем это выяснить только одним способом, – заявляет он.
Я едва заметно улыбаюсь, а мысленно придумываю способ поразить его. Наконец говорю прямо:
– Понимаешь, я не хорошая девочка вроде Ди. Тебе не нужна такая, как я.
– Неправда, нужна.
Я качаю головой, кончики моих волос стелются по воде. Я не стану рисковать репутацией Ди ради мимолетного увлечения, тем более что есть лишь два варианта дальнейшего развития событий. Мне станет с ним скучно, и я его брошу, или, что еще хуже, он меня бросит. Такие, как Мэт, привыкли, что девчонки вешаются им на шею, они плывут, куда подует ветер, не придерживаясь установленного курса. Не взойдешь на борт – тогда точно не утонешь.
– Испытай меня, – предлагает Мэт, по-прежнему не приближаясь ко мне. – Я тоже не святой.
– Я уже поняла.
Я невольно улыбаюсь, потому что действительно поняла. Я никак не ожидала, что Мэт Финч способен полезть в озеро в незнакомом городе в День независимости. И все-таки он убежал бы от меня как от прокаженной, если бы знал, что сделала со своей жизнью старая Риган. В общем, надо кончать с этим неземным притяжением, сразу его огорошить, чтоб мало не показалось.
– Я познакомилась со своим бывшим на общественных работах, к которым приговорил меня суд, – выдаю я.
– За что?
– Употребление спиртного. Меня судили как взрослую, потому что я была за рулем.
– Ого, ничего себе!
Мэт даже не пытается скрыть удивление и разочарование. Неудивительно. Нарушения закона бывают веселыми и даже впечатляющими, но езда за рулем в пьяном виде – не тот случай. Даже для меня.
– Не все так страшно, – быстро объясняю я. – Я выпила пару коктейлей и пошла в машину за зажигалкой. Я долго не могла ее найти, замерзла и включила печку.
– Тебя, несовершеннолетнюю, поймали пьяную в машине с закрытой дверью и включенным зажиганием?
– Ага. К счастью, судья поверила, что я не хотела никуда ехать. Я и правда не собиралась. И все же мне присудили общественные работы и испытательный срок.
И психолога. Впрочем, ему об этом знать необязательно. Я слышу, как Мэт с облегчением выдыхает, поняв, что я не ездила за рулем пьяная.
– А бойфренда? За что его судили?
– Бывшего бойфренда, – поправляю я. – За марихуану.
Он снова меняется в лице.
– Э-э… ты куришь травку?
Я морщу нос.
– Конечно, нет. Она воняет потными носками.
– Ну, тогда не страшно, – резюмирует Мэт.
В небе взрывается еще один фейерверк, на этот раз зеленый.
– Какие еще скелеты ты прячешь в шкафу?
– Ха, – прыскаю я. – Даже не спрашивай про мою семью.
Фиолетовые искры на мгновение освещают лицо Мэта и тонут в озере. Он молчит. В траве на берегу стрекочут кузнечики. Вдали раздается беспечный смех.
– Наверное, идеальных семей не бывает, – произносит наконец Мэт.
Ночное небо озаряет белый фейерверк, я вижу милое и грустное лицо Мэта и знаю, что он думает о своей маме. Передо мной – не знаменитый любимец девушек Мэт Финч, а обычный парень, переживший серьезную потерю.
Мы стоим по пояс в воде, и я делаю шаг ему навстречу. Я оказываюсь так близко, что готова перейти установленную мною границу. Так близко, что собираюсь обнять его за шею.
– Не смей, – говорит Мэт, отступая назад. – Не надо целовать меня из жалости.
– Кто первый заговорил о поцелуях? – подшучиваю я. – Ты же сам этого хочешь.
Нет, это я хочу. Слава богу, в темноте не видно, как я покраснела от смущения.
– Хотя, – Мэт возвращается к своему шутливому тону, – из жалости ты можешь со мной потанцевать.
– О, какая интересная фраза. Имеет успех у поклонниц?
– Тебе виднее.
Он улыбается, и мы стоим слишком близко. Но я этого не сделаю. Настоящий Мэт – который справляется с горем, от которого я не могу отвести глаз, – уже ушел. А с ним ушла романтика.
– Я не твоя поклонница.
– Ну да, конечно, – подмигивая, говорит он.
– Прекрати подмигивать. – Я становлюсь в вызывающую позу. – Со мной это не пройдет.
Мэт самодовольно хохочет.
– Хорошо, хорошо, прости. Друзья?
Он протягивает руку, и я пожимаю ее, хотя меня одолевают сомнения.
– Друзья.
Однако Мэт не отпускает мою ладонь, а сжимает еще сильнее. Не успеваю я понять, что происходит, как он вдруг ныряет, увлекая меня за собой.
– Мэт! – кричу я. Слишком поздно. На несколько секунд я погружаюсь в воду с головой, а потом он вытаскивает меня. Я хочу разозлиться, но с волос Мэта тоже стекает вода, и он смеется так заразительно, что я не могу устоять. Откинув голову назад, хохочу под треск последних фейерверков неподдельно искренним смехом.
Но это еще не кульминация. Ни эта сцена на озере, ни поездка домой с ветерком в мокрой насквозь одежде, ни дорога через вестибюль отеля по мраморному полу. И даже не молчание в лифте.
Двери лифта открываются на этаже Мэта. Он поворачивается ко мне и подходит совсем близко. Мое сердце колотится между ребрами, словно пойманная птица.
– Сегодня был чудесный день. Мне… мне он был очень нужен. Спасибо.
Меня трогает это маленькое признание настоящего Мэта – не такого бесшабашного, каким он притворяется. Он быстро целует меня в щеку, и в тот момент, когда я ощущаю его руку на талии, а его губы на щеке, в воздухе между нами вспыхивают голубые и зеленые искры. Я смотрю, как он уходит, и все фейерверки мира взрываются в моей голове.