Эпилог I

Джим

Кругом было не протолкнуться, как будто весь Бунс-Милл набился в маленькую таверну в эту субботу.

Может быть, так оно и есть, подумал я из-за стойки. Город достаточно маленький.

Или, может быть, они просто решили согреться. В этом году зима выдалась ужасно холодной, и метеорологи сказали, что Рождество – через несколько недель – будет снежным.

Я налил пива для пары завсегдатаев, Стэна и Кевина. Два парня средних лет, которые носили бейсболки и футболки независимо от погоды.

– Большой вечер, – заметил Кевин. – Ты будешь играть, Джим?

– Непременно, – сказала Лора, подойдя к бару с подносом, полным пустых стаканов. – Надо дать им то, что они хотят, верно, Джим? – И подмигнула мне.

Я улыбнулся.

– Посмотрим.

– О, обязательно, – подхватила Лора. – Угадай, кто отвечает за плей-лист сегодня вечером? – Она ткнула на себя двумя большими пальцами. – Эта девочка прямо перед тобой. Теперь мне нужно два шота «Файербола», два пива и стакан воды. Вода для тебя.

Ребята рассмеялись, когда Лора исчезла в толпе.

– Похоже, ты играешь, – сказал Стэн.

– Похоже на то, – ответил я. – А я-то думал, то был барменский концерт.

Все так и начиналось. Я искал ночную работу, а владелец «Хейвена» как раз потерял своего лучшего бармена и пребывал в отчаянии. Я прошел путь от дерьмовых смен с воскресенья по среду до более прибыльных смен с четверга по субботу. Лора поймала меня за тем, что я пел Pearl Jam’s – «Black», когда проводил инвентаризацию. Несмотря на плохое первое впечатление, которое я произвел на нее несколько месяцев назад, она потребовала, чтобы я выступил.

И с тех пор я играю большинство вечеров.

Лора вышла на сцену.

– Привет! Как поживаете сегодня вечером? Вы готовы к музыке?

Гром восторженных аплодисментов и приветствий.

– Мы начнем с нашего секретного оружия, эксклюзивной собственности «Хейвена», Джима Уилана!

Толпа взбодрилась, и Лора бросила на меня взгляд через всю комнату, мол, я ж тебе говорила.

– Вперед, Джимбо, – сказал Кевин и наклонился к Стэну. – Он еще станет звездой «Ютьюба», дай только срок.

– Я набрал слишком много студенческих ссуд, чтобы теперь бросить бар, – сказал я. – Буду работать здесь, пока мне не стукнет шестьдесят.

– Ага, точно. – Стэн бросил мне подстаканник. – Можно ваш автограф?

– Распишись у него на сиськах, – засмеялся Кевин.

Я усмехнулся и вытер руки тряпкой. Вышел из-за стойки под аплодисменты. Лора уже держала наготове мою гитару.

– Срази их на хрен, – напутствовала она и оставила меня на сцене одного.

– Привет всем, спасибо, что пришли, – начал я, садясь и регулируя стойку микрофона. – Я собираюсь сыграть одну песню…

Раздались вопли и крики.

– Вы хотите, чтобы я пел, или вы хотите пить?

Они засмеялись, и один парень крикнул:

– Ну если так подумать…

Я улыбнулся и уселся поудобнее, позволяя своим пальцам почувствовать струны. Песня, которую я выбрал, была нелегкой.

– Она называется «Любимая» .

Толпа успокоилась, и все замерли. Прожектор, направленный на меня, создал завесу света. Я был один с Теей. Только она и я. Я заиграл на гитаре и начал петь.

Три с половиной минуты я пел ей, просил ее вспомнить, что я с ней. И она любима. Всегда.

Последняя нота растаяла, и толпа осталась неподвижной и тихой.

Я наклонился к микрофону в последний раз.

– Это было для Теи.

Каждый человек в этой комнате поднял свой стакан или бутылку.

– За Тею!

Все они знали нашу историю. Когда люди говорили со мной, я говорил в ответ. За баром, в магазине товаров для творчества или просто проезжая по улице. Я был голосом в мире, а не немым свидетелем, наблюдающим издалека.

Толпа разразилась аплодисментами, когда я покинул сцену.

– Блестяще, Джим, – сказала Лора мне на ухо. – Просто прекрасно.

Я снял ремень гитары.

– Я рад, потому что чертовски нервничаю.

– Ты? Нервничаешь?

– Не из-за этого, – указал я на толпу.

Глаза Лоры расширились.

– О дерьмо, завтра великий день?

– Послезавтра.

– Я помнила, что уже скоро. Так волнительно и как раз под Рождество. – Она коротко обняла меня. – Я так рада за тебя, Джим. Мы все рады.

– Спасибо, Лора, – сказал я. – Это помогает. Это очень помогает.

Многие люди были на нашей стороне. Пусть Тея и не знала об этом, но они помогли мне пережить бесконечную вереницу дней без нее. Но опять же, она преподала мне важный урок: не нужно знать, что что-то настоящее, чтобы это почувствовать.

* * *

На следующее утро я поехал в Роанок, в «Службу поддержки речи, языка и обучения». Джейсон Тейлор уже сидел в кабинете и ждал меня. Это было воскресенье, поэтому комната пустовала. Но упорный десятилетний Джейсон хотел тренироваться как можно больше, а мне нужно было столько часов практики, сколько я мог наскрести для своего запроса в Университет Роанока. Таким образом, мы составили наш собственный график.

– Где твоя мама? – спросил я, сняв пальто и шляпу и садясь напротив него.

Джейсон схватил со стола свой айпад и набрал: «Пошла за кофе».

– Круто. Ты готов начать?

Он покачал головой и отвернулся. Его светлые волосы были аккуратно расчесаны, парнишка был одет в красивые брюки и рубашку. Как будто только что вернулся из церкви. Джейсон всегда был аккуратен и собран. Однажды он сказал мне, мол, следит за собой, чтобы не давать лишний повод смеяться над ним.

Я наклонился над столом, скрестив руки.

– Как дела, дружище?

Он осторожно посмотрел на меня, затем его пальцы запорхали над айпадом с ловкостью взрослого, который печатает всю сознательную жизнь.

Мама говорит, что эта программа почти завершена.

– Это правда. Мой семестр почти закончен.

Мать-одиночка Джейсона получила право на участие в этой программе, инициированной речевым центром и университетом. Это давало возможность студентам, таким как я, набраться опыта.

Она сказала, что ты больше не будешь моим терапевтом.

Он скрестил руки, готовясь к моему ответу.

– Да, возможно, они назначат кого-то еще, – сказал я. – Кого-то более квалифицированного.

Он покачал головой и энергично набрал.

Я больше никого не хочу.

Я мягко улыбнулся.

– Я тоже, приятель. Послушай, я твой стартовый пакет. У тебя все хорошо, и они хотят назначить кого-нибудь покруче, чем я.

Он медленно покачал головой и набрал: Не очень хорошо.

– Да, хорошо, Джейс. Честно. Но знаешь что, почему бы нам с твоей мамой не договориться о встречах один или два раза в неделю?

Его глаза загорелись.

– Прррррррррравда?

– Конечно, чувак, – сказал я сквозь сжавшееся горло.

Джейсон был единственным ребенком в семье. Никаких друзей. Его заболевание было настолько серьезным, что ни у кого не хватало терпения поговорить с ним. За исключением придурков, естественно. Меня трясло, когда я представлял себе этого милого, умного парня, бродящего по игровой площадке в одиночестве на каждой перемене, как он просто надеется пережить день, не чувствуя себя дерьмом. Не говоря уже о том, чтобы с кем-то подружиться.

– Да, – сказал я снова. – Мы можем продолжать работать вместе или просто тусоваться. Тебе нравится баскетбол, верно?

Он кивнул.

– Покидаем мяч. Если твоя мама не против.

– Против чего я могу быть?

Линда Тейлор подошла с двумя чашками кофе и протянула мне одну.

Джейсон начал печатать, но я протянул руку, и он замер.

– Скажи ей, – мягко попросил я. – Помнишь, о чем мы говорили на прошлой неделе?

Джейсон неохотно опустил свой айпад, потому что доверял мне. Ушли месяцы, чтобы завоевать это доверие, и будь я проклят, если бы позволил чему-либо его разрушить.

Джейсон глубоко вздохнул.

– Просто дай словам течь на вдохе, – тихо сказал я. – Не толкай их.

– Джим хооооочет тттууууусоваться со ммммнооооой.

– Боже мой, – воскликнул Линда. – Так здорово получилось, милый!

Я просиял.

– Отличная работа, чувак.

Джейсон отмахнулся от похвалы. Он добился огромных успехов, но ему этого было недостаточно. Он схватил айпад и набрал: «Говорит, что иногда мы можем играть в баскетбол».

– Если они назначат ему нового врача. – пояснил я Линде. – Или даже если оставят мне.

– Вы правда согласны? – Глаза Линды наполнились слезами, когда она села рядом с сыном.

– Не вопрос, – ответил я, послав улыбку Джейсону. – Он отличный парень.

– Спасибо, – сказала Линда. – Я знаю, но приятно слышать это от кого-то еще. Нам обоим. – Затем ее глаза расширились. – Подождите… Завтра ведь тот день, верно?

Я кивнул, мое сердце забилось чаще.

– Да. – Я посмотрел на Джейсона. – Возможно, нам придется отменить встречу на этой неделе, приятель.

Джейсон закатил глаза с ухмылкой и постучал по своему айпаду: Из-за твоей ДЕВУШКИ???

– Взгляните, – сказал я, поворачивая экран к Линде. – Я не учил его ехидничать.

Линда посмотрела на сына, но Джейсон выглядел очень гордым собой. Он любил, когда я его подкалывал. Это заставляло его чувствовать себя взрослым.

– Вы дадите нам знать, как все прошло? – попросила Линда.

«Отлично. Все должно пройти отлично».

– Да.

Я закончил сеанс с Джейсоном, работая с ним над дыханием и расслаблением. Как и у меня, заикание Джейсона было психологическим, в результате жестокого обращения его отца. Линда сбежала от мужа два года назад, но травма Джейсона осталась. Он боролся с удлинением гласных звуков и блокированием согласных. Ему предстоял долгий путь, но я знал, что он справится.

На стоянке я обнял мальчишку и взъерошил ему волосы.

– Пожелай мне удачи, ладно. Я нервничаю.

«Уточнение: напуган до чертиков».

– Нннадеюсь, она поооооправится, – сказал он.

– Спасибо, Джейс. Я тоже на это надеюсь.

Линда помахала мне, и они уехали. Я поспешил к своему грузовику и включил обогрев, а затем поехал в санаторий «Голубой хребет».

* * *

– Привет, Джим, – окликнула Мелани из-за стойки регистрации.

Некоторое время назад она сменила Джулс, когда мистера Уэбба обнаружили аж у контрольно-пропускного пункта. Джулс как раз отлучилась на незаконный перекур.

– Привет, Мел.

Я отметился на доске посетителей. Если бы я пролистал страницы, мое имя стояло бы на каждой из них. За последние пятьсот сорок семь дней.

Восемнадцать месяцев.

Тея была в тюрьме восемнадцать месяцев. Завтра утром доктор Милтон и доктор Чен снова попытаются ее освободить.

Они выяснили, что не так с «Хазарином» – фермент вызывал образование тромбов, что приводило к инсульту. Новый препарат – «Лапарин» – тестировался месяцами и считался безопасным, но на этот раз перед Теей не было ни одного испытуемого. Она войдет в первую группу, чтобы испытать все на себе.

Поскольку у меня была доверенность на ее решения о медицинском обслуживании, я и решал, будет ли она принимать новый препарат или нет.

– Да, – сразу сказал я доктору Чен, удивляясь, как можно одновременно почувствовать невероятный восторг и душераздирающий страх. – Да, дайте ей шанс. Это то, чего она хотела.

Снова начались МРТ-исследования. Доктор Милтон прилетел из Сиднея и был готов снова выполнить свою процедуру, связав новое лекарство и стволовые клетки. Возвести новый мост между Теей и ее воспоминаниями.

Я дрожал от ужаса, но Тея была готова.

«Она достаточно страдала».

Алонзо стоял у двери комнаты отдыха, беседуя с Анной и Ритой.

– Привет, – сказал я, обращаясь к людям, которых любил больше всего и кого сделал своей семьей.

– Как ты? – спросил Алонзо. – Еще один день остался. Господи, я слишком стар для подобных переживаний.

Рита обняла меня.

– Все сработает, и эффект останется, – сказала она. – Я это чувствую.

Я не позволял себе надеяться, как она, вслух. Если бы я выпустил свою надежду в мир, она могла бы разбиться и вернуться изуродованной и истекающей кровью. Я держал ее в себе, в безопасности.

Анна поджала губы.

– Давай останемся профессионалами, – попросила она, а затем разгладила форму, которую не нужно было разглаживать. – Хотя, если честно, я очень взволнована.

– Ага, посмотрите на нее, – сказал Алонзо, подмигивая мне, – сходит с ума от волнения.

– Тише. – Анна повернулась ко мне. – Когда ожидается прибытие госпожи Делии и ее мужа?

– Через несколько дней – сказал я. – Я хотел провести время наедине с Теей после процедуры, что бы ни случилось.

– Хорошая мысль, – одобрила Рита. – Когда Тея завтра утром откроет глаза, первым она должна увидеть тебя.

Моя грудь сжалась.

– Черт возьми, Рита.

– Я знаю, – отмахнулась она, – но я так счастлива. За вас обоих.

– Что бы ни случилось, – поддержал Алонзо, – мы здесь, с тобой. И с ней.

– Господи, и ты туда же? – со смехом сказал я, задыхаясь от слез.

Алонзо с трудом моргнул, рассмеялся и ударил меня по спине.

– Боже, хватит с нас. Иди к своей девушке.

Тея стояла за мольбертом, в наушниках, джинсы и ярко-желтый топ заляпаны краской, несмотря на закрывающий их халат. Бедра покачивались из стороны в сторону, она напевала, воссоздавая вид на Нью-Йорк из высокого окна; огни разбросаны по темному городскому пейзажу, как звезды.

Вид из нашего гостиничного номера в отеле «Артхаус».

Я подошел ближе, чтобы Тея заметила меня боковым зрением.

– Джимми… – Она успела улыбнуться и вытащить наушники из ушей, прежде чем ее накрыл приступ. Я остановился, пока тот не прошел, затем она обняла меня.

– Ты здесь, – сказала она мне в шею. – Сколько уже прошло?

– Полтора года, – сказал я.

Сценарий немного изменился. В ее тюрьме произошли небольшие улучшения. Как и прежде, Тея помнила, что произошел несчастный случай, но теперь смерть ее родителей была связана с этим событием. Она знала, что они ушли, и никогда не спрашивала, когда они придут. Она знала, что ее сестра живет далеко и иногда приезжает. Она вспомнила Риту. Она перестала говорить, что она египтолог или этимолог. И не испугалась и не смутилась из-за татуировки на руке. Рита сказала мне, что это каким-то образом удержало Тею от внезапного горя. Этот образ принес ей облегчение. После этого я спрятал свою от Теи, чтобы она не растерялась и не потеряла покой.

Лучший подарок – то, что мне не нужно было носить бейдж или заново представляться. Она вспомнила меня. Она вспомнила, что любит меня.

Но вопрос «сколько уже прошло?» остался, и отвечать шестнадцать… семнадцать… восемнадцать месяцев было адски больно.

– Врачи работают над моим случаем? – спросила она.

– Да, – сказал я, и это была правда. – На самом деле, они собираются попробовать еще раз.

Она нахмурилась.

– Еще раз?

Восемнадцать месяцев, а я все еще допускал глупые ошибки. Слово «опять» не имело для Теи значения.

– Они собираются провести с тобой процедуру, – пояснил я. – И дать тебе лекарство, чтобы сделать тебя лучше.

Я терпеть не мог говорить с ней как с ребенком, но однажды, после перезагрузки, я ляпнул Тее, что она просыпается не в первый раз, что когда-то она не спала и знала всю свою жизнь. Это закрутило ее в петлю паники и истерики. Ее амнезия была словно зеркальный коридор, отражение множилось до бесконечности без выхода, а я по глупости пытался сказать ей, что дверь прямо перед ней.

Процедура доктора Милтона была той самой дверью, и я никогда не переставал рассказывать об этом Тее. Снова и снова, каждый день – каждые пять минут – в течение последних двух недель. С тех пор как Милтон позвонил доктору Чен с новостями.

– Это сделает меня лучше? – спросила она.

– Да, детка.

«Просто должно».

Она крепко обняла меня, так же радуясь новости, как и в любой другой раз. Ей не нужно было знать подробности о процедуре, только о том, что она будет. Тея все еще была там и в глубине души знала, что «быть лучше» означает свободу.

– Когда эта процедура? – спросила она. – Скоро?

«Когда», «скоро» и «завтра утром» были словами-ловушками, которые тоже не имели для нее никакого значения, но я сказал ей правду.

– Завтра утром.

– Стоит ли мне бояться?

– Нет, – сказал я. «Оставь это мне». – Все сработает так, как должно.

Тея улыбнулась и снова поцеловала меня. Легкое касание – все, что я позволил ей сделать. Было неуместно страстно ее целовать. Если посреди процесса произойдет сброс, Тея будет в ужасе. Я никогда не хотел, чтобы наши поцелуи были испорчены страхом.

– Мне нравится, – сказал я, кивая на ее картину. – Просто невероятно.

– Спасибо. Я никогда не была в Нью-Йорке, поэтому не уверена, откуда это изображение. Но оно со мной. Всегда. Я, наверное, видела его на фотографии.

Я улыбнулся.

– Наверное.

– Делия придет?

– Не сегодня, – ответил я. – Но она скоро будет здесь. Хочешь подышать свежим воздухом?

Рита принесла Тее зимнее пальто – яркое, шерстяное, по словам Теи, цвета фуксии. Случилась перезагрузка. Тея провалилась в приступ отсутствия, а затем обняла меня за шею.

– Джимми, ты здесь. Сколько уже прошло?

Мы начали заново. Время, вопросы, пока мы не вернулись туда, где остановились.

– Хочешь пойти погулять? – спросил я.

– Я бы с радостью.

Она вложила свою руку в мою, и мы прогуливались по территории, повторяя одно и то же снова и снова каждые пять минут. Я опять сказал, что доктора собираются ей помочь, и она просияла под тяжелым серым небом. Ее щеки побледнели от холода, и снежинки запутались в ее волосах, когда пошел первый снег в этом сезоне.

– Это так прекрасно, – сказала Тея, протягивая руку, чтобы поймать хлопья.

Я посмотрел на нее сверху вниз.

– Очень.

Мое сердце болело от дежавю – Тея вела себя точно так же, как и в прошлом году. Тогда она тоже ловила снежинки и говорила, как это прекрасно.

«Она все еще улыбается. Несмотря на череду дней в тюрьме, у нее есть надежда. Всегда есть».

– Я люблю тебя, – сказал я, притягивая ее к себе.

– Я тоже тебя люблю. Джимми с добрыми глазами.

Она положила мне на плечо щеку и смотрела, как падает снег.

– Врачи проведут тебе процедуру, – сказал я, прижавшись к ее волосам. – Они думают, что это сделает тебя лучше.

Ее охватило волнение.

– Поможет?

Я закрыл глаза.

– Надеюсь, детка.

Она немного помолчала, потом спросила:

– Ты будешь там?

Я поднял голову. Она никогда не спрашивала меня об этом раньше.

– Да. Когда ты проснешься, я буду там. Я обещаю.

Она подняла ко мне лицо, на губах играла смущенная улыбка.

– Что такое? – спросил я, убирая прядь волос с ее щеки.

– Я уже слышала, как ты говорил это раньше. Что обещаешь, – протянула она. – Я помню.

Я уставился на нее.

– Правда?

Она кивнула с невероятно голубыми глазами и безмятежной улыбкой.

– Это было во сне.

– Ой. – Мои плечи упали. «Сон. Не память».

Но для Теи, застрявшей в амнезии, сон был ее единственным воспоминанием.

Она провела кончиками пальцев по моему подбородку.

– Лучший сон, который я когда-либо видела. Мы с тобой были вместе, и мы были счастливы.

Я улыбнулся и обнял ее.

– Мы и были, – пробормотал я в ее волосы. – Да.

«Что бы ни случилось завтра, однажды мы уже были счастливы.

У нас было лучшее время в нашей жизни».