Глава семнадцатая
Все дело в галстуке. С костюмом проблем нет: на два оттенка темнее, на два шва элегантнее, чем фирменный серый наряд старика. Достаточно похож, чтобы выглядеть респектабельно, но не настолько, чтобы казалось, будто он насмехается. С рубашкой все просто: чисто-белая, смягченная косым узором. Галстук. М-да. Дариус колеблется. Он хочет бледно-желтый, но тому не хватает силы, веса. А другие скучны, перегружены узорами или настолько чужды ему, что надевать их больно. Пусть будет бледно-желтый, но как придать ему авторитет? Булавка для галстука послужит политическим инструментом. Его фамильяр Аделаида представляет целый ряд вариаций на тему Австралии. Летающий кенгуру: нет. Животные вызывают у Дариуса содрогание. Рыжий пес: тоже нет, но по другой причине – он был эмблемой Роберта Маккензи. Дариус хочет быть наследником, а не узурпатором. Пять драгоценных камней жмутся друг к другу, сверкая, – что-то вроде созвездия? Он не узнаёт узор.
«Южный Крест», – объясняет Аделаида. Действительно, созвездие Crux, видимое только из Южного полушария как Земли, так и Луны.
– Покажи, – говорит Дариус.
Он будто взмывает над Дворцом Вечного света, прочь от маяков и прожекторов поверхностных бригад, занятых уже не спасением, а расследованием произошедшего; высоко над обломками Павильона Вечного света, к звездам. Дариус всматривается, разыскивая Крест. Вот он. Четыре яркие звезды на фоне сияния галактики, и еще одна – чуть тусклее.
– Не очень впечатляет.
«Он занимает видное место на государственном флаге Австралии».
– Напечатай, – командует Дариус. – Настоящие бриллианты?
«Могу не найти их вовремя», – предупреждает Аделаида.
Он завязывает бледно-желтый галстук и выпрямляется. Проверяет зубы, макияж глаз. Проводит расческой по волосам. В конце концов втыкает булавку с Южным Крестом в галстук на три сантиметра ниже двойного виндзорского узла.
– Ладно, Аделаида. Скажи им, что я готов.
Это седьмой колокол.
Школа Семи Колоколов учит, что ее уроки предназначены не только для клинка.
Если слишком концентрироваться на дыхании – разучишься дышать. Чрезмерная привязанность – ловушка. Разыщи свой вес, свою массу и пойми, в чем разница. Помни, что мы рождаемся с неразвитыми чувствами, а жизнь – это путешествие от неразборчивого восприятия к прозорливости. Чрезмерная сосредоточенность – ошибка.
Аделаида показывает ему камеры. Когда точка в правом нижнем углу поля зрения станет красной, он
выйдет в эфир. Вот Мариану Гэбриел Демария. Но на самом деле тем, что он видит, повелевает леди Сунь. Он не дрогнет, не станет колебаться.
– Дункан Маккензи мертв, – сказала Вдова из Шеклтона, поспешно уводя воспитанника прочь от суеты в Великом зале. Поначалу он не понял, о чем она говорит. – Послушай, что я тебе скажу, мальчик. Дункан Маккензи мертв. «Маккензи Металз» обезглавлена. Брайс попытается взять все под свой контроль. Вот почему он это сделал.
– Брайс разрушил Павильон Вечного света?
Они ехали в моту, мчались по туннелям, которые приказом на высшем корпоративном уровне очистили от транспорта.
– Мы узнали, что это выстрел из БАЛТРАНа, еще до того, как обломки упали на землю. Брайс хотел, чтобы все выглядело так, будто удар нанесли Воронцовы, но он не настолько умен, как ему кажется, – ведь этот трюк уже использовали один раз с семьей Корта.
– Способ, которым ты победил в одной битве, убьет тебя в следующей, – сказал Дариус.
– Мы должны действовать быстро. Надо сделать так, чтобы ты исполнил свое предназначение.
Леди Сунь кивает Дариусу.
Обратный отсчет.
Точка становится красной. Луна наблюдает за ним.
– Я Дариус Маккензи, последний сын Роберта Маккензи и его истинный наследник. Я претендую на должность исполнительного директора компании «Маккензи Металз».
Леди Сунь улыбается.
Автомотриса «Маккензи Гелиум» замедляет ход, плавно перемещается на запасной путь и останавливается. На обочине путей – ангар техобслуживания ВТО, заваленный толстым слоем реголита, небольшая солнечная решетка, вышка связи и обычная для Луны свалка ненужной техники. В западной части горизонта изгибается Море Островов, в восточной вздымаются северные отроги Апеннин. Больше ничего.
– Совершенно очевидно, – говорит Брайс Маккензи, – что это не Хэдли.
– Ситуация в Хэдли быстро меняется, – говорит Финн Уорн. Брайс ерзает на сиденье. Он не может сидеть спокойно дольше нескольких минут.
– В смысле?
– Нас бы там не приняли.
– Я и не жду, что меня примут с распростертыми объятиями. Я жду, что меня будут уважать.
– Хэдли настроен враждебно. Я не могу подвергать вас напрасной опасности.
– У Хэдли не будет шанса увидеть во мне труса, – брызгая слюной, отвечает Брайс. – Со мной двадцать надежных джакару.
– Дункан выставил на поле против землян двести вооруженных джакару. Никто из них не отдал свое оружие.
Брайс раздраженно откидывается на спинку сиденья, замечает движение на линзе. С трудом наклоняется к иллюминатору автомотрисы и стучит пальцем по стеклу.
– Это еще что?
– Роверы из бригад, которые занимаются добычей гелия в Уоллесе и Море Паров. Мы пересядем в машины и встретимся с отрядами из Моря Дождей и Моря Ясности. Двести двадцать джакару. Закончим все на поверхности, в зеркальном поле.
– Осада? – спрашивает Брайс.
– Осада Хэдли, – отвечает Финн Уорн.
Брайс улыбается. На восточном горизонте поднимаются облака пыли, возвещая о прибытии «Маккензи Гелиум».
– Босс, – Бейли Дэйн, сержант отряда безопасности автомотрисы, зовет из задней кабины. – Новости Гапшапа. Вам надо это увидеть.
Брайс Маккензи презирает сетевые сплетни и болтовню в чатах, но они реагируют быстрее, чем любые другие лунные СМИ. Фейковые новости распространяются быстро. И вот перед ним Дариус Маккензи – волосы начесаны, бледно-желтый галстук заколот булавкой именно там, где надо, – заявляет о правах на «Маккензи Металз». Попугай сраный.
– Тащи меня в этот гребаный ровер! – орет Брайс Маккензи.
Тэди сдвигает в сторону панель, и ее глаза распахиваются.
– Да тут есть бар.
– Конечно, есть. – Денни Маккензи откидывается на спинку кресла и кладет ноги на скамеечку. – Приготовь нам что-нибудь, ладно?
– Чего ты хочешь?
Денни снова поворачивается к изгибу смотрового стекла и северной оконечности Апеннин. Автомотриса чартерная, не эксклюзивный ливрейный транспорт для Драконов, но все равно удобная, быстрая и хорошо оснащена.
– Кислота. Лимона – побольше, чтобы сморщиться. Чтоб слегка проняло. Сладость. Сироп. Ванильный сироп. Его меньше, чем кислоты. Жизнь, она не сахар. Для крепости – джин. Ледяной, конечно. На четыре пальца. Нет, на три. Золотая стружка. Чуток. Перемешать, налить, употребить.
Тэди открывает, печатает, готовит и наливает четыре бокала – для Денни, себя, Джи-Суна и Агнеты, которые прибыли с Денни Маккензи из Байрру-Алту. «Остальные последуют позже. Валет Клинков у вас в долгу. Поняли?» Долг Маккензи. В последнюю очередь в каждый бокал она насыпает щепотку золотой пыли. Та медленно оседает в холодной жидкости. Денни делает глоток и расслабленно откидывается на спинку кресла.
– Зашибись, великолепно. Давно не виделись, любовь моя. Я должен придумать тебе имя. «Экспресс Саншайн». Нет. Хрень нелепая. – Он салютует бокалом, обращаясь к вакууму. – «Возвращение героя»!
Лунотрясения бывают четырех типов: глубокие, ударные, термальные и неглубокие. Последние – самые разрушительные, и волна от них распространяется быстрее всего. Через несколько секунд после того, как из Дворца Вечного света прилетели новости, Меридиан сотрясся от проспектов до Байрру-Алту от толчков, вызванных убийством Дункана Маккензи. Люди в Высоком Городе ощутили их и собрались на своих лестницах и мостках.
«Но ведь он сделал тебя изгоем».
– Мой отец умер! – рычал Денни Маккензи.
«Он тебе сказал, что ты ему не сын».
– Я ему подчинялся. Так заведено у Маккензи. Я был непоколебим.
«Он лишил тебя наследства».
Денни поднял руку, которую искалечил в знак покорности обычаям семьи.
– Кровь говорит другое.
«А что она говорит, Валет Клинков?»
– Что я должен пойти и взять принадлежащее мне.
«У тебя ни союзников, ни помощников, ни гроша».
– Я доберусь туда, даже если мне придется идти пешком! – крикнул Денни Маккензи. – Союзники? Кто из вас со мной?
Тэди, Джи-Сун и Агнета спрыгнули со своих насестов и жердочек, встали рядом. По Байрру-Алту до самых лестниц, ведущих вниз, прокатились воодушевляющие крики, но потом один голос спросил: «А кто теперь будет нас защищать?»
На 85-м уровне фамильяр Денни вернулся к жизни. Воздух, вода, данные. Деньги. И послание: «Главный вокзал Меридиана. От верного джакару».
– Это ловушка, – сказала Агнета.
– Возможно. А может, и нет. Но я уже наносил поражение Брайсу и забрал лучшее, что у него было, его Первый Клинок. Пока едем на лифте. Разве что вы хотите заиметь мышцы бедер, похожие на то гребаное дерево из Тве.
– У тебя ведь есть нож, – прошептал Джи-Сун, когда они спустились на проспект, по которому носились моту и велосипеды.
– Два ножа, – уточнил Денни Маккензи. Когда эскалаторы опустили их в пасть Главного вокзала Меридиана, пришло еще одно сообщение: «Платформа для частных автомотрис. Ты не вернешься домой, как нищий, выклянчивающий кислород. От джакару, который помнит».
Рука администратора потянулась к кнопке вызова охраны, но заграждение открылось, и Денни провел своих товарищей туда, где на полу лежали толстые ковры, а свет реагировал на настроение.
– Добро пожаловать, мистер Маккензи. Ваша автомотриса стоит у пятого перрона, отправление через тридцать минут. Пожалуйста, наслаждайтесь нашими всеобъемлющими удобствами.
– В душ, друзья! – воскликнул Денни.
– У нас ведь есть душевые, – проворчала Тэди.
– Но здесь вода горячая.
«Десять минут до Хэдли, мистер Маккензи», – говорит автомотриса.
– Идите сюда и посмотрите, – Денни подзывает своих товарищей. – Это одна из главных достопримечательностей Луны.
Автомотриса едет по разрушенным землям в южной части Болота Гниения: борозды разглажены, кратеры срыты до складок на лунной шкуре, реголит переработан не один раз, просеян и перебран до последнего ценного атома.
– Вон там, видите? – Денни указывает на ослепительно яркую звезду, которая медленно восходит над близким лунным горизонтом. – Хэдли. В любой момент мы войдем в зеркальную решетку. Смотрите! – Он встает, раскинув руки, будто на сцене. Звезды вспыхивают по обе стороны от рельсов; автомотриса едет по путям из блестящей расплавленной стали через массив из пяти тысяч зеркал, и все они фокусируют свет на вершине темной пирамиды Хэдли. – Гребаный «Тайян» думает, что управляет Солнцем. Мы это сделали первыми, и мы это делаем лучше.
– Ден.
– Что, Тэд?
– Там есть другие огни.
Он бросается вперед. Над неподвижными солнцами зеркальной решетки падают огни поменьше размером: созвездия красного и зеленого. Искры синего. Яркое белое пламя: секунда, две – и снова синие росчерки. Огни маневровых двигателей.
– Лунные корабли, – шепчет Денни. – Тормозят на спуске.
– Сколько их?
– Они тут все. Повсюду над гребаным Болотом.
– ВТО? Твоя мать – Воронцова, – говорит Джи-Сун. И кончик лезвия нависает над его роговицей.
– Моя мать – Маккензи. Скажи ее имя.
– Аполлинария Воронцова-Мак… – Испуганный визг.
– Как ее зовут?
– Аполлинария Маккензи.
– Спасибо. – Клинок возвращается в ножны. – И если ты снова выскажешься о моей матери неуважительно, я тебе хребет из спины вырежу.
– Денни, ты должен это увидеть. – Тэди пересылает главную новость с ИИ автомотрисы на фамильяр Денни.
– Дариус, маленький ушлепок… – выдыхает тот. – Это Суни.
* * *
Сперва они это чувствуют, а потом – слышат: биение, проникающее сквозь рельсы в корпус автомотрисы. Дрожь. Та-дам. Та-дам. Денни выходит в шлюз, и там слышно, что у звука есть ритм. Двери закрываются, давление выравнивается. Наружная дверь открывается, и услышанное становится увиденным. Платформу, пандусы, лестницы, надземные и подземные переходы, туннели усеивают джакару. Джакару в пов-скафах, деловых костюмах, платьях и спортивной одежде; в ночных рубашках, нарядах от кутюр и низменном стиле гранж; в килтах и ботинках и в коже, выращенной искусственно; заурядные толстовки и леггинсы, шорты и футболки без рукавов, квинтэссенция рабочего стиля Маккензи с ранних дней непрочных лунных обиталищ, вероломных роверов и ненадежных скафандров для работы на поверхности. Все отбивают один и тот же ритм по каменной шкуре Хэдли. Та-дам. Та-дам.
Денни выходит на платформу. Тесная толпа освобождает для него место. Ритм замирает, обрывается на пике. Он обозревает собравшихся.
– Ну что, друзья, скучали по мне?
Каменные коридоры и шахты Хэдли принимают крик и, подобно трубам огромного духового инструмента, превращают его в ревущий гром. Его хлопают по спине, шутливо тыкают кулаками, лохматят волосы, пытаются потрогать; ему орут что-то одобрительное, свистят и желают удачи: «ты славный боган, дружище, славный боган!» и «молодчина!». Или просто вопят что-то бессвязное. Приятели Денни из Меридиана, отстав от вернувшегося домой золотого мальчика, растворяются в шуме голосов. С ходьбы он переходит на бег, и ритм возвращается. Та-дам! Та-дам! Денни Маккензи бежит, широко улыбаясь, между двумя бесконечными рядами ликующих, хлопающих людей. И вот он врывается в центральный атриум Хэдли, пирамиду внутри пирамиды. Там повсюду сплошные лица, которые читают его намерения; толпа расступается. Эскалатор для него недостаточно быстр – он одолевает по пять ступенек зараз и запрыгивает на балюстраду первого этажа.
Хэдли умолкает. Лица обращаются вверх и глядят с более высоких уровней. Денни обозревает их всех.
– Мой отец умер, – кричит он. – Брайс Маккензи хочет забрать «Маккензи Металз». Что мы ему скажем?
– На хрен! – кричит тысяча джакару.
– Дариус Сунь скидывает боевых ботов и уши по всей зеркальной решетке. А ему что мы скажем?
– И его на хрен! – ревет Хэдли.
Денни Маккензи поднимает искалеченную руку, призывая к тишине.
– Как называется это место?
Город грохочет в ответ, называя свое имя. Денни качает головой. Ответ звучит снова, с удвоенной силой.
– Хэдли был моим братом. Первым Клинком «Маккензи Металз». Он должен был стоять здесь. Он умер в Суде Клавия. Он сражался за семью. После него Первым Клинком стал я. Я сражался за семью. Боролся за то, что она защищает. За честь и гордость, друзья. Честь и гордость. Я делал вещи, которые, по мнению некоторых, шли против компании. Да, но они никогда не шли против имени. Против того, что значит быть Маккензи. Вы это тоже знаете. Вы приветствовали меня как героя. Давайте я вам расскажу, кто я такой. Меня зовут Денни Маккензи, я последний и младший сын Дункана Маккензи, его единственный истинный наследник. Я заявляю права на «Маккензи Металз», на этот город и вашу преданность. Вы со мной?
Ответ заглушает вечный грохот плавильных печей, звонким эхом отражается от стальных балок атриума.
– Вы со мной? – повторяет Денни, и Хэдли снова отвечает громче. – Но, друзья, друзья мои… Наши враги там, снаружи. Они сильны, жестоки, превосходят нас числом и заберут все, что нам дорого. Что мы будем делать?
– Пошлем их на хрен!
Денни выдаивает момент досуха: прикладывает ладонь ребром к уху и беззвучно шепчет, обращаясь к толпе: «Что-что?»
– Пошлем их на хрен!!!
Балансируя на балюстраде, Денни Маккензи упивается всеобщим восхищением, широко раскинув руки, упрашивая. «Ну же, продолжайте». Его внимание привлекает фигура, двигающаяся сквозь толпу на балконе. Аполлинария, его мать, в белом – в трауре. Он спрыгивает с перил.
– Мама!
Распахнутые руки, крепкие объятия. Аполлинария улыбается и шепчет сыну на ухо:
– Добро пожаловать домой, Деннис.
– Спасибо за автомотрису, мама, – шепчет он в ответ.
Аполлинария напрягается:
– Что? Но я не… Как хорошо, что ты вернулся.
– Будем действовать, как положено Маккензи, или как?
Через ее плечо он видит еще одну женщину в белом, выходящую из толпы: это Анастасия, кеджи-око Дункана. Другие женщины в белом появляются вслед за ней: его сестра Катарина, ее внучка Кимми Ли, Микайла и Нгок, Сельма и Принчеса. Кузины и дальние родственницы.
– Веди их правильно, Деннис, – говорит Аполлинария. – Но сначала мы тебе объясним, что отныне представляет собой путь Маккензи.
Орел Луны вручает бокал мартини своей Железной Руке.
– Мне не положено… – говорит Алексия. Лукас открывает окна в сад на террасе, выходит туда.
– …И ты не любишь джин. Но это не джин, и я хочу, чтобы ты попробовала.
Алексия следует за ним по теплым камням тропинки, через изящно изуродованные бергамотовые деревья к маленькому куполообразному павильону, примостившемуся на краю. Интимное и головокружительное местечко рассчитано на двоих. Алексия делает глоток – и дымно-соленый привкус кашасы застает ее врасплох.
– Ну что?
– Неплохо. Для Луны.
– Попытка не пытка. С каждым разом мои неудачи все терпимее. Жоржи тоже не был впечатлен. Я-то думал, мне удалось улучшить рецепт.
На хаб спускается вечер: тени не удлиняются, но мир приобретает багровые оттенки. В квадре Антареса – рассвет, пурпур переходит в синеву. В Орионе – самый полдень. Зрелище красивое и – для Алексии – совершенно чужеродное.
– Оказывается, я успел обзавестись кое-какими ужасными привычками. Эту я называю «все в сад». Встречи завершились, с чтением покончено, инструкции розданы – и я с бокалом бреду по саду сквозь бергамотовую рощу. Единственные, кто меня видит, – мои эскольты и шпионы.
– Ну, еще весь хаб.
– О, для хаба я чересчур скучный. В отличие от моего предшественника и его супруга.
– Брайс отказывается отступать, – говорит Алексия. Она ставит бокал с кашасой на маленький каменный столик. Выпивка – полное дерьмо. – Дариус его на куски порвет.
– Если повезет. – Лукас позволяет себе натянутую кривую улыбку. – Денни Маккензи – совсем другое дело.
– Как вышло, что Денни Маккензи оказался в Хэдли с половиной Байрру-Алту и пушками тысячи джакару?
– Его предупредили, – говорит Орел Луны. – И профинансировали.
– «Маккензи Металз»? Его мать?
– Нет и нет, – говорит Лукас. – Это был я. – Он делает глоток джина, заготовленного для прогулки по саду. Он однажды попробовал кашасу и не повторит эту ошибку. Чистый, беспримесный джин по его собственному рецепту – отныне и впредь. – Ну что ты удивляешься? Нельзя иметь такую выразительную мимику. Существуют машины, которые считывают выражение лица, вычисляют эмоции. Я подсунул ему достаточно денег, чтобы он смог вернуться в Хэдли, и зафрахтовал автомотрису. Секретность высшей степени – отследить невозможно.
– Денни Маккензи.
– Да.
– Во главе «Маккензи Металз»?
– Ну, это мы еще посмотрим. Дариус Сунь собрал грозное войско. Может, он победит. Карманы «Тайяна» бездонны. Однако я убежден, что всегда хорошо внедрить третью силу в простое соперничество двух противоположностей. Это сеет нестабильность и хаос. Люблю хаос. А земляне и так достаточно нервничают из-за Солнечного пояса, не хватало еще «Тайяну» устроить враждебное поглощение «Маккензи Металз». Нет, пусть Денни распушит хвост и забирает Хэдли себе. Я буду знать, где он и что с ним. Маккензи всегда предсказуемы. – Лукас смотрит на сгущающийся закат, переходящий в индиго. – Увы, у меня есть еще одна дурная привычка. Я называю ее «прочь из сада». Сопроводишь меня?
Они оставляют бокалы на столике. Приглушенный свет превращает Гнездо в каскад огней: озерца синего, белая рябь. Светопад.
– С одним условием, – говорит Алексия. – Я хочу джин.
