В настоящих сказках песни обладали волшебной силой. Они могли подчинить чужой разум и волю, могли разрушить заклинания, могли исцелить и могли разогнать тьму. К сожалению, в этом странном «Еце» в песнях было не больше магии, чем в реальности. Спящая успела перепеть все любимые, которые только могла вспомнить, но ничего не изменилось. Только горло заболело. Настоящая жажда ее не мучила, но она бы не отказалась смочить его холодной водой.

Невозможно длинная ночь все тянулась и тянулась. Может, это от безделья и неопределенности минуты казались часами, но Спящая уже начала думать, что никогда не увидит солнечный свет.

Она соскользнула с подоконника – замурованная в башне принцесса в длинном одеяльном плаще, – прошлась вдоль него на цыпочках, разминая затекшее тело. Сделала несколько танцевальных движений, пару раз присела, потом потянулась к темному потолку и плюхнулась на кровать, с которой и началось ее путешествие. Одеяло обернулось вокруг нее, превратив принцессу в окуклившуюся гусеницу. Наружу торчала только голова и грязные ноги, которые чистюля Спящая не могла положить на белую постель.

Она не могла знать, но в этот момент в другом, настоящем «Еце» дверь спальни распахнулась, и Кит, Пакость и Лис уставились на Шестого, который сидел на полу перед пустой кроватью и завороженно на нее таращился.

Спящая их не видела и не слышала. Ее способность наотрез отказывалась работать здесь. Сколько ни представляла она старый любимый «Ец» – никак не могла совершить обратный переход. Тем не менее она старалась не уходить далеко от этой комнаты, надеясь, что в какой-то момент сможет вернуться обратно.

Спящая поерзала немного и улеглась, свесив с кровати ноги, почти копируя свою позу, в которой сюда переместилась. Не успела она расслабиться, как дверь медленно отворилась.

– Ты почему больше не поешь? – спросил мальчик, с опаской заглядывая в спальню.

– Настроения нет, – резче обычного отозвалась Спящая, уставшая бегать за ним с расспросами. – Может, поговорим наконец-то?

У нее больше не было никакого желания нянчиться с капризным плаксивым ребенком, и она рассчитывала, что он опять исчезнет на полуслове. Однако мальчишка послушно просочился в спальню и остановился у порога, пряча руки за спиной, как провинившийся школьник. В свете луны на его круглых щеках блестели свежие дорожки от слез. Стоило бы уже привыкнуть, но его заплаканный вид все же смягчил Спящую.

– Почему ты все время плачешь? – спросила она как можно ласковей, садясь на кровати. – Разве тебя кто-то обижает?

– Обижает, – шмыгнул носом мальчишка и посмотрел на нее из-под упавших на лицо кудряшек. – Пришли… Ходят тут.

Тихий плач послышался в темноте коридора и начал приближаться к незваным гостям покинутого корпуса. Немо попятилась к стене, стараясь отгородиться друзьями от его источника. Шестой испуганно вскочил, но, вместо того чтобы поднимать крик, приложил палец к губам.

– Слышите? Слышите? Они разговаривают…

– Кто? – переспросил Кит, шарящий лучом света в поисках источника плача.

– Спящая и… еще один. – Шестой снова сел на пол и начал пересказывать тихий разговор, долетавший до него через толщу пыльной реальности.

– Это ты о нас? – уточнила Спящая. – О моих друзьях?

– Я не знаю, какие твои друзья… – недовольно пробормотал плакса.

– Их четверо. Точнее, уже пятеро. Рыжий паренек в желтой футболке, стриженая темноволосая девушка, высокий парень в клетчатой рубашке…

– Они! – перебил ее Плакса, которого мысленно Спящая теперь называла именно так, и громко всхлипнул. – Они сюда пришли! В мой дом! Зачем? Я их не звал!

– Они же не знали, что это твой дом, – мягко возразила Спящая. – Иначе не влезли бы в него, не спросив разрешения у хозяина.

Она очень сомневалась, что Пакость бы остановили запреты такого рода, но мальчишке не обязательно было это знать.

– Мы просто временно живем здесь, и нам интересно узнать больше об этом месте, – продолжила она с улыбкой. – Мы не хотим ни с кем ссориться. Простишь нас за вторжение?

Плакса недоверчиво посмотрел на нее блестящими глазами и неуверенно кивнул. Разговор у них выходил рекордно длинный, «хозяин» корпуса не собирался убегать, и она приободрилась.

– Ты как сюда попал? – спросила она совершенно ровным тоном, стараясь не показывать, как волнует ее этот вопрос.

Плакса пожал плечами. Он переступил с ноги на ногу, посопел, потеребил рубашку и неохотно ответил:

– Убежал. Мне не нравилось там, и я убежал сюда.

– Не нравилось в лагере? Тебя отправили отдыхать, да?

По прикидкам Спящей, Плакса переместился во второй «Ец» еще тогда, когда лагерь работал. Его неохотный кивок только подтвердил ее подозрения. А это означало, что мальчишка провел здесь в заточении много лет, совершенно не меняясь внешне. Его одежда и обувь были чистыми и как раз ему впору, значит, в этом «Еце» время словно не существовало.

От собственных догадок Спящей стало совсем дурно. Она считала плачущего ребенка кем-то вроде Тук-тук-тука, а он оказался ее товарищем по несчастью. За исключением того, что Спящую вполне устраивал реальный «Ец».

Проникнувшийся к внимательной слушательнице доверием, Плакса сел на краешек кровати рядом с ней, сложив на коленях пухлые ладони.

– Со мной никто не хочет дружить. Только дразнят и обижают. – Он стиснул розовый кулак. – И в школе никто не хотел дружить, и здесь… А еще они не верили, что я могу гулять, куда захочу, если засну! Куда захочу! А я могу! И это не сон, а на самом деле! Был в кровати, раз – где захочу. Я жирафа трогал настоящего и был в настоящей Антарктиде! – Плакса со свистом вытолкнул воздух, и его круглые щеки немного уменьшились в размерах. – Веришь мне?

– Верю, – с жаром отозвалась пораженная Спящая, узнав силу, если не дублирующую ее, то очень-очень похожую. – Честно, верю!

– А потом они меня совсем достали! – продолжил он возмущенно. – Взяли и попрятали мои вещи. Знаешь, сколько я их искал? Мне больше не хотелось там быть, и я заснул и попал сюда, – завершил рассказ Плакса, похлопав по кровати ладонью. – Тут мне все нравится, и меня никто не обижает.

– А по родным не соскучился? – осторожно спросила Спящая, подтверждая свое предположение насчет застывшего времени.

Плакса, как она и ожидала, потряс кудрями:

– Не-а… Я вернуться могу, как только захочу.

Он никак не мог соскучиться, так как не чувствовал прошедшие годы. Видимо, это место могло как-то особенно влиять на тех, кто пробыл тут достаточно долго, и они совсем теряли ощущение времени. Спящая не могла знать точно, правда ли Плакса может снова вернуться в свое время, но очень в этом сомневалась. Если он не вернулся, то что обнаружили утром его соседи по комнате? Бездыханное тело или просто пустую постель? Может, именно из-за этого чудовищного случая «Ец» однажды просто закрыли?

Плакса, ни капли не подозревающий о том, что творится в голове гостьи, доверчиво смотрел на нее, временно даже забыв о слезах.

– Когда я вернусь к своим друзьям, я попрошу их больше сюда не ходить, – совладав с собой, пообещала Спящая и постаралась подкрепить слова улыбкой. – Ты же отпустишь меня?

– А я разве тебя держу? – удивился Плакса. – Мне, наоборот, не хотелось, чтобы ты тут была.

Сказка о несчастной пленнице с грязными ногами с треском развалилась на части.

– А я не знаю, как мне вернуться… – прошептала она, холодея.

Единственный шанс Спящей выбраться отсюда теперь заключался в ее барахлящей силе. И никакой поддержки извне. Девушка никогда не верила в сказки Лиса и существование Короля Змей, но в таком удивительном месте трудно было о них не вспомнить. Может, прошло слишком мало времени, а может, нужно было звать мудрую змею днем, а не среди ночи, но ответ на свой вопрос она так и не получила до сих пор.

– Так ты тут надолго? – вкрадчиво поинтересовался Плакса, придвигаясь немного ближе.

Судя по всему, он еще не определился, устраивает ли его это, или он категорически против.

– Не знаю, – покачала головой Спящая. – Не знаю…

Вот сейчас была ее очередь рыдать вместо продолжения разговора. Можно было бы еще топать ногами, кричать: «Я хочу домой!» – и крушить мебель, выплескивая досаду, но вместо этого Спящая просто уткнулась лицом в ладони, выискивая в себе крупицы оптимизма. Плакса затих рядом и только время от времени шмыгал носом.

Далеко-далеко, где-то за черной зубчатой стеной сосен зазвенели хрустальные колокольчики. Звук, которого не было в «Еце» настоящем, плавно плыл к ним из ночи, величественный и неспешный. Первое время Спящая даже не обратила на него внимания, но колокольчики все пели и пели, сообщая о приближении чего-то не виданного ранее и совершенно волшебного.

Когда девушка отняла руки от лица, то сразу заметила, что в спальне намного светлей. И этот свет не имел совершенно никакого отношения к надвигающемуся рассвету, который предваряет свой приход мутной серостью. Свет был мерцающий, холодный, словно все звезды на небе неожиданно увеличились в размерах. Мягко и бесшумно, будто повинуясь чьей-то осторожной руке, распахнулось окно, и хрустальные колокольчики зазвенели совсем рядом.

Немо задохнулась от переполняющих ее ощущений и схватилась за стену. Ноги у нее подкосились. Лис радостно пискнул и захлопал в ладоши, исполняя вокруг сидящего в растерянности Шестого диковинную боевую пляску.

– Что это? Что это за музыка? – спросил у него новичок. – Я никогда не слышал ничего красивее…

– Это не музыка! – воскликнул Лис, не прерывая своих прыжков и притопов. – Это крылья шумят!

Невероятной красоты птица с длинным пышным хвостом, сияющая светом звезд, опустилась на подоконник и сложила огромные крылья. Мелодия сразу же стихла.

Ее очертания немного расплывались из-за света, который лился от ее оперения, но все-таки она была точно такой же, как на рисунке Лиса. Сестра сказочной жар-птицы, источающая холодное сияние, увенчанная диадемой-хохолком, как в давнем сне Спящей, внимательно смотрела на нее с окна, по-птичьи повернув голову. Глаза у нее мягко поблескивали, а взгляд был человеческий, пронзительный.

– Я ее пару раз видел… – пробормотал Плакса. – Но близко – никогда раньше.

Спящая уже не слышала его слов. Она смотрела на птицу в ответ, и слезы высыхали на ресницах, не пролившись. Ноги сами понесли ее через комнату к окну, рука, словно движимая чужой волей, потянулась и коснулась сложенного крыла. Странное ощущение невозможно было сравнить с каким-либо другим. Под пальцами Спящей оказался звездный свет. Это было одновременно как легкий дождь, не оставляющий влажных поцелуев, как весенний ночной ветерок, несущий запахи первых цветов, и как вечерний воздух после ливня. Птица не отстранилась, только выгнула шею, взглянув на девушку еще раз, и прильнула к ее ладони. Затаив дыхание, Спящая погладила ее перья и, повинуясь повелительному повороту птичьей головы, низко склонила голову.

Зазвенели колокольчики. Холодный свет звезд затопил спальню. Огромные крылья раскрылись шатром и укрыли опущенные плечи девушки.

– Я, наверное, сейчас уйду… – бросила она Плаксе, не поднимая головы.

И крылья разрослись, засияли ярче и сомкнулись над Спящей, скрыв ее всю.

– Она настоящая, – выдохнула Спящая и обессиленно осела на пол, прежде чем ее подхватили заботливые руки. – Настоящая…

– Конечно настоящая, – беспечно отмахнулся Лис – единственный, кого не удивило ее появление. – Разве у Лиса бывают ненастоящие сказки?