После тура «Powerslave» я очень близко подошел к тому, чтобы завязать с музыкой. У меня больше не было настроения принимать участие в закулисной политике и томиться в одиночной камере в гастрольных автобусах и роскошных гостиничных номерах. Я не ждал, что другие люди это поймут, поскольку многим такая жизнь может показаться абсолютной мечтой – но я хотел большего, чем просто прочно стоять на одном месте. Когда пришло время возвращаться в производственный цикл, я подумал, что группа могла бы измениться просто ради самой перемены.
Нехорошо быть белой вороной в группе из пяти человек. Мартин Берч отвел меня в сторону и тихо избавил от страданий, объяснив, что мои маленькие «акустические» номера – это не то, что нужно группе. Все было довольно просто, и если уж ты решил сделать все так, чтобы тебя затоптали, лучше покончить с этим и двигаться дальше.
Я не могу дуться дольше пяти минут, поэтому я смирился и подумал: как мне провести следующий год так, чтобы это доставляло удовольствие?
Маленькая птичка сидела у меня на плече и шептала в мое левое ухо: «Почему бы тебе просто не быть вокалистом и не позволить всем остальным делать то, что нужно делать?»
Так что вместо того, чтобы думать о картине в целом, я думал только о себе, о себе и о себе. В течение некоторого времени это было для меня большой отдушиной.
Мы снова поехали на Джерси, на этот раз в другую гостиницу, чтобы записать очередной альбом. На этот раз я не писал для него никаких песен, поэтому уехал в Европу, чтобы принять участие в соревнованиях по фехтованию.
У меня были кое-какие сомнения по поводу нашей сценической одежды. В нашем стиле присутствовал определенный элемент китча и клоунады, и я хотел убедиться, что наш внешний вид заставляет фанатов сходить с ума, пускай мы делали это и непреднамеренно.
Альбом «Somewhere in Time» черпал вдохновение из фильма «Бегущий по лезвию». Обложка альбома и даже заставка для шоу были многим обязаны этой классической картине Ридли Скотта.
Кибернетический Эдди был нашей самой изощренной ходячей куклой, а сценический комплекс представлял собой невероятно сложное сооружение из алюминиевых балок и пандусов, которое могло двигаться вверх-вниз и из которого торчали, простираясь навстречу зрителям, гигантские когтистые надувные руки.
Идея заключалась в том, чтобы использовать очень много надувных декораций, но технология находилась в зачаточном состоянии, так что исполнение периодически хромало. В половине случаев надувные декорации не надувались – или надувались не полностью, и часто казалось, будто огромная рука протягивает зрителям палец, пока остальные пальцы накачивались воздухом.
Великолепная голова киборга Эдди тоже часто не спешила наполняться, а иногда она просто выглядела как мешковатый пакет из мусорного ведра. Мы планировали добавить также висящие в воздухе над залом космические корабли и – моя любимая задумка – фигуру астронавта на выдвижной эстакаде.
Увы, но космические корабли не подходили ни к одной площадке либо по размеру, либо по соображениям безопасности, так что в конце концов мы сдались.
По крайней мере, у нас был взрывающийся вокалист в конце первой песни, но это тоже не всегда срабатывало. В то время, когда мое душевное равновесие было нарушено, я решил сшить себе сценический костюм на заказ, а не украсть в магазине модной одежды. Помню инструкции, которые я давал швее.
– То, что я хочу – это что-то вроде костюма Д'Артаньяна, только космического Д'Артаньяна. Нижняя часть должна выглядеть как причудливая космическая ящерица, которую недавно убили, потом освежевали, разрезали шкуру надвое, а затем сшили эти половинки вместе. Желательно – зеленая и чешуйчатая. Понятно?
Вот, теперь вы это знаете.
В соответствии с тематикой «Бегущего по лезвию», я хотел кожаную куртку, в которую было бы встроено гигантское пульсирующее сердце с подсветкой, а также гирлянды, гоняющие свет по некоей разновидности экзоскелета. Я уверен, что в настоящее время все это было бы сделано при помощи компьютерной графики, но тогда этот дизайн разработал наш специалист по мониторам, Джон Томпсон.
Куртка весила около 10 килограммов. Она была вся пронизана медными проводами, а источником питания была свинцово-кислотная батарейка на шесть вольт. Система включалась от выключателя, позаимствованного из прикроватной лампы.
Энергопотребление было таким высоким, что мое искусственное сердце останавливалось за две минуты до конца первой песни. Сам этот костюм находится сейчас где-то в Зале Славы Рок-н-Ролла, где он либо хранится в сейфе, либо используется в качестве прикроватной лампы.
Моя идея состояла в том, чтобы надевать черный кожаный костюм, сверху донизу и со всех сторон покрытый текстильными застежками. В штанины и рукава были встроены дымовые взрыв-пакеты, так что под конец первой песни я должен был словно бы исчезать в клубах дыма, приняв позу Витрувианского человека Леонардо Да Винчи.
Такой простор для фантазии… Однако, как только я увидел 10-килограммовый скафандр, который должен был таскать на себе, то понял, что нам придется пойти на компромисс. В итоге пришлось использовать всего один небольшой взрывпакет, ненадежный, закрепленный поверх перчатки, с батарейкой на девять вольт и причудливым взрывным механизмом. Эффект оставался практически незаметным даже когда эта хреновина срабатывала – а когда она не срабатывала, я становился самым одиноким в мире артистом по переодеванию, когда бежал прочь со сцены, неся на себе маленькую бомбу, которая могла взорваться в любой момент. Дорожная бригада ныряла в укрытие, когда я дезактивировал устройство, прежде чем стащить с себя тяжелый пояс и светящуюся смирительную рубашку.
Во время тура я отрастил бороду. В Лас-Вегасе Род попросил меня побриться. Я сбрил только половину, с одной стороны лица. Не уверен, что подумала об этом публика, возможно, они решили, что я просто потерял лицо.
Имейте в виду, что мне очень повезло, что я вообще выжил в том туре. Ввиду различных причин и рискованных ситуаций у меня были все шансы не дожить до сегодняшнего дня.
Я занимался фехтованием со своим приятелем Джастином, и мы вместе тренировались, как в фильме «Роки», делая пробежки вверх и вниз по крутым холмам.
Однажды мы придумали себе на выходные приключение, которое включало в себя путешествия на поездах, самолетах и кораблях, а также два фехтовальных соревнования в Бельгии и Голландии. Обратно мы должны были ехать на ночном спальном поезде через Шербур, откуда улетал утренний рейс на остров Джерси, и у нас оставалось десять минут, чтобы на него успеть.
По дороге во Францию мы опоздали на паром, переправились через канал на следующем и пропустили поезд. Мы спали на полу паромного терминала, моя голова находилась в моей сумке для фехтования, а в пять утра мы сели на поезд и весь день ехали в Антверпен. Там поспали на каком-то чердаке и очень рано отправились на следующем поезде в Голландию, там весь день фехтовали, после чего поехали далее в Париж. Двумя бутылками дешевого вина и несколькими гамбургерами позже мы сели на поезд в Шербур, который, согласно моему карманному справочнику по железным дорогам Европы (не выходите из дома, не взяв его с собой), ходил только в воскресенье ночью. Скоро мы узнали, почему. На нем ехали шестьсот французских моряков. Мы зашли в одно из купе и сразу все поняли. Вместо этого мы решили спать в туалетах. Они пахли немного лучше.
Когда мы прибыли, земля была покрыта снегом, и мы брели в темноте, немытые и никому не нужные, пока не нашли круглосуточное кафе, в котором вернули себя к жизни при помощи горячего кофе.
В понедельник утром в Шербуре было не так уж просто найти такси до аэропорта. К тому времени, как нам удалось поймать машину, самолет уже улетел, а следующий отправлялся через 10 часов.
– Нико умеет летать, – предположил я. Это было правдой – Нико учился водить самолет. Его инструктором был очень веселый парень по имени Чарли, а аэроклуб Джерси был прекрасным местом, чтобы пообедать в воскресенье и посмотреть на самолеты.
Мне удалось оторвать от земли французский таксофон и притащить его в отель.
– Нас тут только двое, – сказал я.
– Эээээ… нууууу… не знаю. Видишь ли, я еще не получил лицензию. Может быть, Чарли сможет сделать это вместе со мной.
– Отлично. Вылетайте. По пути как раз еще подучишься немного.
И вот что могло пойти не так…
Мы с Джастином решили подождать в безлюдном кафе-баре в аэропорту Шербура. Сразу, как только мы пришли, оно закрылось. Через два часа одинокий маленький аэроплан, подгоняемый ветром, приземлился и вырулил к окну. Насколько я мог судить, это был единственный самолет в аэропорту.
Это было впервые для меня. Раньше я никогда не летал на легкомоторном самолете, поэтому мое любопытство подавляло общую усталость, вызванную тремя днями сна на полу, на чердаках и в туалетах и питьем дешевого вина в промежутках между соревнованиями по фехтованию.
Самолетом, о котором идет речь, как я теперь знаю, был «Пайпер Чероки 140». Это был одномоторный моноплан с очень низким крылом, в котором имелось четыре очень маленьких кресла. Число 140 означало его мощность в лошадиных силах. Такие самолеты выпускаются также со 160-, 180- и даже 200-сильными моторами, однако все модели имеют лишь четыре сиденья. В этом и заключается ключ к пониманию того, что произошло дальше.
В журналах на летную тематику всегда есть две типичные рубрики. Одна из них – «Так я научился летать», а другая – «В тот худший день». Пилоты любят говорить о бедствиях, отчасти в качестве учебного процесса, но в основном, чтобы напоминать самим себе, насколько они втайне непобедимы, ведь такого рода вещи никогда не случатся с ними.
Мы с Джастином показали наши паспорта жандарму и пошли к самолету.
Там было только две двери, по одной на каждого пилота, и нам пришлось залезть на верхнюю часть крыла, чтобы забраться на два задних сиденья.
Чарли выглядел обеспокоенным. «Они очень тяжелые?», – спросил он насчет двух сумок, которые мы несли. Моя сумка для фехтования размером с сумку для гольфа, как и у Джастина, была полна мокрой одежды, масок из нержавеющей стали, всевозможных инструментов и кусков проволоки. Также там лежали полдюжины рапир и запасная одежда для поездки домой.
– Не очень, – сказал я, изо всех сил стараясь спрятать ямку, что образовалась на моем плече от перетаскивания этого баула через пол-Европы.
– Чарли, мы в порядке? – спросил Нико.
– Ну… да. Должны быть, – но голос его звучал совсем неубедительно, и он так энергично дергал себя за усы, что я начал думать, что они сейчас оторвутся.
Мы забрались на борт и положили сумки в багажное отделение, где они крепко застряли между задними сиденьями. Я откинулся назад на спинке кресла, чтобы наконец позволить себе расслабиться. И в этот самый момент самолет опрокинулся на хвост.
– Ох и дерьмо! – пробормотал Нико.
– Так и должно быть?
– Нет, мать его. Не должно.
Чарли обернулся и посмотрел на сцену позади себя: двое парней сзади, две тяжелые сумки сзади, Нико спереди, хвост самолета на земле, носовое колесо болтается в воздухе, жандарм начинает проявлять интерес.
Наконец он сказал: «Ладно, ребята. У меня идея».
«Прямо как в фильме "Итальянская работа"», – подумал я. – Инструктор, балансирующий на краю пропасти, с ускользающим от него грузом золота. Мы оказались в точно таком же положении.
– Всем наклониться вперед!
Мы это сделали. Ничего не изменилось.
– Поставьте сумки в промежуток между передними и задними сиденьями.
Мы толкали сумки вперед, пока не оказались зажатыми между ними.
– Отлично. Нико, когда я закричу «Запускай двигатель»…
Чарли подбежал к хвосту и поднял его с земли, толкая вперед и вверх, пока носовое колесо, наконец, не коснулось твердой земли.
– Запускай двигатель!
Я с восхищением наблюдал, как Нико читает инструкции. Сейчас я, конечно, знаю, что это называется «контрольный список», но на самом деле это именно что инструкции по запуску двигателя.
Когда он нажал на рычаг, раздались скрип, скрежет и гулкий шум. Он постучал по нескольким циферблатам, повернул пару тумблеров, и самолет наполнился душным запахом бензина. Вставив какой-то небольшой поршень в приборную панель, Нико высунул голову из-за двери: «Прочистить пропеллер!»
Это было восхитительно, и я почти что ждал воздушного сражения. Нико повернул ключ зажигания, и двигатель загрохотал. Как только пропеллер начал вращаться, самолет сел на низкий киль, и Чарли прыгнул в кресло, крича: «Я контролирую ситуацию!»
Мы катились очень быстро, как мне казалось, а над взлетной полосой стремительно неслось низкое облако, подгоняемое сильным порывистым ветром. Мы неслись по направлению к полосе, и гул мотора и пропеллера все нарастали, пока от них не начали вибрировать окна.
– Всем наклониться вперед! – кричал Чарли сквозь рев мотора, прижавшись головой к приборной панели.
Позднее я узнал, что взлетно-посадочная полоса в аэропорту Шербура очень длинная, и это хорошо, потому что для того, чтобы взлететь, нам пришлось проехать всю ее целиком.
Несмотря на то, что на взлете мы поймали благоприятный встречный ветер, колеса почти не отрывались от земли. Высота над уровнем моря стала понятна, когда мы упали – или, вернее, почти упали, с края обрыва, который обозначал конец взлетно-посадочной полосы.
Под нами раскинулись неровные скалы, серое и злое море с перекатывающимися гребнями тяжелых валов, и низкое, выглядевшее жалким облако, которое окутало наш самолет.
Примерно через пять минут я понял, что означают показания всех приборов, и что мы едва ли сумеем подняться выше 800 футов.
– Продолжайте наклоняться вперед, – призвал Чарли, когда впереди появился еще один утес со взлетно-посадочной полосой на краю. Я заметил, что Чарли к этому моменту был довольно бледен и сильно потел. Когда мы приблизились к земле, я увидел, как взлетно-посадочная полоса вырастает и встает перед нами.
– Наклоняйтесь! Не откидывайтесь! Продолжайте наклоняться вперед! – Чарли потянул на себя штурвал, но не слишком сильно, и мы быстро покатились по асфальту, чтобы припарковаться на клочке травы.
Раздался протяжный вздох.
– Добро пожаловать в Джерси, – сказал Нико.
Нико получил лицензию пилота, и, как и следовало ожидать от барабанщика, со свойственной им координацией, его замечательная пара рук очень пригодилась ему, когда дело дошло до вождения самолетов. Позднее, во время очередного тура по США, он летал на маленькой турбовинтовой машине, принадлежавшей коммерческому пилоту, который летал с ним в качестве инструктора.
Я присутствовал на нескольких из их полетов и был очарован инструментами. Настолько очарован, что моей следующей покупкой стала копия игры Microsoft Flight Simulator, которую я установил на монструозный компьютер размером с чемодан, который назывался Mac Portable и постоянно лагал. Я был уже на пути к тому, чтобы стать пилотом сам, но сперва я должен рассказать о нашем последнем визите на Багамы, а также о продолжительном пребывании в Амстердаме.