Часть II

Глава 19

Тея

Я впервые открываю глаза…

Больничная комната, слегка размытая. Меня окружили врачи. Симпатичная молодая женщина доктор по имени Чен сказала, что мне сделали операцию по восстановлению моей памяти. Я кивнула, мол, поняла, но на самом деле не поняла. Не совсем. Я теряла память? Они сказали, что у меня было всего несколько минут сознания, но это же бессмыслица. Я всегда была там. Просыпалась и засыпала. То, что они называли амнезией, казалось мне бесконечным сном в крошечной безвоздушной коробке. Операция вытащила меня, разбудила. Я снова могла дышать. Снова могла думать.

Я жива…

Радость наполнила меня адреналином.

Другой доктор с австралийским акцентом задал мне вопросы:

Помню ли я свое имя? Дату рождения?

Да и да.

Помню ли я автомобильную аварию?

Нет.

Я вспомнила, как мы вчетвером – я, Делия, мама и папа – стоим в фойе и делаем фотографию на мой телефон. На… выпускной Делии. Точно. Она была в головном уборе и мантии.

Это воспоминание было одним концом книгодержателя. Другим была больница, а между ними – пустые тома, страницы которых медленно заполнялись словами. Строки, слова, ароматы или фрагмент песни. Очередное знакомое лицо открывало дорогу новым воспоминаниям.

Делия оставалась рядом со мной все два дня, пока я была в больнице. Моя сестра словно бы постарела больше чем на два года. Каждый раз, крепко обнимая, она смотрела на меня так, словно я внеземная форма жизни. Все смотрели на меня – специалисты, медсестры, – а я смотрела на эту жизнь, которая была намного ярче и богаче, чем мне помнилось.

– Когда придут мама и папа? – спросила я.

– Скоро, – ответила Делия. – Отдохни.

Я так устала после операции. Я хотела спать, но боялась, что закрою глаза, и все это исчезнет.

Я не хочу больше спать. Я хочу жить.

Но я уснула и проснулась, и все, что вернулось, никуда от меня не делось.

Я никуда не делась.

Когда я поправилась, меня отвезли в санаторий «Горный хребет», где я, по-видимому, и жила в течение последних двух лет. Все в старом здании было одновременно чужим и знакомым. Формы и запахи. Дерево и пыль. Дезинфицирующее средство и освежитель. Я шла сквозь бесконечный туман дежавю.

– Я знаю это место, – сказала я в фойе, стоя перед натюрмортом с фруктами в миске. – Я знаю эту картину.

Красиво, не правда ли? То, как свет падает на изгиб яблока…

Слова были моими собственными. Я разговаривала с кем-то перед этой картиной. Мужчина. Высокий. Темные волосы. Темная куртка. Я почти могла его увидеть… Мираж в моей обширной пустыне небытия.

Они отвели меня наверх в комнату отдыха, и там был он.

Стоял возле двери. В белом, а не в черном. Он был там, но как будто собирался уйти. Я узнала квадратную челюсть и мягкость его глаз. Очередные врата воспоминаний открылись. Залитые солнцем дни. Музыка. Этот мужчина пел мне. Он включал мне на своем телефоне мои любимые танцевальные песни. Он спас меня, когда…

Я прогнала это темное воспоминание. Разберусь с ним позже. Точно так же, как с тем, что Делия не говорила о наших родителях. Позже.

Когда я пересекла комнату, ко мне вернулось больше – солнце, музыка и… краски. Да. Он принес мне краски. Холст. Он вернул меня к жизни…

И теперь я стояла перед ним, и мое сердце бешено стучало.

Черт возьми, он был великолепен. Красивые карие глаза. Щетина вдоль квадратного подбородка. Мускулы, сила – а еще мягкость.

– Привет, – сказала я. Этот парень заставлял меня стесняться, а я никогда в жизни не стеснялась.

Адамово яблоко дернулось на его горле, когда он тяжело сглотнул и сказал:

– Здравствуй.

«Это Джим». Имя всплыло из глубин моего разума.

Я увидела черные буквы на белом пластике. Бейдж. Но он не носил бейдж, да и все равно тот не был мне нужен. Я вспомнила его имя самостоятельно. Как и то, что он не Джим, а…

– Ты Джимми. Правильно?

– Да. Это я.

Это он. Мой Джимми.

Я чуть не рассмеялась. Что за глупая мысль! Он был не мой, но я разрывалась от счастья, что он здесь. Я протянула руку.

– Приятно официально познакомиться с тобой, Джимми, – сказала я, и его грядущее прикосновение вновь вызвало у меня волну смущения.

Его большая, сильная рука со шрамами на костяшках поглотила мою. Я тряхнула его, но не отпустила.

– Ого, это безумие, – сказала я. Мои щеки болели от улыбки. – Безумно и хорошо и просто…

– Чудо, – сказал он.

Боже, как он смотрел на меня. Я поискала воспоминания, связанные с Джимми, там же больше, чем просто разговор и музыка? Наверняка, учитывая, насколько я уже к нему привязалась. Я нашла только отголоски разговоров о Марке Антонии и Клеопатре. И как Джимми защищал меня от больного ублюдка, что заставлял меня его трогать. Джимми оттаскивает его прочь, прогоняет. Джимми обнимает меня и поет, обещая, что последует за мной во тьму.

– Да. В точку. – Я подошла ближе, все еще не отнимая руки. – И я была права.

– Насчет ч-чего?

– Насчет тебя. Ты мне не приснился.

Он был выше меня на целых шесть дюймов. Его голова слегка наклонилась, как будто он собирался меня поцеловать. Безумие. Я только что познакомилась с ним, Бога ради.

Ничего подобного. Мы встретились давно. Мы встречались снова и снова. На этот раз, вместо того чтобы ускользнуть туда, куда меня забирала амнезия, я осталась здесь. Если Джимми хотел поцеловать меня перед всеми этими людьми, то ладно, потому что я тоже хотела его поцеловать. Очень. Мне следовало снять шляпу, если можно так выразиться, перед врачами, которые подарили мне пробуждение, потому что, боже мой, этот человек был сексуален как в самом очевидном, так и в скрытом смысле.

– Тея, – подала голос Делия, отрывая меня от мыслей. Ее тон напоминал холодный душ. – Тебе пора отдохнуть. Попрощайся с мистером Уиланом.

– Почему?

Прежде чем она успела ответить, заговорил пожилой мужчина с лицом доброго дедушки.

– Потому что ваша сестра права. Вы должны отдохнуть. Поговорите с Джимом позже. Может быть, завтра. Или послезавтра.

Какой-то намек прошел между двумя мужчинами. Возможно, какая-то шутка, потому что Джим выглядел так, будто сдерживает улыбку. Я смотрела на старика, и мой мозг работал, как будто я играла в викторину, и таймер отсчитывал секунды до сигнала.

– Алонзо, – выпалила я. – Вы Алонзо.

Он коснулся воображаемой шляпы.

– Верно, моя дорогая. И позвольте сказать, я очень рад вашему возвращению, мисс Хьюз.

– Спасибо, – поблагодарила я, и мой взгляд как магнитом притянуло обратно к Джимми. – Я рада вернуться.

– Пойдем, Тея, – сухо сказала Делия. – У врачей есть вопросы.

Медсестра Рита стояла рядом со мной.

– Давай отведем тебя в твою комнату.

Я так сильно любила Риту – тысячи воспоминаний о том, как она терпеливо заботилась обо мне, забивали мозг, ведь каждый день был почти идентичен предыдущему.

Пока не пришел Джимми. Не принес музыку и пение, краски и холст.

Делия взяла меня за руку и физически оторвала от него. Я одарила его прощальной улыбкой, которая, как я надеялась, была не слишком отчаянной, и позволила моей сестре и Рите утащить меня.

Доктор Чен и доктор Милтон последовали за нами на третий этаж санатория. По пути к лифту мы прошли мимо столовой, откуда доносился запах жареной курицы.

– Я так голодна, – сказала я. – Ничего не ела все два года.

– Конечно, ты ела, – возразила Делия. – Не преувеличивай.

– Подождите. Пожалуйста, объясни, Тея, – обратилась ко мне доктор Чен. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, я знаю, что технически ела, но не помню процесс. Это имеет смысл?

Она и доктор Милтон обменялись взглядами.

– Это плохо?

– Вовсе нет, – заверил доктор Милтон. У него были прямо-таки серебристая борода и густые волосы того же цвета. Он напоминал мне Джеффа Бриджеса, но с акцентом Хью Джекмана. – Считаете ли вы, что можете описать многие из ваших воспоминаний таким образом?

– Я хорошо помню события до аварии. В деталях. Но время здесь… – Я покачала головой. – Детали нечеткие. Может, они еще не все вернулись?

«Как мама и папа. Они тоже еще не вернулись».

Глубокий страх ворвался в мое сердце, и я вдруг потеряла аппетит.

– Я хочу лечь, – сказала я.

Рита привела меня к двери с номером 314. Я заметила, что замок был на внешней стороне ручки. Внутри комната пустоватая и серая. Никаких цветов. Никаких произведений искусства на стенах или каких-либо украшений, если только не считать бумажек, развешанных повсюду.

«Это шкаф» – гласила одна, приклеенная к тому, что, очевидно, было шкафом.

– Я что, страдала не только от амнезии, но еще и от слабоумия? – пошутила я.

Рита засмеялась.

– Мы решили, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Одежда внутри почти вся была белой и бежевой. Ничего с рисунком или другого цвета.

– Кто отвечал за мой гардероб? Дай угадаю. – Я бросила взгляд на мою сестру.

Делия вздернула подбородок, лицо приняло упрямое выражение «я всегда права», что лишь подтверждало ее вину.

– Я тратила твои деньги на вещи первой необходимости. Яркая одежда в список не входила.

– Очевидно, – сказала я, бродя по крошечной комнате. Изучая маленькие напоминания на каждой стене.

«Это ванная комната» – на двери в ванную.

«Понюхай дыхание, – гласит то, что приклеено к зеркалу в ванной. – Если оно не мятное, почисти зубы. Если мятное, ты уже их почистила».

– Нереально, – прошептала я, а потом поняла, что устала. Моя нижняя часть спины болела после забора костного мозга, а от сенсорной перегрузки слипались глаза. Я забралась в односпальную кровать и оперлась на подушки. – Почему эта комната такая чертовски скучная? Я не переставала любить искусство. Или Египет. Или цвет. В чем суть?

Делия начала говорить, но вмешалась доктор Чен.

– До появления исследования доктора Милтона у вас был неверный диагноз. Стивенс считал, что ты совершенно не в состоянии сложить новые воспоминания. Что твои несколько минут сознания все, что у тебя есть.

– Значит, не важно, что на мне надето или как выглядит моя комната? Я все равно не вспомню?

– По сути, да.

Делия снова выглядела виноватой.

– Я думала, чем меньше стимуляция, тем лучше. Чтобы ты была спокойна.

– Кажется, я понимаю. Я не могу объяснить, каково мне пришлось. Я была здесь, но ничего не могла ухватить. Как пытаться вылезти из коробки и постоянно сползать вниз. Никаких мыслей. Во всяком случае, таких, которые получалось бы удержать.

Я посмотрела на Делию, сидящую на краю моей кровати.

– Но я знаю какие-то вещи. Эти два года после аварии, вещи, которые не могу вспомнить, но знаю. Я хотела рисовать. Постоянно. До одури. Я не могла вспомнить ощущения, но чувствовала это. – Слезы начали жечь мои глаза. – И музыка. И цвет. Я хотела эти вещи.

– У тебя были приступы, Тея, – сказала Делия. – Ты помнишь?

Я встретила ее взгляд.

– Я помню, как хотела быть с тобой, каждую минуту. Твои появления делали меня такой счастливой, но каким-то образом я знала, что ты исчезнешь. И это пугало меня. До ужаса. Я знала это, не помня.

Я тяжело сглотнула; слезы грозили захлестнуть меня.

– Я помню, как спрашивала тебя, когда приедут мама и папа, – сказала я, сжимая простыню. – Но они так и не пришли. За все два года. Я не помню, откуда это знаю, но знаю. Скажи мне сейчас, Делия. Скажи мне правду. Где мама и папа?

Рита вдруг взяла меня за руку со слезами на глазах.

– Нет, – сказала я, переводя взгляд с нее на Делию и качая головой. – Нет, пожалуйста…

– Авария была страшной, – ответила Делия едва ли не шепотом. – Это чудо, что ты выжила.

– Но мама? Она тоже? – Я задержала дыхание, когда ужасная правда накрыла меня, как ледяная черная дыра, высасывающая свет и тепло из комнаты. – А папочка? Он… Он ушел? Они оба ушли?

Делия кивнула, влага катилась по ее щекам.

– Боже мой, – прошептала я сквозь слезы. Я отпустила Риту и протянула руки к сестре. – Боже мой, Делия…

Без слов Делия села рядом со мной, я прижала сестру к себе со всеми ее острыми углами, и мы заплакали. Ее тело беззвучно тряслось, а из моей груди вырывались рыдания. Мама и папа исчезли, и теперь мне остались лишь воспоминания.

Делия убрала волосы с моих мокрых щек.

– Поспи немного. – Она всхлипнула и повернулась к врачам, которые смотрели на нас в торжественной тишине. – Больше никаких вопросов на сегодня.

– Конечно, – сказала доктор Чен. Команда вышла, Рита последней.

– Я буду прямо за дверью, если тебе что-нибудь понадобится.

– Спасибо, Рита, – хрипло поблагодарила я. – Дел, – окликнула я, чувствуя, как снова подступают слезы. – Два года ты не говорила мне.

– Как я могла? Что бы с тобой стало, слушать это снова и снова?

Я покачала головой.

– Я имела в виду, в течение двух лет ты держалась одна, когда они ушли. И я. Я тоже ушла.

Делия выпрямилась, вытерла глаза бумажным платочком из сумочки и снова переключилась в деловой режим.

– Я сделала то, что должна была сделать. И я не была…

– Что?

Она похлопала меня по руке.

– Засыпай. Поговорим позже.

– Нам есть о чем поговорить, не так ли?

Ее улыбка была напряженной, когда она ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Воспоминания о моих родителях – тысячи воспоминаний – обрушились одновременно, словно компенсируя то, что так долго оставалось взаперти.

Я свернулась калачиком, точно обожженный лист, и плакала, пока не заболели мышцы живота. Я бы хотела, чтобы Делия осталась. Может, позвать Риту? Я не хотела быть одна. Я так от этого устала. Мне хотелось ощущать прикосновения. Человеческий контакт. Держаться за кого-то, чтобы не провалиться обратно в забвение.

«Я хочу Джимми».

Я с шумом втянула воздух. Сами мысли о нем принесли облегчение. Со слезами на щеках, икотой от рыданий и тяжелым камнем на сердце я уснула, потому что там был Джимми. Я слушала его голос. Чувствовала, как он обнимает меня.

Он был там, в моей памяти.