21

К тому времени, как дорога приводит ее на берега озера Альберт-Ли в Миннесоте – где ранним утром зловещая дымка зависает над зеленовато-коричневыми водами и щебечут американские зяблики и восточные сиалии, – Аннабель прочитала «Лидерство во льдах» четыре раза.

Она читает это не так, как читали они с Кэт: пожирая книги со скоростью изголодавшихся по словам, идеям и красивым предложениям, которые заставляют прочувствовать сразу все. Нет, она читает «Лидерство во льдах» так, как, наверное, читают Библию: небольшими фрагментами, перечитывая их снова и снова, чтобы осмыслить каждое слово. Чтобы эта история стала ее якорем, помогла ей выстоять, продолжить начатое дело и найти свое место в этом мире.

Она скучала по книгам, но в то же время боялась их, как и музыку. Книги заставляют чувствовать острее. Они задевают больные струны. Книги напоминают ей о них с Кэт, как и о ней самой прежней, беззаботной. О девушке, которая была так счастлива, спеша из библиотеки домой с большой стопкой новых книг для чтения. Книги таили в себе опасность.

Но это история исследователя Эрнеста Шеклтона и его команды из двадцати семи человек, выживающих в Антарктике после гибели корабля во льдах, и она невольно погружается в перипетии героического похода. Все происходит в 1914 году, в самом негостеприимном уголке земли, где участников экспедиции ждут голод, истощение и отчаяние, опасность и изоляция, зловещее море и неумолимый лед, и скользкий спуск с окутанного туманом склона горы как последний шанс выжить. А что же она? Современная молодая женщина в мокром от пота спортивном бюстгальтере, она бежит по согретым майским, а теперь уже и июньским теплом просторам Северной Дакоты, Южной Дакоты и юго-запада дружелюбной Миннесоты. Она хорошо питается – ее кормят макаронами mostaccioli, морскими гребешками, бананами и овсянкой. У нее под рукой запас энергетических батончиков (спасибо Заку и всем спонсорам GoFundMe), насыщенных углеводами, необходимыми для бега, антиоксидантами для повышения иммунитета и белками для восстановления организма. Ей не приходится бороться за крохи мяса тюленей, пингвинов или кого похуже. Но слова из личных дневников членов экипажа корабля «Эндьюранс» западают ей в душу.

«Море – как рукопашная схватка, из которой не выбраться. Это битва против неутомимого врага, в которой человеку не дано победить; самое большее, на что он может надеяться, – это не быть сломленным», – читает она и закрывает глаза.

«В каком-то смысле они узнали себя лучше. В этом одиноком мире ледяной пустыни они достигли по меньшей мере некоторого удовлетворения. Они прошли испытание на прочность и оказались на высоте», – читает она дальше, обложенная пакетами со льдом, притупляющими боль в паху.

Цифры говорят сами за себя: вот уже сто семь дней она в дороге. Шестьдесят два дня назад она покинула колонию Мартинсдейла, так и не попрощавшись с Люком Мессенджером. С тех пор она пробежала девятьсот пятьдесят две мили. Истоптано еще три пары кроссовок. За это время она позволила себе четыре выходных. Два дня украл приступ пищевого отравления после посещения мексиканской закусочной в марине Дейвз в Уэбстере, что в Южной Дакоте. Они с дедушкой пострадали на пару; даже страшно вспоминать, как их выворачивало наизнанку и колотило дрожью в ставшем вдруг очень тесным фургоне. А еще два дня из тех четырех она зализывала раны после обидного падения в местечке Боудл в Южной Дакоте, практически на полпути к цели.

Там, среди полей и зернохранилищ, после того как прошла угроза торнадо, она подвернула лодыжку и упала на дорогу, разбив в кровь ладони и колени. Она плакала, как сопливая девчонка, свалившаяся с велосипеда, а потом в отчаянии рухнула на землю. Такое отчаяние настигает на полпути в любом деле, когда осознаешь, что все пройденное и пережитое снова ждет тебя впереди. Она безумно тосковала по дому. Казалось, той Аннабели, что когда-то жила там, давно уже нет. Теперь она – астронавт, который отделился от корабля и дрейфует в бесконечной вселенной, не имея никакой возможности вернуться. Беда в том, что она больше не хотела быть астронавтом. Она хотела быть девушкой, но Хищник разрушил эту мечту.

Она прослушала кассету Люка шестьдесят девять раз – по разу в день, а в особенно тяжелую неделю – по два раза на дню. Опасные сближения с грузовиками на дороге: два. Приступы сильных судорог из-за обезвоживания: три. Еще немного статистики: два визита Джины и Малкольма, которые прилетали в Майлз-Сити в Монтане и Бисмарк в Северной Дакоте, что заставило дедушку Эда наматывать лишние мили, но зато целых пять ночей они спали по-человечески, на настоящих кроватях в гостинице. Количество ссор между Джиной и дедушкой Эдом: пять. Сколько раз Малкольм и Аннабель закатывали глаза и пинали друг друга под столом: пятьдесят пять, и это минимум.

Мелких травм лодыжек, полученных на каменистых склонах холмов и пригорках Северной Дакоты: четыре, а может, и больше. Один зараженный палец на ноге. Сбитые ногти на пальцах ног: куча. Солнечные ожоги: множественные. Мили, пройденные против ветра: не счесть. Слои пыли, грязи, пота на ее коже: неизмеримы. Дальнобойщики, солдатня, змеи и собаки: орды. Количество велосипедистов, следовавших в Бэдлендс: от тридцати до пятидесяти. Новые друзья: Мэри и ее жена, Шэрон, из Сиэтла – Сиэтла! – с которыми они ужинали в ресторане казино «Рыцари прерии»; стадо антилоп; два бизона; стая фазанов; и двое старшеклассников, Джош и Надин, обучающихся по программе для талантливых и одаренных детей в общинной школе Стэндинг-Рок, которые брали у нее интервью и фотографировали у флагштока. Дэн Уильямс, фотограф-натуралист, работающий над книгой об индейской резервации Стэндинг-Рок, который пробежал вместе с ней три мили и тоже ее сфотографировал. Они познакомились, когда он заметил ее во время растяжки во дворе гостиницы «Дакота кантрисайд», где они с дедушкой Эдом решили остановиться, чтобы побаловать себя ночевкой на кроватях, Wi-Fi и бесплатным завтраком.

И еще: двенадцать девочек и шестеро их родителей из средней школы Абердина в Южной Дакоте, которые приветствовали ее транспарантами, когда она пересекала границу между Северной и Южной Дакотой. Шиа и Джо из женской сборной по кроссу средней школы Монтевидео, которые пригласили ее встретиться с их командой. Шесть тысяч новых посетителей страницы Facebook «Бег за правое дело», оставляющих ободряющие послания, в которые Аннабель боится заглядывать; тысяча двести три донора на GoFundMе; более трехсот тысяч человек, посмотревших ее видео на YouTube, хотя она не уверена, что все они настроены дружелюбно. Кто знает – может, у нее появилось триста тысяч врагов, исключая Рут и Элишу из Мартинсдейла? Комментарии идут беспрерывным потоком, но ей не хватает смелости их читать.

Что-то определенно происходит и с ней, и вокруг нее, и все же пока не удается ухватить суть этих перемен. Ее марафон масштабнее, чем она сама; тем не менее ее повседневная жизнь складывается из череды шагов и ритма, болячек и одиночества, вспышек кошмаров, которые являются каждую ночь. Она как будто становится посланником, но до сих пор не знает, какое сообщение несет миру. Возможно, потому, что сообщение все еще пробивается к ней сквозь толщу горя и вины.

Аннабель сосредоточивается на ежедневных шагах, держась подальше от нарастающего ажиотажа, словно он поднят из-за кого-то другого. Но так и есть: из-за другой. По крайней мере, она еще не такая, какой они хотят ее видеть.

Особенно на этой неделе.

* * *

Он с ней каждую ночь, как того и хотел. Она видит его, когда закрывает глаза, ворочаясь на своей койке в фургоне, под сенью медальона святого Христофора. Она пытается думать об Эрнесте Шеклтоне и его спутниках, пробивающихся сквозь льды к цивилизации; она пытается поддаться усталости, чтобы та утянула ее в страну снов. Но он здесь. Хищник. Он подглядывает за ней, скрываясь за каждой мыслью. Он смотрит. Он напоминает. Он дразнит.

Он стоит возле ее машины спустя неделю после зимнего бала. Каждый день она видит его за обедом в школьной столовой, и теперь, во втором семестре, у них общий углубленный курс английской литературы. Правда, в классе существует рассадка, так что они не сидят за одной партой, да и перемещений во время урока не так много, как на занятиях «микс медиа», поэтому они почти не разговаривают.

И, по правде говоря, после звонка она спешит уйти. Рассадка составлена по алфавиту, и она, с фамилией на «А», сидит в первом ряду, в то время как он, на «У», – далеко сзади, так что ей удается быстро выскользнуть за дверь. После того неловкого момента в танце, когда в его эрекции проявилась – она даже не знает, как это назвать, – физическая потребность, что ли, ее не покидает смутная тревога, подсказывающая, что от него надо держаться подальше. Поэтому она пулей вылетает из класса, а за обедом садится на другом конце стола. Она торопится или, наоборот, зависает в салат-баре, чтобы занять место рядом с Кэт или даже Сьеррой, к которой не испытывает особой симпатии.

Но в тот день он стоит прямо возле ее машины, и встреча неизбежна. Он складывает руки как будто в молитве: идет дождь, а его автобус отъезжает.

– Отдаю себя на милость твою? – взывает он к ней.

– Конечно, нет проблем.

– Спасибо за спасение, – говорит он.

На нем фланелевая куртка, уже насквозь промокшая, и армейские ботинки, оставляющие лужицы на коврике. Армейские ботинки – не из тех, что увидишь на каждом втором. Такие крутые носит она. И Зандер. А еще Кэт и Джефф Грэм. Хищник больше не позволяет себе странностей в одежде. Он одевается как они. И не то чтобы в их компании был какой-то особый дресс-код. С виду обычные шмотки, но, как говорится, есть нюансы, в которых непосвященному не разобраться. Зеленый рюкзак валяется у него в ногах, тоже насквозь мокрый.

– И долго ты здесь торчишь? – спрашивает она.

– Шестой урок закончился рано. – Он не был в ее машине с того дня, когда они слушали группу Clash.

– Постой. Выходит, ты не опоздал на автобус?

Он наклоняет голову и смотрит на нее с притворным раскаянием.

– Я соскучился по нашим разговорам. Ты как будто все время куда-то спешишь.

По средам и пятницам Кэт остается после уроков готовить выпускной альбом, и сегодня пятница, так что Аннабель поедет домой одна. Интересно, знает ли он об этом, следит ли за ее расписанием? И стоял бы он здесь в понедельник, вторник или четверг?

Она трогается с места, встает в хвост очереди на выезд с парковки. Дождь такой сильный, что дворники работают со скоростью миллион миль в час. Видимость хреновая. А еще эта каланча на пассажирском сиденье загораживает пол-окна, так что ей приходится выгибать шею, чтобы сделать безопасный поворот.

– Можно включить музыку? – У него в руках ее телефон. Как относиться к тому, что кто-то прикасается к твоему телефону? Это все равно что прикасаются к тебе, или читают твои мысли, или шарят по твоим тайникам.

– Конечно, включай.

– Эй, помнишь это?

«Полицейские и воры». Она сразу догадывается, что выбор неслучаен. Он пытается воспроизвести тот счастливый момент, когда им было весело; когда он чувствовал свое превосходство, потому что она хотела его, а он делал вид, будто ему по барабану. Но ведь нет ничего плохого в том, что ему хочется пережить этот момент еще раз? Нет ничего плохого в том, что он преследует ее. Почти. Все бы ничего, но только она пытается послать ему сигнал о том, что хочет держать дистанцию, а он ее не слышит, и это начинает беспокоить. Она чувствует себя неуютно. Раньше она хотела, чтобы он был рядом, а теперь хочет, чтобы он ушел, и, хотя ее бесит, что он напросился к ней в машину, в игру вступают угрызения совести. С этими «хочу – не хочу» она становится сущей злодейкой.

– О да. – Приходится вспомнить о вежливости. Она ненавидит себя, когда бывает грубой. Ведь ее с пеленок приучали быть милой и любезной со всеми. И Джина, и Этот Негодяй Отец Антоний вдалбливали прописные истины: «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Проявляй доброту к тем, кому в жизни повезло меньше. Если отступишь от этого, МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ БЕДА».

Хищник улыбается. Делает музыку громче. Это мешает ей сосредоточиться за рулем, как это необходимо в такую погоду.

– Черт, – вырывается у него. – Не знаю, как ты это терпишь.

– Ты о чем?

– Да о погоде. Уже три недели льет как из ведра. Я скоро мхом покроюсь.

– Я и забыла, что ты только недавно переехал из Вермонта, – говорит она. – Мне кажется, будто ты всегда здесь жил. – Она знает, что льет бальзам ему на душу, намекая на то, что он стал своим в их компании. Она делает это потому, что пытается загладить вину за свои гадкие мысли о нем. А еще потому, что очень хочется высадить его из машины.

– Боже, но это такая депрессуха.

– Не знаю. Мне нравится. Ну, может, не в эту самую секунду, когда такое творится, но в остальном… Я хочу сказать, мы привыкли к такой погоде. Она уютная.

– Может быть, если только не хочется вскрыть себе вены.

– Эй, мне что, стукануть на тебя мистеру Керли? – Мистер Керли – школьный психолог, которого все на дух не переносят. Он питает слабость к рисовому пудингу и ковыряет ногти, когда беседует с тобой о поступлении в Уитворт, его альма-матер. Она говорит это в шутку, но, бросая на него взгляд, замечает, что лицо у Хищника каменное и он неотрывно смотрит в окно.

– Нет, мне мать уже плешь проела, хочет, чтобы я поговорил с каким-то парнем.

– О, извини. Я думала, ты шутишь.

– Глупо все это. Зачем платить деньги за то, чтобы какой-то чувак сидел и выслушивал меня? Я в порядке, играю на гитаре и сочиняю мрачные стихи, ха-ха. – Песня заканчивается, начинается следующая. – Привет, Боб Марли.

«Бесполезное ожидание». Парень с разбитым сердцем сыт по горло безразличием женщины.

– Комплимент от Кэт. Плей-лист «Прощай, говнюк», который она составила для меня после того, как мы с Уиллом разбежались.

– Как мило.

– Я видела его на днях.

– О, да? Нарочно или случайно?

– Случайно. Хотя было странно, потому что он живет на восточном берегу. Он покупал сэндвич в нашем супермаркете Whole Foods, и я как раз забежала туда, тоже за сэндвичем.

– Дебил. У него есть новая девушка?

– Он скучает по мне.

Она не рассказала об этом ни Кэт, ни кому-либо еще, даже Джине, которая ждала в машине. На самом деле Аннабель зашла вовсе не за сэндвичем. Она покупала молоко и кофе. Они с мамой возвращались домой, забрав Малкольма с ночной вечеринки у Терренса, и Джина не хотела идти в магазин, потому что была без лифчика. Аннабель обрадовалась, увидев Уилла. Честное слово. Они обнялись, и от него так вкусно пахло – им самим. Он рассказал ей о подозрении на рак у отца и о своем проекте по робототехнике, над которым работал. Его глаза излучали радостное волнение – впрочем, как всегда. Это свело на нет все, чего она добилась в последнее время, пока лепила из него негодяя. Он снова был просто Уиллом, мальчишкой, которого она любила, и это больно ранило. Прощаясь, они снова обнялись, и он прошептал, что скучает по ней. Это выбило ее из колеи на несколько дней, и пришлось снова читать себе жесткие нотации.

Почему она рассказывает об этом Хищнику – загадка. Хотя, если подумать, сидит в ней все-таки червоточинка, даже когда она пытается быть милой. В тот момент ей не приходит в голову то, о чем гораздо позже будет говорить доктор Манн: возможно, она пыталась сказать то, что считала необходимым, не произнося это вслух. Упоминанием Уилла, совместной покупки сэндвичей она отталкивает Хищника, не отталкивая его физически.

– Скучает по тебе? Поздно спохватился, придурок.

Несмотря на все старания Хищника, поездке не хватает драйва, веселья и непринужденности – того, чем запомнилась их первая прогулка на машине. И, когда они подъезжают к дому, его мама как раз выгружает сумки из «вольво». Аннабель узнает ее по фотографии, которую видела в Сети, когда искала информацию о нем. Мама Хищника, Надин, подходит к машине, чтобы поздороваться. Надин – приятная женщина, но Хищник выглядит недовольным, и Аннабель чувствует, что Надин присматривается к ней. Это вызывает неловкое ощущение. Тем не менее для Хищника все это как будто не имеет никакого значения. Его ничто не останавливает. В пятницу он снова там, возле ее машины на парковке, со сложенными в молитве руками. И этот умоляющий, отчаявшийся взгляд.

Он появляется там каждые среду и пятницу, но только не в те дни, когда она подвозит Кэт. Совершенно очевидно, что он хочет побыть наедине с Аннабель. Это выводит ее из себя. Он не желает улавливать ее знаки. Она холодна, отстраненна, говорит о других парнях помимо Уилла, при выезде со стоянки стартует слишком резко. Он отказывается слышать то, чего она не произносит вслух. Она пытается вежливо отвадить его, но хуже всего то, что он практически заставляет ее делать ему больно. По вечерам, перед ужином, она изнуряет себя пробежками, пытаясь избавиться от плохого предчувствия.

– Просто скажи «нет», Аннабель, – советует Кэт. – Скажи, что ты больше не можешь его подвозить. Скажи, что тебе это неудобно. Мол, из-за этого ты опаздываешь на работу. В конце концов, скажи ему, что ты не хочешь. Боже, меня бесит, когда ты ведешь себя так.

Сегодня четверг – один из дней, когда она везет Кэт домой. Иногда Аннабель просто хочется побыть одной в собственной машине, но иногда бывает только по средам и пятницам, когда ее уже караулит Хищник. Аннабель рада, что в пассажирском кресле вместо него сидит Кэт. Она любит Кэт. Кэт – ее человек. Хотя сейчас Кэт и злится на нее, Кэт тоже ее любит.

– Так – это как?

– Как пассивно-агрессивное дерьмо. Просто скажи ему.

– Не могу!

Аннабель готова поклясться, что Кэт зеленеет от злости.

– Почему? Почему не можешь?

– Не хочу его обижать.

Кэт шумно вздыхает. Качает головой. Она вне себя.

– Стало быть, ты намерена терпеть то, что тебя не устраивает? Не бойся его обидеть, Аннабель. С ним все будет в порядке. Переживет.

– У него депрессия.

– И что? У каждого свои тараканы. Что, его депрессия как-то связана с тобой? Я же не прошу тебя делать что-то, чтобы сохранить мое психическое здоровье.

Кэт борется со вспышками депрессии с тех пор, как ее мама начала крепко выпивать. И она права: не все так уж солнечно и радужно в школе Рузвельта. Конечно, нет. Зандер тоже время от времени хандрит, и сама Аннабель склонна к тревожности, Сьерра стремительно приближается к расстройству пищевого поведения – и это только то, что она знает наверняка. У всех свои проблемы, но люди как-то разбираются с ними.

– Ты просто боишься, что перестанешь всем нравиться, Аннабель. Но тебе все-таки стоит попробовать. Скажи какую-нибудь гадость. Скажи, что думаешь. Скажи, что ты имеешь в виду. Скажи «нет». Скажи: «Я этого не хочу». И посмотришь, что будет.

– О боже, – стонет она. – Я знаю, что бывает, когда люди говорят, что думают. – Аннабель уверена, что именно так мама оттолкнула отца, которому надоело ежедневно выслушивать критику в свой адрес.

– Ты знаешь, что бывает, когда люди просто не подходят друг другу. Есть разница. Этот Негодяй Отец Антоний ушел не потому, что Джина рубила правду-матку в глаза. Он ушел потому, что она вечно цеплялась к нему. А цеплялась потому, что он держался холодно и отстраненно. Они выявляли худшее друг в друге.

Немногим сходит с рук, когда они говорят такое о твоей семье, но Кэт – исключение. Она была рядом, когда отец Аннабель еще жил в семье, и она была рядом, когда он ушел. Кэт так давно в их доме, что у нее даже есть собственное место за семейным столом.

– Скажи ему, что ты больше не хочешь подвозить его, или это сделаю я.

В тот день Аннабель работает на кассе в пекарне. Мужчина жалуется, что ему подали «экспрессо» без молока, а женщина в куртке REI хочет поговорить с Клэр о скудном ассортименте безглютеновой продукции. После смены она везет нераспроданную выпечку в дом престарелых «Саннисайд». Она читает вслух миссис Алдуччи, угощает своего любимчика, мистера Джанкарло, сахарным печеньем в форме снеговика. И все это время у нее в голове фоном, как приглушенное радио, звучит разговор с Кэт о Хищнике. Это беспокоит ее. Тревожит.

Тучи рассеиваются, как только она возвращается домой. Она зашнуровывает кроссовки. Пробегает шесть миль в быстром, жестком темпе до Фремонта и обратно. Потом принимает долгий горячий душ. Джина приносит ужин из KFC, красно-белая коробка стоит в центре стола, с маленьких лотков с едой сняты крышки. Комбинированная ложка-вилка почему-то поднимает Аннабель настроение, особенно когда в ней лежит картофельное пюре.

– Отметьте этот день в календаре. Мы можем повторить это через год. Боже, сколько же здесь калорий жира, – сокрушается Джина.

– Гадость, но вкусная. – Малкольм слизывает с вилки подливку.

– Передай салфетки, – просит Аннабель. Аккуратные пачки уже раскурочены, и салфетки разбросаны по столу, как оружие после боя.

– Аннабель, что-то случилось? – спрашивает Джина.

– Что? Ничего.

– Только не надо водить меня за нос. Я вижу, когда что-то не так. Я знаю тебя. Ты же была частью меня. Я тебя родила.

– Фу, гадость, – повторяет Малкольм.

– Я в порядке.

– Ты пытаешься быть в порядке, но ты не в порядке. Ты не в духе.

– Я буду не в духе, если ты еще раз скажешь мне, что я не в духе.

– Это из-за того мальчика, которого ты подвозишь до дома?

Как у нее это получается? Как она умудряется попасть в точку? Может быть, Джина действительно знает ее. Может, все дело в пресловутом ЭСВ, проходящем через пуповину, которую ей не разорвать?

– Просто… я больше не хочу возить его домой. Мне кажется, я ему нравлюсь.

– Ты ведешь себя странно с тех пор, как начала его возить. Так скажи ему, что ты больше не хочешь! Ты говорила ему об этом?

– Еще нет.

– Ради всего святого! Скажи ему!

– Я не хочу его обижать.

– Ты говоришь прямо как твой отец. Тут нельзя миндальничать! Он подумает, что тоже тебе нравится, и ты никогда от него не избавишься. Помнишь Джорджи Закарро? Ты должна быть осторожна, Аннабель, я тебе сто раз говорила. Некоторые мальчики, стоит улыбнуться им, начинают думать, что ты хочешь заняться с ними сексом.

– Фу, – произносит Малкольм.

– Тогда выходит, что вся школа именно так думает обо мне, потому что я улыбчивая.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Если он тебе не нравится, не надо его поощрять.

– Я не испытываю к нему неприязни. Просто он давит на меня. – Как объяснить? Все это на уровне ощущения, и она не знает, можно ли ему доверять. Ощущение приходит и уходит. И не сказать, чтобы вся эта ситуация выглядела какой-то из ряда вон выходящей. Парни и раньше западали на нее, и она тоже влюблялась. Подумаешь! Это в порядке вещей.

Но с ним… Настораживают какие-то мелочи. Эсэмэски от Хищника, прилетающие глубокой ночью, и на следующий день она подшучивает над ними, но некоторые кажутся загадочными и интимными: «Почему кажется, что лес хранит секреты?» Или: «Странно, как в мире уживаются ярость и лунный свет». Ей становится не по себе, когда он что-то фотографирует, потому что она на заднем плане. Он пытается задержаться в машине, задавая ей сложный вопрос, как только они подъезжают к дому, или делает вид, будто ищет что-то, завалившееся под сиденье. От него пахнет, возможно, смесью травки и алкоголя. Но стоп. В девятом классе треть мальчишек пахли так же на уроках физкультуры.

– Следуй своему инстинкту. Слушай внутренний голос.

– Почему все так говорят? Внутренний голос звучит по-разному в разное время.

– Да, но ты узнаешь, когда он лжет, если будешь честна с собой. Вот тогда он заговорит. – Джина прижимает руку к сердцу. – Тебя что-то беспокоит – послушай. Хорошее никогда не заставляет мучиться. Ты нервничаешь на парковке – уезжай. Тебе неловко на вечеринке? Беги оттуда к чертовой матери.

– Двадцать пять центов, мам, – напоминает Малкольм.

Проблема с Джиной, а может, и со всеми матерями, в том, что, возможно, она слишком остро на все реагировала, но не исключено, что была права в главном. Все эти неуклюжие увертки напоминали попытки выгрызть мороженое из его ореховой начинки.

Впрочем, на следующий день в школьной столовой Аннабель хватает Хищника за рукав и отводит его в сторонку.

– Слушай, извини, но я больше не смогу тебя подвозить. Мне поменяли график на работе, и теперь нужно приходить на полчаса раньше. Я не успею переодеться и все такое, если вовремя не приеду домой.

– О, ладно. Без проблем, – говорит он.

Она не сказала твердо или честно, как велела Кэт. Она солгала. Но дело сделано, слова произнесены, и теперь все кончено. Больше никаких поездок. Она испытывает облегчение.

«Это закончилось», – думает она.

Она ошибается.

* * *

В любом случае это плохая неделя. Очень плохая неделя, не считая того, что берега озера Альберт-Ли заболочены. Даже топкие. Это небольшое мелкое озеро с психоделическими завитками зеленых водорослей на поверхности воды. Она всегда с нетерпением ждет водоемы. Обычно они живописные, манящие и разбивают монотонность сельхозугодий. Но это озеро немного жутковатое. Если верить криминальным телепередачам, в таких местах обычно исчезают люди.

Она встретится с дедушкой Эдом в паре миль от последнего изгиба озера на Саут-Шор-роуд. Эта дорога перетекает в хайвей 56, который приведет ее в Айову. После встречи в условленном месте они с дедушкой Эдом поедут в ближайший городок, Хейворд, с населением двести пятьдесят человек, штата Миннесота, где остановятся в кемпинге регионального парка «Майр Биг Айленд».

Она на финишной прямой. Идет вторая неделя июня, и на жаре мелководное озеро пахнет мутью и тухлой рыбой. Она надеялась, что вода поднимет ей настроение, но все происходит наоборот. Весь день она чувствует себя подавленной и еле передвигает ноги, как будто ее рюкзак набит валунами.

Она видит машину, которая следует навстречу ей по Саут-Шор-роуд. Маленький голубой пикап. Ей нравится встречаться глазами с водителями, чтобы убедиться в том, что ее видят. Никто не ожидает встретить девушку, бегущую вдоль почти пустынного шоссе.

Но водитель слишком далеко, чтобы их глаза могли встретиться. Она следит за приближением пикапа. Вскоре он совсем рядом, и она может разглядеть человека за рулем. На нем бейсбольная кепка и футболка. Стекло водительского окна опущено. Она смотрит на него. Он смотрит на нее. Она приветственно взмахивает рукой.

Он машет в ответ. И в какое-то мгновение, когда он отрывает взгляд от дороги, происходит нечто невообразимое. Откуда ни возьмись выскакивает олень и стремглав мчится через дорогу. Пикап движется не так уж быстро, хотя скорость все-таки приличная. Водитель резко тормозит, пикап виляет, но уже слишком поздно. Раздается отвратительный глухой удар, когда металлическая махина на полном ходу сталкивается с твердокаменной живой плотью.

Оленя высоко подбрасывает. Аннабель с трудом может поверить в происходящее на ее глазах, потому что животное зависает в воздухе, как будто его подняло силой торнадо. А потом оно приземляется, и это вдвойне ужасно, потому что и удар, и приземление мгновенно превращают его – всего мгновение назад такое красивое, полное жизни существо, грациозно бежавшее через дорогу, – в обезображенный труп. Она видит глаза оленя, и они тусклые, просто тусклые, и лужу крови под ним.

О боже. Боже, боже. Аннабель истошно кричит. Она не может пошевелиться. Нет, все намного хуже. Она рыдает, скованная по рукам и ногам. И даже не понимает, что с ней происходит, потому что она убита так же, как тот олень. Она потрясена этой мгновенной смертью у нее на глазах и не в силах осознать, как это возможно, чтобы жизнь оборвалась так быстро.

Водитель распахивает дверь. Передняя левая сторона пикапа выглядит как раздавленная пивная банка. Он выбегает на дорогу и бросается к оленю, но на полпути понимает, что бедному животному уже не поможешь.

– Черт! – в сердцах произносит он.

Аннабель тошнит. Ее колотит крупная дрожь. Теперь у мужчины проблем явно больше, чем он ожидал.

– Могу я вызвать для тебя кого-нибудь, милая? Я могу тебе помочь, милая? Я могу тебе помочь, милая? – повторяет он снова и снова.