10

Я действительно стала жить как-то иначе после уроков Ноаны.

Но проблема была в том, что меня не хватало надолго. Тех чувств наполненности и счастья, которые мне давали наши регулярные встречи, хватало ровно до тех пор, пока я не сталкивалась с другими чувствами в своей жизни. И тогда я снова начинала злиться и раздражаться. Бояться и сомневаться. Сплетничать или врать. Все бы ничего, ведь я всегда так жила. Но теперь, узнав вкус другой жизни, меня уже не устраивало «как раньше». И от этого я злилась ещё сильнее.

Ноана говорила, что, если бы я практиковала каждый день, я бы продвинулась гораздо дальше. А я не то чтобы совсем забывала, мне было просто тяжело заставить себя это делать. Мозг протестовал и постоянно находил уважительные причины «прогулять» ежедневную практику. И весь мир, словно сговорившись, уводил меня в сторону. Я обещала себе, обещала. Но снова срывалась. И откатывалась назад.

Ноана сидела у очага и плела косы Мире. Карма устроилась у Мириных ног, и та плела маленькие косички из её длинной запутанной шерсти. Карма заразительно кайфовала. Такая вот цепочка женской заботы и ласки.

Я редко видела, чтобы Ноана проявляла какую-то нежность к Мире. Мира не была её внучкой. Она была её ученицей. И это очень чувствовалось в их отношениях. Дистанция. Послушание. Дисциплина. Однако Мира не производила впечатления заброшенного ребёнка. Она много пела и танцевала. Она хохотала, играя с Кармой. Она вообще постоянно сияла и улыбалась.

Для меня Мира была как маленькая сестра. Мне нравилось приносить ей разноцветные безделушки в подарок, а иногда говорить о всякой девичьей ерунде. А ещё мне нравилось, как Мира радовалась моему появлению. Она всегда бежала ко мне и обнимала. Я замирала в этот момент и боялась пошевелиться. Сердце бешено стучало, мозг протестовал, а в душе растекалась сладкая нежность. Я никогда раньше столько не обнималась с девочками. Я вообще не люблю женщин. Не понимаю их и не люблю. Но у Ноаны я попала в женское царство! И мне было здесь хорошо.

– Почему ты не носишь косы? – прервала мои размышления Мира. – Тебе бы пошло. У тебя красивые волосы. Хочешь я тебе заплету?

Я не хотела. Ненавижу, когда кто-то касается моих волос. Даже к парикмахеру привыкаю долго и не меняю его годами. Но Мире я ответила по-другому:

– Мне кажется, косы не для меня. Девочкам с косами хорошо. Собаке хорошо, – мы все засмеялись, глядя, как Карма трясла головой, пытаясь понять, что произошло с ее шерстью. – А мне уже поздно косы носить. Я взрослая…

– Ноана ведь тоже иногда носит косы. И в мои косы она вплетает свое волшебство!

– Да? – Я вопросительно глянула на Ноану, но она только улыбалась, позволяя разговору протекать без нее.

– Конечно! В косы ты можешь вплетать свое благословение. Пока ты себе такие косы плети. А когда у тебя дочка родится, ты ей обязательно вкладывай в каждую прядь своё пожелание. Тебе нужно будет смотреть на дочку и видеть, как оно исполняется! Как она здоровая становится, например, или у нее что-нибудь хорошо получается. Всё-всё, что ты сама своим сердцем увидишь, у нее в жизни быстро исполнится! Нет ничего в мире сильнее маминого благословения… – Она улыбалась так искренне и заразительно, что я не удержалась от любопытства:

– А где твоя мама, Мира?

– Моя мама у Бога в объятиях. Уже три года назад ушла. А потом меня Ноана к себе забрала. Учиться. Мне теперь можно, – она ответила быстро, совсем не меняясь в лице, словно говорила, что мама ушла в магазин. А у меня от неожиданности защипало в глазах и захотелось спрятаться далеко-далеко. Вот ведь как неудобно вышло. Как так? Я посмотрела на Ноану, но она доплела косичку и теперь просто гладила Карму и улыбалась.

Я не знала, куда деться от навалившейся жалости. Но казалось, что жалость моя здесь нужна только мне. Обе эти женщины, и маленькая и взрослая, выглядели вполне счастливыми и самодостаточными. Вот уж действительно мне этого не понять! Объясни?!

Ноана словно услышала мой вопрос. Подняла глаза и внимательно на меня посмотрела.

– Хочется пожалеть её? – спросила она, и я уловила снисходительный тон в её интонациях. Мира же уже вскочила на ноги и с хохотом убегала от разыгравшейся Кармы.

– Да! – с вызовом ответила я. Мне казалось, что в этот момент я защищаю моральные принципы всего человечества. – А разве это не нормально? У меня же есть сердце!

– У тебя есть не сердце, вздохнула Ноана, – у тебя есть привычка страдать. Привычка жалеть, унижать своей жалостью, спасать всех несчастных, охать и ахать. Ты не живёшь, а наблюдаешь за жизнью в экран своего телефона. Чтобы жить, нужна смелость. А ты просто смотришь свой сериал, не важно, по телеку или вживую. Реагируешь заготовленными штампами. Прикрываешься «моральными принципами». Тебе кажется, что, если ты хватаешься за сердце, ты правильная и живая. Если репостишь в интернете жалостливые истории и картинки, ты милосердная, ты в любви. Чёрта с два. Так ты только инсульт заработаешь к 30–40 годам. А к любви это отношения не имеет.

– Но у нее мама умерла, – сдавленным шёпотом проговорила я, чтобы больше никто не услышал. – Разве можно её не жалеть?

– А ей нужна твоя жалость? Она от неё станет сильнее? Смелее? Счастливее? Или, может быть, ты от этого станешь лучше? Нет. Ты лишь потешишь своё самолюбие. Но чтобы это понять, нужно проснуться. Увидеть свои реакции. А ты плывёшь по течению. Реагируешь по привычке.

Я молчала в растерянности. Мне даже не хотелось защищаться от этих нападок. Я правда не понимала, как правильно реагировать в такой ситуации.

Ну ладно. Жалеть, может быть, и неправильно. А сострадать? Сострадание – это же хорошо.

– Смотри. Тебе кажется, что ты этим чувством кого-то спасаешь? Помогаешь? Баланс Вселенной какой-то поддерживаешь, да? – Я молча кивнула. – Ты словно сестра сострадания для солдат во время войны.

– Сестра милосердия, – поправила я её.

– Нет, нет, ты не путай. Ты сестра со-страдания. совместного страдания. Это ты.

Если бы дело происходило во время войны и к тебе в палатку заносили бы раненых без ноги, без руки, ты бы причитала так громко-громко, заламывая от горюшка свои белы рученьки: «Ой, касатик ты мой! Молодой какой! Мальчишка совсем!» – Ноана, кажется, вошла в раж и очень талантливо, театрально изображала «мои реакции». Карма радостно подхватила этот спектакль, и поляна наполнилась истошными криками женщины и собаки. Мира бегала вокруг воющей Кармы и хохотала. Мне было совсем не смешно, но фарс продолжался. «Как же ты без руки-то? Без ноги-то? Кто же за тебя убогого пойдёт? Кто полюбит? Кто детей нарожает? Куда смотрит Бог? Как несправедлива жизнь!»

Солдат умер. От потери крови. Все. Точка. – Каждым словом Ноана словно впечатывала меня в землю. – Сострадание без действий убивает!

Я сидела как пораженная громом. Словно это я сейчас убила солдата. Фух, что за бред.

– А сестра милосердия? – только и смогла проговорить я.

– Сестра милосердия тебе показалась бы бессердечной и скучной. Она входит в палатку и оценивающим взглядом окидывает солдат. Жестоко, но этого уже не спасти. Этого тоже. Некогда разводить сопли и делать с ними кровавые селфи. А вот этим троим я ещё успею помочь. За дело!

И она штопает руки-ноги. Молча. Действует. И они выживают.

«Бессердечная», думаешь ты. Ни слезинки не проронила. Даже пост у себя на странице не выложила! И уходишь, не оборачиваясь…

К счастью, Бог не читает наши соцсети. Он видит наши сердца. Наши чувства. И наши действия.

А теперь снова подумай. Нужно ли Мире твоё сострадание?

Можешь помочь? Помоги. Без трагизма и драмы.

Не можешь? Иди вперёд. Не занимай тут место. Дай подойти тому, кто реально сможет помочь.

* * *

В этот день мы много ещё говорили. Говорили о чувствах и привычках реагировать по шаблону. Мне казалось, что мои негативные чувства – это как дождь или смерч. Пока их нет, наслаждайся жизнью и радуйся, а если уж налетят, то спасайся, кто может.

Ноана же утверждала, что мне просто удобно так рассуждать. Что я снимаю с себя любую ответственность и просто плыву по жизни, опираясь на мужчин, на события, на погоду. Мол, я позволяю жизни случаться со мной, а потом жалуюсь, что случилось что-то не то.

– Но ведь я не могу контролировать всех, кто пришёл в мою жизнь! Их слова, их опоздания или предательства! Мне было вчера хорошо до того момента, как Игорь не забыл меня встретить и из-за него мы не опоздали к врачу.

– Тебе плохо не из-за Игоря. Не из-за врача. Тебе плохо только из-за твоих чувств!

А твои чувства – это твой выбор.

– Ну да! – тут уж я просто возмущенно расхохоталась. – Мой выбор? То есть я выбираю, чтобы он косячил, а я злилась? Так, что ли?

– Нет, ты выбираешь злиться. А косячит он или нет, это не важно.

– Как это не важно? Ну, он же косячит. И мне от этого плохо.

– Нет, плохо тебе оттого, что ты выбрала злиться. Выбрала обижаться. А обида – это язва на твоей душе. Это действительно неприятно.

– Ты снова все передергиваешь, Ноана! Я ведь живу в реальном мире, среди реальных людей. Ты что, предлагаешь мне оправдать все косяки моего мужа?

– Нет, я предлагаю тебе взять на себя ответственность за свое состояние. Перестать ждать, когда кто-то большой и сильный придёт и спасёт тебя. Не придёт. Ты уже долго ждала. Ты можешь сама всё изменить прямо сейчас. Но чтобы сделать это, тебе надо принять на себя ответственность за свою жизнь!

Понять: ты причина всего, что с тобой происходит. И ни муж, ни другой мужчина, ни даже сам Бог не влияют на твою жизнь так, как это делаешь ты.

– Ну хорошо-хорошо, допустим. Взяла я ответственность, и что дальше? Я сразу же смогу не реагировать, не обижаться? А он сразу перестанет меня доставать? Все само наладиться каким-то магическим образом?

– Взять ответственность – это значит не ждать ничего от других. Не требовать никаких гарантий и магии. Само не наладится. Тебе придётся каждый день и в каждый момент времени отслеживать свои реакции и самой же их выбирать. Прямо сейчас: обидеться или усилием воли найти в себе благодарность за то, что он своим действием показал эту злость и обиду в тебе.

– А-а-а-а-а! Ноана! Это все слишком сложно, то, что ты говоришь. Может быть, это правильно и хорошо, но совершено не подходит к реальной жизни. Я даже не понимаю, о чём ты! Почему? Почему все это так сложно?!

– Потому что ты переполнена своей болью. Своей обидой. Своей злостью. Ты привязана к ним. Ты их бережёшь и лелеешь. И не хочешь их отпускать. А пока твой сосуд полон, в него не может войти ничего нового.

– Это что-то про ученика и пустой стакан? – честно пыталась понять я её.

– Нет. – Ноана бросила два сухих букетика лаванды с полынью в костер. Я поморщилась от сочетания ароматов, но в целом я была рада, так как очень устала, и мне хотелось расслабления и тишины.

– Я говорю про твои чувства. Твоё тело – это сосуд для твоих чувств. Представь себе красивую вазу или кувшин. – Я закрыла глаза, и перед внутренним взором сразу возник сосуд. Голос Ноаны убаюкивал и успокаивал. Я благодарно качалась на этих волнах. – С детства твой кувшин был пустым и чистым. И поэтому любое чувство, которое к тебе приходило, ты проживала ярко и сочно! Вспомни, злиться так злиться. Об этом должны были знать все!

Я почувствовала, как по скулам моим пробежала дрожь, кулачки мои сжались. Да, детская ярость не похожа на ту, что приходит сейчас. Она лёгкая, живая, громкая и… очень быстрая. Так, подравшись в песочнице с Яриком из-за игрушки, я могла уже через пять минут целоваться с ним же за гаражом.

– Если ты радовалась, то радовалась всем телом, – продолжала Ноана, – и этой радостью щедро делилась со всеми вокруг! Новая картинка из моего детства показала меня ликующую и хлопающую в ладоши. Взрослые говорили: «Как легко тебя сделать счастливой» – и часто дарили подарки. Я теперь понимаю, что для них это тоже возможность прикоснуться к моему детскому счастью. Искупаться в этом фонтане детских радостных чувств!

– Твой сосуд был пустой и чистый. Поэтому не важно, радость приходила к тебе или злость, ты проживала их свободно и жадно! Они влетали на скорости в твой сосуд, разбивались о чистое дно и немедленно выплескивались наружу, оставляя сосуд снова пустым. Но со временем твои чувства стали неудобными и неуместными. Социальные требования жаждали порядка и наказания. И однажды невинное детское чувство ярости, рождённое в твоем теле, не смогло выплеснуться наружу. Хорошие девочки не кричат. Чья-то ладонь прижала крышкой сосуд снаружи. И злость заметалась по твоему телу в поисках выхода…

Мне вдруг стало трудно дышать. Не знаю, где там у меня крышка, но я чётко ощутила чью-то ладонь, сжимающую моё горло! Боже, как же трудно дышать. Да, я помню этот момент. Когда я разозлилась и хотела дать сдачи, но было нельзя! Я побоялась себя защитить. Мама бы стала ругаться. Было «нельзя» проявлять себя, и я проглотила свою обиду. Я проглотила свою злость…

– С тех пор ты делала так много раз, – продолжала Ноана. – Ты глотала разные чувства. Наше общество бывает жестоко. И порою мы запрещаем своим детям всё, что естественно для живого, здорового организма: бегать, плакать, смеяться, кричать. Твои чувства, которые ты определила как «лишние» и которые не были тобою прожиты, продолжали бродить по телу в поисках выхода и не находили его. Постепенно сосуд наполнялся такими ходячими мертвецами, перебродившими, кислыми и гниющими. Они источали соответствующие ароматы в виде фонового неудовлетворения, ядовитого сарказма, вечной усталости, обидчивости и уязвимости. Кто-то из них перерос в физические болячки. Но главное, они уже не пускали в тебя глубоко другие, живые чувства! В сосуде просто не было для них места! И поэтому всё, что бы ты ни проживала, казалось теперь поверхностным и пустым. В детстве – радость так радость! Удивление так удивление! А сейчас только злость да обида проходят ярко. Потому что они лежат на поверхности и наполняют тело собою. Даже оргазм и тот ты проживаешь уже неярко. Потому что, чтобы его прожить, надо уйти глубоко в тело. А тебе там некомфортно. Там большая помойка. И чтобы пустить туда радость, надо сосуд твой сначала отмыть.

Я уже с трудом понимала Ноану. Я слушала её как будто издалека. Я сидела в траве и держала себя за горло. Острая боль перекрывала гортань, мешая мне соображать. Мне трудно было даже вздохнуть. Я хотела кричать или плакать, но ничего не получалось. Только хрип, только слезы беззвучно текли по моему лицу. Всё тело ломило, и я чувствовала себя этой мусорной кучей, но ничего не могла с этим сделать! Каждое слово Ноаны причиняло мне боль. На меня навалилась паника, я больше её не слушала, я молила о помощи!

– Мне больно! Мне очень больно! – захлебываясь слезами, хрипела я. – Помоги! Почему ты не помогаешь мне?

Ноана сидела напротив и смотрела мне прямо в глаза. Теплая и спокойная.

– Я буду рядом. Я здесь. Но больше я ничего не могу для тебя сделать. Ты должна пройти через это сама.

Отчаянная волна новых рыданий взорвала мою грудь.

– Но мне нужна твоя помощь! Я не знаю, что мне делать! Я не могу-у-у-у…

– Проявляйся, родная… Открывай свое тело. Очищай свой сосуд. Твоё тело несёт в себе мощный потенциал. В тебе много энергии и талантов. Но ты не пускаешь их дальше. Ты закрыла в себе свои чувства. И они разрушают тебя. Ты не сможешь долго носить их там. Они разорвут тебя изнутри… Открывай своё тело… Пропускай энергию дальше…

Я почти не слушала её… Широко распахнув глаза, я часто-часто дышала. Какая-то сила изнутри распирала мою грудную клетку так, что, кажется, рёбра хрустели… Горло сжимала мёртвая хватка, виски давило, а солнечное сплетение горело огнём. Было больно…

В то же время нижняя часть моего тела, начиная от живота, была залита теплой, живой волной. Там пульсировала энергия. Я знала её, я чувствовала её. Делая практики с Ноаной, я впускала её в своё тело и наслаждалась ею! Но сейчас верхняя часть моего тела была мертвецки холодна и зажата. И этот контраст убивал меня.

– Разреши себе жить! Разреши себе проявляться! Не держи всё в себе. Ты не кладовка для мусора и старых вещей! Ты – Проводник! Прочищай своё тело.

Перед глазами вдруг встала мама. «Сейчас же прекрати реветь!» – кричала она мне, маленькой. И я чувствовала, как детская обида и слезы плотным комом встали посреди горла, а затем мёртвым грузом свалились в грудь…

Затем появился папа, которому не нравилось, что я громко пела и мешала ему работать…

Учитель, которому мешал мой смех, соседи, которых раздражали крики во время игры…

Директор, которому не нужна была моя инициатива… Мужчина, который боялся моих слез…

Один за одним перед моими глазами вставали люди, которые объясняли мне, что лучше молчать и терпеть! Не высовываться и не проявляться! Не кричать, не плакать, не петь! И я верила им! Я все эти годы позволяла им хоронить мой голос, мои идеи, мои порывы.

Они словно брали большие тяжелые камни и снова складывали их в мою грудь. На могилу моего творчества. На кладбище моих желаний… Это я позволяла им делать это! Я…

Нет, нет, нет. Я так не хочу!!! Я хочу жить, я хочу дышать! Я хочу-у-у-у!

– Пр-р-р-о-о-очь! – отчаянно зарычала я всем этим лицам в моей голове. – Прочь! Убирайтесь! Я больше не хочу вас слушать! Про-о-о-очь!!!

Мой голос хрипел и срывался, моё тело пружинило и раскачивалось. Мне казалось, что с каждым криком я выплёвываю из себя тяжёлые камни, но этого было мало, этого было недостаточно!

Напротив, скоро мне стало казаться, что их становится все больше и больше. Что они заваливают меня с головой, и мне всё труднее становилось дышать!

Я повалилась в траву, и отчаянно колотила ногами и руками вокруг себя.

– Нет-нет, не хочу! – кричала я. – Уходите! Я вас не слышу! Паника накрывала меня. Мне было страшно и больно. Словно каменная плита давила на меня сверху, и чем больше я защищалась, тем тяжелее она становилась. Я паниковала. Я уже не видела выхода из этого ада. Я проваливалась в свой страх…

И словно спасительная рука протянулась сквозь темноту, и прозвучал спокойный голос Ноаны:

– Не воюй. Проявляться не значит воевать, родная. Не воюй. Ты больше не та маленькая девочка! Испуганная и обиженная. Тебе больше необязательно быть такой. Ты уже выросла. У тебя уже есть сила, есть энергия и есть вера! Тебе больше не надо отчаянно бить ножкой, чтобы тебя заметили. Больше не нужно ждать оценки и одобрения! Можно больше не быть удобной, послушной. Можно быть просто собой! Так, какая ты есть!

Я все ещё лежала на траве в самом центре поляны. Камни в груди всё так же давили и жгли. Но они больше не пугали меня. У меня была поддержка Ноаны. А ещё у меня была Я. Взрослая и смелая.

– Что мне делать? – не открывая глаз, глухо спросила я.

– Спускайся вниз живота! Как во время утренних практик. Там бурлит мощный поток. Разреши себе жить. Разреши себе проявляться!

Я вниманием перебралась в свой живот. Там, куда Ноана прикладывала свою руку, и правда сейчас клокотал поток. Он нетерпеливо вибрировал, словно желая скорее вырваться на свободу. Я сделала глубокий вдох вниз живота и на выдохе направила весь этот поток ВВЕРХ, вместе с голосом, сквозь завалы камней, сквозь запреты! Сквозь прошлое! Сквозь страхи и боль!

Я снова звучала. Кричала. Хрипела. Но теперь я осознавала, что именно я делаю. Я чистила своё тело, чтобы по нему свободно текла энергия! Чтобы я больше не была мусорной кучей. Чтобы я не зависела от своего прошлого. Чтобы разрешить себе жить!

Моё тело извивалось и выворачивалось наизнанку. Камни прятались и цеплялись. Картинки из детства не хотели уходить. Но я больше не была маленькой девочкой, мне больше не было страшно, а потому я продолжала звучать, жить. Проявляться!

Мой дневник

Ноана рекомендовала мне каждое утро уделять время практике Внутреннего Молчания. Давать Молчанию ценность. Успокаивать мысли и слушать тело. Эту практику можно было бы назвать медитацией, но мне кажется, что медитировать – это очень сложно. Это не про меня. Хотя и эта практика очень сложная!

Моя задача в этой практике – просто наблюдать за своим телом. Не звучать, не танцевать, не делать вообще ни-че-го. Кто бы мог подумать, что именно это самое сложное?

Главное условие практики – не вестись за своими мыслями. О! Это оказалось самым сложным! Мои мысли, как рой надоедливых мух, жужжали вокруг меня и норовили утащить за собой. И, кстати, утаскивали.

Ноана говорила, что не надо себя за это ругать. Как только я обнаруживаю себя в плену очередной мысли, нужно просто брать и возвращать себя в тело! Легче всего делать это через дыхание. Просто наблюдать за потоком воздуха в моём теле. Словно идти за ним.

И ещё мне понравился вопрос, которой Ноана предложила задавать самой себе в тот момент, когда меня одолевает какая-то мысль! Не обязательно во время практики. Может быть, в середине дня.

Нужно увидеть эту мысль как надоедливую муху. Взять её в руку, поднести к носу и разглядеть. И затем спросить себя: «Как бы я чувствовала себя без этой мысли?»

И просто убрать эту мысль от себя. И опять наблюдать! Я сделала это сегодня и была просто в шоке! Мне стало так легко! Так хорошо! Эта мысль забирала мою энергию, а я даже не замечала. Потому что у меня нет привычки осознанно наблюдать за собой. Я убрала всего одну мысль, а сил прибавилось вдвое! Обязательно буду продолжать.