31

Стоп!

Бесполезно.

Стоп, стоп, стоп!

Остановить это невозможно. Ничто не в силах остановить Хищника, остановить поток ее мыслей, остановить ее натруженные ноги. Она все бежит и бежит, а мысли все идут и идут, и он опять здесь. Она в своей комнате и звонит ему, потому что больше не выдержит и минуты этого кошмара. Нужно раздавить это мерзкое существо, с нее довольно! Он снимает трубку после первого же звонка.

– Белль, – говорит он. – Ты меня убиваешь, слышишь?

– Ты должен прекратить это. Ты отличный парень, но мы с тобой просто друзья. Я очень хорошо к тебе отношусь, но ты должен отпустить это.

Она врет, что очень хорошо к нему относится. Никакого хорошего отношения уже нет и быть не может, потому что он пугает ее. Она просто хочет, чтобы он исчез из ее жизни.

– Я знаю, что мы должны быть вместе. Я это знаю. Если ты лишишь меня этой надежды…

– Может, стоит обратиться к кому-то за помощью? Ты…

– Что, не собираюсь ли я что-нибудь сделать с собой? Типа тебе не все равно?

– Конечно, мне не все равно. Я люблю тебя – как друга, но люблю. Мы все тебя любим. Мы переживаем за тебя.

– Я вижу, – говорит он.

Он знает, что все это ложь. Она его не любит. Он ведет себя слишком агрессивно, чтобы его любить, и ее вранье – не что иное, как еще одна форма неприятия. Но она в безвыходном положении. Она устала. Он вымотал ей всю душу. Может, хватит? Да никогда не хватит.

Становится все хуже, потому что он продолжает в том же духе. День за днем. Эсэмэски в ночи. Его автомобиль, припаркованный возле дома престарелых «Саннисайд». Она меняет тактику. Она управляет им. Пытается им управлять – бывает вежливой, но не слишком, внимательной, но недостаточно. Она думает, что, если просто поможет ему пережить тяжелую минуту – как Кэт помогала Аннабель залечивать раны после расставания с Уиллом, – у Хищника все наладится. В конце концов, она же несет ответственность хотя бы за то, что вызвала эти чувства. Она поощряла его, вовремя не обозначила границы, а теперь наконец-то рубанула правду-матку. Она причинила ему боль, и справиться с этой болью – отныне ее работа. Серьезная, непредсказуемая, опасная работа. И очень утомительная. У нее не остается сил даже на бег. Она забывает, когда в последний раз зашнуровывала кроссовки. Они так и стоят без дела возле ее кровати.

Через неделю он звонит ей в два часа ночи.

– Прекрати мне звонить, – говорит она. И вешает трубку. Отключает телефон. Все тактики испробованы, остается лишь одна: никаких контактов. Ни-ни.

А на следующий день, сразу после школы, она звонит в QFC, где работает Хищник. Просит позвать к телефону Люси. Или Эдриана. Но никакой Люси у них нет. Как нет и Эдриана.

Она не может поверить, хотя все это время и подозревала что-то подобное. Решение принято, окончательное и бесповоротное: она ставит жирный крест на всем, что связано с ним, и на нем самом.

Все кончено. Гуляй. Свободен.

* * *

Аннабель все бежит и бежит по этой ужасной пенсильванской дороге. Автомобиль стоит на подъездной дорожке к дому, и в салоне грохочет музыка. Хватит! Хватит!

Она прижимает ладони к ушам, надавливает что есть силы. Она не сможет. Она не сможет заглянуть туда и двинуться дальше.

Позади тринадцать миль. До места назначения еще три мили. После тех потерянных дней в Хейворде, в штате Миннесота, она не может себе позволить снизить темп, иначе ей не добраться до округа Колумбия раньше, чем ее ждут в офисе Сета Греггори.

Она хочет позвонить дедушке Эду, чтобы он приехал и забрал ее. Вот уже почти месяц после Чикаго она каждый день бежит полумарафон, и ее тело невыносимо страдает. Страдает? Страдания – это то, что происходит с ним неделю за неделей. Нет, оно разрушается. Оно кричит: больше не могу! Еще там, в Черри-Вэлли, она почувствовала первые симптомы «колена бегуна» и пыталась сделать короче шаг, избегать резких спусков, по вечерам делала ледяные компрессы и обертывания, носила компрессионный рукав во время самого бега. И в последнее время она каждое утро просыпается с тупой болью в своде стопы и постоянной колющей болью в пятке, что определенно означает подошвенный фасциит, разрывы и воспаление сухожилий от пятки до пальцев ног. Сейчас боль пульсирует в голове, и это первый признак обезвоживания. Тело ломается, рассыпается на куски, и сознание переполнено, и она не в состоянии сделать шаг.

Просто не может, вот и все.

* * *

– Я везу тебя в клинику.

– Нет.

– Не спорь. У тебя обезвоживание. Ты…

Хрупкая, ломкая, разбитая, потому что Хищник сидит рядом. Она чувствует его теплое дыхание на своей щеке, слышит, как он шепчет ей на ухо. От этого никуда не деться, потому что ее ждут студенты Карнеги – Меллона. Ждет Сет Греггори. Сам Хищник ждет. Он ждет потому, что всегда будет ждать.

Она чувствует его пальцы, впивающиеся ей в кожу, когда он грубо хватает ее за руку на выходе из класса. После того как она повесила трубку в два часа ночи, после того как перешла к тактике «никаких контактов», он три дня отсутствовал в школе, и она почти удивлена, когда видит его снова. В эти три дня Джина звонила мистеру Керли, школьному психологу, и мистер Керли вызвал Аннабель с урока, чтобы она рассказала ему, что происходит, в тиши его кабинета, в окружении плакатов из Уитворта. Отец Джеффа тоже позвонил директору Гарви, после того как Хищник выложил в соцсетях фотографию оружия и сказал потом Джеффу, что чувствует себя офигенно опасным. Джеффа это не на шутку встревожило. Он решил, что парень замышляет самоубийство. Пошли разговоры, шепотки. Все гадали, почему его нет в школе. Поползла волна слухов, но потом стало известно, что Хищник получает помощь. Все под контролем. Аннабель чувствовала себя отвратительно, но после того звонка в QFC была рада, что избавилась от него. Ты ни в чем не виновата, повторяли все вокруг. Ей казалось, будто она ступает по стеклу, и три дня его отсутствия были как подарок. Он получал необходимую помощь, и она могла дышать полной грудью.

Но вот он снова здесь. Караулит ее у дверей класса, где проходит последний урок. Он хватает ее за запястье.

– Нам нужно поговорить, – требует он.

– Мне больше нечего тебе сказать. Нечего, – отвечает Аннабель.

Их замечает Джефф.

– Эй, чувак. Отпусти ее, – говорит он.

Отпустить ее? Никогда.

* * *

Дедушка Эд врубает все три вентилятора, открывает все окна, но в фургоне все равно парилка.

– Porca miseria! Я же не врач! – Porca miseria: черт побери! Дословный перевод: свинячья жесть.

– Пожалуйста. Мне просто нужно прилечь.

– Всю неделю жара выше восьмидесяти. Что если это тепловой удар? Я ничего в этом не смыслю.

– Я в порядке. Обещаю. Позволь мне просто полежать. Пожалуйста. Пожалуйста, никаких врачей.

Они паркуются в зоне отдыха на берегу реки Огайо. Звонит Оливия. Дедушка Эд отвечает по телефону Аннабель.

Аннабель вслушивается в приглушенный разговор. Дедушка Эд говорит Оливии, что не знает, надолго ли ее хватит. Летняя жара сильнее, чем они ожидали. Это просто зверство. Он говорит, что она убивает себя. И выкладывает Оливии все, что Аннабель тщательно от нее скрывает. Что колено разнесло так, что больно даже сидеть подолгу. Что компрессионный рукав, похоже, больше не помогает. Что она горстями глотает противовоспалительные таблетки и катает ступней бутылку с водой, чтобы снять агонию в своде. Что в ее глазах пустота, а тело – кожа да кости, потому что мышцы усохли и уже рвутся. Что шорты сваливаются с ее тощих бедер.

Он покупает еду в городе. Дедушка Эд и Аннабель едят гамбургеры, сидя на берегу реки. Она слишком устала, чтобы жевать. Слишком устала, чтобы любоваться природой. Слишком устала замечать то, что живет и течет вокруг.

Она сидит в походном кресле и смотрит прямо перед собой, пока в фургоне не становится прохладнее, чтобы можно было уснуть. Она забирается на верхнюю койку. Дедушка Эд заводит свой храп. Медальон святого Христофора сияет в лунном свете, но даже святой кажется маленьким и бессильным против того, что ее ожидает.

Она закрывает глаза, и в сознание тотчас врываются тяжелые басы – бум-бум-бум! – из машины, которую она видела сегодня во дворе одного из домов. Она накрывает голову подушкой, но все равно слышит: бум-та-та-бум-та-та.

– Мне больше нечего тебе сказать. Нечего, – снова говорит она Хищнику.

– Эй, чувак. Отпусти ее, – повторяет Джефф снова и снова.

Ведь она уже тогда все знает, не так ли? Когда Хищник внезапно и резко убирает пальцы с запястья, Аннабель уже знает, что дело плохо. Она знает, потому что ей вдруг становится по-настоящему страшно. Что-то приближается. Она это знает и не хочет знать, поэтому убеждает себя в том, что ничего не знает.

Она говорит себе, что он уйдет. Она говорит себе, что все в порядке. Она говорит себе, что невелика беда. Она говорит себе, что у тех, кто старше, все под контролем.

Она говорит себе, что насилие – это то, что происходит с другими.

Аннабель одевается на вечеринку, которую устраивает Джефф Грэм. Она хочет испытывать привычное возбуждение, но ничего не получается. Ей не по себе, когда она вспоминает, как Хищник схватил ее за руку, как она снова его оттолкнула. Она видела его лицо, когда он уходил. Он не выглядел потерянным и обиженным. Он был в бешенстве.

Ну, она тоже в бешенстве. Он надоел ей до тошноты. С ним покончено раз и навсегда.

Аннабель задирает голову, стоя у зеркала в своей ванной, подкрашивает тушью ресницы. Вечеринка с барбекю на заднем дворе. Вечером станет прохладно, поэтому она надевает джинсы и оранжевую футболку. У родителей Джеффа Грэма есть уличное джакузи, поэтому она берет с собой купальник и полотенце. Она звонит Уиллу. Они встретятся на месте. Он работает допоздна и поедет прямиком из Истсайда.

– Я захватила купальник, – говорит она. – На случай, если повезет залезть в джакузи.

– О, здорово, – отвечает он. – Я тоже плавки возьму. Все, пока, скоро увидимся.

– До встречи.

Она долго ищет ключи от машины Джины. Наконец находит их в куче барахла возле маминой сумочки.

– Только не очень поздно, – кричит ей вслед Джина. – Ты знаешь, что я волнуюсь. И не лягу спать, пока ты не придешь.

Еще бы Аннабель не знать.

Аннабель останавливается у «Гринвуд Маркет». Покупает пакет чипсов. Мятные леденцы. У нее в планах – много поцелуев с Уиллом, танцев и развлечений. Придут все ее друзья: Кэт, Зак и Оливия, Зандер, много ребят из рок-группы Джеффа. Но Хищника там не будет. Джефф сказал Хищнику, что лучше бы ему не приходить, и тот ответил, что это все равно не имеет значения, мол, он уезжает на выходные с родителями. Какое облегчение. Как приятно стряхнуть с себя напряжение последних дней и забыть обо всех странностях происходящего. Учеба близится к концу, и это будет настоящий предлетний отрыв.

Возле дома Джеффа уже полно машин. Аннабель паркуется в хвосте длинной вереницы авто, выстроившихся вдоль тротуара. Грохочет музыка. Тяжелые ритмы сотрясают воздух и разносятся по всей округе. Бум-та-та-бум-та-та.

Она в хорошем настроении. В основном. На душе отлегло. Она здесь, с друзьями. Хищника больше нет, и скоро приедет Уилл. Она видит машину Кэт и радуется вдвойне.

Она нажимает кнопку звонка. Джефф Грэм открывает дверь.

– Ого, чипсы! Спасибо. – Он радостно хватает пакет. – Больше никто ничего не принес. Лузеры.

– Это тебе спасибо. Я в том смысле, что чую запах барбекю.

– Мой брат отвечает за хот-доги, потому что я их только кремирую. Пиво вон там.

Не следовало бы притрагиваться к пиву, потому что мама сразу учует запах, но сегодня ее ничто не остановит. Она откупоривает бутылку и делает глоток. Холодное пиво – что может быть лучше? Она редко позволяет себе выпить, поэтому алкоголь сразу ударяет в голову. И наступает приятная расслабуха. Она ждет не дождется, когда приедет Уилл.

– Белль! Тащи свою милую попку сюда! – Кэт в приподнятом настроении. Она болтает со Сьеррой и с Дестини. Зак и Оливия танцуют. Поток гостей не иссякает. Аннабель слышит громкий смех на заднем дворе. Похоже, народ уже потянулся в горячее джакузи.

– Сестра! – Аннабель обнимает Кэт. Приходится кричать, чтобы услышать друг друга. Кэт целует ее в щеку.

– О боже, ребята, вас слишком много, – говорит Сьерра. – Вы что, заранее спланировали? Выглядите как близнецы.

Она права. Аннабель и Кэт одеты как под копирку. Обе в джинсах и оранжевых футболках.

– Лучшие друзья мыслят одинаково, – говорит Кэт. – Нам не нужно планировать, мы просто знаем. Уилл что, работает?

– Он будет здесь с минуты на минуту.

– О-о-о, юная любовь. Я скучаю по влюбленности.

– Бедняжка Кит-Кэт, – притворно сокрушается Аннабель.

– Если честно, я не думаю, что когда-либо влюблялась по-настоящему.

Кэт уже приканчивает бутылку, а может, и вторую – кто знает. Она выглядит дурашливой и немного нетрезвой. Но, когда Аннабель заглядывает ей в глаза, до нее доходит, что Кэт говорит серьезно.

– Что?! – восклицает Аннабель. – А как насчет Ноя? Ты же была без ума от него.

– Нет, не думаю. Этого еще не случилось.

– Ты меня огорчаешь!

– Не грусти, радуйся. Все еще впереди.

– Да, это радует. – Аннабель улыбается. – Боже, мне нельзя пить пиво. Все время хочу писать. Опять надо бежать в туалет.

– Беги, беги, мы посторожим твое место, – говорит Сьерра.

Аннабель поднимается по лестнице на второй этаж. Ей навстречу идет Тревор Джексон. Две девушки из рок-группы, Дезайри и Ханна Келли, ждут у двери в туалетную комнату.

– Что, очередь?

– Джози на сто лет засела в родительской ванной, – отвечает одна из девушек.

Аннабель ждет. Наконец подходит ее очередь. Она возится с макияжем. Наносит свежий слой блеска для губ. Ей хочется быть неотразимой для Уилла. Ее бутылка с пивом стоит на туалетном столике. Она моет руки. И уже собирается забрать бутылку, когда слышит это.

Внизу кто-то кричит.

Скорее, пронзительно визжит, и поначалу Аннабель думает, что девчонки дурачатся, но крик непохож на игру. Это вопль ужаса. Теперь она слышит, как вскрикивает парень, и вот уже крики множатся. Эти жуткие звуки говорят только об одном: случилось что-то страшное. И первая мысль, которая приходит ей в голову: «Мне надо бежать». Она почему-то думает, что нужно выбираться из этой ванной комнаты, из этого дома, и, когда выбегает на лестничную площадку второго этажа, слышит: хлоп-хлоп-хлоп. Зловещие звуки выстрелов, снова вопли, грохот падения чего-то большого и тошнотворный стук. Аннабель охватывает дикий страх, потому что она знает, она знает, что произошло что-то плохое, плохое, плохое, но все равно спускается по лестнице. Это неверное направление, но она идет вниз, где входная дверь нараспашку, и она видит его спину. Она видит Хищника, это точно он, и она в полной растерянности, потому что сегодня вечером его здесь не ждали, – но как быть с тем, что это его пальто?

Это его пальто, и он убегает, бежит прочь от дома, по улице, и в руке у него винтовка. Он держит в руке винтовку, а Джефф Грэм орет и рыдает, и, когда Аннабель оказывается у подножия лестницы, перед ней открывается зрелище настолько нереальное, насколько и устрашающее. Рыдания в голос, тела на корточках, прикрытые руками головы – это какой-то сюр и бессмыслица. Сьерра, забившись в дальний угол комнаты, прячет лицо в ладонях, ее плечи сотрясаются; кто-то из друзей-музыкантов Джеффа свешивается с подоконника, застывая в попытке бегства; Зак и Оливия, съежившиеся за стулом, держат друг друга в охапке. И повсюду кровь, кровь повсюду, и куски… куски…

Она видит Кэт, распластавшуюся на полу. Кэт на полу! Ее лица не видно, но это ее оранжевая футболка, и это ее кровь стекает по спине к джинсам, а рядом с ней… рядом с ней – Господи, нет, Господи, только не это! – Уилл. Это Уилл! Он здесь, но лежит на полу, в джинсах и своей любимой толстовке, и как-то неестественно согнут, как будто скомкан, а половина его лица… его красивого лица… просто месиво из сырой плоти и крови. Лица больше нет, и глаза тусклые, безжизненные, а грудь… Кровь хлещет и хлещет из его открытой груди.

Теперь Аннабель тоже кричит; этот дикий вопль вырывается у нее сам собой, и она идет к Уиллу и Кэт – своим любимым. Она идет к ним, но они пугают ее. Их тела пугают ее, и кто-то хватает ее за плечи. Она чувствует, что ее держат мертвой хваткой с двух сторон, но все кричит и кричит, а потом вырывается и бежит на улицу. Там тоже люди: ребята с вечеринки, дрожащие в мокрых купальниках после джакузи, соседи из ближайших домов. Грохочет забытая всеми музыка. Бесконечный тошнотворный ритм – бум-та-та-бум-та-та – служит фоном истерическим рыданиям, крикам, а теперь и завываниям сирены.

Аннабель останавливается на тротуаре и опускается на корточки. Разум по-прежнему отказывается понимать: как же так? Только что она была в ванной, а потом услышала хлопки и, спустившись по лестнице, увидела Уилла и Кэт, и кровь струилась по оранжевой футболке Кэт, а лицо Уилла… Аннабель зажмуривается, прижимает ладони к ушам и тихо раскачивается взад-вперед, взад-вперед, переживая свой страшный сон. Между тем вокруг еще больше машин, еще больше сирен и мигающих огней. Они прибыли так быстро, но кто знает, сколько времени прошло. Она все раскачивается, сидя на тротуаре, и ее тошнит прямо под ноги, и чьи-то руки снова поднимают ее с земли. «С тобой все в порядке? Ты не ранена? Ты в порядке? Ты не ранена?» – спрашивают ее снова и снова. Она не знает. Она не знает. Потому что все как во сне. Ничего из этого не может быть наяву, но это происходит наяву. Это происходит.

Реальность напоминает о себе потоком слез. Она рыдает на своей койке в фургоне. Дедушка Эд не спит. Он здесь, рядом. Она в его любящих руках.

– Миленькая моя, – страдает он вместе с ней.

– Я видела, я видела, я видела, я видела, – как заведенная повторяет она.