Глава 20

Джим

Когда в семь утра я вошел в комнату отдыха, Алонзо и Рита встретили меня одинаковыми улыбками.

– Заткнитесь, – сказал я, отворачиваясь к шкафчику, чтобы спрятать собственную улыбку.

Алонзо усмехнулся.

– Рад, что ты одумался.

– Я здесь только потому, что…

– Это делает Тею такой счастливой? – закончила Рита. – Как по мне, достаточно хороший ответ.

– Она недолго радовалась, – подтвердил Алонзо.

Я обернулся.

– Что вы имеете в виду?

– Делия рассказала ей о родителях.

– Дерьмо.

– Бедняжка. – Рита посмотрела на часы. – Я хочу быть на месте, когда она проснется. – Она вышла за дверь и остановилась. – Джим, ты выведешь ее сегодня на прогулку?

Я нахмурился, пусть даже мое глупое сердце подпрыгнуло от этого предложения.

– Она снова живет по обычному распорядку санатория?

– Пока да, – ответила Рита. – Доктор Чен хочет постепенно вернуть ее обратно в жизнь.

– Делия не позволит мне находиться рядом с ней.

Рита улыбнулась.

– Делия уже не здесь, не так ли? Я спрошу у Теи, что она хочет. – Ее брови дрогнули. – А если она скажет, что хочет тебя?..

«Иисусе, Рита».

– Ладно, хорошо, – сказал я, чувствуя, как краснею. – Я могу ее сводить. Но только если ты утрясешь это с Делией.

– Точно, – усмехнулся Алонзо. – Джим не затем раздумал увольняться, чтобы Делия Хьюз его выкинула. Я прав или я не прав?

Я посмотрел на него, но он только сильнее рассмеялся.

– Ты не можешь винить меня за подколки, – сказал Алонзо, вставая. – Я слишком рад, что ты все еще здесь.

Я нацепил безразличную маску, чтобы он не увидел, как сильно меня тронули его слова. Тея была не единственной причиной, по которой я остался в санатории, хотя то, как она смотрела на меня вчера… Господи, я чуть не поцеловал ее. Потому что она словно ждала поцелуя. Хотела его.

Я закрыл дверь шкафчика.

Я остался, потому что хотел поговорить с ней дольше пяти минут. И я остался, потому что, если бы я ушел, то заодно потерял бы Алонзо, Риту и Хоакина. Слишком много утрат.

«Это плохо, – подумал я, направляясь в столовую, чтобы помочь мистеру Уэббу позавтракать. – Я должен быть в состоянии уйти в любое время. Не высовываться. Делать свою работу…»

Но где-то в течение последних нескольких недель мне стало недостаточно не высовываться и выполнять свою работу.

Около часа дня Рита перехватила меня в коридоре возле столовой.

– Тея готова к прогулке. Она специально попросила тебя.

Я проглотил свое сердце, которое, очевидно, пыталось вырваться из моей груди через горло.

– Правда?

Рита кивнула.

– Как я уже сказала, у нее сейчас свобода выбора. Делия пришла в ярость, но ей пришлось вернуться в Ричмонд по крайней мере до завтрашнего дня. – Она кивком указала на столовую. – Тея там, заканчивает обед. Подбодри девочку, у нее тяжелый день.

Это все, что мне нужно было услышать. Я вошел внутрь. Тея сидела за столом, в бежевых брюках и простой белой футболке. На тарелке лежали остатки обеда. Глаза Теи были опухшими и красными, но, когда я подошел, на губах появилась улыбка.

– Привет, – сказала она хриплым от слез голосом. – Сколько уже прошло?

Я замер, и кровь отхлынула от моего лица.

«Ох, блин. О нет».

Тея устало рассмеялась.

– Боже, Джимми, я шучу. Прости. Я не хотела… – Она сложила руки на столе и спрятала в них лицо. – Плохая шутка. Я так виновата. – Затем выглянула. – Ты меня простишь?

– Нет, – отрезал я, но облегчение вырвалось из меня смешком, и я упал на стул напротив нее. – Это не смешно. Почему я смеюсь?

– Потому что я шучу в самое неподходящее время. Теперь ты узнаешь все мои худшие качества. Повезло тебе. – Она слабо улыбнулась, а затем темное облако ее горя сгустило воздух между нами.

– Соболезную по поводу ваших родителей, – тихо сказал я.

Ее глаза наполнились слезами.

– Я тоже. Что не помешало мне съесть огромный обед.

– Тебе это, наверное, нужно.

– Возвращение из мертвых – тяжелая работа. – Ее глаза увлажнились, и она закрыла лицо руками. – Видишь? Я продолжаю шутить.

– Ты справляешься как получается, – сказал я. – Тебе тяжело пришлось.

– А как справляешься ты? У тебя мрачное чувство юмора?

– У меня? Нет, у меня вообще нет чувства юмора.

Она слегка рассмеялась.

– О, хорошо. Я тоже смогу узнать твои худшие качества.

Мое лицо ничего не выражало, а сердце полнилось мечтами. Тея была свободна, и она хотела узнать меня. У нас было больше пяти минут. У нас было время, чтобы выяснить, кто мы…

Вместе?

Дорис усмехнулась. «Какие мы сегодня оптимистичные».

Тея оттолкнула поднос.

– Мне нужно немного воздуха.

Я поднялся на ноги и предложил ей руку.

– Спасибо, Джимми.

Мы вышли из столовой на улицу во влажный воздух. Тея повернула лицо к яркому солнцу так же, как и на каждой прогулке, которую мы совершали. Потому что она всегда была собой. Даже тогда.

– Все так реально, – сказала Тея. – Как будто у меня было размытое зрение, и теперь я могу четко видеть. – Она глубоко вдохнула. – Мы уже гуляли так несколько раз, не так ли?

– Да.

– Мы были друзьями? – спросила она. – Думаю, да. Ты единственный, кто относился ко мне так, будто я все еще здесь.

– Потому что ты и была здесь.

Ее маленькая ладонь сжала мою руку, и Тея на мгновение уткнулась лицом в мое плечо.

Мы подошли к скамейке и сели рядом. Насекомые гудели в высокой траве, и облака плыли по прекрасному голубому небу. Я мог видеть тонкий изгиб ее шеи, исчезающий в воротнике рубашки. Это тоже было прекрасно.

– Как ты узнал, что я там? – спросила Тея. – Даже врачи думали, что я потеряна.

Я пожал плечами.

– Не пожимай, – велела она. – Твои мысли не являются несущественными. – Она прижала руку к губам. – Я уже говорила это раньше, не так ли? Ого, дежавю на стероидах.

– Ты сказала это в первый раз, когда мы встретились. Мы были в фойе, смотрели на картину с фруктами.

– Куча фруктов, – со смехом повторила Тея. – Я помню. Тогда ты знал, что я все еще здесь?

– Много вещей совпали. Ты была как яркий свет в темной комнате, – медленно сказал я. – Казалось невозможным, что у тебя есть всего несколько минут. Потом я увидел твои цепочки слов и понял, что был прав.

– Мой папа говорил, что я могу осветить любую комнату. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты знал, что они ушли?

– Да.

– Но ты не сказал мне. Никто мне не сказал. И я все спрашивала и спрашивала…

– Нам приказали н-н-не…

«Дерьмо».

Она нахмурилась, изучая меня.

– Тебе холодно?

– У меня заикание. Вылезает, когда я волнуюсь. Или злюсь.

Воспоминание осветило небесно-голубые глаза.

– Точно. Я помню.

Я напрягся. Пятиминутная Тея не возражала против заикания. Но реальная Тея…

«Ты совсем ее не знаешь, – сказала Дорис. – Познакомь ее со своим худшим качеством…»

– Ты волнуешься? – спросила Тея.

– Немного. Думаю, сколько ты пытаешься всего осознать. Боюсь, что ляпну не то. Или что не смогу сказать ничего, что стоит услышать.

Тея обдумала это, затем кивнула.

– Черт возьми, как я устала. – Она сунула руку в мою и положила голову мне на плечо. – Ну заикаешься ты, подумаешь. А у меня повреждение мозга.

– Хвастунья.

Она скользнула щекой по моему рукаву и посмотрела на меня.

– Ты просто завидуешь. Мои вечеринки жалости к себе гораздо более эпичны, чем твои.

– Да ладно? На моих есть диджей, который не играет ничего, кроме «Everybody Hurts».

– А у меня есть пирожные с… орехами.

Я усмехнулся.

– Ты победила.

– Мне все равно, если у тебя заикание, просто не уходи, не молчи, Джимми.

– Постараюсь, мисс Хьюз.

Тея вскинулась с широко раскрытыми глазами.

– Боже мой, Джеймс… как твое второе имя?

– Майкл.

– Боже мой, Джеймс Майкл Уилан, зови меня Теей, или я тебя убью.

Я рассмеялся.

– Это против правил.

Тея откинулась на мое плечо.

– На хрен правила.

Я улыбнулся. «И тебя на хрен, Дорис. – Я мысленно показал своей бывшей приемной матери средний палец. – Тея именно такая, как я себе представлял».

– Ты можешь звать меня по имени, потому что я тебя знаю, – сказала Тея. – Мы знакомы. Мы друзья, помнишь?

– Помню.

Она была права. Мы знали друг друга. Она знала меня лучше всех, потому что видела меня настоящего. Ей не нужно было бояться, что я замолчу; с ней у меня был голос. Юмор. Я почти не вспоминал о заикании.

Мы сидели несколько долгих минут, а затем стройное тело Теи начало дрожать от рыданий.

– Воспоминания приходят волнами, – пояснила она. – Доктор Чен сказала не сопротивляться им. В противном случае будет страшнее, если они обрушатся все сразу.

Это было против правил, но я обнял ее и крепко прижал к груди. Она зарылась в мое плечо. Идеально устроилась в моих объятиях. Ее слезы увлажнили мою рубашку.

– Прости, – повинилась Тея. – Я тебя залила.

– Не извиняйся, – сказал я. – Мне никогда не нравилась эта форма.

Она рассмеялась сквозь слезы.

– Ты уже так меня обнимал. Когда я была напугана и плакала той ночью. Ты остановил его.

– Ты хочешь об этом поговорить?

– Нет, – отрезала она. – Не могу думать о нем прямо сейчас. Но мне хорошо. Ты хороший обниматель, Джимми.

– Я стараюсь.

Она глубоко вздохнула.

– А что насчет тебя? Я не могу вспомнить, чтобы мы когда-нибудь много говорили о тебе во время наших прогулок.

– Не из-за отсутствия попыток. Ты любишь задавать вопросы.

На этот раз ее смех был немного сильнее, но она все равно прижималась ко мне.

– Правда, – повторила Тея. – Что насчет тебя? У тебя здесь есть семья?

– Нет.

– Где они?

– Не знаю.

– Как не знаешь?

Я пожал плечами.

– Я никогда их не знал. Я был приемным ребенком. Моя мама бросила меня. Мне сказали, она была несовершеннолетней и просто дала мне имя. Это все, что я знаю.

– И тебя усыновили?

– Нет. Просто перекидывали между приемными семьями.

Тея села и убрала прядь волос с глаз. Даже с пятнами от слез она была прекрасна.

– В течение восемнадцати лет?

Я кивнул.

– Ни одна из семей меня не оставила. Некоторые были плохими. Очень плохими. Особенно последняя.

– А потом?

– Я стал совершеннолетним. Сложно было искать работу из-за заикания, но я устроился в клинику в Ричмонде. Потом ее закрыли, и я получил место здесь.

«А потом я встретил тебя, Тея Хьюз».

Тея нахмурилась, обдумывая все это, затем откинулась на меня.

– Так где же ты живешь?

– Я снимаю дом в Бунс-Милл. Это около пятнадцати минут отсюда.

– Один? Или у тебя есть сосед по комнате? – Я почувствовал, как она напряглась, словно собираясь с силами. – Или… подруга?

– Нет никакой подруги. Я живу один.

Тея расслабилась. Я сжал ее крепче.

– У тебя есть собака? – спросила она. – Золотая рыбка?

– Домашние животные не разрешаются.

Она изогнула шею, чтобы посмотреть на меня, и ее губы оказались в нескольких дюймах от моих.

– Но, Джимми…

Я поерзал под ее вопросительным взглядом.

– Я знаю, звучит не очень, но мне много не надо.

Тея нахмурилась.

– А как насчет любви?

Я нахмурился в ответ.

– А что с ней?

– Должен же был кто-то тебя любить. Когда ты был маленьким?..

– Дедушка Джек. Папа моей последней приемной матери. Он был добр ко мне. Он умер, но… мы хорошо проводили время.

Тея уставилась на меня, и я понял, что история всей моей жизни заняла считаные минуты.

«Пять минут. Я живу пятиминутной жизнью».

– Не надо меня жалеть, – сказал я, отворачиваясь от ее недоверчивого взгляда. – Что есть, то есть.

Ее теплая рука коснулась моих пальцев, затем скользнула в мою – ладонь к ладони – и наши пальцы соединились. Тея откинулась на мою грудь, снова прильнула ко мне, потому что там было ее место, и мы оба это знали.

– Я не жалею тебя, Джимми, – сказала она. – Мне жаль всех людей, которые могли тебя узнать, но не узнали. Они дураки. Они облажались. Я горжусь собой, что я не такая, как они.

Я уставился на ее макушку. Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Ее слова глубоко запали мне в тот уголок души, что редко видел свет.

«Ее отец был прав. Она может озарить даже самые темные комнаты».