Сталин и литераторы

А теперь самое время вернуться к памятной записи Константина Симонова о встрече со Сталиным в мае 1947 года. Писатель отметил несколько черт его внешности: серого цвета китель, серые брюки. Просторный китель с хлястиком сзади. Лицо худощавое. Как и раньше, большую часть беседы хозяин стоял или делал несколько шагов взад и вперед перед столом. После войны врачи фактически запретили ему курить, поэтому Иосиф Виссарионович делал это весьма «экономно»: «Курил кривую трубку. Впрочем, курил мало. Зажигал ее, затягивался один раз, потом через несколько минут опять зажигал, опять затягивался, и она снова гасла, но он почти все время держал ее в руке. Иногда он, подойдя к своему стулу, заложив за спинку большие пальцы, легонько барабанил по стулу остальными. Во время беседы он часто улыбался, но когда говорил о главной, занимавшей его теме – о патриотизме и о самоуничижении (Выделено мной. – Н.С.), лицо его было суровым, и говорил он об этом с горечью в голосе, а два или три раза в его вообще-то спокойном голосе в каких-то интонациях прорывалось волнение».

С чего, вы думаете, началась встреча Сталина, Молотова и Жданова с писателями Фадеевым, Горбатовым и Симоновым? С вопросов идеологии? С обсуждения «советского патриотизма» и «идолопоклонничества перед Западом»? Нет, она началась с разговора о… гонорарах.

– Вот вы ставите вопрос о пересмотре гонораров, – сказал Сталин. – Его уже рассматривали.

– Да, но решили неправильно, – ответил Фадеев и стал объяснять, что в сложившихся при нынешней системе гонораров условиях писатели за хорошие книги, которые переиздаются и переиздаются, вскоре перестают что-либо получать. С этого Фадеев перешел к вопросу о несоответствии в оплате малых и массовых тиражей, за которые тоже платят совершенно недостаточно.

Выслушав его, Сталин сказал:

– Мы положительно смотрим на пересмотр этого вопроса. Когда мы устанавливали эти гонорары, мы хотели избежать такого явления, при котором писатель напишет одно хорошее произведение, а потом живет на него и ничего не делает. А то написали по хорошему произведению, настроили себе дач и перестали работать. Нам денег не жалко, – добавил он, улыбнувшись, – но надо, чтобы этого не было. В литературе установить четыре категории оценок, разряды. Первая категория – за отличное произведение, вторая – за хорошее, и третья и четвертая категории, – установить шкалу, как вы думаете?

Писатели с такой постановкой вопроса согласились.

– Ну что ж, – сказал Сталин, – я думаю, что этот вопрос нельзя решать письмом или решением, а надо сначала поработать над ним, надо комиссию создать. Товарищ Жданов, – повернулся он к Жданову, – какое у вас предложение по составу комиссии?

– Я бы вошел в комиссию, – сказал Жданов.

Сталин засмеялся, сказал:

– Очень скромное с вашей стороны предложение.

Все расхохотались. После этого Сталин сказал, что следовало бы включить в комиссию присутствующих здесь писателей.

– Зверева, как министра финансов, – подсказал Фадеев.

– Ну что же, – согласился Сталин, – он человек опытный. Если вы хотите, – Сталин подчеркнул слово «вы», – можно включить Зверева. И вот еще кого, – добавил он, – Мехлиса, – добавил и испытующе посмотрел на нас. – Только он всех вас там сразу же разгонит, а?

Все снова рассмеялись.

После согласования кандидатур для комиссии вождь перешел к вопросу об увеличении штата Союза писателей. И трижды, несмотря на возражения Жданова, подтвердил свое согласие: «Надо увеличить им штаты».

Затем речь зашла о квартирном вопросе. Фадеев напирал на то, что жилье писателя – это, в сущности, его рабочее место. Сталин и здесь поддержал его, предложив включить в комиссию председателя Моссовета.

И только после этого перешел к вопросам, которые волновали его самого.

– Если у вас все, тогда у меня есть к вам вопрос. Какие темы сейчас разрабатывают писатели? – спросил глава государства.

Фадеев ответил, что для писателей по-прежнему центральной темой остается война, а современная жизнь, в том числе производство, промышленность – об этом крупные писатели пока не пишут. А если пишут, то писатели-середняки.

– Правда, – говорит Фадеев, – мы посылали некоторых писателей в творческие командировки, послали около ста человек, но по большей части это тоже середняки.

– А почему не едут крупные писатели? – спросил Сталин. – Не хотят?

– Трудно их раскачать, – сказал Фадеев.

– Не хотят ехать, – сказал Сталин. – А как вы считаете, есть смысл в таких командировках?

Фадеев и Симонов подтвердили, что смысл в командировках есть.

– А вот Толстой не ездил в командировки, – заметил Сталин.

Фадеев возразил, что Толстой писал как раз о той среде, в которой он жил, будучи в Ясной Поляне.

– Я считал, что когда серьезный писатель серьезно работает, он сам поедет, если ему нужно, – сказал Сталин. – Как, Шолохов не ездит в командировки? – помолчав, спросил он.

– Он все время в командировке, – ответил Фадеев.

– И не хочет оттуда уезжать? – спросил Сталин.

– Нет, – сказал Фадеев, – не хочет переезжать в город.

– Боится города, – резюмировал Сталин.

Затем обсуждались уже знакомые читателю вопросы патриотизма и преклонения перед всем иностранным, а также преобразование «Литературной газеты». В заключение Симонов попросил увеличить объем штата и зарплаты сотрудникам своего журнала «Новый мир» и получил согласие Сталина: «Нам не жалко денег».

Сталин всегда, и это подчеркивают все мемуаристы, был готов помочь творческим людям. Не жалел денег, наград, почестей и Сталинских премий. Поэтому глава Союза писателей Фадеев продолжил рассказом «об одном писателе, который находился в особенно тяжелом материальном положении», вождь сразу согласился.

– Надо ему помочь, – сказал Сталин и повторил: – Надо ему помочь. Дать денег. Только вы его возьмите и напечатайте, и заплатите. Зачем подачки давать? Напечатайте – и заплатите.

Жданов сказал, что он получил недавно от этого писателя прочувствованное письмо. Сталин усмехнулся.

– Не верьте прочувствованным письмам, товарищ Жданов…

На этом рассказ Константина Симонова заканчивается.

Вождь в нем выглядит как умудренный жизнью человек, понимающий цену «поискам тем», перманентного «сбора материалов» и «творческих командировок». Подтверждают это и воспоминания Дмитрия Шепилова. Однако разоблачители Сталина и здесь умудрились вывернуть все наизнанку: Сталин буквально гонит несчастных писателей и поэтов в колхозы.

«В середине 30-х годов Сталин спросил у Фадеева, что делает поэт Пастернак.

– Пишет стихи, – простодушно ответил Фадеев.

– Это хорошо, – сказал Сталин, помолчал и добавил: – Почему бы поэту Пастернаку не написать поэму о колхозе? Нужно воспеть нашего труженика, добывающего хлеб.

– Хорошо, товарищ Сталин. Я поговорю с Пастернаком, и он воспоет труженика.

– Создайте условия. Пошлите Пастернака в творческую командировку в колхоз. Пусть там поэт изучит жизнь.

– Хорошо, товарищ Сталин, Пастернаку будет очень полезно изучить жизнь, особенно в колхозе.

Фадеев тут же сообщил Пастернаку пожелание товарища Сталина. Пастернак был смущен, но вежливо согласился с предложением. Однако в командировку не поехал и писать ничего не стал. Вскоре Сталин, памятливый на задания, вновь спросил, что делает поэт Пастернак. Фадеев снова ответил: пишет стихи. Сталин поинтересовался стихами о колхозе.

– Пока не написал, – искренне признался Фадеев.

– Это жаль, – сокрушался Сталин, – такая хорошая и важная тема.

– Да, – согласился Фадеев. – Я ему напомню.

– Напомните и дайте ему командировку в колхоз, чтобы изучил жизнь.

– Хорошо, товарищ Сталин, пусть изучает жизнь.

Пастернак получил командировку в колхоз, но никуда не поехал. Когда в третий раз Сталин спросил у Фадеева, что делает поэт Пастернак, и услышал в ответ, что тот так и не написал поэмы о колхозе, он очень рассердился:

– Мы просим Пастернака показать, как наши труженики добывают хлеб, а он не хочет. Ну что же, давайте немножко урежем хлеб у поэта Пастернака, раз его не интересует, как этот хлеб добывают.

И Пастернака перестали печатать. Он стал жить переводами».

Итак, перестроечные выдумки и мифы о Пастернаке мы прочитали. А теперь о том, как было на самом деле.