Iron Maiden должны были рано или поздно как-то повлиять на всю эту «внеклассную» деятельность, и вот начался процесс написания нашего следующего альбома, «Seventh Son of a Seventh Son». Это была одна из наших лучших работ.
Стив создавал основу альбома в своем доме в Эссексе, в Шеринг Холл. В этом доме имелась точная копия настоящего паба, настоящее футбольное поле с раздевалками для команды-хозяина и гостевой команды, ну и, конечно же, репетиционная комната и студия для записи.
Мы со Стивом возобновили сотрудничество в области написания песен. Он произнес слова «концептуальный альбом». Я навострил уши, а сердце мое забилось быстрее. История, театральность: у «Seventh Son» все это было.
Ну, не совсем так. Там было не совсем все, что я перечислил. Где-то в своей пыльной библиотеке, где хранится коллекция заплесневелых рукописей, я рассказываю историю о седьмом сыне, его семейных проблемах и неразделенной любви, которые заставляют его ужасно и трагически мстить. На самом деле мы не довели до конца причинно-следственные связи внутри этой истории: мои тексты были связаны с сюжетом, а тексты Стива – нет. Но ничто из этого не имеет значения в общей картине, поскольку сценическое шоу, обложка альбома и заглавный трек были более чем эпичными, чтобы удовлетворить верующих. Мне просто хотелось бы дать истории немного больше, пусть даже в формате графического романа.
Записывать альбом мы поехали в Германию, в невероятное место – многоэтажный отель «Арабелла» в Мюнхене. Студия Musicland находилась глубоко в недрах здания, в окружении обмотанных тряпьем отопительных и канализационных труб, корзин для белья и кухонного оборудования.
Во многих смыслах она напоминала мне студию Kingsway Иэна Гиллана, расположенную в подвале автостоянки в здании Управления гражданской авиации в лондонском Холборне. Мартин Берч записывал там с Deep Purple альбом «In Rock» и, конечно, там же Иэн Гиллан вытаскивал меня из туалета, покрытого блевотиной.
Сама студия Musicland была крошечной, а комната управления там – тесной, но в этом месте было сделано несколько отличных альбомов, от «The Game» Queen до «Rising» Rainbow. Для отдыха там имелся имевший дурную славу ночной клуб под названием «Сахарный домик», и потери там были частыми и болезненными.
Я нашел местный клуб фехтования, MTV Munchen и приступил к тренировкам, а также совершенствованию своего мастерства в танцах на столе. Немцы были в восторге от моих пьяных танцев после тренировки. Я мог станцевать приличный казачий танец, если пил достаточно пива, и посетители греческого ресторана, казалось, наслаждались этим зрелищем.
Пшеничное пиво было для меня новым опытом, и оно имелось там в темной, светлой и дрожжевой вариациях. В дрожжевом пиве было полно кусочков дрожжей, которые напоминали мармитовый суп. От любого из этих сортов на следующий день ужасно болела голова.
В Мюнхене мы все немного взбесились. Дейв Мюррей решил попрактиковаться в магии в свободное время, которого было слишком много. В один легендарный вечер наш старый друг Марвин появился, когда Дейв пытался заставить что-нибудь исчезнуть.
– Посмотри на этот стул! – прорычал Марвин. – Я могу заставить его исчезнуть!
После этого он выбросил стул с балкона. Эта безумная кутерьма начинала становиться достаточно серьезной.
Я хотел спасти свой здравый рассудок, поэтому, когда появилась возможность сбежать из ужасных зелено-коричневых апартаментов, я направился в столицу той части разделенной Германии, в которой находился, Бонн.
Я снял небольшую комнату, купил подержанный телевизор и бросил матрас прямо на пол. Я целый день тренировался в элитном боннском фехтовальном клубе под названием Bundesleistungszentrum. Отличное словечко, просто само слетает с языка, не правда ли?
Я там был одним из самых старших, а мне не было еще и тридцати. Политика клуба была полностью направлена на воспитание чемпионов, и все там думали, что я немного сумасшедший, тем более, что мне все еще приходилось прикладывать усилие, когда я использовал левую руку. Я полностью забыл об альбомах, музыке и всем остальном. Позавтракал, пошел на прогулку, сходил на тренировку, попил пивка, посмотрел телевизор и лег спать – такой распорядок жизни.
На меня вышли молодая журналистка и фотограф из Daily Mirror. Я пригласил их на чашку кофе, чтобы обсудить статью, которую они собирались написать. Когда после я спустился к фасаду здания вместе с фотографом, он спросил меня, а где же журналистка.
– Я оставил ее наверху, – невинно ответил я. Он посмотрел на меня с ужасом.
– Я не стал бы так поступать.
– Правда? – спросил я. Ну, не будет же она копаться в моих личных вещах, не правда ли?
Мы забрали ее из залежей моего грязного белья и нагромождений банок с печеной фасолью. Казалось, она была в ужасе от места, где я обитал.
– Почему ты так живешь? – спросила она.
– А что не так-то? – с негодованием ответил я. Как если бы жить простой жизнью было чем-то оскорбительным для богов слухов и сплетен. Хотя, я полагаю, а самом деле для них это действительно так.
Я узнал некоторые вещи о немцах, и одна из них заключается в том, что они любят обсуждать телесные выделения, особенно дефекацию.
Однажды я сильно простудился и чувствовал себя слегка несчастным. Меня пригласили на воскресный ланч вместе с еще одним фехтовальщиком, которого звали Томас. За столом сидели десять человек, а я дрожал, как бездомная собачонка в холодный день.
– Да ты же болен, – констатировал Томас, после чего ушел в заднюю комнату. Повозившись там, он вернулся с длинным куском гибкой коричневой трубки и чем-то вроде стремного насоса.
– Вот, возьми это, – торжественно предложил он.
– Что это? – осторожно поинтересовался я, хотя, в принципе, и сам уже догадывался.
– Ну, – широко улыбнулся он, – это трубка. Ты приподнимаешь задницу, вставляешь эту трубку туда и наполняешь водой. Через несколько мгновений тебя пронесет как ураган.
Из-за стола раздался одобрительный галдеж.
– Томас, но это же клизма, – сказал я.
– Ja, именно так.
– Томас, но с чего ты вдруг взял, что клизма поможет мне чувствовать себя лучше?
– Но ведь это так и есть. Я постоянно ею пользуюсь, – громкие одобрительные возгласы гостей. – Моя мама с детства мне их ставила.
– Твоя мама?
– Не только Томасу, – вступила в разговор его сестра. – У нас у всех они были – у всей семьи.
Дерьмо случается, как говорится. Семья, которая вместе ставит клизмы – самая дружная семья.
В конечном итоге мы воссоединились с группой и начали репетировать в соседнем Кельне, в ночном клубе, который был по совместительству и спортивным залом. Я думаю, что владелец того клуба в конце концов получил приличный тюремный срок, поскольку порошки, которыми он торговал в своем клубе, определенно не являлись средствами от простуды.
Я работал с Дереком Риггсом над обложкой для альбома, в которой ощущалось влияние Сальвадора Дали в том, что касалось слегка сюрреалистичного таяния свечей и частично расчлененного Эдди, представленного в виде скелета. После «Powerslave» это моя любимая обложка, которую сделал Дерек.
Сценические декорации были огромными, и они были основаны на элементе стихийности, словно бы покрыты льдом. Тур был предсказуемо успешным, особенно в Европе, где мы играли на крупных фестивалях. Особенно знаменитым стало наше выступление на фестивале Donnington в Великобритании.
К сожалению, этот день был омрачен трагедией со смертями и травмами, вызванными потоками грязи под ногами, причиной которых стал проливной дождь. К счастью, мы узнали о подробностях этого ужасного события уже только после того, как шоу закончилось. Триумфальное настроение было недолгим. Ничто не стоит человеческой жизни, в особенности – развлекательное мероприятие.
Впоследствии возникали и другие острые ситуации, с которыми нам приходилось разбираться. Конечно, намного более легким был тот случай, когда вся электрическая аппаратура в Эрлс-Корт решила сплавиться в единое целое, в результате чего звук и освещение на концерте были парализованы на целых сорок минут.
Техническая команда проделала потрясающую работу по скреплению высоковольтных кабелей и восстановлению электропитания, покуда мы жонглировали, кривлялись, играли со зрителями в футбол и, главным образом, вертели тарелки на палочках. Это времена, которыми можно по-настоящему гордиться.
На Олимпийской арене в Рио целый участок барьера обрушился, превратившись в кучу зазубренных алюминиевых обломков. Тот барьер являлся копией с более удачного дизайна, но был построен с использованием некачественных материалов вместо хорошего металла.
Я полчаса стоял с переводчиком, и нам удалось убедить зрителей разойтись по домам и вернуться на следующий день. То, что они именно так и поступили, вместо того, чтобы разнести стадион в хлам окончательно, является свидетельством того, что нормальные люди всегда легко и просто смогут договориться между собой.
Тогда, в 1988 году, тур в поддержку «Seventh Son» сметал все на своем пути, но настолько же интересным для меня было знакомство с Джулианом Дойлом, который был режиссером и монтажером видеоклипов и вообще творцом по жизни. Изначально его пригласили для постановки клипа на песню «Сап I Play with Madness». Джулиан и я добавили в раскадровку и режиссуру клипа несколько новых идей – ну а спустя еще двадцать лет мы сделали фильм «Химическая свадьба», с Саймоном Кэллоу в роли реинкарнированного Алистера Кроули. Лично я считаю, что этот фильм был вполне достоин «Оскара».
Однако перед тем, как мы заговорили об Алистере Кроули, были «Монти Пайтон». Джулиан был гуру фильмов «Монти Пайтона». Именно он по кусочкам собирал фильм «Бразилия» с пола монтажной мастерской и завершил крупные фрагменты этого фильма самостоятельно, поскольку Терри Гиллиам в тот момент был болен. В качестве монтажера его имя можно видеть в титрах почти всех фильмов «Монти Пайтона», также он преподавал в киношколах и самостоятельно выполнял функции осветителя и оператора.
После того, как он снял для Кейт Буш клип на песню «Cloud-busting» с участием актера Дональда Сазерленда, Джулиана попросили придумать какие-нибудь идеи для нашего «Сап I Play with Madness». Ему удалось привлечь для участия в проекте самого Грэма Чэпмена.
Во время съемок Грэм, к сожалению, был уже очень сильно болен раком горла. Он, Крис Эйлмер из моей старой группы Samson, а также Стив Гедд, наш многолетний помощник, тур-менеджер и друг – все они умерли от одной и той же ужасной болезни.
Прошло еще 26 лет, прежде чем точно такой же диагноз был поставлен мне самому.
Мне понравился клип, и я захотел поговорить с Джулианом, поскольку я любил писать, и потому что все мои тексты были очень кинематографичными, по крайней мере, в моей голове. Когда я пел, то видел перед собой фильмы, в которых разворачивалась пропеваемая история. Все, что делал мой голос, – это рассказывал историю в театре моего разума.
Джулиан восхищал меня историями о фильме «Бандиты во времени», Харви Вайнштейне и странствиях группы The Beatles.
– Почему ты не сделаешь фильм про Эдди? – спросил он.
Я подумал об этом и написал несколько вариантов, но для меня было вполне очевидно, что время для фильма про Эдди еще не настало. Даже если бы я смог протащить это на экран в обход привратника Iron Maiden Рода Смоллвуда. Это была просто не та возможность, которая была мне нужна.
– А как насчет фильма об Алистере Кроули? – спросил я. – Никто такого еще не делал.
Запомните эту мысль.