Глава 30

Назначенный Дэвису адвокат – холеная, но выглядящая уставшей женщина в пошитой на заказ юбке-«карандаше», пиджаке и потрепанных кроссовках.

– Мойра Халлоран, – представляется она. – Прошу прощения за внешний вид, но каблуки снимаю в восемь независимо от того, закончена работа на сегодня или нет.

– Понимаю, – отвечаю я и пожимаю ей руку. Темные волосы адвоката аккуратно уложены, только несколько прядей выбиваются из прически. – Агент Элиза Стерлинг, агент Касс Кирни.

Рамирес и Бернсайд в конце коридора разговаривают с дежурными агентами. Вик и Уоттс остались в кабинетах – готовят речь для пресс-конференции. Будем надеяться, Вику удастся вломиться в чей-нибудь кабинет и найти для Брэна диван, на котором можно поспать несколько часов.

– Давайте откровенно: сколько информации вы рассчитываете извлечь из Дэвиса сейчас? Потому что, если честно, в данный момент добиться от него чего-то связного практически нереально.

– Если мы придем к такому выводу, так тому и быть. Мы не собираемся давить на него или подвергать его здоровье риску.

– Не возражаете, если будет присутствовать врач? Согласно проведенным в больнице Ричмонда обследованиям, у моего подзащитного слабое сердце. Если он начнет чрезмерно волноваться, лучше всего успокоить его как можно скорее.

– Не возражаем.

Адвокат Халлоран смотрит на нас странно и направляется к больничной палате – договориться с врачом.

– Думаю, она не ожидала, что мы так легко согласимся, – тихо говорит прислонившаяся к стене Кирни.

– Бруклин в безопасности, а остальных нашли и без Дэвиса. Нет необходимости торопиться и выглядеть сволочами.

– Я предпочла бы термин «настойчивость».

– Ладно: нет необходимости торопиться и выглядеть настойчивыми сволочами.

– У тебя слишком милая внешность для такого злобного характера.

– Да, это оружие – главное в моем арсенале.

– По крайней мере, коллеги больше не спрашивают, сегодня ли тот день, когда приводят на работу дочек.

– Вот поэтому никто не жалеет, что ты перешла в нашу команду.

– Ладно, назовем это ничьей.

– Как давно вы работаете вместе? – спрашивает Халлоран.

Кирни вздрагивает от внезапно раздавшегося адвокатского голоса, теряет равновесие, сползает по стене и приземляется на пол с громким «умф».

– Десять месяцев, – хрипит она.

– Мне показалось, дольше.

– Мы быстро приспосабливаемся к новому окружению. – Я протягиваю руку и помогаю Кирни встать.

– Все готовы?

К Халлоран подходит высокий худощавый мужчина, останавливается и приветливо кивает. Адвокат кивает в ответ.

– Да, готовы.

Нервно ерошу волосы: все еще чувствую себя не в своей тарелке с распущенными кудрями:

– Тогда идем.

Халлоран представляет нас врачу. Тот ведет всех по коридору в отдельную палату. На кровати лежит Дэвис, его левое запястье приковано наручниками к ограждению. Правая рука беспокойно теребит одеяло. Голова повернута к окну, однако, заслышав шаги, он оглядывается. Нет никаких признаков, что Дэвис узнал Халлоран, врача или Кирни. Но когда я закрываю за собой дверь, его глаза загораются.

– Лаура? – раздается его дрожащий голос. – Лаура, они не отпускают меня. Мое сердце… Как она? Как наша маленькая девочка?

Адвокат смотрит на нас.

– Я думала, его дочь – Лиза, – тихо говорит она.

– Правильно, – отвечает Кирни. – Лаура – его бывшая жена. Полагаю, дочь внешностью пошла в мать.

Пересекаю палату и встаю справа от старика, положив руки на приподнятое ограждение кровати.

– Мистер Дэвис, я не Лаура. Меня зовут Элиза Стерлинг, я агент ФБР.

– ФБР? – повторяет он. – Не понимаю…

– Мистер Дэвис, вы помните, как попали в больницу?

– Я… нет. Наверное, потерял сознание. Мое сердце…

Он качает головой и пытается жестикулировать левой рукой, но мешает наручник. Дэвис недоуменно смотрит на него.

– Не понимаю. Мои жена, дочь – с ними всё в порядке? Моя маленькая девочка больна, мы оба нужны ей. Вы… вы так похожи на них…

– Мистер Дэвис, помните, какой сегодня день недели?

– Сегодня… сегодня среда. Анита пришла к Лизе дать урок игры на фортепиано. У Лизы не так много сил, однако врачи сказали, что ей лучше придерживаться привычного распорядка, насколько возможно.

Сегодня пятница, а последний урок игры на фортепиано его дочь получила тридцать один год назад.

– Мистер Дэвис, какой сейчас год?

Он издает смешок, затем замолкает, осознав, что я спрашиваю всерьез.

– Вы врач?

– Нет. Меня зовут агент Стерлинг, я из ФБР.

– Из ФБР? Что-то стряслось? Мои жена и дочь…

Бросаю взгляд на Кирни, которая наблюдает, прислонившись к двери.

Если заглянуть под маску профессионала, станет ясно, что Касс немного опечалена и очень раздосадована. Халлоран, кажется, уже слегка достало происходящее, а вот врач ни капли не удивлен.

– Мистер Дэвис, расскажите про вашу дочь.

Черты его лица смягчаются от расплывающейся улыбки.

– Лиза… Вы знаете, что ей девять. Такая умница. Просто умница. Обожает математику…

– Говорите, она больна?

– Лейкемией. – Он кивает. – Врачи… они не уверены…

– Не уверены, помогает ли лечение?

Дэвис качает головой.

– Нам пришлось переместить ее спальню вниз, в подвал, – когда она не в больнице. Там потише, и ей лучше отдыхать. Правда, она протестует… У моей девочки есть характер.

Достаю из-за пояса планшет, включаю и поворачиваю так, чтобы старик видел фотографию.

– Мистер Дэвис, узнаете эту девочку?

– Что за дурацкая шутка? – резко говорит он. По щекам и носу расползаются розово-красные пятна. – Это же моя Лиза!

Меняю фото Бруклин на фото Кендалл.

– А эту?

– Почему у вас фотографии Лизы? Она в порядке? В безопасности? Ответьте! – Наручник лязгает от его лихорадочных движений.

– Мистер Дэвис, ни одна из этих девочек не является Лизой. Первую зовут Бруклин Мерсер, мы нашли ее в вашем подвале.

– Я только что сказал, что в подвале живет Лиза. Там ее спальня, там ей лучше отдыхать.

– Эту девочку зовут Кендалл Браун.

Он откидывается на плоские подушки.

– Не слышал о ней. Но она очень похожа на мою девочку.

– Мы нашли ее тело зарытым на вашем дворе.

– Что? – Дэвис, похоже, искренне шокирован. – О господи, что с ней стряслось? Лиза и Лаура не пострадали? Лиза… если они обыскивают двор, пусть не заходят в дом. Лиза слишком больна и может заразиться чем угодно. Передайте им, чтобы соблюдали осторожность, хорошо? Передайте, чтобы не заходили в дом.

– Мистер Дэвис, сейчас две тысячи восемнадцатый год. Лизе больше не девять. Она больше не больна.

– Не знаю, что за шутки у вас, но я требую пустить ко мне родных. Хочу увидеть их. Позвольте мне… – Он тянет наручник, дергает рукой с такой силой, что тот впивается в запястье. – Откуда это? Что это за больница такая?

– Мистер Дэвис…

– Ни капельки ни смешно, юная леди. Помогите! – кричит он. – Мне нужен врач! Меня удерживают против воли!

Отступаю от кровати и направляюсь к двери, к Халлоран и Кирни. Врач уже у изголовья Дэвиса – пытается успокоить его. Тот возбуждается все сильнее и энергично дергает наручник и цепочку, пытаясь выбраться из кровати. Врач со вздохом достает из кармана халата шприц.

– Постарайтесь расслабиться, мистер Дэвис, – просит он успокаивающим, удивительно глубоким голосом. Снимает со шприца колпачок, вставляет иглу в отверстие трубки капельницы и давит на поршень. – Сделайте глубокий вдох…

Подергавшись несколько минут, Дэвис падает обратно на кровать. Глаза на покрасневшем лице остекленели. Врач не отходит от пациента, положив одну руку ему на плечо, другую – на запястье и глядя в монитор. Молча ждем. Меньше чем через десять минут Дэвис засыпает, пульс приходит практически в норму. Когда врач жестом велит выйти, подчиняемся.

– Спасибо, что не стали давить на него дальше, – говорит он уже в коридоре.

Халлоран качает головой.

– Вообще не узнаёт. Я провела с ним весь день, мы вместе ехали из Ричмонда, а он даже не понял, что видел меня раньше.

– Когда проведут тесты? – спрашивает Кирни.

– Некоторые – после полудня, – отвечает врач, – но бóльшую часть оставят на следующую неделю. Психиатры предпочитают не начинать их в выходные просто потому, что на них уходит очень много времени, и это непросто, учитывая небольшой штат сотрудников.

Поскольку я, увы, знаю этот процесс в подробностях, то даже не пытаюсь спорить.

– Насколько в плохом состоянии его сердце?

– Когда он не впадает вот в такое расстройство, не так уж и плохо, – признаёт медик и цепляет ногой портативное зарядное устройство, чтобы перетащить в другое место. – Вероятно, ему придется принимать бета-блокаторы от перемежающейся аритмии, но это не конец света. Хотя врачи, оказывавшие ему первую помощь, их не рекомендовали.

– Но стресс напрямую сказывается на сердце.

– Верно. Чем больше он волнуется, тем вероятнее остановка сердца.

Кирни отрывается от телефона.

– Уоттс велит не задерживаться; повторим попытку позже. Теперь можем честно заявить, что мы пытались, однако преступник не в том состоянии, чтобы его допрашивать. С учетом запланированных тестов это должно обеспечить ему некоторую защиту в суде.

– Как долго ваши агенты будут его караулить? – интересуется Халлоран.

– Пока он в больнице, – отвечаю я. – Если спросят, скажите, что это стандартная процедура. Не то чтобы он представляет большую опасность для окружающих или может сбежать, однако агенты будут его стеречь и защищать – и от любопытных, и от разъяренных родственников погибших. Доктор, скажите, у вас есть график смен медперсонала, которому разрешено заходить в палату Дэвиса?

Врач качает головой – при этом он смахивает на цаплю.

– Не считая меня и других врачей, за ним присматривает дежурная медсестра каждой смены. Они делают анализы, приносят еду и контролируют посещения.

Халлоран идет с нами по коридору. Поджидающие там Рамирес и Бернсайд сообщают агентам, что те могут вернуться на свои посты.

– Я, конечно, не эксперт в этом вопросе, но, похоже, он не притворяется.

– Да, непохоже, – осторожно отвечаю я. – Но диагноз определят после тестов.

– Хотела бы поблагодарить вас лично и ФБР в целом. Вы вели себя чрезвычайно понимающе.

– Должна признать, если б мы еще искали пропавших девочек, все могло обернуться иначе, – отвечает Кирни. – Конечно, мы не проявляли бы жестокости, но… не могли не давить на него. Это к лучшему, что нам не пришлось полагаться в поисках на Дэвиса.

– В новостях начнут передавать утром около десяти, – сообщаю адвокату. – СМИ потребуется связаться с вами; какой способ предпочитаете?

Она вынимает из кармана пиджака визитку и переворачивает: на обратной стороне карандашом написаны номер телефона и электронная почта.

– Нетрудно догадаться, что все это привлечет повышенное внимание, – вздыхает Халлоран. – Дела такого рода вызывают сильные эмоциональные отклики. Считаю ли я подзащитного виновным? Да. Тянущийся за ним десятилетиями след из трупов исключает случайные совпадения. Но я также считаю, что Дэвис заслуживает усилий для его защиты. Люди часто забывают, что право на справедливый суд гарантировано конституцией.

– Удачи. – Кирни протягивает ей руку.

Сейчас полпятого утра. Единственное, что радует, – уже открылась кофейня в вестибюле больницы. Выпиваем первую порцию, стоя прямо там, затем покупаем у обеспокоенного баристы еще одну – с собой.

Наше возвращение на работу отмечено дружными воплями. Рамирес выбивает пинком стул из-под Андерсона, прежде чем тот успевает отпустить – судя по его ухмылке – пошлый комментарий. Удерживая в одной руке кружку с чаем, достаю из сумки «реактивное топливо» Брэна и направляюсь к его столу. Он, похоже, чуть-чуть выспался. Не слишком, но все же.

Причем за столом не только Брэн. Он подкатил туда мой стул для гостьи – женщины за шестьдесят с коротко стриженными светлыми волосами, на лице которой не слишком сказался возраст. В волосах достаточно седины, чтобы они выглядели пепельными, а не золотистыми, голубые глаза смотрят ясно и настороженно. И изумленно.

– Видимо, вы – Лаура Дэвис, – здороваюсь я и передаю Брэну его напиток. Замечаю пустую кружку возле его локтя и почти полную – перед миссис Дэвис.

– Раньше была ею, – грустно откликается женщина. – Последние тридцать с лишним лет я Лаура Уайетт.

– Да, конечно. Прошу прощения, миссис Уайетт.

Она качает головой.

– Просто… так трудно во все это поверить… Марк в самом деле убил всех этих девочек?

– Уайетты приехали минут двадцать назад. – Брэн сам отвечает на вопросы, которые я не знаю, как сформулировать. – Так что им еще толком ничего не рассказали. Смиты отвели сына миссис Уайетт в кафе.

Делаю шаг в сторону, умыкаю у Рамирес стул, придвигаю к себе и сажусь. Одного часа сна за два дня определенно недостаточно.

– Должно быть, у вас множество вопросов.

– Наверное, – признает Уайетт. – Хотя я сама еще не уверена, о чем хочу спросить. – Она трет глаза; простенькое обручальное кольцо на пальце выглядит потертым от времени. – Мы просто… мы сыграли свадьбу такими молодыми… Слишком молодыми. Даже встречались не так уж долго, а потом я вдруг забеременела. Хотела сделать аборт, но он убедил, что не стоит. Я… Я не жалею об этом.

– Но было трудно.

– Невероятно трудно. Первое время нам пришлось работать не покладая рук, только чтобы обеспечить крышу над головой. Потом с деньгами стало получше, и мы могли позволить себе немножко баловать Лизу.

– Однако ваш брак это не спасло.

– Если б меня не рвало каждый день, сомневаюсь, что наши отношения продлились бы и полгода, – говорит она и смеется болезненным смехом. – Собственно, браку пошло на пользу то, что мы были слишком заняты и не могли проводить много времени друг с другом. Мы пытались наладить отношения ради Лизы.

– А потом она заболела.

– У меня есть соседка, ее маленькому сынишке несколько лет назад поставили диагноз «лейкемия». Поразительно, как продвинулась медицина с тех пор. Конечно, это по-прежнему ужасная болезнь, но за последние сорок лет врачи добились такого прогресса…

Ее глаза блестят от слез, но ни одна не вытекает.

– Слава богу, что есть больница Святого Иуды. Мы старались держать Лизу дома, сколько можно, но врачи очень хорошо заботились о ней. Просто… они не виноваты, что этого оказалось недостаточно. А после ее смерти…

– Вас с Марком больше ничего не удерживало вместе.

– Я выждала год, чтобы понять, смогу ли вынести, не изменится ли ситуация. Ну и… Не хотелось подавать на развод сразу после похорон дочери. Однако все стало гораздо хуже, чем прежде. Казалось, что я тону, ни разу не всплыв на поверхность. Со старшей школы у меня остались контакты хорошей подруги. Она предложила пожить у нее, чтобы встать на ноги.

– Когда вы в последний раз слышали о Марке?

– Мы окончательно оформили развод через два года после смерти Лизы. По его просьбе адвокат настаивал на консультациях и семейной терапии. Это замедляло процесс. Несколько месяцев Марк слал мне письма, я не отвечала. От подруги я переехала уже в свой дом, в нескольких штатах оттуда, и наконец почувствовала, что могу нормально дышать. С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. Мне следовало остаться с ним.

Брэн резко поднимает голову и напрягается всем телом.

– Лаура, почему вы так считаете? – мягко спрашиваю я.

Она качает головой и выглядит потерянной.

– Если б я осталась… все эти девочки сейчас были бы живы.

– Вы не можете знать наверняка.

– Но я…

– Не можете знать наверняка, – повторяю мягко, но настойчиво. – И как думаете – в каком состоянии вы находились бы еще через десять лет такой несчастной жизни? Приведи он домой новую Лизу, вам хватило бы сил – и психологических, и эмоциональных – сказать «нет»? И даже если хватило бы, все равно это не ваша вина. Вы не несете и никогда не несли ответственность за действия бывшего мужа. Лаура, это не ваша вина.

– Скажите это родственникам девочек, – с горечью отвечает Уайетт.

Брэн отставляет кофе, наклоняется вперед и берет руки женщины в свои:

– Лаура, я не успел полностью представиться. Мою сестру звали Фейт Эддисон. Марк похитил ее в Тампе, и только вчера мы нашли ее тело в Омахе. Я – родственник. Пожалуйста, поверьте: никто в здравом уме не будет вас винить. Вы ничего не знали и не могли предотвратить. Я сожалею о том, что вам придется пережить, что вас неизбежно будут травить. Этого не должно произойти, вы не заслужили. Вина за смерть моей сестры лежит не на вас.

Лаура склоняется над их сплетенными руками, ее плечи содрогаются от громких мучительных рыданий. Брэн же – который был бы счастлив, если б рукопожатия были объявлены вне закона, чтобы ему не приходилось больше прикасаться к незнакомцам, – подкатывает свой стул поближе, чтобы высвободить одну руку и приобнять женщину за спину.

Вик смотрит на них из коридора, ведущего в его кабинет, с легкой улыбкой: он и опечален, и горд так, что вот-вот лопнет.

Через несколько часов сдерживаем слово и будим Иана, чтобы тот успел привести себя в порядок перед пресс-конференцией. Он по-прежнему явно испытывает боль, а свет режет глаза так сильно, что приходится надевать темные очки даже в помещении, однако никто не пытается его переубедить. Благодаря ему мы добились того, чего добились. Мэтсон сделал это возможным.

Комната для прессы переполнена, места забиты представителями десятков новостных агентств, операторы выстроились вдоль задней стены и готовы к съемке, хотя будут снимать и камеры ФБР. В дальнем конце столпились еще журналисты. Наши агенты выстраиваются в ряд. Вик стоит слева, положив руку мне на плечо. Брэн с Ианом – справа, причем Иан впереди. Отчасти из-за разницы в росте, но еще и для того, чтобы Эддисон привлекал меньше журналистского внимания. Брэн, как и Уоттс, нередко мелькает в поле зрения одних и тех же репортеров и камер как лидер команды. Мерседес стоит рядом с Ианом, еще больше загораживая Брэна, возле нее – Касс. Далее в цепочку выстроились еще несколько агентов. Аддамс прислонился к стене, возвышаясь над окружающими.

Брэн незаметно для других осторожно сплетает свои пальцы с моими.

Разговоры и расспросы резко обрываются, как только входит Уоттс и встает в центре на трибуну, готовясь начать. На ее лице ни следа смятения или страха, с которыми она только что боролась. Бернсайд даже осмеливается похлопать ее по плечу и предложить протеиновый батончик.

– Спасибо всем, что пришли, – начинает она. В помещении полная тишина, не считая шороха одежды и скрипа стульев. – Я агент Кэйтлин Уоттс из отдела борьбы с преступлениями против детей, базирующегося в Куантико. Мы пригласили вас, чтобы сделать два заявления. О первом вы, вероятно, уже слышали, но хорошие новости никогда не вредно повторить. Два дня назад, тридцать первого октября, Бруклин Мерсер нашли живой. Как сказали врачи, она полностью оправится от пережитого.

По помещению прокатывается волна бормотаний и восклицаний. Она тоже резко обрывается, когда Уоттс делает второе заявление.

– Есть кое-что, что понимает каждый страж правопорядка за свою службу: порой попадаются дела, забыть о которых тяжело. Всем. Неразрешенные дела поражают воображение публики, а окажись вы одним из участвующих в расследовании агентов, полицейских или детективов, дело будет требовать вашего внимания еще очень долго – даже после того, как надежда на раскрытие, кажется, исчезла. Многие продолжают работать самостоятельно, невзирая на мизерные шансы на успех. Именно благодаря стараниям двух таких целеустремленных, настойчивых стражей закона – отставного детектива полицейского департамента Тампы Иана Мэтсона и отставного детектива департамента Чарльстона Джулиана Аддамса – мы можем с уверенностью заявить: похищение Бруклин – не отдельный инцидент. Это последнее звено в цепочке похищений восьмилетних девочек, которые совершал в течение тридцати одного года человек по имени Марк Дэвис.

В ответ на раздавшийся гул Уоттс поднимает руки, прося тишины.

– Сейчас он под стражей. Благодаря сотрудничеству с местными отделениями ФБР и полицейскими департаментами семнадцати городов в различных штатах все его жертвы идентифицированы, тела найдены, а их родные уведомлены.

Комнату заливает череда ослепительных вспышек камер. Журналисты перекрикивают друг друга, стараясь, чтобы их вопросы расслышали. Оборачиваюсь взглянуть на Иана – он стоит с мягкой улыбкой на лице, по щекам медленно катятся слезы – и на агента Аддамса позади него. Глаза Джулиана лучатся гордостью: последнее дело его отца наконец удалось раскрыть. Брэн сжимает мою руку и придвигается ближе; Вик, Касс и Мерседес – тоже. Наша команда стоит вместе, наполовину скрытая в тени, и слушает, как Уоттс вкратце пересказывает события минувшей адской недели. Затем делает глубокий вдох и называет поименно каждую девочку.

К тому моменту, как она добирается до Бруклин, у всех присутствующих на глазах слезы.