Объект пытался воспользоваться спецсвязью на аппарате «министр обороны, ПВО, ядерный щит»

Это оказалось рядом – опять пересечь проспект, как бурный поток; проспект, который почему-то называется бульвар и который в этот час все же не бурный поток, хотя обычно Москва никогда не спит. Такси почти сразу свернуло с Поварской в один из переулков.

Они как будто метались на одном пятачке, туда-сюда, значит – бессмысленно.

– Ты знаешь, что Яндекс удалил на своих картах название «Площадь Свободной России»?! Там ничего теперь не написано! Просто развязка!

– Успокойся, убери телефон, – строго, даже не глядя на него, отвечала Иглинская – как настоящая мачеха.

Еще недавно стоявшие под фонарями, как ровесники, теперь они принимали это новое разделение ролей.

– Заказ будет оплачен картой, – бесстрастно сказал робот.

Водитель так и не проронил ни слова. Может, тоже робот.

В конце переулка угадывались по очертаниям короба Нового Арбата. Без подсветки.

– «Министерство по делам Северного Кавказа»! Нам точно сюда?

– Соседнюю табличку читай.

Здесь не было ни заборов, ни будок охраны: в узком переулке, где все наступало друг другу на пятки, министерское здание буквально вываливалось на тротуар всем суповым набором русского модерна, чуть ли не горгульями, на проезжую часть.

– Я все-таки позвоню еще раз, – сказал Алекс, которому почему-то не хотелось входить.

«Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».

Внутри полиции тоже не было. Не просто физически не было (это тоже), а будто и не предусматривалось: стоял боком вахтерский стол, как в советском кино. Наверх вела вычурная лестница. Да какие-то огонечки, мониторы мерцали.

– Есть кто живой? – прокричала Валерия под сводами и достала паспорт.

Охранник, вероятно, вышел в туалет, но вообще, все это было нехорошо.

– Нам наврал этот мент, – малодушно предположил Алекс. – Ну да, какие-то люди пришли ночью… Им что, адреса будут раздавать? Да нет здесь никого!

«Штаб временного президиума правительства». Это было написано, наклеено на каком-то журнале на столе охраны. Валерия указала на этот журнал молча.

– Да? Ну ладно. Ну и что?.. У них, может, десять штабов по Москве. Они, может, вообще в бункере каком-нибудь сидят…

Зато здесь можно отогреться.

Каждый плафон, встреченный по пути, просился в музей.

– Или на вертолете свалили, – продолжал Алекс. – В Крым. Ха-ха.

Валерия шла молча.

– А вот как ты думаешь, он мог бы свалить, ничего нам не сказав? В принципе?

Валерия шла молча.

Алекс отстал было – слишком активно оглядывался в зловещих коридорах, – но, спохватившись, нагнал ее. И даже пошел впереди. Он вдруг подумал, что как-то возмужал в эту поездку. Неточное слово. Какая-то инициация…

На дверях кабинетов на втором этаже прямо так – распечатанными на принтере бумажками – было обозначено кто и где. И, несмотря на общий сюр этой временности в стране, любившей увесистые, капитальные, «на века», «под золото» таблички на дверях каждого вшивого врио, они, похоже, действительно пришли по адресу. «Степанов». Что ж. Английские газеты не врали.

«Секретарь по межведомственному взаимодействию Чрезвычайной комиссии Президиума Правительства Российской Федерации Николаев Михаил Андреевич».

Как у нас любят всё с большой буквы. Значительно.

У нас?..

Валерия настойчиво подолбилась, толкнула дверь, вошла.

Открыто!..

Теневой кабинет!..

Алекса обуял секундный ужас: сейчас они зажгут свет, и здесь будет лежать отец. Они зажгли свет. Никто не лежал. Кабинет как кабинет.

Well, go ahead.

Валерия, человек опытный, сразу прошла в комнату отдыха – Алекс даже не заметил эту дверь за столом – и тут же вернулась.

– Там только тапочки.

– Его?

– Ну откуда я знаю.

– А по размеру похоже?

Алексу опять казалось, что всюду тотальный обман: кто-то развесил тут эти бумажки, путает их, заманивает в ловушку.

– А чайник не теплый? – Алекс раздавал команды, стоя посреди кабинета, а сам будто боялся наследить или попасть под какие-нибудь лазерные лучи. Можно перекатываться по ковру, как в кино. – А может, он уехал домой, ну, в квартиру, и сейчас как раз там ищет нас?

– И сколько дней ты уже тешишь себя этой мыслью?..

Стоит ли снять здесь куртку и, если что, как быстро он успеет ее подхватить?

– Все-таки странно. – Алекс заставил себя ходить по кабинету, опять искал какие-то приметы, которые могли бы подтвердить, что все это правда принадлежит отцу. – Штаб должен, наоборот, охраняться сильнее, чем Белый дом, чем Кремль…

Иглинская помалкивала.

Алекс поднял трубку аппарата спецсвязи. Они его веселили с детства. Ну, там, типа XXI век на дворе, а с этими телефонами можно снимать фильм про Брежнева – только орлы поменять на советский герб. Он как-то спросил отца, зачем власть пользуется дисковыми аппаратами, если, конечно, можно называть так те, у которых и диска-то нет.

– Что там?

– Ничего. Щелчки и тишина.

– А написано-то чего? Президент? Премьер? Патриарх?

Digital immigrant.

Странно, что Иглинская вдруг так заинтересовалась этим.

– Ничего. Просто «АТС-1».

Помолчали.

– А у вас в Барвихе что, теперь есть аппарат «Патриарх»? – Алекс сделал ударение на «у вас». – Это что-то новенькое…

Она промолчала.

– Может, сделать чай?

Это дурацкая идея – здесь оставаться, но не сидеть же сложа руки. Алекс должен был что-то делать.

– А нет ли чего покрепче? – он будто разговаривал сам с собой.

И – в зеркальном шкафчике-баре был джин!!! Наконец-то. Алекс почти уже разлил его по стаканам, взятым от графина, но вовремя заметил, что бутылка початая. И, как ни хотелось выпить чего-то приличного, внезапная мысль, что их могут таким образом отравить, заставила Алекса взять запечатанный Jack Daniel’s.

Его уже тошнило от всего этого московского пойла.

Они уселись за приставной столик. Лера наконец сняла палантин. Закуски не было.

Сидели молча.

– С ним было так смешно… Я тогда и не думал, что буду учиться в Англии, мы просто поехали посмотреть…

– Зато он думал.

– Да вряд ли. Сколько мне было, лет двенадцать?.. Мы поселились в каком-то сетевом отеле, возле Грин-парка…

– То есть это был неофициальный визит?

– Нет, конечно. Он тогда не считался civil servant. «Газпром» или что-то такое… Нет, все было очень скромно, даже как-то… инкогнито, что ли. Мы прилетели просто рейсовым бизнес-классом, брали такси… Ха, там была смешная история. Там же эти кебы, знаешь же? Ты знаешь, как они устроены?.. Сзади такое купе, места лицом друг к другу, а возле водителя места нет. Там то ли для багажа, то ли что, но, в общем, туда не садятся. А папа все время забывал. Несколько раз такое было, что, пока таксист чего-то в багажник грузил, папа, посадив меня, уверенно так открывал водительскую дверь и садился за руль. То есть он хотел сесть вперед и забывал, что здесь так не делают, а справа-то – руль у них… Реально выглядело, как будто он угоняет кеб. У таксистов каждый раз – goggle-eyed…

Алекс смеялся куда веселее, чем предполагали все эти пустяковые истории.

Он ожидал диалога вокруг этого случая. Например, Валерия спросит, почему для него это так важно. Нет, глупый вопрос. Или заметит, что проскочило «папа». Или спросит, когда это было. У нее как раз в те годы был контракт с Ковент-Гарденом, она жила в Лондоне. Это Алекс почерпнул из «Википедии», фильма ZDF и еще каких-то давних интервью. Посчитал по годам. Она даже жила в районе Грин-парка. Так что он не случайно упомянул. Она могла в тот день идти мимо их кеба и их редкого хорошего дня. Хотя… какое это имеет значение.

Но Валерия молчала и – неожиданно – пила.

Они прикладывались к бутылке и в коридоре, все так же полном бумажных теней других заговорщиков, и внизу, где все так же не было охраны, и на темной улочке, где Алекс наконец вздохнул с облегчением, а перед всем этим Валерия с подозрительным для балерины мастерством и даже силой – балет рук?! – выковыряла дозатор.

– …А этой весной мы с Тео были в Париже. Тоже было примерно вот так же холодно, мы ожидали, что будет теплее.

Этой весной она тоже была в Париже. Мастер-классы или что-то вроде. Алекс гуглил почти ежедневно, что о ней тогда писала французская пресса: конечно, почти ничего. «Если у них правда есть маленький ребенок, то как она оставила его на два месяца?» – спрашивал он Тео. «Все это кончится тем, что на тебя выпишут судебный запрет из-за преследования, – раздражался Тео. – Мы едем, нет?» Их ждал ночной Париж. Валерия Иглинская на его улицах так ни разу им и не встретилась.