Новый аккумулятор

Рождество было довольно странным: жизнь не в дороге? У меня теперь был собственный дом. Небольшой новый дом с террасой в Западном Лондоне – трофей человека, записавшего альбом номер один. Род Смоллвуд пришел ко мне на ужин. Он принес рождественский подарок – богато украшенную коробку для игральных карт. Он очень любил играть в азартные игры, но только при правильных обстоятельствах.

На столе появились карты. После того, как Род в пух и прах обыграл всех присутствовавших, он собрал деньги и ушел. Это был, я полагаю, его директорский инстинкт. Если вы пригласите саблезубого тигра на чашку чая, не удивляйтесь, если он вас съест. Это не нужно воспринимать, как личный выпад. Это именно то, что делают саблезубые тигры.

Следующие три альбома и гастроли можно приравнять к следующим пяти годам моей жизни. Все это, однако, было сделано без Клайва Барра, ушедшего из группы в конце тура «Number of the Beast».

Дело было не в багаже, не в вечеринках или девушках, поскольку в тот или иной момент в этих вещах мог быть повинен каждый из нас. Термин «творческие разногласия» был бы чересчур пафосным для его реального творческого вклада. Самым точным вариантом описания, которое я мог бы подобрать, было бы «неизбежные и непреодолимые разногласия». Разрыв отношений между барабанщиком и басистом всегда фундаментален, особенно в том случае, когда басист является также основным автором песен и лидером группы.

Клайв всегда смотрел на Maiden предвзято, несмотря даже на то, что его уважали фанаты. Мне нравился его подход к игре на

барабанах, в основном, потому, что его главной фишкой была игра в стиле свингового биг-бэнда, к которой стремились такие ребята, как Иэн Пейс из Deep Purple.

То, чего мы не могли увидеть своими глазами, содержалось в придуманных Стивом, запутанных и зачастую эксцентричных ударных партиях и временных отметках. Две личности все чаще сталкивались в коллизиях. Стив был застенчив вне сцены, но агрессивен и пунктуален на сцене. Клайв был дружелюбен и общителен вне сцены, но когда дело доходило до пунктуальности в сценической работе, мог работать спустя рукава. Бросьте эту смесь в горшок ежедневного гастрольного стресса, и на протяжении путешествия по Америке она будет становиться все более и более грязной. В конце концов Стив отвел меня в сторонку и сказал: «Он должен уйти. Я не могу больше это выносить».

С одной стороны, мои отношения со Стивом стали намного лучше со времен нашего кулачного боя в ратуше Ньюкасла. С другой же, мне было грустно видеть, как Клайв уходит – однако все это действительно зашло слишком далеко, чтобы так можно было продолжать дальше.

Мы вошли в совершенно новый мир, доверившись интуиции и наняв нового барабанщика. Нико Макбрейн был профессиональным музыкантом и кроме этого в своей трудовой жизни почти ничем больше не занимался. С технической точки зрения он был даже слишком хорош для нас. Партии барабанов в наших песнях на тот момент были довольно сложными, но для Ника они ни в коей мере не представляли проблемы.

Он уже имел опыт гастрольной работы с французской группой Trust, и, когда они играли на разогреве у Maiden, я наблюдал за его игрой из-за кулис. Стив и остальные парни из группы были фанатами Trust, поскольку гастролировали с ними ранее.

Будучи несостоявшимся барабанщиком сам, я очень люблю наблюдать за их работой. С годами они разрабатывают собственный стиль движения, что я нахожу восхитительным. Кто-то сидит, выпрямившись и размахивая руками, как синкопированный паук, в то время как деревянные палочки кружатся вокруг его головы. Некоторые барабанят, словно бы погрузившись в транс, в то время как другие ведут себя, скорее, как психопаты, пытающиеся вырваться из тюремной камеры, а другие больше похожи на офисных бухгалтеров, но лишь до тех пор, пока вы, закрыв глаза, не прекращали смотреть на них, продолжая лишь слушать. Нико в этом смысле был полной копией Животного из «Маппет-шоу». Когда он начинал играть, его лицо словно бы загоралось, и каждому из своих барабанов он подпевал в соответствующей манере, а все это в целом очень напоминало завывания Стива на «Number of the Beast».

Когда он стучал по тарелкам – а Нико всегда любил как следует врезать по хорошему куску металла – к ним он относился с особенной нежностью: «Иди на хер! Иди на хер! Сука! Сука! Иди на хер!». На протяжении многих лет мы рассматривали вариант с тем, чтобы заткнуть ему рот во время студийной записи, но в процессе живого выступления просто не существует возможности скрыть музыкальный синдром Туретта, которым был поражен Нико Макбрейн.

Его оригинальный темперамент распространялся и на его помощников, которые таскали барабаны. Через несколько месяцев после его прихода в группу я проснулся от шума за окном моего отеля в испанском Сан-Себастьяне, где Maiden проводили репетиции перед тем, как приступить к производству альбома. В фонтане сидел один из грузчиков Нико, сжимая в руке кирпич и крича: «Убейте меня! Убейте меня немедленно!».

Совет, который дал ему Нико, имел терапевтическую ценность: «Иди на хер и не будь мандой».

Во всем остальном это был очень приятный вечер на городской площади.

Чтобы присматривать за Нико, мы прибегли к услугам Стива Гэдда. Стив тоже был барабанщиком, и у него была довольно выдающаяся карьера в группе Charlie. Он прекрасно понимал манию, что гнездится в черепе любого барабанщика, но в его случае это проявлялось в мягком и очень расслабленном взгляде на вселенную. Как будто у него на голове сидела какая-то невидимая утка, и весь негатив, который на него выливали, просто скатывался по перьям со спины этой утки. В конце концов Стив смог уделять нашим проблемам больше времени и стал нашим самым доверенным помощником тур-менеджера.

В 1983-м, на Новый год, группа сбежала вместе с Мартином Берчем на остров Джерси. Мы целиком захватили гостиницу 1_е Chalet. К сожалению, сейчас ее больше не существует. Ее снесли с холма, на котором она стояла; ну, или она рухнула вниз. Она

стала нашим творческим пристанищем, в котором мы сочиняли следующие наши два альбома. Там был бар, который работал 24 часа в сутки, так что если хотите, добро пожаловать – а также небольшой бальный зал, который мы превратили в репетиционную комнату, чтобы писать, есть, спать и дышать музыкой. Интернета тогда не было, не было ноутбуков и мобильных телефонов; имелся лишь телевизор и бильярдный стол.

Атлантические ветры дули в окна, выходившие на омываемый штормами пляж, расположенный пятью милями ниже. Ночью во тьме зловеще светился маяк Корбье, а днем, если не было прилива, можно было вскарабкаться вверх по дамбе, покрытой корягами и водорослями. Я не мог удержаться от мысли о шедевре Van Der Graaf Generator «А Plague of Lighthouse Keepers».

Продолжая помнить о блейковском Навуходоносоре и двух черствых булочках, я решил взять с собой набор для фехтования. Мое духовное спасение от рок-н-ролльной апатии состояло в том, чтобы сбросить свой сверкающий сценический костюм и с головой отдаться тренировке. Невероятно, но на Джерси было целых два фехтовальных клуба. Я составил план тренировок и отправился к местным бойцам.

Фехтование заинтересовало Мартина. Однажды вечером он рассказал мне о своей борьбе с музыкальным бизнесом. Звуковой вундеркинд, отмеченный за свое величие и рано добившийся величия, он однажды поехал в турне с Deep Purple в качестве концертного звукорежиссера.

Он имел черный пояс по карате Шотокан и во все поездки с Purple брал свой тренировочный комплект. Тренировки были для него противоядием от безумия. Мартин говорил о «силе одного удара». Однажды он подошел очень близко к тому, чтобы вообще бросить музыку и полностью посвятить себя изучению каратэ в Японии.

Я был занят сочинительством. В моем маленьком четырехдорожечном кассетном магнитофоне было несколько идей, и я начал сотрудничать с Эдрианом по части написания текстов, которые дали бы Maiden материал для потенциальных синглов или треков для радио.

Япония покусала меня. Я купил экземпляр философского трактата Миямото Мусаси «Книга пяти колец». Этот текст, ставший фундаментальным документом для воинов бизнеса, был написан как трактат о жизни, борьбе и искусстве одного из самых легендарных японских ронинов.

Жизнь Мусаси была превращена в сериал и пересказана в форме эпического романа, а как персонаж он затрагивает большую часть западной киноиндустрии, от «Великолепной семерки» до фильмов Клинта Иствуда, в частности, такой картины как «Джоси Уэйлс – человек вне закона».

Японский ультранационалист Юкио Мисима был одержим им и стал причиной хаоса, когда, будучи одним из самых почитаемых поэтов Японии, он совершил харакири и был обезглавлен верным помощником после неудачной попытки государственного переворота.

Источником вдохновения для нашей песни «Sun and Steel» стал один из самых известных романов Мисимы. Но текст этой песни повествует не о Мисиме, он – о Мусаси. Песня короткая и довольно простая. Я выдержал гитарный рифф прямолинейным, поскольку я не очень хорош в сочинении гитарной музыки. Эдриан играет это намного лучше, чем я мог даже себе представить.

Приехал Росс Хелфин, и мы стояли, позируя ему, на скалах у маяка, на холодном ветру, стараясь не выглядеть замерзшими. «Вспышка, вылетела птичка! Что за чудная картинка, что за фотография!», – как поется в песне Томми Стила.

Стив сочинил мотив «The Trooper» после того, как насвистел счастливую мелодию в свой плеер Sony Walkman, а я стащил кусочек из английского гимна для первых строк «Revelations». Также я отчасти причастен к открывающей песню барабанной партии в «Where Eagles Dare». Она была основана на вступлении, которое Коззи Пауэлл сыграл для песни Rainbow «Stargazer», хотя мне в заслугу можно скорее записать общий эффект, а не конкретные сыгранные ноты. Мы обыгрывали разные вещи, и я упомянул, что существует потрясающая отбивка на том-томах, которую я слышал в композиции гитариста по имени Гордон Гилтрап, названия которой, к сожалению, не помню.

– А, ну да, «Heartsong». Это был я.

Конечно, это был он – Нико Макбрейн со своей классической игрой на ударных. Мы взяли эту отбивку и наполнили ее триплетами, после чего включили в основной рифф. Партия бас-бочки была экстремальной. Это было так, как если бы у дятла Вуди случился эпилептический припадок долбежки.

– Это невозможно сыграть на одном басовом барабане, – заявил Нико. – Для этого нужна двойная педаль.

Я был склонен с ним согласиться, но существовал более легкий способ заставить его это сделать.

– Держу пари, что Иэн Пейс запросто сможет сделать это и с одним барабаном, – сказал я.

Движущая сила, заставившая его сыграть партию одной ногой, была дьявольски запредельной. К его безмерной чести, он работал над этим несколько дней и преуспел.

– Черт побери, как же я рад, что это наконец закончилось, – сказал он под конец. Мы никогда не сможем сыграть это вживую. Никогда. Черт побери.

Впоследствии мы открывали этой вещью каждый концерт. Упс. Извини, Нико.

Приехал Род Смолвуд, и мы зверски нажрались. Кроме сочинения песен и репетиций там было практически нечем заняться. Стив организовал чемпионат по бильярду и назначил огромный куш. Раз в неделю мы отправлялись на вечерний загул в унылый безлюдный бар, расположенный ниже на побережье. Когда мы там появлялись, количество посетителей сразу же удваивалось.

В баре начинались дискуссии и обсуждались философские вопросы. Если верить Роду, смысл жизни был прост: «Гордость и эго. Гордость за то, что ты делаешь, и эго, чтобы продвинуть это на еще более высокий уровень».

Я был склонен думать, что в жизни существует и какой-то больший смысл, чем это.

Мартин тоже вступил в игру, и вскоре превратился в Марвина, который залезал на столы и стулья, бормотал: «Смерть с одного удара» и вытягивал ноги, демонстрируя позы и удары из карате.

Мы подумали, что было бы неплохо устроить конкурс, кто сильнее – фехтовальщик или каратист. Я взял свою рапиру, и мы убрали из бара всю мебель. Род перешел от философии к физике: «Я был так силен, что мог поднять пять строительных рабочих на конце лопаты».

Подготовка к бою на мгновение прекратилась, поскольку мы с Мартином посмотрели на него искоса.

– Как такое возможно? Это же полный бред, – сказали мы.

– Нет, это не бред, – возразил Род. – Это моя чертова физическая сила, – сказал Род.

Сам-то я экзамен по физкультуре в школе провалил, а Род хоть изучал архитектуру в Кембридже, но уж явно не укладку кирпичей.

В любом случае, мы с Мартином сошлись в поединке. Он поклонился мне, а я отдал ему фехтовальный салют. После непродолжительного переминания с ноги на ногу он нанес удар с разворота, который заставил взлететь барный стул. Я увернулся и опрокинул цветочный горшок. Где-то посреди всего этого хаоса, сопровождавшего сражение двух слонов в посудной лавке, кончик моей рапиры удобно устроился прямо в центре его груди.

– Ааааааа… ну ладно, иппон, – низко поклонившись, сказал Мартин. Единственными травмами, которые мы получили, были ушибы от столкновения с мебелью. Кажется, мы тогда так и решили в итоге – что победила мебель.

Еще больше атлантических ветров; спальни были мокрыми и грязными. Муза Стива Харриса подарила нам такие песни, как «Still Life», «Quest for Fire» и, конечно же, «Dune».

Про последнюю, конечно, думаю, слышал мало кто из фанатов Maiden. Дело в том, что ее название было изменено на «То Тате a Land», поскольку автор «Дюны», писатель Фрэнк Герберт, не любил хэви-метал и доставил нам немало проблем.

А песня «Flight of Icarus» – та и вовсе начала свою жизнь в туалете. Эдриан любил наигрывать на гитаре в ванных комнатах – ему нравилось, какая отдача идет от каменных плит – и однажды, пока он ходил по большому, я услышал из туалета гитарные звуки и начал им подпевать. В результате появился парящий в воздухе, как орел, припев песни «Flight of Icarus».

Я быстро понял, что у нас есть песня с огромным потенциалом, которая может сделать для Iron Maiden немыслимое: получить трансляцию на американском радио. Для ее текста я перевернул историю Икара с ног на голову, сделав его отца Дедала злодеем произведения. Движимый амбициями и эго, он заставляет своего сына летать, что приводит к ужасным последствиям, так как сын в его юношеском максимализме взлетает слишком высоко, и его

крылья тают. Главным образом это было возвращение к теме настойчивого родителя.

Одна из моих любимых песен на этом альбоме – «Still Life». Атмосферная и мрачная, она затрагивает темы, знакомые по многим другим песням Стива: страх, бессилие, предательство и неотвратимые пророчества. Если я не сильно ошибаюсь, Iron Maiden не занимаются любовными балладами. Самое близкое, что любой из нас может сочинить о любви – это песни о тоске или гневе от потерянной любви или же о предательстве любимого человека. Идите на хрен, диванные психологи.

Итак, у нас теперь было несколько отличных песен, но как же нам назвать альбом? За идею его названия мы, главным образом, должны благодарить Эдди.

Эдди является маскотом и альтер-эго Iron Maiden, нашим фирменным монстром, называйте, как хотите. Отчасти сверхъестественное существо, отчасти первобытный человек, отчасти агрессивный подросток, Эдди является суперантигероем без биографии. Ему плевать на все. Он просто есть.

Эдди также помогает нам защитить собственные личности. Он намного более крупный и злобный, чем любая суперзвезда с дурной репутацией. Эдди делает устаревшей саму концепцию рок-звезды. Это пригождается, когда тебе уже под шестьдесят, и тебе хочется, чтобы ночь после концерта, который ты давал для 25 000 визжащих фанатов метала, была для тебя тихой и спокойной, а не протекала в алкогольном разгуле. Об афтепати для фанатов позаботится Эдди. Возможно, он выпустит им кишки и съест их мозги, но это, скорее всего, будет даже больше, чем они заслуживают. Он стал сценической суперзвездой во времена «The Number of the Beast», благодаря мимолетной идее нашего осветителя Дейва Лайтса (прикольно, да – человек по фамилии Лайте отвечает за свет).

Он видел в опере актеров на ходулях, изображавших великанов. И он спросил, а можем ли мы заказать, чтобы нам сконструировали гигантскую ходячую фигуру Эдди?

Я помню ее первое появление в театре Rainbow. Ролл-ставни поднялись, и мы услышали собственный дружный восторженный выдох, когда увидели великана. Мы поняли, что наши шоу больше никогда не будут такими же, как прежде. Мы могли возвыситься над любой группой на планете уже после того, как наш мерзкий упырь прогуливался бы по сцене и качал головой в течение тридцати секунд.

До того момента Эдди на шоу был представлен лишь в виде резиновой маски, которую носил парень, одетый в кожаную куртку и джинсы. Мистер Смоллвуд был очень хорош в изображении неотесанного зомби, хотя, сказать по правде, он и без костюма был хорош в запугивании маленьких детей.

Гигантский ходячий Эдди открыл огромные возможности для сценических шоу, и одна из них заключалась в том, чтобы прямо на сцене вырывать ему мозги. Вырывание сердца не казалось правильной вещью, а удалив мозг, мы могли бы надеть на него смирительную рубашку. Наш неистовый зверь был закован в кандалы, лоботомирован и помещен в клетку с мягкой обивкой на стенах. Все это казалось многообещающей обложкой альбома.

Верхняя часть его черепа была приклеена на липучке, а черепная коробка была наполнена женскими колготками, набитыми кусочками монтажной пены, окрашенными в кроваво-коричневый цвет. Когда мы вырывали его бутафорский мозг, это было больше похоже на возню с несколькими футами свиных колбасок, но все же в этом был какой-то смысл. Фотография, сделанная для откидной створки буклета, изображает нашу группу, сидящую вокруг банкетного стола, над большим мозгом, который мы явно собираемся съесть.

Рабочим названием для альбома было «Food for Thought» («Пища для ума»). Это был каламбур, но не очень хороший, и, как это часто бывает, правильный вариант пришел к нам одним воскресным днем в пабе «Русалка», неподалеку от аэропорта Джерси.

– Почему бы нам не назвать его «Спокойствие разума»? («Peace of Mind»)

– О, нет. Это кусок разума, а не спокойствие. («Piece of Mind»)

Обложка была сенсационной – и никого не беспокоило, что она не имеет отношения ни к одной из песен альбома. Хотя, нет, у нас была отсылка к словам «Piece of Mind» в «Still Life», а последний штрих был внесен однажды вечером, во время просмотра фильма «Знамение 2» в комнате с телевизором, куда набилась вся группа, а также техническая команда. В финальных титрах фильма появилась цитата из Книги Откровений, в которой было сказано: «Не будет больше боли, ибо дела минувшие прошли».

Я скорее надеялся, что небольшая отсылка к библейской тематике принесет нам еще больше скандальной популярности. Альбом «The Number of the Beast» спровоцировал огромную волну возмущения со стороны ханжей из среднего класса и религиозных фанатиков. Поэтому теперь мы надеялись на еще больший уровень грязного пиара.

Мне жаль говорить это – но на этот раз не сработало. Казалось, никто и не заметил, что «не будет больше мозга, ибо дела минувшие прошли». Наша фальсификация Книги Откровений осталась безнаказанной – ну, по крайней мере, хотя бы мы сами немного повеселились.

На нас снова обрушились огромные американские горки и увлекли в намного более солнечный климат Багамских островов, чтобы оставить там для записи альбома. Создание альбома в прибежище людей, бегущих от налогов, чем-то напоминало жизнь Rolling Stones – но мы быстро положили этому конец.

В начале восьмидесятых годов острова были разорены незаконным оборотом наркотиков и, в то время как жизнь в окрестностях Compass Point Studios, в окружении пляжных хижин казалась непринужденной и дружелюбной, в столичном городе Нассау существовали и потенциально недружелюбные места.

В доке стояли круизные суда, и в город регулярно приплывали кораблики с пенсионерами или пьяными вдрабадан студентами колледжа. Над этим местом все еще витал угасающий колониальный блеск, и бывшая британская колония почти в равной степени соперничала с новой американской экономической колонией за сердца и умы всего, что осталось от островной культуры.

Это место все еще было похоже на тот остров, где Шон Коннери снимал «Доктора Нет», даже несмотря на то, что бокситовая шахта, которая использовалась для натурных съемок в этом и последующих фильмах о Джеймсе Бонде, утратила свою значимость для экономики из-за постоянного наплыва грузовых кораблей с мешками кокаина и гашиша.

Выше по дороге от Compass Point Studios, поблизости от пляжа, находился ресторан «Отдых для путника». Его словно бы вытащили прямиком из какого-то романа Эрнеста Хемингуэя. Там стояли бетонные столы, а в меню были черноглазый горох, рис, оладьи и морские окуни. Через открытые окна струился прохладный влажный вечерний ветерок, а единственным входом была дверь с распахивающимися створками, как в салунах из вестернов. Самым убийственным коктейлем был банановый дайкири такого качества, что он превращал вас в мачо и импотента в одно и то же время.

Мы жили и спали в аккуратных маленьких таунхаусах у пляжа. Всего в нескольких ярдах от них располагалась студия. Вечером волны мягко разбивались о берег с тихим посвистом.

У моего небольшого домика был балкон на первом этаже, прямо над морем. В нескольких сотнях ярдов оттуда находился риф, а вода была очень чистой. Поскольку остров был расположен очень близко к экватору, на протяжении всего года солнце там вставало и заходило приблизительно в одно и то же время. Если вдруг возникали какие-либо сомнения в том, который час, мне просто нужно было подождать, покуда ровно в четыре часа дня мимо моего балкона лениво проплывет скат. Он появлялся там каждый день.

По ночам нас покусывали какие-то крошечные клещи. Местные жители по понятным причинам называли их «невидимками». На отмелях резвились морские змеи, а местные собаки были потенциально бешеными, поэтому лучше было их избегать, если только вы не были знакомы с хозяином. Единственным исключением была восхитительная маленькая собачка по кличке Бисквит, принадлежавшая нашему соседу Роберту Палмеру. О нем я расскажу больше по мере развития истории.

И вот настало время поработать. Студия была просторной и удобной, но с некоторыми странностями. Электроснабжение на острове было довольно непредсказуемым, поэтому там был резервный генератор. Все бы хорошо, но скачок напряжения в тот момент, когда этот генератор включался, вызывал сбой в работе головки 24-дорожечного магнитофона, стирая или повреждая любые записи, которые находились в контакте с головкой в этот миг.

Поэтому момент, когда отключалось электричество, был критическим. Помещение внезапно погружалось в темноту, и операторы магнитофона бросались к нему, чтобы снять ленту с головок. У них было около десяти секунд, чтобы сделать это до того, как с ленты было стерто все содержимое.

За исключением этих инцидентов с отключением электричества, мы наслаждались своим пребыванием там. Род решил, что мы обязательно должны совершить прорыв в Америке, и принялся промывать нам мозги, настаивая, что мы можем стать там хедлайнерами стадионных концертов.

Социальных сетей тогда не существовало. Распределением популярности занимались радиостанции. Если бы нам удалось получить трек на радио, то мы добились бы своей цели – а тяжелая работа и гастроли сделали бы остальное. Я сказал Роду, что «Flight of Icarus» как раз подойдет для этого.

Когда мы записывали этот трек, то мы со Стивом поссорились из-за его темпа. Он хотел сыграть все намного быстрее, так, чтобы музыка звучала почти как белый шум. Я встал с ним лицом к лицу, и он неохотно сдался, позволив мне решать, каким должен быть темп.

– Это никак не связано с тем, чтобы продвинуть трек на радио? – требовательно вопросил он.

– О, нет. Боже упаси. Конечно же, нет, – солгал я.

Что ж, мы сделали это, и песня стала хитом на десяти лучших радиостанциях США. Как бы там ни было, я считаю, что подобрал правильный темп, но я уверен, что Стив с этим не согласен, поскольку вживую мы не играли эту песню уже тридцать лет.

«The Trooper» была поистине монструозной, а ее скачущий бас и культовая обложка сингла были для европейских меломанов как свежее мясо для голодных волков. «Revelations» встала на место, которое обычно занимали песни в духе «Children of the Damned», а я, ввиду недостатка музыкальной практики, брал на сцену гитару, чтобы играть на открывающих, более светлых пассажах.

Я не был слишком самоуверенным, когда играл перед несколькими тысячами людей, и я более чем уверен в том, что то, что я играл, никогда не транслировалось в эфир на ТВ и радио на том основании, что это могло быть полным дерьмом.

Спокойный ритм островной жизни вскоре прервался. Впереди предстояла тяжелая работа над очередным мировым туром. Великобритания подверглась ковровой бомбардировке наших концертов от Халла до Саутгемптона. Континентальная Европа тоже, но главным событием был тур по Америке и Канаде, в котором мы выступали в роли хедлайнеров.