23. Горящие сердца, пустые карманы

Штаб-квартира Континентальной армии, за обеденным столом у Кокранов, часть вторая, Морристаун, штат Нью-Джерси

Февраль 1780 года

Витая в облаках после очередного свидания с Элизой, Алекс совсем потерял счет времени. Он вернулся в штаб уже после того, как выставили ночной караул, и наткнулся на юного капрала, ютящегося в будочке у входа в особняк Фордов. Закутанный в полудюжину одеял, накрытых сверху медвежьей шкурой, сонный часовой едва шевельнулся под всей этой кучей, когда подошел Алекс. Возможно, он отдавал честь, заметив знакомую фигуру полковника Гамильтона, но под всеми укрывшими его одеялами различить это было довольно непросто.

– Пароль, полковник?

Алекс открыл было рот, но на ум ничего не пришло. Пароль?

Он забыл пароль, что было довольно-таки странно, поскольку сам отвечал за их смену.

– Э-э-э… Элиза, – сказал он секунду спустя.

– Полковник? – В последний месяц пароли выбирались среди названий птиц.

– Элизабет? – продолжил Алекс. – Бет? Бетти? Бетси? Битс? Лиза? Лиз? Элиза?

– Этот вы уже называли, – сказал часовой.

– И назову еще не раз, – Алекс отдал честь капралу, пробираясь мимо него в особняк, – ведь у меня на уме только это имя. Можете спокойно стрелять в меня, капрал, – добавил он. – Я настолько переполнен любовью, что пуля просто отскочит.

Внезапно появился дежурный лейтенант и махнул рукой юному стражу. Он слышал признания полковника и сочувствовал ему.

– Лоуренс прав, вы – пропащий человек. Козодой, полковник Гамильтон. Пароль сегодня – козодой, – заявил лейтенант Ларпен.

– Нет! Элизабет Скайлер, – бросил Алекс через плечо. – Этот ключ открывает все замки или, по крайней мере, мое сердце!

Говоря все это, он нащупал ручку двери и резко дернул, врезавшись носом в дубовые доски, потому что дверь оказалась заперта. Хлопая себя по карманам, он уже знал, что они пусты: ключи он забыл в особняке, когда сбегал на встречу с Элизой.

– У меня есть ключи, сэр, – сказал Ларпен, подходя, чтобы отпереть дверь.

– Да, да, спасибо, лейтенант, – смущенно поблагодарил его Алекс. – Долгий день, знаете ли. Дела армейские и, э, все прочее.

На следующее утро он получил от Гертруды Кокран записку с приглашением поужинать сегодня с ними, в кругу семьи.

Я знаю, что вы радовали нас своим присутствием всего несколько дней назад, но кавалер Анжелики, мистер Черч, приехал в Морристаун, как и кавалер Пегги, мистер ван Ренсселер, с которым вы познакомились в тот вечер. Будет обидно, если рядом с Элизой не окажется молодого человека, ухаживающего за ней, и она почувствует себя не у дел. Боюсь, мы сможем предложить вам лишь обычное жаркое из оленины, но порции будут обильными, а еще на столе будет вдоволь грушевого сидра.

Алекс тут же отправил короткую записку – «С огромным удовольствием принимаю ваше любезное приглашение к столу» – и остаток дня размышлял над скрытым значением письма миссис Кокран. Тетушка Элизы уже пыталась изображать сваху раньше и вполне могла сделать это снова. Но самое главное, на его взгляд, заключалось в словах «молодой человек, ухаживающий за ней». Элиза разговаривала о нем с тетушкой? Говорила, что между ними происходит? Если так и было, то это самые лучшие новости за всю зиму. Конечно, то, сколько времени они проводили вместе, рождало в нем надежду, но он не желал лелеять пустые мечты. Но Алекс также не хотел скрывать свои чувства, сильнее всего опасаясь, что Элиза решит, будто с ней играют.

К счастью, генерал Вашингтон отсутствовал, и список дел на сегодня был сравнительно невелик: обычные обращения к состоятельным американским дельцам и плантаторам с просьбой выделить деньги, или снаряжение, или шерсть на мундиры, или провизию; бесчисленные доклады о продвижении войск и данных разведки; поток писем соболезнования семьям солдат, скончавшихся от ран и болезней. Сегодня, спасибо Господу, их было всего три.

К пяти Алекс уже покинул штаб и отправился на квартиру, велел камердинеру, которого делил еще с четверыми офицерами, отутюжить и почистить его мундир до хруста, а также отполировать сапоги. Времени на то, чтобы принять горячую ванну, не оставалось, поэтому он стянул китель с рейтузами и ополоснулся по пояс ледяной водой из таза для умывания, затем побрызгал на себя розовой водой и надел освеженный мундир. Ему очень хотелось прийти с цветами, но в середине зимы, на севере Нью-Джерси, цветы были не более чем отдаленным воспоминанием. Но, выходя из комнаты, полковник заметил на столе небольшую миску с апельсинами. В сумрачной комнате они сияли, как маленькие солнца, и он не мог представить, каким чудом их доставили с тропической родины. В доме помимо него было еще семь офицеров, и он понимал, что апельсины предназначены для них всех, но также знал, что свежие фрукты в феврале будут встречены намного восторженнее, чем три дюжины красных роз. Он схватил мешок, сгреб в него фрукты и поспешно вышел в сумерки.

В главной гостиной дома, занятого Кокранами, горели лампы, и по плотным занавесям, задернутым, чтобы защититься от сквозняков, то и дело скользили тени. Алекс позвонил в колокольчик, и Улисс распахнул перед ним дверь. Затем принял пальто и шляпу гостя и предложил ему пройти в гостиную.

Комната была жарко натоплена. Все три сестры Скайлер присутствовали здесь: Анжелика и Элиза сидели на диване, а Пегги – в кресле неподалеку, в то время как Стивен ван Ренсселер и невысокий, полный мужчина лет тридцати расположились в плетеных креслах в другой стороне комнаты. Ван Ренсселера не было слышно, но, глядя на него, несложно было вообразить звучание его нудного голоса. Черч безучастно смотрел на него, сжимая свой бокал так крепко, словно лишь это помогало ему не выбежать прочь из комнаты.

Алекс попытался поймать взгляд Элизы, но тут из высокого кресла, в котором однажды во время его визита сидела девушка, поднялась тетушка Гертруда и закрыла собой объект его интереса.

– Полковник Гамильтон! Как хорошо, что вы нашли время почтить нас своим присутствием, несмотря на то что не были предупреждены заранее. – Она бросила взгляд на мешок в его руках. – И, похоже, захватили с собой стирку!

Алекс рассмеялся над ее шуткой.

– На самом деле, – сказал он, развязывая горловину мешка, – это…

– Апельсины! – практически взвизгнула тетушка Гертруда. – О, благословенная картина. Мы доели последние мягкие яблоки с чердака сразу после Сретения и с тех пор не видели ни кусочка фруктов. О, я просто чувствую, как мое здоровье улучшается от одного взгляда на них. Целых восемь! Великий Боже, они, должно быть, стоят, как хороший мул! – Она наклонилась поближе, и до Алекса долетел ощутимый запах грушевого сидра – тетушка Гертруда, похоже, была навеселе. – Доктор Кокран в отъезде до понедельника. Мы с вами поделим его апельсин, и это станет нашим маленьким секретом.

– Договорились, – поддержал Алекс.

Он передал ей мешок и повернулся к Элизе, но миссис Кокран тут же подхватила его свободной рукой и подтолкнула к ван Ренсселеру и Черчу.

– Нас слишком мало, чтобы расходиться по отдельным гостиным, – сказала она, провожая его к мужчинам, – и обогрев второй комнаты обойдется недешево, поэтому просто представьте, что вы, джентльмены, в своей комнате, а мы, леди, в своей. Мистер Ренсселер, полагаю, вы знакомы с полковником Гамильтоном. Полковник Гамильтон, это мистер Джон Баркер Черч, и, боюсь, он англичанин, – лукаво прищурилась пожилая дама, – но при этом поддерживает нашу сторону, не без риска лично для себя. Ужин будет готов примерно через полчаса, – добавила она, прежде чем вернуться в другую часть гостиной.

Алекс пожал руки мужчинам и занял еще одно плетеное кресло. Оно стояло спинкой к дамам, и гость счел невежливым разворачивать его, поэтому пришлось устроиться слегка наискосок, чтобы иметь возможность хоть краем глаза наблюдать за Элизой. По крайней мере, ее диван был развернут к его стороне комнаты, и время от времени им удавалось ненадолго встретиться взглядами.

– Полковник Гамильтон, – обратился к нему Джон Черч, – ваше присутствие – честь для нас! Замечательно, что среди нас есть хотя бы один солдат.

– Я вступлю в армию в следующем году, как только мне исполнится семнадцать. Хотел вступить в этом, – объяснил Стивен, – но папа не позволил.

– Уверен, вы станете отличным солдатом, – заверил его Алекс. – И вам тоже еще не поздно вступить в наши ряды, мистер Черч.

Британец выпрямился в своем кресле.

– Думаю, вы согласитесь, что я и без того немало сделал для американцев, полковник Гамильтон. Каждая четвертая пуля, вылетающая из американского ружья, доставлена мной. И все же я остаюсь англичанином и не хочу предавать собственную страну.

– Но пули, которыми мы стреляем, летят в британских солдат, – возразил Алекс. – Это вас не беспокоит?

– Конечно, беспокоит, – заверил Черч. – Так же, как беспокоит вас и любого другого неравнодушного человека. Меня печалит то, что мои соотечественники умирают, вставая на защиту несправедливости, но все же я никоим образом не могу заставить себя поддерживать колониальный строй. Война – самое отвратительное дело. Слава Господу, она приносит прибыль, иначе смысла в ней не было бы вовсе.

Алекс рассмеялся вслед за Черчем и Стивеном, не зная, должен ли чувствовать себя оскорбленным. Кавалер Анжелики оказался либо очень проницательным человеком, либо шутом, трудно было сказать.

– В этой дрянной ситуации есть определенная выгода, – продолжил Черч, – но я с нетерпением жду, когда же война, наконец, закончится, и я смогу вернуться в Англию. Надеюсь, мы сможем привезти американскую демократию и на нашу сторону пруда.

– А как же Анжелика? – спросил Алекс. – Захочет ли она везти американскую демократию на вашу сторону пруда?

– Это мое самое заветное желание, – заявил Черч, глядя поверх плеча собеседника. Алекс обернулся и встретился взглядом с Элизой. Впервые за вечер она смогла улыбнуться именно ему. Молодой офицер ощутил внезапную потребность расстегнуть пуговицы мундира, поскольку сердце в его груди было готово разорваться от радости.

Открылась дверь, вошел Улисс в сопровождении Лоу, юного лакея, и они, после краткого обмена репликами с миссис Кокран, вытащили стоявший у стены стол в центр гостиной. Луиза и еще одна горничная внесли фарфор, блюда, скатерти, скоро накрыли на стол, и мужчинам пришлось подняться, чтобы их кресла придвинули к столу так же, как и кресла с женской половины гостиной. Высокий стул миссис Кокран поставили во главе стола, и вскоре все уже сидели перед тарелками с дымящимся рагу.

К вящему огорчению Алекса, он сидел прямо напротив Пегги, в то время как Анжелика сидела в середине, а Элиза в другом конце стола. Черч сидел рядом с ним, а Стивен – напротив Элизы.

– Полковник Гамильтон, – обратилась к нему Анжелика почти сразу после того, как они сели за стол, – мы довольно часто видим вас в последнее время. Или мне следует сказать, что моя сестра часто видит вас в последнее время.

Алекс почувствовал, как потеплели щеки.

– Вовсе не так часто, как мне бы хотелось, – сказал он спокойно, окуная ложку в рагу.

– Вот как? Тогда должны ли мы предположить, что у вас серьезные намерения в отношении нашей сестры?

Алекс судорожно пытался поднести ложку ко рту как можно ровнее. Он медленно прожевал и проглотил то, что положил в рот, надеясь, что кто-нибудь заговорит, но за столом царила тишина, не считая периодического стука металла о фарфор.

– Я бы не хотел обсуждать свои чувства к мисс Скайлер на публике, если вы не возражаете.

– Боже мой, Элиза, – обратилась Анжелика к сестре, – надеюсь, на поле боя он проявляет больше решительности, чем в делах сердечных, иначе мы обречены на поражение.

Элиза не взглянула ни на сестру, ни на Алекса, но Анжелика продолжила:

– Как я уже говорила, надеюсь, полковник Гамильтон на поле боя решительнее, чем в ухаживаниях, ведь тут он даже не может публично заявить о своих чувствах. Я вот при первой же встрече объявила мистеру Черчу, что он слишком стар и низок ростом, но он не прекращал говорить, что все равно женится на мне!

– Кажется, вы заявили, что я еще и слишком толстый, – со смехом добавил Черч, потирая живот.

– В последнее время мне весьма по вкусу ваша мягкость, – кокетливо заметила Анжелика, – но позаботьтесь, чтобы она не стала рыхлостью и не начала обвисать. Мне, определенно, не понравится быть рядом с человеком, который… обрюзг.

– О, Анжелика, какая дерзость! – вмешалась тетушка Гертруда, хоть было неясно, сказано это с осуждением или одобрением. – Ты бы так не разговаривала, если бы доктор Кокран был здесь.

– А что она такого дерзкого сказала? – спросил Стивен. – Просто мисс Скайлер не хочет быть рядом с человеком, который… – Тут он прижал ладонь ко рту, наконец-то сообразив, о чем речь.

– Не знаю, – снова заговорил Алекс. – Я не думаю, что для мужчины многое допустимо. И предложение – это не залп из всех орудий. Это, скорее, дипломатические переговоры.

Элиза улыбнулась, услышав его слова, но Алекс смотрел на Анжелику. На ее лице появилось странное выражение – смесь решимости и печали. Было похоже, что она решительно настроена поставить его на место, но ее это вовсе не радует.

«На нее кто-то давит, –  сказал Алекс самому себе. – И я могу только надеяться, что она будет сопротивляться этому давлению более успешно, чем до сих пор».

Увы, после минутной заминки Анжелика сделала глубокий вдох, словно готовясь дать второй залп.

– Самым важным является отсутствие на сегодняшнем вечере наших родителей, которые, хоть и знакомы с полковником Гамильтоном – вы помните, именно он пытался отправить папу в тюрьму в прошлом году, – все же не слишком много о нем знают и не могут судить, достоин ли этот джентльмен одной из их дочерей.

– Анжелика, пожалуйста, – вмешалась Элиза, – ты переходишь все границы.

Последовала очередная заминка и еще один проблеск печали на напряженном лице Анжелики.

– Иногда это необходимо, – заявила она. – Ты никогда не умела разбираться в мужчинах, и, если предоставить тебе делать выбор самой, кончится тем, что ты останешься без гроша и будешь вынуждена сама стоять у плиты, обходясь без слуг.

«Это родители, –  вновь подумал Алекс. – Должно быть, они».

– Уверяю вас, я бы встал к плите вместо мисс Скайлер, если бы до этого дошло, – сказал он, пытаясь перевести все в шутку.

– Не сомневаюсь, – заявила Анжелика. – Я хочу сказать, не сомневаюсь, что вы умеете готовить, поскольку ваше детство прошло без слуг и, если правильно понимаю, без семьи.

Глаза Алекса распахнулись. Он не мог припомнить, когда в последний раз ему в лицо говорили такие вещи, – по крайней мере, с тех пор как он приехал на север, – и уж точно никогда не слышал такого от леди.

– Мой отец… путешествовал, – ответил молодой человек, подобрав слово, которое не являлось ложью в буквальном смысле, – а моя мать отправилась к Создателю, когда я был еще мал. Меня вырастили их друзья. Моя семья не так давно приехала в Вест-Индию и не успела обрасти там родственными связями, а отправлять меня в Шотландию было непрактично.

– Ну, никто не может обвинить вас в отсутствии находчивости, – признала Анжелика. – Вы, определенно, сделали себе имя и сослужили большýю службу нашей стране, несмотря на то что выбрались из, э, ниоткуда.

Алекс вздрогнул и откашлялся.

– Должен признать, мисс Скайлер, что мне еще никогда не доводилось получать комплимент, столь похожий на нож в спину.

Анжелика покраснела под слоем пудры.

– О, черт бы все это побрал!

Пегги захихикала. Элиза выдохнула. Тетушка Гертруда потянулась за стаканом и осушила его в один глоток.

– Боже милосердный, мисс Скайлер! – воскликнул Стивен, но прорезавшиеся в голосе визгливые нотки погубили всю серьезность его тона. – Вы потеряли рассудок?

Анжелика положила левую руку на правую руку Элизы и заметно сжала, но взгляд ее при этом не отрывался от Алекса.

– Вы должны знать, полковник Гамильтон, насколько сильно все мы привязаны к вам. Даже мой отец, которого вы пытались заключить под стражу, не мог не отметить, с какой самоотдачей вы выполняете свои обязанности. Но для меня дело чести напомнить вам, что Скайлеры – одна из старейших семей штата Нью-Йорк, состоящая в родстве с ван Ренсселерами, ван Кортландами и Ливингстонами по линии отца и матери. Ваши же родители не ровня нашим, как в вопросах крови, так и, что намного важнее, в вопросах кошелька. Видеть, что моя сестра выходит замуж за человека, которого любит и которым восхищается, будет для меня огромной радостью, но вы же не надеялись, что вам удастся завоевать ее с помощью мешка апельсинов, правда?

Алекс взглянул на Элизу, чтобы понять, как она относится к словам сестры. Девушка была заметно ошеломлена, и полковник принял это за знак, что слова Анжелики, произнесенные якобы от лица Элизы, все же не исходят от нее. Пегги и Стивен казались смущенными, а в глазах тетушки Гертруды, когда они встретились взглядами, мелькнула боль. Но самой несчастной за столом (не считая, возможно, его самого), определенно, была Анжелика, и Алекс снова подумал о том, что она говорит не от своего имени, а, вероятнее всего, от имени генерала и миссис Скайлер.

– Мисс Скайлер, – начал он, повернувшись к старшей сестре, – с риском прослыть высокомерным я все же вынужден вам напомнить, что являюсь старшим адъютантом Его Превосходительства, генерала Джорджа Вашингтона, главнокомандующего Континентальной армией. От его имени и от имени нашей страны я веду переписку с представителями четырех королей, тринадцати принцев, двадцати одного герцога, сорока семи эрлов и с таким количеством маркизов, графов и рыцарей, что их едва ли вместит Манхэттен. Далее, в мою защиту скажу, мое имя – повторюсь, мое имя, а не имя моего отца, деда или другого замшелого предка, – мое собственное имя известно любому хоть сколько-нибудь значительному американцу, будь то посол Франклин, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон, Джон Адамс, Джон Хэнкок или Джон Джей. Даже Патрик Генри и Роберт Моррис знают меня по имени, причем по их высоким стандартам, а не по длине списка имен, выбитых на надгробиях, я оцениваю себя и, надеюсь, буду оценен другими.

Анжелика слушала, как Алекс швыряется именами, с расцветающей на лице улыбкой.

«Это остудит ее пыл», –  решил он. Но недооценил старшую из сестер Скайлер.

– Какие громкие фамилии, сэр, – сказала она, едва собеседник замолчал. – Звучит как список рождественских открыток, которые посылает матушка.

Алексу потребовалось некоторое время, чтобы понять: она подшучивает над ним, да и то, лишь после того, как хихикнула Пегги, а Элиза прикрыла глаза руками, он осознал, что эта шутка свела на нет все впечатление от названных им званий и фамилий. Постепенно шутка дошла и до остальных, и Черч выдавил натянутый смешок, а Стивен начал вглядываться в лица сидящих за столом, чтобы понять, как реагировать. Когда у тетушки Гертруды вырвался громкий, похожий на мужской, хохот, Алекс понял, что шутка Анжелики снова попала в цель.

Но неожиданно к нему пришла помощь.

– О, да ладно, Анжелика, ты же знаешь, что мама за всю жизнь переписывалась лишь с двумя королями, один из которых был в изгнании на итальянском острове размером не больше «Угодий», – заметила Элиза, обернув шутку против сестры.

Алекс с облегчением улыбнулся, за стол постепенно вернулось веселье, и остаток вечера прошел в шумном водовороте разговоров, сигар и пряного сидра. Весь вечер Гамильтон старался сохранить жизнерадостность, но Анжелика невольно нащупала его ахиллесову пяту. Она была права: он действительно выбрался из ниоткуда.

Близилась полночь, когда Алекс направился к гардеробной, готовя себя к прогулке по ночному морозу. Анжелика вылетела из-за угла, как ястреб, и схватила его за руку, одарив улыбкой, в которой смешались вызов и грусть.

– На самом деле, полковник Гамильтон, – заявила она, – у вас нет ни гроша за душой, не так ли? Жаль, ведь вы, похоже, всерьез увлечены моей сестрой, и, вынуждена признать, ваше чувство взаимно. Увы.

Второй раз в жизни Алекс не нашел слов, чтобы ответить одной из сестер Скайлер.