Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Нормальные сайты не открывались, как будто английский сегмент интернета заблокирован, хотя обычно именно для айфонов не бывает таких проблем. Российские news agency, даже те, которые считались взвешенными и независимыми, отчаянно путались, так что Алекс если не больше, то по крайней мере более системно узнавал о происходящем из сообщений Тео. Которые сыпались полночи (и только утром Тео выдохся и, может, уснул), практически в режиме текстовой трансляции сообщая в Москву, что происходит в Москве. Заговор провалился. Народ победил. Демократия восторжествовала. Где-то между этими скучно-гладкими вершинами, явно взятыми в готовом виде из ВВС или The Times, Алекс вдруг увидел сообщенное ему как бы между делом; на самом деле в спартански-кратких текстах не могло быть заложено никакой интонации, и откуда было знать (в конце концов), что именно выделяет Тео как «вершины»; формулировки такие унылые, что сводило скулы.
– Почему стоим?!
Напротив рынка, на Тургеневской или на Трубной, он не помнил точно, что это, но их машину заблокировали намертво. Их обтекала толпа. Кто-то пил, запрокинув голову. Казалось, сейчас этот кто-то метнет бутылку в стекло, если, конечно, заметит машину. Кто-то ржал. Какая-то компания. Не похоже на народные волнения (а это, очевидно, они и были, и таксисту даже не пришлось отвечать на вопрос). Обычная деловитая толпа, как в час пик даже не в метро, а возле станций, только она шагала по проезжей части, да и мусора было многовато. Трудно даже понять, выцепить взглядом – какого именно, но толпа что-то носила в себе и полоскала, как море после шторма.
– Я же не сказал вам, куда едем.
Алекс тяжело все вспоминал, поочередно, как после наркоза.
– Я заказывал в Шереметьево, но, может… домой?
«Изменить маршрут» стало лозунгом этих дней. Алекса бесило и малодушие жеста, каковым была ежедневная попытка рвануть в аэропорт, и хронически «пропадавший» макбук, лежащий в квартире. И сказанное «домой» про жилой комплекс на Красной Пресне: что это, стокгольмский синдром?.. Его бросало из крайности в крайность, и если все «утро перед расстрелом», гостиничное, отплывало куда-то в пьяный мираж, то наплывала – не более трезвая – тупая отвага или отважная тупость, а главное…
– Сейчас вся страна не может понять, в Шереметьево или домой.
Таксист улыбался в зеркало (золотые зубы), страшно довольный, что выдал такой афоризм, да еще и на русском.
А главное.
То, что разгоряченный Алекс чуть не проскочил между пафосными «вершинами» обычной болтовни про демократию, оглушало и краткостью, и безразличием.
THEO: Лидеры заговора арестованы
THEO: Вице-премьер правительства России Михаил Николаев арестован
Алекса поразило сначала равнодушие и даже будто бы беспощадность Тео. Даже не «твой отец». Хотя заглавные буквы, синтаксис и формулировки выдавали, что он всего лишь копировал и вставлял. Но ни слова от себя. Ни вопроса.
Обиделся на ночное молчание.
Что-то почувствовал.
Отец арестован.
Беспощадность, с которой Тео вставлял.
Отец арестован!!!
Машина стояла.
Таксист даже не пытался сдать назад, хотя нет, сзади шли тоже (Алекс отчаянно обернулся). Вместо этого он вдохновлялся-вдохновлялся и вот заговорил:
– О. Орут. Рты разинули.
– Победила демократия, – вяло откликнулся – процитировал Алекс.
– Демократия, демократия… Сейчас нового диктатора себе на шею посадят. У нас это сто раз было.
У таксиста коротко пискнуло, но он даже не прореагировал. Видимо, «маршрут изменен».
– А вы откуда? Из Киргизии?
– Тепло. – Таксист улыбнулся в зеркало.
Ага. Нечего больше делать, кроме как угадывать.
Алекс раздраженно поддался – на секунду, попытался припомнить, где еще в Средней Азии шагали революции.
– Из Узбекистана?
– Теплее.
Да пошел ты на хрен.
Они наконец поехали, и Алекс ощущал странную собранность: новость не то чтобы подстегнула его, но он четко осознал, что должен делать. (Тео был бы в ужасе. Кажется, своим потоком сообщений он только и добивался, чтобы выкурить Алекса из ставшей страшной Москвы.) Он пойдет в прокуратуру. На Лубянку. Он будет добиваться встречи с отцом. Теперь его не запугать. Теперь он странным образом старший. Как легко этого было добиться, всего-то лишь оставшись на свободе.
Если честно, дело в другом. Алекс понял это вдруг, таращась на наконец-то взбудораженную Москву, хотя таксист и пытался вновь разговорить его.
Отец впервые – не победитель.
И только в ситуации, когда отец говорит с ним (ну, вернее, не говорит) не с пьедестала, не с монумента своей безупречности, тотальной правильности и всесокрушающего успеха, Алекс готов ощутить что-то вроде… жалости? Сочувствия? Любви?!
Как мало, оказывается, было надо.
Однажды оступиться. Рухнуть с пьедестала.
Это даже смешно. Сколько лет отец гнобил его, пытаясь в том числе «вернуть к нормальности» и «сделать мужиком», но попытки увенчались успехом только вот в такой истории; увенчались всесторонне, хотя в эту ночь, когда Алекс впервые был с женщиной, новость о перемене ролей еще не пришла. Был ли отец за решеткой уже тогда, когда пьяный Алекс вваливался в отель, а до этого шарахался по пустым коридорам власти, или еще нет, но все сработало разом. Анекдот. Рассказать Тео? Ага, прекрасная идея.
Спасая с самого утра свою шкуру, Алекс как-то не думал и впервые не зарядил телефон, пауэрбанк… Подъезжая к Бастилии и предлагая высадить его с улицы – в огороженный двор все равно без пропуска не въедешь, – он уже мрачно соображал, что остается без связи, как космонавт в опасной ситуации – как назло – неумолимо, медленно уходит в слепую зону. В этой череде российских героических блокбастеров, которые они раза два смеха ради посмотрели в Кембридже, Алекс ржал над дорогостоящей пропагандой, неуклюже-под-Голливуд, а Тео неожиданно проникался – «нормальный же фильм», – может, он иронизировал, он умел так – с абсолютно серьезным лицом… Шлагбаум открыт. Внезапно. Есть ли кто в тонированной будке, Алекс не видел, но свободно прошел, и за ним не побежали. А вот подъезд – сюрприз! – заперт, и на звонок никто не отвечал. В отличие от «земных» домофонов, здесь, на режимной кнопке, невозможно позвонить непосредственно в квартиру, так что Алекс остался глупо торчать во дворе – ну а что еще делать?
Вариантов-то, конечно, много, но, поскольку айфон разрядился в ноль, свою беспомощность Алекс переживал еще острее, чем в такси. Человек XXI века, человек, прилетевший в Москву из я совсем уж без рук и даже в чем-то и без головы, потому что тупо, медленно, на холоде соображал и ничего не мог сообразить. Отец арестован. (И даже это нельзя было элементарно нагуглить, проверить.) Где он? Физически? Куда ехать? В Генпрокуратуру? В полицию? Где взять адрес?.. Он ничего не понимал. Он слышал что-то когда-то про Лефортово, но и про него не знал – где это и, в каком-то смысле, что это. Тупость абсолютная. Бежать в киоски за бумажной картой? Такое еще есть? Или брать простейший смартфон и вставлять новую симку? Второе было чуть разумнее, хотя Алекс – поразительный случай – уже начинал считать деньги. А главное, интуиция подсказывала, что не нужно уходить отсюда.
Дом же многоквартирный. В конце концов. Кто-нибудь когда-нибудь же войдет в подъезд. Он войдет следом. Объяснится с охраной. Поднимется на этаж…
Больше всего нервировала даже не вся эта история, а ее потусторонняя часть – с пустыми квартирами и домом без других людей. Прыгая на месте и не на месте, он начинал подозревать, что без пневмонии этот московский треш точно не закончится. И надо бы, наверное, подумать о себе, поехать куда-нибудь в тепло, где можно зарядиться, осесть хотя бы в каком-нибудь молле, если уж не в гостинице, и там трезво составлять план действий. Но… Еще и странное упрямство. Как будто, уехав отсюда, он сдастся и пойдет на поводу.
В Москве, как обычно, начинало темнеть чуть ли не в обед, и замороженный Алекс уже плохо понимал, что делает, когда дергал ручку водительской двери хиппи-микроавтобуса, и – чудо – она поддалась. Да какое тут чудо. Развалина не заперта. Кому она нужна. В открывшуюся дверь Алекс видел разгромленный салон, но водительское кресло было цело, и Алекс сел за руль без всякой внятной цели, то есть из какого-то празнания, что внутри машины должно быть теплее. Хотя это бред. Везде одинаково.
…Когда подъехала «бэха», Алекс почему-то сразу понял, что это отец. Не объяснить. Он побежал к машине наискосок, от деревьев, деревянно загребая ногами. Его не увидели, но машина ждала. Отец стоял возле открытой дверцы и о чем-то договаривался с мужиком, вышедшим из той же машины без верхней одежды.
– Папа!!! – крикнул Алекс еще издали, чуть ли не падая на бегу, как в кино.
Отец близоруко сощурился, улыбнулся.
– Ты здесь!.. Леша…
Они неловко обнялись, точнее, Алекс, поскользнувшись, влетел в его объятия, это было как последний рывок.
– Это мой сын приехал!
Мужик кивнул без эмоций.
Кто-то еще оставался в машине.
Это конвой, понял Алекс.
– Завтра попозже, в десять, в половине одиннадцатого, а на сегодня вы свободны.
Это не конвой, понял Алекс.
Мужик озадачился:
– Михаил Андреевич…
– Ко мне же сын приехал, вон какой богатырь, – пошутил отец, хлопнув Алекса по плечу так, что тот, на ослабших ногах, чуть не улетел.
– Михаил Андреевич, мы не имеем права снять охрану, это инструкция.
– Инструкцию свою засунь знаешь куда?.. Я сказал. Есть еще вопросы?
– Вас понял, – ответил мужик, сел в машину, и машина уехала.
Они остались вдвоем.
Отец, кажется, не знал, что сказать. Еще раз хлопнул по плечу, поулыбался, получалось как-то грустно – внезапно. Может, он и сам это понял. Засуетился, нашел ключ, и они вошли.
Пост охраны пуст. Естественно.
– Ты не арестован? – спросил Алекс, хотя прозвучало это очень глупо, да еще и гулко – в лифтовом холле.
– Ну что за чушь.
Они молча поднимались в лифте.
Отец отпер квартиру и щелкнул выключателем – озарились сразу все комнаты, – Алекс прошел, не в силах отделаться от чувства, что это не здесь он провел все эти дни. Мавзолейный порядок. Он даже усомнился, что в комнате так и лежат его макбук, рюкзак…
– Прости, что не получилось раньше.
Папа привлек его к себе и поцеловал в щеку.
Все это было так странно. Как загробный мир.
Разувшись и скинув пальто, отец прошел сразу в кухню, бодро напевая что-то под нос, что тоже было необычно.
Алекс поставил телефон на зарядку – Тео, наверное, там сходит с ума – и уперся взглядом в очередную картину. Надо же. Их тут что, меняют? Или он каждый раз забредает в новый угол?.. Надо же. Дюрер. Судя по услужливо привинченной табличке. Сколько красок. Как будто библейские истории разворачивались в условном Версале, а нищие волхвы, или кто это, облачились в парчу и шелка. Алекс знал только гравюры и не знал, что бывает цветной Дюрер.
– А это вообще твоя квартира?
Отец сосредоточенно искал что-то в глубинах полок буфета.
– Можно и так сказать.
Он наконец обернулся, в его руках была бутылка водки.
– Давай выпьем, а?
Алекс страшно растерялся, потому что они никогда не пили, и как раз этот вопрос, этот жест с бутылкой сильнее всего убедили его, что происходит нечто ужасное.
Отец уже проворно выставлял стопки, доставал из холодильника какие-то вакуумные упаковки – бекон, рыба?.. – сам их явно видел впервые.
– Только вот что.
Он опять куда-то ушел. Алекс опустился на стул. Ноги гудели.
Отец вернулся со свертком, и, когда разворачивал тряпку, Алекс уже знал, что это. Да. К рукоятке приварена какая-то табличка, косая надпись с завитушками, но Алекс будто разучился читать.
– Это надо убрать из квартиры. Спрятать. Понимаешь?
Алекс не понимал.
– Если ты выйдешь, за тобой-то точно не будут следить. Скорее всего.
Алекс не понимал.
– Будем отстреливаться. Потом. Когда-нибудь, – усмехнулся отец, но его шутки не помогали.
– Где спрятать?
– Да кинь куда-нибудь.
Алекс ехал один в лифте, шагал мимо пустого поста – кажется, один на весь дом, – неназываемое это оттягивало карман куртки, и казалось, что отстреливаться придется прямо здесь. Как только распахнется дверь.
За дверью, однако же, был совершенно будничный, залитый оранжевыми фонарями двор.
Алекс никогда не видел эту штуку, хотя, если верить «Википедии», Минобороны вручило отцу пистолет еще в 2001 году. Почему-то «Вики» относила наградное оружие к государственным наградам. И там был отдельный смешной значок.
Не то что Алекс придумал это специально и не то что вообще придумал, просто в поле зрения попал хиппи-микроавтобус, и Алекс на автомате ускорил шаг. Распахнул водительскую дверцу. Взгляд на окна дома. Где-то свет. Значит, все-таки не одни. Он не прятал сверток, не засовывал его, например, под сиденье, хотя стоило, а просто бросил глухо куда-то прямо под педали – и быстрее, быстрее назад.
Войти с помощью соц. сетей: