– «Ец» его не пустил, – авторитетно сообщил Лис, с хрустом раскусив конфету.

На кухне было жарко, хорошая погода так и звала переместиться за стол под открытым небом, но обитатели лагеря игнорировали ее зов. В тарелках чай остывал слишком быстро, да и любопытные мошки считали своим долгом покончить с жизнью именно в этой посуде.

Второе рождение Пакости отмечали чаем, кофе, бутербродами с маслом и леденцами из жженого сахара. На их одновременно уютной и неуютной, как и всё в «Еце», маленькой кухне снова сидели все вместе, просто радуясь тому, что жизнь вошла в привычную колею. Пакости все еще было тяжело много ходить. Лис утверждал, что это проделки Темноты и так будет недолго. Но вот насчет того, станет ли все как прежде, он не говорил.

Сидели как попало. Лис – на подоконнике, на привычном месте Пакости, сам Пакость, не без труда дошедший до столовой, – на стуле у самой стены, рядом со Спящей. Пальцы их были переплетены, а длинная русая прядь лозой цеплялась за костлявую руку, не желая отпускать ни на секунду. Кит – нынешний хозяин и властелин кухни – втиснулся между кухонным столом и плитой, то и дело задевая локтем остывающий чайник.

Немо, хоть и пришла не последней, выбрала себе место на полу у самой двери. Ей хотелось наблюдать. Соткать себе плотный кокон с хитрой зеркальной стеной и смотреть на всех сквозь нее, оставаясь незамеченной. Исчезнуть, стать призраком, который может бродить по миру невидимым и просачиваться сквозь самые толстые стены.

– Куда «Ец» Пакость не пустил? – уточнил Кит.

– Туда не пустил. – Лис был, как обычно, очень информативен в своих объяснениях. – Шишка не пустила. Не дала уйти.

– Куда уйти? – упрямо повторил вопрос Кит, пытаясь вытрясти из художника ответ.

– Туда уйти!

– Вот эта, что ли? – недоверчиво усмехающийся Пакость вытащил из кармана джинсов почерневшую шишку. Она пачкала ему пальцы, и он держал ее так, словно готов был выбросить, но почему-то сдерживался.

Вид этой обгоревшей толстенькой башенки почему-то вызвал у Немо слезы. Глаза защипало, и она поспешно сморгнула набежавшую влагу, радуясь, что ее никто не замечает. В руке Пакости она увидела тельце крохотного безмолвного защитника, бросившего все свои силы на то, чтобы спасти жизнь того, кто взял его с собой.

– Эта. – Лис закивал с таким энтузиазмом, что едва с подоконника не рухнул. – Если поднял шишку, то сможешь вернуться в «Ец». И Темнота не сможет тебя забрать. Это Лис только понял.

– Но Темноте лучше все же не попадаться, – мрачно резюмировал Кит, смотря на ожог на груди Пакости. – А что будет, если шишку не взять?

– Лис не знает! – беспечно отозвался сын солнца, помахивая босой ногой, и похлопал себя по оттопыренным карманам, набитым шишками и карандашами. – Но лучше брать.

Молчаливая Спящая тихо вздохнула и крепче сжала руку Пакости. Ее слабые пальцы едва ощутимо гладили его кисть под столом. Сидя на полу, Немо отлично видела это и, сама не замечая, таким же движением гладила свою.

Когда снова подняли несколько подзабытую тему Белого Зверя, она незаметно ушла. Ей было интересно, но сейчас не хотелось находиться среди людей.

«Ец» встретил ее ленивой сонной тишиной, которую даже птицам неохота было нарушать своим пением. Игнорируя аллейки, Немо двинулась напрямик через лужайку, чувствуя, как знакомо тянут-хватают ее за ноги тонкие, вялые от солнца травинки. Странные эмоции и странные мысли толкались в ней, наползали друг на друга, как слепые котята, и требовали каких-то действий. Каких – Немо не понимала.

Через серую ленту аллейки, которая делила лужайку на два пологих берега, она перепрыгнула, как через ручей, и тут же попала в густую тень третьего корпуса. Он был такой же, как и его братья, – серый, кирпичный, вытянутый вдоль дороги, с двумя рядами окон и крыльцом в пять ступенек, – только стоял чуть в отдалении, и сосновый лес уже медленно подбирался к нему со спины, грозя вот-вот захватить в зеленые колючие объятия.

А еще тут было слишком много теней.

Немо остановилась перед этим мрачным полуслепым многоглазым гигантом и, склонив голову набок, посмотрела на него сквозь вуаль слипшейся от пота челки. Брошенные здания в «Еце» не навевали на девушку такую тоску, как виденные в городе, но этот корпус отличался даже от них. Частично разрушенный беспощадным временем, он был окутан странной гармонией, которая делала его внешние недостатки уместными. Словно он был создан уже разрушенным и должен быть именно таким вопреки логике.

– У тебя тоже есть какая-то загадка, – то ли спросила, то ли заявила Немо, глядя в мертвые окна-глаза. – В нашем корпусе живет Тук-тук-тук. Во втором поселился Плакса. А что скрываешь ты?

Корпус молчал, игнорируя жалкую попытку хрупкого человеческого существа с ним заговорить. Немо не стала настаивать. Слепые котята внутри ее снова начали толкаться, требуя, чтобы на них обратили внимание. Немо шагнула в тень корпуса и упала лицом в забывшую о существовании людей траву. От запаха теплой земли и душистого травянистого сока приятно закружилась голова. Немо закрыла глаза.

Пакость.

Его эмоции всегда оглушали, больно били, и она опасалась его, но в то же время нередко сама сокращала дистанцию. Пакость был притягательно опасным, как танец пламени для ночного мотылька, как блеск заточенного клинка, как переливающаяся змеиная чешуя. Он вспыхивал – она отшатывалась или ловила его эмоции. Последнее было глотком дикого огня, ударом молнии, ядерным взрывом. Вялый книжный червь, живущий среди пыльных страниц, оборачивался скорпионом, готовым жалить всех без разбору. Это было как прыжок с парашютом – страшно, но всегда хотелось еще.

А еще Пакость был ее Холденом. Немо сравнивала их все чаще, и эти мысли вызывали у нее улыбку. Людям больше свойственно скрывать темные, нехорошие мысли и чувства, прячась за фальшивыми улыбками, кутаясь в тонкие, зыбкие коконы из участливости и приветливости. Немо воспринимала их как капканы: потянешься потрогать теплое золото опавшей листвы, проваливаешься глубже, и вот уже стальные зубы готовы оттяпать тебе половину тела.

С Пакостью было наоборот. Весь его смертоносный арсенал был как на ладони – тут тебе и ядовитые дротики насмешек, и все что угодно. Но протяни руку дальше, и острые лезвия перестанут тебе угрожать, потому что за ними спрятано теплое, доброе, светлое… Когда Темнота поглотила его, Немо рыдала, скрючившись в углу, и проклинала свою нерешительность. У нее накопилось столько важных слов для Пакости, что можно было бы написать отдельную книгу. В этих словах было все то, что парень явно не привык слышать. Эти слова обязательно согрели бы его и подбодрили.

Потом Пакость вернулся, и Немо пообещала себе вновь собрать эти слова и принести ему, как только будет удачный момент. Она бы сказала ему, что больше не боится утонуть в его эмоциях, что ей нравится его ощущать и что ощущать его приятней, чем ощущать кого-либо другого, и много что еще…

Спящая.

Немо убрала с кончика носа щекочущую травинку и снова замерла. Спящая была первым человеком, которого она подпустила к себе так близко. Эмоции Спящей не захлестывали сильно, и то, что исходило от нее, было словно теплом крохотного огонька, который нельзя сильно накрывать ладонью, чтобы не погас. Рядом со Спящей она успокаивалась и порой чувствовала себя самым обычным человеком. Спящая стала первой ее подругой. Немо любила сидеть или лежать рядом, ощущать исходящее от нее тепло и вдыхать аромат яблочных семечек. Этот аромат нравился ей не меньше, чем едкий запах табака, смешанный с тонкой ноткой сосновой смолы. Не меньше, чем запах Пакости.

Теперь Спящая была с Пакостью, и Немо считала, что должна радоваться, потому что стеклянная стена между ними наконец-то упала. Но радоваться не получалось.

Может, потому, что…

Мысль оборвалась, словно опустился сверкающий нож гильотины. Чужой внимательный Взгляд, исходящий неясно откуда, вцепился в тело Немо острыми рыболовными крючками – захочешь, не освободишься. Он был совершенно незнакомый и при этом какой-то бесплотный. Девушка не стала крутить головой в поисках его обладателя, отлично зная, что никого не увидит. Не меняя позы, она закусила щеку, чтобы не раствориться в чужих эмоциях, и осторожно потянулась за этим Взглядом.

Ее призрачные руки устремились к источнику и нашли только пустоту. Только чужое недоверие и слабая настороженность коснулись сознания Немо. Тот, кто смотрел на нее из ниоткуда, словно существовал и не существовал одновременно. Она чувствовала его, но в то же время не могла почувствовать.

Уже давно ничему не удивляющаяся Немо медленно подняла голову. Полуразрушенный корпус смотрел на нее так же равнодушно и высокомерно. Сквозь пустые рамы первого этажа были видны молодые сосенки, которые каким-то чудом пробрались внутрь и укоренились на разбитом плиточном полу. Лес постепенно поглощал гордого кирпичного великана, поедая его по камешку, по гвоздю, по куску штукатурки. Это противостояние грозило затянуться на долгие годы.

Взгляд не исчез. Немо осторожно скосила глаза в другую сторону, готовая увидеть что угодно – от маленькой цветочной феи до серой призрачной дымки, – но видела только остатки асфальта, знакомые безликие деревья и вялую траву.

– Кто ты? – одними губами спросила Немо, уповая больше на то, что наблюдатель почувствует ее интерес.

Что-то твердое неожиданно опустилось ей на затылок и вдавило носом в землю так, что Немо вскрикнула и села. Взгляд исчез, нить оборвалась, крючки, впивавшиеся в ее кожу, пропали. Словно их и не было.

Над девушкой, стоя одной ногой в тени корпуса, а другой на солнечной лужайке, замер растерянный Кит.

– Наступать людям на голову – дурной тон, – меланхолично сообщила Немо, отплевываясь от земли и песка. То, что парень сделал это ненамеренно, она поняла в ту же секунду, когда их взгляды встретились. Приятного было мало, но и сердиться не было смысла.

– Прости, – откровенно сконфуженный Кит свел темные брови. – Я тебя не увидел. Сам не понимаю, как так вышло. Цела?

– Цела, – равнодушно кивнула Немо, стряхивая с волос землю. Вставать ей не хотелось, поэтому она только уселась поудобней, вытянув ноги. Ступни торчали из тени, словно из-под полупрозрачного одеяла.

– Не переживай, – подбодрила она Кита после паузы, вдоволь наглядевшись на собственные ноги. – Иногда я могу быть невидимкой. Если очень хочу.

– А очень хотелось? – спросил Кит все так же мрачно.

Немо задумалась. Потом стряхнула с руки спешащего муравья. Неожиданно возникший Взгляд заставил ее забыть о том, зачем она ушла из столовой.

– Да. Нужно было подумать.

Она была уверена, что Кит сейчас уйдет. Немногословный Полуночник предпочитал компанию музыки и ночи всем остальным. Белые змейки наушников и сейчас висели с обеих сторон его головы, сплетались воедино где-то на груди и плавной петлей скользили в карман джинсов. Только залепленный синей изолентой штекер выглядывал наружу.

Немо ждала, что Кит сейчас просто кивнет, завершая разговор, и двинется дальше искать себе занятие.

И он кивнул. Посмотрел на перекошенную дверь третьего корпуса и опустился в тень в шаге от Немо. Кит сел в своей неповторимой манере: вроде бы и рядом, но в то же время глядя в противоположную сторону. И составляя компанию, и не нарушая комфортное одиночество. Каким бы скептиком Полуночник ни был, а он хорошо умел чувствовать других.

«Ему скучно, – подумала Немо, когда он устроился на траве и уткнулся в телефон, выбирая следующую песню. – Пакость занят Спящей, Спящая – Пакостью, а Лис – это Лис. Он всегда найдет себе интересное занятие, недоступное никому другому».

Она не возражала. Поразмышлять можно было и ночью, а контакт с неизвестным Взглядом прервался. У Немо мелькнула мысль, а не поделиться ли с Китом новой странностью, но, когда он, так же не глядя, протянул ей наушник, тут же отбросила ее. Кит не Пакость. Ему это просто неинтересно.

Белая капсула была великовата, и Немо пришлось придерживать ее возле уха пальцами. С первых же нот она поняла, как истосковалась по музыке за время пребывания в «Еце». Она прикрыла глаза и улетела в мир, сотканный лишь из звуков и порождаемых ими образов.