32. Лучшая из тетушек и лучшая из женщин

Резиденция Кокранов, Морристаун, штат Нью-Джерси

Апрель 1780 года

Последовавшая за этими событиями неделя выдалась очень напряженной.

Элизе удалось отложить свадьбу, сказавшись больной. Помогло то, что тетушка Гертруда была самой известной сиделкой во всей Континентальной армии, а дядя, хоть и отсутствующий, был личным врачом главнокомандующего. Ни у кого не возникло подозрений на ее счет, к тому же Элизу настолько потрясло случившееся, что она не могла встать с постели на следующее утро и несколько дней не выходила из комнаты. Девушка вздрагивала каждый раз, услышав громкий шум.

– Какая низость! – услышав всю историю, заявила тетушка Гертруда, немного смущенная тем, что выпитое вино помешало ей проснуться вовремя. Они собрались в гостиной через полтора дня после происшествия, обсудить, что делать дальше. – За всю свою жизнь я ни разу не слышала, чтобы джентльмен вел себя столь возмутительным образом. И ни слова от него – ни извинений, ни сообщения о расторжении помолвки. Ничего!

– Он не джентльмен, – заявил Стивен. – Мне ужасно хотелось самому вызвать его на дуэль.

– Ни в коем случае! – взвизгнула Пегги, заставив Элизу вздрогнуть. – Это нападение само по себе ужасно, а тут еще и возможность потерять вас!

– Совершенно согласна, – сказала Элиза. – Вы ведете себя самым достойным образом, мистер ван Ренсселер, но полковник Ливингстон последние четыре года служил в армии и, безусловно, поднаторел в дуэлях. Но что еще хуже, реши вы стреляться, причины вашего конфликта стали бы достоянием гласности, а мне невыносима сама мысль об этом.

– Весь этот разговор о дуэлях – просто чепуха, – вмешалась тетушка Гертруда. – Мальчишечьи игры. На самом деле, все довольно просто. Я напишу полковнику Ливингстону и потребую, чтобы он расторг вашу помолвку. У него не будет иного выбора. Этого требует честь.

Но, очевидно, выбор у Генри все же был – или у него не было чести, – потому что менее чем через час после того, как тетушка Гертруда отправила слугу с письмом в дом, снятый Ливингстонами, пришел ответ, написанный рукой самой Сюзанны Ливингстон.

Дорогая миссис Кокран,

Насколько я понимаю, позавчера вечером, когда мой сын и ваша племянница, возможно, излишне усердно отмечали канун предстоящего бракосочетания, имели место события, достойные сожаления.

Одним из печальных, но мало обсуждаемых последствий войны стал тот факт, что в отсутствие наших мужей и отцов в семьях не хватает твердой руки, и наши дети не воспитываются в той строгости, которая для этого потребна. Генри утверждает, что, когда он по ошибке зашел позавчера в дом вашего мужа – все белые дома похожи друг на друга, особенно когда ты в чужом городе, – его встретила ваша племянница в весьма откровенном наряде, который он, будучи в состоянии опьянения, принял за приглашение, которое ни одна леди не решится произнести вслух. Отсюда следует, что вина за сложившуюся ситуацию может быть возложена на обоих, и самым разумным с нашей стороны, в отсутствие глав наших семейств, было бы забыть об этом инциденте и заключить оговоренный союз. Я так понимаю, мисс Скайлер слегла с болезнью, но как только она встанет на ноги, самым горячим моим желанием будет провести церемонию бракосочетания и позволить нашим молодым людям самим разобраться в этом непростом деле.

Искренне ваша,

Миссис (Губернатор) Уильям Ливингстон.

– Из всех… – Пегги не смогла найти слов, когда тетушка Гертруда закончила читать письмо вслух им с Элизой. – Как она смеет намекать, что моя сестра сама виновата в том, что на нее напали?

– Она не намекает, сестра, – устало возразила Элиза, – а открыто заявляет. В конце концов, Генри – ее сын. Полагаю, это все объясняет…

– Перестань, – прервала ее тетушка Гертруда. – Никогда, слышишь, никогда не смей искать оправданий негодяю! Вся вина полностью лежит на нем, и любой, кто пытается его оправдать, пусть даже его собственная мать, виноват не меньше. «Миссис (Губернатор) Уильям Ливингстон». Какая непомерная заносчивость!

Сначала Элиза была потрясена, но затем, впервые после нападения, почувствовала любопытство. Она всегда знала, что тетушка Гертруда – женщина своеобразная и очень независимая, но даже не подозревала, что та может быть настолько жесткой. И теперь была весьма благодарна судьбе за то, что оказалась под защитой этой выдающейся дамы.

– Тогда давайте напишем маме и папе, – решила она. – Ответа придется ждать не менее недели, но мы всегда можем сказать, что мое состояние ухудшилось. Конечно, это ложь, но ложь во спасение, и я покаюсь в ней позже.

Письмо Скайлерам было тут же отправлено, как и второе, тайное, которое Элиза передала лакею, собравшемуся на почту с первым. Второе письмо предназначалось Алексу, но, к вящему беспокойству Элизы, Лоу принес его назад.

– Мне сказали, что полковника Гамильтона никто не видел со времени его возвращения из Эмбоя, – сказал лакей, тактично не упоминая о вечеринках, которые кончаются подобными катастрофами. – Говорят, генерал Вашингтон рвет и мечет. Весенняя кампания вот-вот начнется, а отсутствие полковника Гамильтона вносит серьезный разлад в работу штаба.

– Что? – с ужасом переспросила Элиза. – Никто не знает, куда пропал полковник Гамильтон?

– Боюсь, что нет, мисс Скайлер, но, если желаете, я могу продолжить расспросы.

– Будьте добры, – взмолилась Элиза, – но постарайтесь сделать все как можно незаметнее! Я не хочу усугублять и без того скандальную ситуацию, втягивая его в свои проблемы.

Лоу отсутствовал весь день и часть следующего, зато принес добрые вести. Перед самым рассветом, в среду, полковник Гамильтон был замечен на почтовой станции, где реквизировал одну из лошадей. Последний раз его видели скачущим на север.

– На север? – повторила Элиза. – Но у него нет знакомых на севере. Те друзья, которые сейчас в Соединенных Штатах, – полковник Лоуренс, генерал Лафайет, да и другие – они все на юге.

– Дежурный по станции сказал, полковник ни словом не намекнул на то, куда направляется, но спрашивал, где сможет поменять лошадей, и дежурный ответил, что следующая станция на почтовом тракте в Олбани – Бун-Таун.

Олбани? Может ли быть?.. Неужели Алекс собрался к… ее родителям? Однако Лоу продолжил свой рассказ:

– Еще, мисс Скайлер, дежурный рассказал мне, что полковник Гамильтон так и не добрался до Бун-Тауна, так что весьма вероятно, что он задавал этот вопрос, надеясь запутать следы.

Элиза не знала, что и думать. К тому же у нее было не так уж много времени на размышления, ведь на следующий день – в понедельник – к ней пришел довольно неожиданный посетитель: сам губернатор Уильям Ливингстон.

Он появился поздним утром. Пришел один, пешком, приветствуя по пути всех встречавшихся ему людей так, словно вышел на обычную утреннюю прогулку или начал подготовку к предвыборной кампании.

Но как только горничная проводила его в гостиную и тетушка Гертруда с Элизой присоединились к нему, все добродушие словно волной смыло.

– Миссис Кокран, – начал он, обращаясь к тетушке Гертруде, но при этом вперив обвиняющий взгляд в Элизу, – эта осада длится почти столько же, сколько оккупация Нью-Йорка британцами. Пора сдаваться.

– Сдаваться, говорите? – недоверчиво переспросила тетушка Гертруда. – Так вот о какой семейной жизни для своего сына вы мечтаете – с женой, которую он сперва пытался осквернить до свадьбы, а затем принудил к браку? Удивительно, как вам не стыдно даже произносить такое вслух.

– Миссис Кокран, – сказал губернатор напряженно, – из уважения к вашей с племянницей женской деликатности я не стану отвечать на эти обвинения так, как делаю это обычно. Но я должен настоять на том, чтобы вы не смели клеветать на моего сына даже в столь узком кругу. В конце концов, ему нужно беречь свою репутацию. То, что случилось, достойно сожаления, но это всего лишь проявление юношеского неблагоразумия, обостренного тяготами военного времени и действием алкоголя. Вы не можете полагать, что такое поведение характерно для моего сына и, тем более, для моей семьи.

– Не могу предположить ничего иного, – ответила тетушка Гертруда, говоря от имени Элизы. – Такое поведение не может считаться всего лишь случайностью, это проявление истинного характера мужчины.

– Мы говорим о моем сыне, миссис Кокран, – холодно заметил губернатор Ливингстон. – Я бы попросил вас следить за своими словами.

Но тетушка Гертруда была несгибаема.

– А я бы попросила вас следить за своими. Вы вырастили негодяя, сэр, и весь Морристаун об этом знает. Он велел перенести семерых раненых солдат из лазарета, чтобы устроить в нем свою холостяцкую вечеринку. В дом, о котором я с трудом могу заставить себя даже упомянуть, особенно в присутствии моей племянницы. Чудо, что ни один из них не умер.

– Но ведь, как вы и сказали, ни один из них не умер, да и мисс Скайлер не пострадала в упомянутый ранее вечер. Так позвольте моему сыну поступить по-рыцарски и жениться на ней, несмотря на ее довольно некрасивые попытки очернить его репутацию.

Тетушка Гертруда расхохоталась.

– Должна заметить, губернатор Ливингстон, я потрясена тем, что вы упомянули о рыцарстве сейчас, когда мы обсуждаем совершенно не рыцарское и, более того, недостойное поведение вашего сына. Что же до его репутации, то пьяница, мерзавец и грубиян, которого вы называете сыном, вполне способен сам запятнать свою честь, не прибегая к помощи двух хрупких женщин.

Лицо губернатора Ливингстона приобрело свекольный оттенок.

– Я услышал достаточно, – заявил он, с трудом контролируя голос. – Мисс Скайлер появится в моем доме в полдень четверга, ровно через неделю от первоначально назначенной даты, и станет женой моего сына, в присутствии его семьи и тех представителей ее семьи, что будут в этот момент в Морристауне. Это мое последнее слово.

– Или что? – наконец заговорила Элиза. – Вы потащите меня туда волоком? Могу представить, как это будет выглядеть.

Губернатор Ливингстон холодно посмотрел на нее.

– Думаете, в моем распоряжении нет средств убеждения, мисс Скайлер? Плачевное состояние финансов вашей семьи пока еще не общеизвестно, но могу вас заверить, я о нем осведомлен и способен уничтожить репутацию генерала Скайлера всего парой вовремя сказанных слов. Ваша старшая сестра уже вызвала скандал, сбежав с британским мошенником, которого многие считают шпионом короля Георга, а младшую сестру продали малышу ван Ренсселеру, чтобы спасти семейное состояние. Да и вы сами, как известно, крутили роман с полковником Гамильтоном до того самого момента, как объявили о помолвке с моим сыном. Думаете, кто-нибудь поверит, что вы не бросали своего любовника в погоне за деньгами нашей семьи? Может, у Скайлеров уже нельзя отнять состояние, по причине его отсутствия, но есть еще многие вещи, потерять которые будет не менее тяжело.

Элиза потеряла дар речи. Она могла лишь смотреть, как этот человек, один из могущественнейших в штате Нью-Джерси, угрожает уничтожить всю ее семью из-за мелочной обиды.

Тетушка Гертруда также не произнесла ни слова. Вместо этого она встала и направилась к небольшому секретеру у дальней стены. Открыв один из его ящичков, она вытащила шкатулку, которую Элиза сразу же узнала. В этой шкатулке тетушка хранила свои медицинские инструменты – именно в ней она как-то держала все необходимое для прививок от оспы. Сейчас тетя ее открыла и вытащила небольшой пузырек – весьма похожий на тот, в котором хранился порошок для прививок.

Затем обернулась и не спеша направилась к губернатору.

– Знаете ли вы, что это, губернатор Ливингстон?

– Откуда я могу это знать? – высокомерно ответил тот.

– Действительно, откуда? Несмотря на ваш высокий пост, в некоторых вопросах вы остаетесь чудовищно необразованным человеком. Это, – продолжила тетушка Гертруда, с улыбкой поднимая пузырек, – порошок с микробами чумы.

Губернатор Ливингстон охнул и отступил.

– Мадам! Вы, должно быть, смеетесь.

– Смеюсь? Скорее, злюсь. Злюсь на то, что вы пришли в мой дом и смеете так нагло разговаривать с моей племянницей. Это намного более недостойно, чем поведение вашего сына. Нет никаких сомнений, от кого это в нем. Итак, я не желаю больше видеть вас в своем доме. Убирайтесь сию секунду, или я открою этот флакон и высыплю его содержимое вам в лицо.

Губернатор Ливингстон подскочил и отодвинулся за спинку кресла.

– Вы не посмеете!

– Думаете? Вы попытались загнать в угол курицу-наседку. Каждому известно, что нет в мире никого опаснее матери, защищающей своего ребенка, а я считаю Элизу дочерью, которой у меня никогда не было.

– Мадам, умоляю вас…

– Я старая женщина, – перебила тетушка Гертруда губернатора. – В последнее время у меня начинают трястись руки, а учитывая мое взвинченное состояние, может случиться непоправимое. Предлагаю вам удалиться, пока до этого не дошло.

Губернатор на секунду замешкался, а затем развернулся и выскочил за дверь.

Женщина с улыбкой повернулась к племяннице. Элиза с ужасом уставилась на пузырек, который та беззаботно сжимала в руке.

– Тетушка Гертруда! Молю вас, будьте осторожны!

– Успокойся, дорогая, это просто нюхательные соли.

Мгновение девушка неверяще смотрела на женщину, а затем с облегчением рухнула на диван.

– Тетушка, вы – героиня! Что бы ни случилось, я навсегда сохраню это воспоминание.

– Не уверена, что это надолго удержит губернатора. Поскорее бы пришел ответ от генерала Скайлера. Ведь это все, что женщина может сделать в одиночку.

Элиза кивнула, но думала при этом совсем не о родителях.

«Где же Алекс? – в тысячный раз задавалась она вопросом. – Как мог он покинуть меня сейчас, когда так нужен?»

Словно прочитав ее мысли, в гостиную вошел Лоу. На его лице было написано беспокойство.

– Слушаю, Лоу, в чем дело? – требовательно спросила тетушка Гертруда.

Тот поморщился.

– Я просто подумал, что мисс Скайлер захочет узнать новости: лошадь полковника Гамильтона, взятую на нашей почтовой станции, нашли вчера.

– Нашли? Что значит нашли?

– Лошадь вернулась на почтовую станцию Бун-Тауна. Она была под седлом, но без всадника. Боюсь, мисс… боюсь, на седле были заметны следы крови.