На подножке поезда

Итак, парень, мы идем дальше. Мы сказали свое слово в США и в середине нашего тура со Scorpions ненадолго вернулись в Великобританию, чтобы возглавить фестиваль Reading.

Можно я ущипну себя? Я, должно быть, сплю. Годом ранее, когда я был в долгах и был участником катящейся по наклонной группы, в свете фонаря мне предложили прослушивание во время того же самого фестиваля, который мы теперь собирались возглавить. Мы выглядели совсем иначе, чем радостные юнцы на задней обложке «Run to the Hills». Нас обуревало чувство уверенного безумия. Заключенная нами сделка с Дьяволом все еще оставалась улицей с односторонним движением, и все пока что было в нашу пользу. О да, а шея моя чувствовала себя намного лучше, большое спасибо докторам и терапевтам, к тому моменту, когда мы поднялись в воздух на большом самолете, чтобы возобновить работу в США. К тому моменту мы уже вовсю гремели там благодаря совместной работе со Scorpions.

Автобус тронулся, и мы отправились с Западного побережья в Сент-Луис. Пришло время начинать играть с Робом Хэлфордом и Judas Priest, и эта комбинация была одним из самых горячих туров в стране. Priest были просто невероятно надежными ребятами, а их звукорежиссер был поистине феноменальным. В последний раз я видел его в джакузи на вечеринке в Мичигане. Похоже, жизнь и впрямь шла по кругу.

У нас была аура потусторонних существ, по крайней мере, в нашей вселенной. Остальное человечество, не вдаваясь в подробности и делая выводы на основе внешних обстоятельств, считало нас рок-звездами. В глубине души, когда мне было 16 лет, я думал, что это будет потрясающий опыт – стать рок-звездой и делать все то, о чем рассказывается в еженедельных газетах. Журналисты писали о рок-звездах столь же завистливо, сколь и вычурно. Это была соблазнительная бездна, в которую было очень легко упасть, и это падение становилось еще проще для тех, чьи желания крутились вокруг промышленных масштабов кокаина и гашиша.

Что спасло Maiden от этой удручающей судьбы, так это возникновение незапланированного триумвирата, состоявшего из меня, Стива Харриса и Рода Смоллвуда. Каждый из нас предлагал различные ингредиенты для общего котла, и когда мы узнавали о вкладах друг друга, то начинали возиться со сферами деятельности друг друга. Не совсем демократия, но, по крайней мере, своего рода управляемая автократия.

Некоторые группы весьма неохотно признаются в том, что в них нет демократии. Единственным членом группы, который с удовольствием скажет: «да, у нас демократия» будет местный диктатор, который знает, что ему никто никогда не возразит. Его подчиненные, как бы талантливы они ни были, вынуждены мириться с верховенством главного парня, и это просто то, как все обстоит. Это не должно быть неприятным. Причина, по которой так называемые «супергруппы» так часто не оправдывают возложенных на них ожиданий, заключается в том, что монументальные личности, будучи вырванными из своего обычного контекста и помещенными в условия тесного контакта друг с другом, перестают действовать как усилители движущей силы. Представьте себе, что Наполеона, Гитлера и Сталина заперли в одной комнате, оставив в стороне все политические отличия между ними, и просто понаблюдайте, смогут ли они принять какое-нибудь стоящее решение во имя общего блага.

Межличностная химия, которая нужна, чтобы подпитывать рок-группу глобального масштаба на протяжении многих десятилетий, это ни больше, ни меньше, чем чудо. Слишком много вождей, но мало индейцев; все индейцы, но нет ни одного вождя; один вождь и бунтующие индейцы; глупый вождь и умные индейцы: все эти варианты обречены на провал. Температура овсянки в миске просто должна быть правильной.

Американский тур подошел к концу. Все было прекрасно. Род занимался своей привычной работой, погруженный в статистику, человеко-часы, подсчет прибылей с продаж мерчендайза на человека, и прочие бесчисленные пункты измерения нашего успеха в деньгах, после того как мы дорвались до хранилища крупнейшего музыкального рынка в мире.

Когда погода сменилась на осеннюю, мы подчинили природу своей воле и улетели на зиму в теплую страну Оз, которая после спонтанного безумия, которым было американское турне, показалась нам намного более англосаксонской, но в равной степени неприветливой.

Полет, конечно, продолжался очень долго. Как и 99 процентов остальных жителей мира, мы летели, уперевшись коленями в грудь, в эконом-классе, и стояли в сонной очереди, чтобы отыскать арахисовое масло и любые другие привычные для нас продукты питания, которые могли бы втихую уничтожить австралийскую экосистему в течение одной ночи. Я так никогда и не смог понять, какой смысл в том, чтобы продолжали существовать сиднейские лейкопаутинные пауки – за исключением того, чтобы о самом их существовании могли снять мультфильм. Существуют ведь совершенно безобидные британские пауки, которые могут делать все то же самое, только эти ребята не убьют вас своим укусом, когда в своем туалете вы будете, ничего не подозревая, беззаботно сра… извините.

В районе Кинг-Кросс в Сиднее был клуб под названием Manzil Room – отличный рок-н-ролльный притон. Мне подсунули выпивку с подсыпанным в нее наркотиком, и я не спал 48 часов, будучи в абсолютно невменяемом состоянии. Я позвонил врачу, поскольку в тот вечер у меня был концерт, а я не мог разговаривать после того, как не спал все это время и бесконтрольно болтал десять-двенадцать часов напролет. Я выпил много воды, проспал целый день, встал за полчаса до концерта и перенастроил гироскопы, поддерживавшие мой голос в рабочем состоянии.

Слава Богу, это сработало. Двадцать три года – удивительный возраст для иммунной системы.

Девушка, стоявшая за стойкой регистрации в отеле, была на удивление дружелюбной, и мы оказались на корабле в гавани Сиднея вместе со всей нашей командой: холодное пиво, темнота, огромный мост, сияющий огнями и отражающийся в колышущейся темной воде. Мы спустились с корабля на воду в маленькой желтой надувной лодке, взяв с собой много пива. В нескольких ярдах от нас появился акулий плавник, потом еще один. Тут-то и пригодились мои навыки в гребле.

Ничто, случившееся с нами в детстве, не исчезает бесследно.

Вещи пошли дальше со времен дрянного позолоченного кожаного ремня; на самом деле они стали более откровенными. Теперь Стив носил черные пластиковые брюки, главным образом, трико, которые выглядели так, будто их покрыли краской из распылителя. Меня обуяла зависть к этим брюкам, и я подыскал себе в Париже такие же, но красного цвета. Вокалиста UFO, Фила Могга, однажды спросили о его брюках, и он ответил: «Что ж, труселя у меня немодные».

Думаю, все мы были клиентами одного и того же портного. Чтобы не отставать от нас, Клайв стал носить облегающий костюм-онеси из серебристого спандекса. Фотоснимки нашей группы, сделанные на уровне промежности, напоминали овощную лавку, в которой продавались стручки красного перца, баклажаны и сделанные из серебристой кожи луковицы.

Наши сценические штаны со временем изнашивались. В частности, на моих было виниловое покрытие, которое стиралось от трения об микрофонную стойку, отчего возникал эффект полоски из вздувшихся волдырей, который хорошо подошел бы для какого-нибудь фильма ужасов. Однажды, прогуливаясь по Сиднею, я заметил в витрине потрясающую вещь: две пары мужских балетных колготок в стиле Арлекина.

До того момента я использовал для выступлений пару белых боксерских ботинок от Longsdale. Однажды личный помощник Стива, Вик Велла, оставил их перед электрическим камином, чтобы высушить, после того как они промокли во время одного из наших потогонных шоу. Один ботинок выжил после этого, но второй расстался со своей слегка подплавившейся подошвой. Я сделал это роковое открытие лишь за несколько секунд до того, как выйти на сцену. Единственным решением было универсальное средство от всех поломок – изолента. Я обмотал ею переднюю часть своего ботинка, и это сработало очень хорошо. Так я и выступал на следующих концертах. Когда изолента изнашивалась, я просто добавлял еще. Однажды я получил фанатское письмо, касающееся моей обуви. Какая-то девушка спрашивала, где она может найти белый ботинок с черной полосой на нем. Что ж, ответ был: теперь – на помойке.

На рейс до Токио я регистрировался уже в новой одежде и в баскетбольных ботинках. Я был на пути к стране самураев и сумо, сверхскоростных пассажирских экспрессов, синтоистских храмов и горы Фудзи, электронных гаджетов и колыбели индустрии видеоигр.

Maiden уже были весьма популярны в Японии, как говорится, «big in Japan». У группы был концертный ЕР «Maiden Japan», название которого было явной аллюзией на величайший из живых альбомов всех времен – «Made in Japan» Deep Purple. Когда я сошел с самолета и отправился в пункт миграционной службы токийского аэропорта Нарита, меня сразу поразило несколько вещей. Во-первых, там было невероятно чисто. В Великобритании есть больницы, которые могут лишь стремиться к тому уровню антибактериального режима, который явственно виден на японских транспортных узлах. Во-вторых, это была первая страна, которую я когда-либо посещал, где не только язык, но даже сам алфавит был совершенно чуждым и непонятным.

Последняя проблема была решена сочетанием двуязычных документов и светофоров. В ожидании ваших сумок, что прибывали в стерильность операционного зала на багажной карусели, вы просто нажимали на кнопку, после чего зеленый или красный свет направлял вас к строгому таможеннику.

Ваш багаж очень вежливо обыскивали руками в белых перчатках, и так же очень вежливо вас отправляли в добрый путь.

Слова «Live at Budokan» помечали любую группу как явление мирового масштаба, и популярность в Японии была так востребована, что американская группа Riot даже назвала свой альбом «Narita» в честь международного аэропорта Токио. Слова «Гатвик»или «Пятый терминал Хитроу» не имеют такого же очарования.

Организация концерта работала как точнейший в мире хронометр. Мы ездили на концерты на сверхскоростных пассажирских экспрессах, и они работали с надежностью и своевременностью, которые, вероятно, были точно такими же, как у атомных часов.

Несмотря на их легендарный статус, в реальности концертные залы Японии были довольно скромными площадками. Мы были еще не на уровне Будокана, но даже Будокан не кажется настолько феноменальной экзотикой, когда понимаешь, что это всего лишь средних размеров спортивный зал, который используется в качестве центра боевых искусств.

Фраза «big in Japan» также вводит в заблуждение. У японцев есть две совершенно разных системы чартов, международная и внутренняя. Продажа 50 000 пластинок в Японии катапультирует вас по направлению к вершине международного чарта Японии, но японский внутренний чарт этой цифры даже не заметит. Артистам из других стран крайне редко удавалось прорваться в японский внутренний чарт, как например, удалось это Шине Истон.

Maiden были молоды и продолжали расти. К пяти вечера по токийскому времени мы закончили саундчек. Концерт закончился в восемь. Японцы начинали развлекательные мероприятия, чтобы свести к минимуму вредные последствия для школьного обучения или работы на следующий день – ну, или так мне показалось.

Перед тем, как мы вышли на сцену, в зале стояла поистине жуткая тишина, нарушали которую разве что случайный кашель или шарканье ног. Не было никакой группы поддержки. Мы не привыкли к таким вещам.

На площадках, где мы играли, было, в целом, от 1200 до 2500 посадочных мест, а дерево и ковры приглушали звук, хотя я помню, что Фестивальный зал в Осаке был как раз подходящей конструкцией для сочетания звуков, которые издавали зрители, и отсутствия реакции с их стороны.

Распорядители в синей форме патрулировали проходы, чтобы ни одна нога не заступила за черту и ни одна эмоция не нарушила общей атмосферы послушания. Между сценой и зрителями не было барьера. Вместо него там стояло невидимое японское силовое поле. Это была словно лазерная нить, натянутая между нами и толпой.

Мы, конечно, спустились вниз со сцены и встали у ее переднего края. Стив изобразил автоматную очередь из грифа своего баса и посмотрел на зрителей безумными глазами. Время от времени кто-нибудь из них поддавался порыву, начиная безумно трястись на своем месте. Эмоции брали верх, и люди пересекали черту, но потом возвращались обратно, словно влекомые моральным долгом, который, как энергетический луч, тянул их обратно в ряды послушной массы.

Я увидел, как мужчина в синем костюме отточенным движением нанес молниеносный удар свернутой в трубочку газетой бедному парню, который тут же откинулся на спинку сидения склонив голову и обхватив ее руками, как робот, которого только что отключили.

В более поздние годы я узнал о японском выражении, которое часто использовалось в школах, чтобы описать человека, который был чрезмерно индивидуален: «Гвоздь, который стоит, всегда забивают».

Мы отыграли 187 концертов, а также сочинили и записали альбом, и все это за год. Мы должны были провести очень короткий отпуск в Великобритании на Рождество, а затем сразу сочинить и записать еще один альбом и начать очередной огромный тур. Я пересек земной шар с востока на запад и с севера на юг. Все мои самые смелые фантазии были исполнены: альбом номер один, популярность в Японии, гастроли по США, хедлайнер фестиваля Reading. Мой гостиничный номер был наполнен бытовым мусором межконтинентальной рок-звезды. Чемоданы никогда не были достаточно большими, чтобы вместить все приобретенные мной футболки. Рядом валялись поддельные самурайские мечи, которые я должен был забрать домой вместе с гаджетами, плакатами, книгами и стереосистемой, на которой я очень громко слушал музыку в своем номере, чтобы раздражать любого, кто спал по соседству – обычно это был Род Смоллвуд.

После последнего концерта мы сильно напились. Я смешивал горячее саке с «ершом» из виски и холодного пива. Вернувшись в гостиницу, я проголодался. Обслуживание номеров было прекращено на ночь. Я ползал на четвереньках по гостиничному коридору, пока не наткнулся на лежавший на полу пластмассовый поднос с двумя старыми булочками и кусочком масла. Я увидел свое отражение в зеркале у лифта.

У Уильяма Блейка есть картина «Навуходоносор», которую можно видеть также на обложке альбома «Death Walks Behind You» группы Atomic Rooster. Лицо царя искажено ужасом, поскольку он понимает, чем становится: он постепенно превращается в зверя.

Эта картина была тем, что я увидел в зеркале.

И что вы можете сделать, чтобы остановить безумие?

Я проверил, не превращается ли моя нога в звериную. Она не превращалась – по крайней мере, на тот момент. Однако я все еще хотел есть, и у меня было две булочки.