22

Сердце таракана имеет от двенадцати до тринадцати камер, которые расположены в ряд. Если одна из них выйдет из строя, он едва ли заметит.

Кальмары и каракатицы имеют по несколько сердец. У осьминога их три.

У земляного червя вообще нет сердца. Вместо этого у него пять псевдосердец, обмотанных вокруг пищевода.

Но только рыба-зебра способна сотворить чудо: если ее сердце разбито, повреждено или разрушено, она может вырастить новое. Олени этого не могут. И люди – тоже.

– Поговори со своей матерью, а? – умоляет дедушка Эд. – Она уже десять раз звонила. Давай, Белла Луна.

Аннабель накрывает голову подушкой. Она видит оленя, который взлетает в воздух и приземляется с оглушительным треском. Она видит его глаза, тусклые и пустые.

– Белла Луна, послушай. Твой брат звонит. Он хочет поговорить с тобой. Пожалуйста.

Она забивается к самой стенке.

– Твой друг Зак на телефоне, – не унимается дедушка Эд. – А это твоя подруга Оливия.

Она притворяется, что не слышит его.

– Звонит доктор Манн.

Она не может пошевелиться. Но он поднимается к ней по лесенке. Пытается заглянуть ей в лицо. Дедушка выглядит ужасно: нечесаные волосы стоят дыбом, старые уши висят, под глазами припухшие полумесяцы. Вид у него измотанный. Три дня назад он перевез их с места последней остановки в кемпинг в черте города, поближе к продуктовому магазину «У Ника» и Wi-Fi. За это время она спускается с койки, только чтобы справить нужду. После трагического эпизода с оленем она не ела ничего, кроме тоста, поленты и бананов. Дедушка Эд управляется за двоих. Стресс он заедает жареной свининой, и в ход идут стратегические запасы вина и салями, как будто уже война и падают бомбы, так что черт с ними.

Он в ситуации, с которой не может справиться.

Дедушка подсовывает телефон прямо к уху. Она пытается откатиться, но он наседает, и вот уже в трубке слышен голос доктора Манн.

– Аннабель! – произносит доктор Манн из своего далека. С красивыми темно-рыжими волосами и улыбкой, в теплом кабинете с кожаным диваном, мягкими подушками и коробкой бумажных салфеток – ее образ тотчас встает перед глазами. Однажды Аннабель видела, как она выходила из своей машины, милого красного «мини купера», и влюбилась в нее еще больше.

Аннабель молчит.

– Я слышала о том, что произошло.

– Я… – Аннабель не может сдержать слез.

– О, – говорит доктор Манн, – это действительно тяжело. Очень тяжело.

Аннабель рыдает. Дедушка Эд тоже плачет. Слезы скатываются по его широкому носу. Он вытирает глаза рукавом.

– Тот олень, – продолжает доктор Манн. – Какая-то сила вынесла его на дорогу именно на этой неделе. В годовщину.

* * *

Годовщина. Вторая неделя июня. Десятое июня, если точнее. Она чувствовала приближение этого дня, черного и нависающего, как смертный приговор, и вот он настал. Она избегала его, как malocchio, дурного глаза, который обрушит на нее еще более сильную кару.

– Я не хочу смотреть, но ты расскажи мне, – просит Аннабель дедушку Эда.

– Думаешь, я хочу смотреть? Даже не собираюсь.

– Ну хоть одним глазком. Взгляни и потом расскажешь, что там.

Новости. О чем говорят люди. Что чувствуют люди. Море эмоций. Новости и эмоции, горе и отчаяние поверх ее собственных эмоций, горя и отчаяния.

– Хорошо, я посмотрю, если ты ответишь на звонки.

– Нет.

– Ты должна. Это твоя мать. Твой брат. Твоя семья, в конце концов.

– Тьфу! Я не могу ни с кем разговаривать.

– Семья! Это те, кто всегда будет рядом с тобой и для тебя. Семью нельзя игнорировать. Родные люди проявляют свою любовь. Ты принимаешь их любовь. И тебе становится легче. Capisce? – Дедушка строг.

– Ладно, ладно. Я поговорю с семьей. Но больше ни с кем. Давай смотри, что там.

Он крестится и открывает свой лэптоп. Ого, да он уже на «ты» с высокими технологиями! Дед за компьютером – уморительное зрелище. Так забавно смотреть, как он все еще немного горбится, склонившись в задумчивости над клавиатурой, напоминая новичка, только что принятого на работу. Теперь у него есть даже учетная запись электронной почты. Он постоянно там торчит. Аннабель спрашивала, переписывается ли он с Доун Селестой, но он лишь отмахивается: «Я в твои дела лезу? Вот и ты не лезь в мои».

Она ждет.

– Как и следовало ожидать.

– Расскажи.

– Статьи. Комментарии, разговоры. Люди вспоминают…

– Все, хватит.

– Постой-ка. А вот это может быть…

– Что? – Она напугана до смерти.

– Серьезно. Тянет на сенсацию.

– О боже.

Она постукивает пальцами, подушечка к подушечке: указательный, средний, безымянный, мизинец. Но этого недостаточно. Она меряет шагами тесное пространство. Они все еще в Хейворде, с населением двести пятьдесят человек. К этому времени дедушка Эд знает по именам всех, кто работает в магазине «У Ника». Это Энни, Кен и сам Ник. Она вполне могла бы выйти из фургона и пройтись по улицам, которых в городе раз-два и обчелся. Хейворд, что в штате Миннесота, известен как место проведения самой долгой в мире игры в «подковки» в 1930 году. Она продолжалась более пяти месяцев.

– Все хорошо. Отличная новость.

– Ладно, ладно, рассказывай. Только очень коротко.

– Это USА Today.

– Черт! Черт! Хватит. О боже. Скажи мне, что я ослышалась и это не USА Today. – Она закрывает уши руками.

– Белла Луна, все в порядке. Ладно? Успокойся. Я же сказал тебе: новость хорошая. – Голос деда звучит так, будто он над водой, а она под водой.

– Сенсация не может быть хорошей.

– Я читаю… Статья длинная. Дай мне минуту. Это потрясающе. – Она впервые слышит от него слово «потрясающе». Ее тошнит. Все ужасно; невозможно описать, насколько это тяжело – нести в себе такое горе, такой стыд и такую ответственность, и еще хуже, когда все это выносят наружу.

– Там говорится, что я?..

– Это о том, что ты делаешь. О марафоне.

– О, нет. Я этого совсем не хочу. Еще подумают, что я пытаюсь привлечь к себе внимание. Решат, что я увожу в сторону от… – Пальцы отстукивают бешеный ритм.

– Basta! И перестань мельтешить перед глазами. Господи, у меня от тебя голова кружится. Только посмотри. Заголовок. Видишь?

Он поворачивает ноутбук экраном к ней. Она собирает волю в кулак и косится на заголовок: «Активист поневоле и рекордные 2700 миль».

– Кхе. В точку, – усмехается дед.

* * *

– Я бы хотела быть рядом с тобой, – говорит Джина.

Аннабель тоже этого хочет. Иногда мама просто необходима, даже если она доводит до белого каления.

* * *

– Я люблю тебя, – говорит Малкольм.

– Я тоже тебя люблю.

Они оба замолкают. Чаще всего, даже в худшие времена, слов «я люблю тебя» бывает достаточно.

* * *

«Прости», – говорит она Кэт. «Прости», – говорит она Уиллу.

* * *

Этот Негодяй Отец Антоний тоже звонит. Разговор не клеится. Странно, что отец проявляет участие после стольких лет холодного равнодушия. Он расспрашивает о марафоне, о том, как она себя чувствует, как у нее дела, и, поскольку она не знает, что спросить о его жизни, интересуется погодой в Бостоне.

– Просто хотел, чтобы ты знала, что сегодня я думаю о тебе, – говорит он.

* * *

Она осмеливается взглянуть на комментарии после статьи в USA Today.

«Молодец, вот это смелость!»

«Вдохновляет».

«После того, что ей пришлось пережить…»

«Это видео на YouTube вызвало у меня слезы».

Никто ее не осуждает. Впрочем, они ведь ее не знают.

Она отваживается на большее. Просматривает посты друзей в соцсетях, размещенные в этот день, годовщину. Боже, как больно. Сердце крошится, рассыпаясь на мелкие осколки. Джефф Грэм выложил прошлогоднюю фотографию, на которой вся их компания в дружеских объятиях. На странице Зандера – общая фотография за столиком в ресторане «Бенихана», где официант заснял их в тот зимний вечер, когда они ужинали перед танцами. Она тронута, потому что Сьерра заменила свое фото профиля совместной фотографией с Аннабель, на которой они сидят на пляжных полотенцах на берегу озера Гринлейк. Тренер Кван достал старое фото их команды по кроссу. В постах масса эмодзи в виде сердечек, много слов любви и поддержки. Она не видит ненависти и упреков – впрочем, вряд ли их можно найти на страницах друзей.

Тем не менее это вдохновляет ее на еще более смелый шаг: она хочет посмотреть, что пропустила за это время. Робко заглядывает в профили ребят, прокручивая время назад. Неделя, две недели. Она изучает фотографии с вечеринки по случаю окончания учебы. Зандер и Ханна Келли держатся за руки. Аннабель даже не знала, что Ханна ему нравится. Дестини и Лорен К, должно быть, помирились, потому что позируют в обнимку на заднем дворе дома Лорен К. Зак Оу и Оливия. Они ни словом не обмолвились о том, что пойдут на вечеринку. Аннабель даже не спрашивала. Сейчас она злится на себя, самовлюбленную эгоистку.

Все выглядят красивыми, юными и полными надежд. Мелькают босоножки и замысловатые локоны, стильные узкие галстуки, широкие улыбки. Столы на заднем дворе дома Лорен К ломятся от еды. Прокручивая фотографии, Аннабель краем глаза выхватывает обрывки переписки, в которой много разговоров о колледжах, грядущем выпускном бале в «Ки-арене» и летнем турпоходе. Все выглядят так, будто двигаются дальше. И у всех есть будущее.

* * *

Спустя два дня после годовщины Аннабель все еще не может сдвинуться с места. Она отказывается покидать фургон. Дедушка Эд тихо кипит от злости и частенько срывается. В стотысячный раз он жалуется на то, что в радиусе пятидесяти миль не достать прошутто, хотя ежу понятно, что в радиусе пятидесяти миль его быть просто не может. Он все время ворчит и нарочно не надевает слуховой аппарат. Он столько раз наведался в местный магазин одеял, что хозяйка пригласила его к себе домой на ужин. За время этого путешествия Аннабель узнает, что ему нравится общество дам. Но, возможно, только одной дамы, потому что он отказывается от ужина у миссис Квакер, а вскоре после этого Аннабель случайно замечает открытую страницу его электронной почты, где мелькает единственное имя: Доун Селеста.

Аннабель хочет помочь деду, а для этого она должна завершить начатое дело, чтобы они все могли вернуться к обычной жизни, кто бы что ни вкладывал в это понятие. Но она не может пошевелиться. Не может – и все тут. Ее сердце как стальной барабан, заваленный набок. В ее жилах течет цемент. Ноги – опрокинутые железные столбы. Ей просто хочется спать.

– Белла Луна, мы должны двигаться вперед или назад. Мы не можем застрять на полпути.

– У тебя такой громкий голос, – ноет она. – Прямо по ушам бьет.

– Это потому, что ты сидишь здесь и слушаешь сверчков. Ты даже не прогулялась по окрестностям. Давай хотя бы сходишь со мной на завтрак к Эбигейл.

– Кхе-кхе.

– Если ты не встанешь и не побежишь завтра, я разворачиваю эту колымагу и еду обратно, capisce?

– Ты и вчера это говорил.

– На этот раз я вполне серьезно.

– И вчера тоже было серьезно.

Той ночью она слышит, как он на улице разговаривает с Джиной по телефону. «Я не могу просто заставить ее! Мне что, силой тащить ее домой?» И потом: «Я не знаю, чего ты от меня хочешь. Ты вечно ждешь от меня чего-то невозможного».

Она затыкает уши. И пытается напевать про себя названия всех государств и столиц.

* * *

На следующий день звонит Зак Оу. Она наконец-то отвечает, потому что это лучше, чем прослушивать пятнадцать голосовых сообщений, которые он оставил.

– Через две недели, после того как вы доберетесь до Рокфорда, найдете рядом городок Черри-Вэлли. Там есть аквапарк «Мэджик Уотерс». Тебе дадут четыре бесплатных билета. У тебя будет выходной и две ночи в отеле «Черри Вэлли».

Она ни за что не станет летать по водным горкам, когда Сет Греггори все ближе и ближе с каждой минутой. Это безумие.

– И с кем мне прикажешь туда идти? С дедушкой Эдом и двумя воображаемыми друзьями?

– Дело не в этом. Они считают, что ты заслуживаешь поощрения.

– Я не могу взять выходной.

– Странно слышать от тебя такое прямо сейчас.

– Ну, если я когда-нибудь решусь продолжить бег, мне надо будет наверстывать пропущенные дни.

– Там будут репортеры из Rockford Register Star! И ты не можешь подвести людей из «Мэджик Уотерс»! Они собираются за полцены продавать билеты старшеклассникам, которые придут в футболках с эмблемой «Бег за правое дело».

– В чем?

Она слышит голос Оливии на заднем плане.

– Хорошо, хорошо! – кричит ей Зак. – Оливия говорит, не пугайся, но, когда ты доберешься до Питтсбурга, клуб Союза молодых феминисток одного из университетов приглашает тебя на встречу со студентами. Подожди, что? Скажи ей сама!

– Привет, Аннабель. – Оливия берет трубку.

– Постой. Какие студенты? Какой университет?

– Наблюдается растущая поддержка со стороны молодых женщин, – говорит Оливия.

– Растущая поддержка со стороны молодых женщин?

– Маркетинговое исследование, проведенное Заком и миссис Ходжес, показывает, что пятьдесят девять процентов доноров GoFundMe – женщины в возрасте до двадцати четырех лет.

– Ничего не понимаю.

– Зато я понимаю! И очень хорошо понимаю. Ты хоть представляешь себе, сколько молодых женщин пережили… ну, если не совсем то же, что и ты, но что-то вроде этого? Кто столкнулся с насилием и чьим-то желанием контролировать их или заставить молчать! Бессилие через запугивание! Разве этим женщинам не нужен свой голос?

– Я не хочу быть ничьим голосом. Я еще даже слова никому не сказала. Какой университет? Я не умею разговаривать со студентами.

– Еще как можешь. Каждый день, двигаясь дальше, ты что-то говоришь. Ты говоришь, что можешь продолжать.

– Если бы ты увидела меня сейчас, то поняла бы, что я не в силах выполнить то, о чем ты просишь. Только двести шестьдесят пять человек сумели пересечь страну бегом. Да кого я обманываю? Я не могу. У меня нет силы воли. Я не могу никому ничего сказать. Я не знаю, что вообще могла бы сказать. Я просто хочу спать.

– Аннабель, просыпайся!

– Почему я это делаю… Не потому, что хочу что-то сказать или доказать. Это нужно мне. Чтобы… жить дальше.

– Вот именно! Это людям и нужно. Ты не посылаешь очередной гребаный месседж, который просто утонет в море болтовни. Ты не из тех, кто говорит, говорит, говорит. Боже, я так устала слушать эти бесконечные разговоры! Ты не говоришь, ты делаешь. Ты честна перед самой собой и просто двигаешься вперед. Ты больше не зависаешь в прошлом, понимаешь? Вот в чем посыл. И в этом триумф.

– Тебе надо выступать с речью. Ты почти заставила меня подняться и аплодировать стоя.

– Ура! – кричит Оливия.

Зак снова на линии.

– Ты будешь в «Мэджик Уотерс» через две недели, одетая в футболку «Бег за правое дело». Через семь недель ты в Питтсбурге, где выступаешь перед студентами. И не говори потом, что мы не предупредили тебя заранее. У тебя семьсот миль впереди, чтобы придумать, что сказать.

– Что за университет?

– Карнеги – Меллона.

Она бросает трубку.