Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Официант странно смотрел на него, потом все же подошел с набором папок – почти как в гостинице.
Завтраки не завтраки. Почему все так избыточно.
Алекс даже не взглянул.
– Большой американо, пожалуйста. – Он с трудом улавливал, на каком языке говорит.
Сейчас дверь откроется, и войдут… Но дверь открылась, и вошли две девчонки.
За соседним столиком еще две девчонки, разложив альбом и фломастеры, что-то рисовали и оживленно обсуждали, потом Алекс понял, что это сеанс психолога, и одна заставляет другую исповедоваться публично, но ему было неинтересно.
– Ты был в моем кабинете.
– Господи, какая разница?
– Ты был вчера в моем кабинете.
– Ну и что?!
– Ты видел портрет.
– Я вообще ничего там не видел.
– Ты видел портрет.
– Ты думаешь, я не увидел бы маму? Да не было там ничего! И никого.
– В каком кабинете ты был?
– Господи, оставь меня в покое, правда, пожалуйста, я здесь рехнусь.
– Ты был на Поварской. Я говорю про кабинет в Доме Правительства.
– Дай мне уехать. Пожалуйста.
– Там портрет [Mr. P.]а.
– Ну и что.
– Это особенный портрет.
– Везде портрет [Mr. P.]а, и что?
– Это портрет не такой, как все.
– Это как у Довлатова? Вроде Ленин, а на самом деле папа?
– Там он до пластики. Таких портретов уже нигде нет.
– В смысле молодой?
– Нет. Уже конец второго срока. Такая уже сухая дряблость. Морщины. Впалые щеки. Землистый цвет лица.
– Не замечал за тобой такой наблюдательности.
– Совсем другое лицо. Это редкий портрет.
– И что?
– Это был протест. [Mr. P.] до пластики. Другое лицо.
– Господи, ты как будто мне сейчас про его двойников уже начнешь втирать…
– Это был протест, и они это поняли. Раскусили. И с этой минуты мы были обречены.
– Оставь меня в покое, пожалуйста!
– Мы пытались действовать на опережение, но
Алекс так яростно тер уши, что расшатал столик и чуть не опрокинул сахарницу.
Оказывается, официант с кофе давно не решался подойти к нему.
Двойников, кстати, отличают как раз по ушам. Если верить во все эти космические бредни ошалевших помойных сайтов.
Алекс улыбнулся, получилось жалко.
Официант поднес кофе.
Пытаясь улыбнуться миру, Алекс обводил кофейню взглядом: за ним сразу переставали следить, девочки вернулись к своим рисункам, бариста начал усиленно пялиться в телевизор, висевший над стойкой, и даже включил звук. Началось с резкой ноты сирены, потом – хорошо поставленная боль в голосе журналиста за кадром: «Вся Москва обсуждает ночную трагедию». Показали какую-то площадь, Алекс не очень понимал какую, но вроде не Манежку. Пожарные били из шлангов по плитке, а какой-то – кажется, не очень трезвый – взбудораженный бородач, похожий на бомжа, твердил одно и то же, что «техника пошла туда, мы тоже рванули туда», исступленно и громко, и журналист не мог его с этого сбить.
Алекс что-то начинал соображать – что-то складывалось в пазл, – но, когда полез в карман, потом в другой, понял, что айфона нет, и похолодел.
События разматывались уже не вспышками, а как-то более внятно, но тут не надо было даже гадать, где он оставил телефон.
Ладно. Оставил. Что дальше?
Правду говорят про зависимость от гаджетов; Алекс-то не зависел, но личность до такой степени стекала в аккаунты, сведенные в кусок стекла и железа, что потерять личность казалось даже как-то страшнее, чем спуститься в расстрельный подвал.
Стекала неизвестно в чьих руках.
Варианта, собственно, тут два: пытаться бежать из Москвы, как слепой и голый, или попытаться все же вернуться в гостиницу, что было не таким уж идиотским порывом. По крайней мере, протрезвевший Алекс чувствовал себя теперь почти неуязвимым (но, может, и не слишком протрезвевший). Там, среди швейцаров, иностранцев, иностранных стандартов личной безопасности. С людьми на ресепшене, в конце-то концов. Он чувствовал еще и странное превосходство над обслугой, а охрана, пусть даже пытаясь его повязать, не более чем обслуга.
Может, конечно, это и сгубило тех, кто спускался в подвал сто лет назад.
Но Алекса будоражило это новое мужество. Хотелось дать ему волю. Пока опять не улетучилось. Он торопил официанта со счетом.
И в лобби вошел действительно победителем.
– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, я не мог оставить в номере свой телефон?
Алекс заставлял себя смотреть на секундные стрелки доброго десятка циферблатов – London, New York – и думать, как их удалось идеально синхронизировать, чтобы не озираться вокруг.
Спокойно. Спокойно.
Теперь он говорил только на английском, как будто это был оберег.
Портье, уточнив номер комнаты и даже не глянув в ID, достал из-под стойки и протянул ему айфон – все оказалось так просто!!!
Так просто, что ошалевший Алекс даже не догадался дать ему на чай.
Ему с трудом удавалось не бежать – ни в лобби, ни после.
Он прошел мимо кофейни, за витриной которой все так же рисовали страхи и тревоги веселенькими фломастерами; еще через дом; там он нырнул в арку и остановился у первой же парадной, чтобы вызвать Uber сюда. Эти четыре минуты, которые обещало ему приложение, надо чем-то занять. Заставить себя что-то думать и делать; занять мозги и руки, чтобы не читать все сейчас, потому что столько сообщений, столько всего… Это лучше не здесь. В быстрой машине. В безопасности. Не заныривать в телефон, как в колодец, когда из арки может выйти кто угодно.
И он все-таки не смог.
Даже когда подъехало его такси, едва глянул – кто это, – прежде чем молча плюхнулся на заднее сиденье, не в состоянии оторваться от экрана.
Войти с помощью соц. сетей: