Шестой совершенно не хотел лезть в темное, заброшенное и, может, даже аварийное здание. Делал он это только ради того, чтобы хоть как-то помочь в поиске единственной из этой компании, кто был ему симпатичен. А еще он очень не хотел отрываться от коллектива.

Помня предупреждение Немо, он не отреагировал на вопли Пакости и, пропустив всех остальных, подошел к лестнице последним. Мобильный у него тоже был при себе, и даже со слабеньким фонариком, что помогло ни разу ни за что не зацепиться. Одно плохо – он был тяжелым и скользким, и в конце концов Шестой сунул его в карман, чтобы не разбить. Лестница оказалась крутой, проржавевшей и очень неудобной. Он поднимался по ней, держась одной рукой за стену, а другой за шаткие перила. Когда вторая рука проваливалась в пустоту, Шестому казалось, что он падает. Он двигался не спеша, нашаривая ногой каждую следующую ступеньку и стараясь не вдыхать кисловатый запах ржавого металла. Из карманов шедшего впереди Лиса все время выпадали мелкие шишки и катились новичку под ноги. Шестой слышал, как они стучат по ступенькам и падают в траву, и очень боялся поскользнуться на одной из них. Рыжий, к счастью, не обращал на потери никакого внимания. Если бы он начал наклоняться за каждой, то точно бы спихнул шедшего позади.

Вверху плясали белые светлячки горящих экранов, скрипела старая входная дверь. Там спорили, звали Спящую, Кит и Пакость уже из-за чего-то поругались.

Неожиданно Лис остановился, повернулся и, склонившись к уху новичка, спросил шепотом:

– А зачем мы сюда идем?

Шестой даже оторопел. Ладно он прибыл только вчера и не успел привыкнуть к местным странностям. Но Лис…

– Спящую ищем, – ответил он растерянно.

Лис задумчиво почесал нос, сокрушенно покачал головой и продолжил подъем. Шестой двинулся за ним несколько секунд спустя, больше не желая ни с кем разговаривать. Он донимал Пакость и прочих вопросами только потому, что еще не отошел от встречи с уродцем-котом и ужасно нервничал. Но раз ему никто не желал отвечать – не стоит и утруждать себя попытками разобраться.

Запертую дверь Шестой преодолел последним. Физические упражнения никогда не были его коньком, но высокий рост пришел на выручку, и препятствие далось с легкостью. Внутри было ужасно грязно, мрачно и холодно, а картины, которые появлялись в трех пятнах света, походили на декорации к фильму ужасов. Тени расширяли трещины, превращали отметины отпавшей штукатурки в гниющие болячки, оборванные провода – в когтистые тонкие пальцы, мусор на полу – в частокол зубов. У Шестого никогда не было особо богатой фантазии, но здесь и этой хватало.

– Спящая!

– Спящая, ты тут? Отзовись!

– Спящая! Ау! Спящая!

Шестой ускорил шаг, догоняя спутников. Темнота плескалась у его ног, вот-вот затянет, как трясина, туда, где нет больше ничего, кроме бесконечной черноты.

– Ничего не чувствую… – Шепот Немо прозвучал громче любого крика. Все шаги затихли, боясь заглушить его. – Я не чувствую Спящую. Совсем.

– А реветь не хочется? – уточнил Пакость откуда-то из угла. Желтый свет на короткий миг осветил его лицо. – Если захочется – кричи.

– Непременно, – пообещала Немо, двигаясь дальше.

Шаги и огонек отдалились. Она уже была где-то возле лестницы. За ней, шлепая босыми ногами, побежал Лис, застучали друг о друга привязанные к поясу кроссовки.

Шестой остался один на один с темнотой. То чувство, которое он испытывал, даже не было, по сути, именно страхом. Ему не хотелось зажигать фонарик, чтобы снова увидеть мрачные стены здания, которые только усиливали это ощущение. Ощущение ненужности, отчуждения, словно само здание каждой трещиной, каждым пятном, каждой чешуйкой облезшей краски настойчиво твердило: «Прочь отсюда!» Шестой не слышал эти слова, но они сами возникали у него в голове – не грозные, больше похожие на истеричные выкрики.

«Прочь отсюда! Прочь! Прочь! Прочь!»

Он потряс головой, пытаясь избавиться от неясного внушения. Это не похоже было на призрака. Что-то другое и совсем незнакомое.

А потом в возникшей неожиданно тишине он услышал приглушенный голос. Кто-то тихо пел где-то совсем рядом, за закрытой дверью одной из ближайших спален. Шестой прикрыл глаза, весь обратился в слух и двинулся к источнику звука, выставив перед собой руки. Под ладонями оказалась опухшая от сырости и времени дверь. Эту дверь уже открывал Кит или Пакость, но они не обладали такой способностью. Голос звучал именно оттуда. Узнаваемый, хоть и звучащий непривычно голос стал громче, когда он вошел в спальню.

Спящая пела так, как поют только для себя, чтобы не чувствовать себя одиноко, чтобы разрушить тишину. Она находилась теперь где-то прямо перед ним. Нелепо пригнувшись, чтобы в случае чего не споткнуться об оставленную здесь ветхую мебель, Шестой как зачарованный пошел на звук. Наверное, именно так моряки плыли на голоса русалок и разбивали корабли о камни. Вот только вместо моря была просто грязная комната, вместо моряка – он, которого укачивало даже от одного вида волн, а вместо русалки – потерявшаяся непонятно где девушка.

Спящая пела уже почти ему на ухо, еще немного, и его руки могли бы коснуться ее волос. Шестой открыл глаза и увидел прямо перед собой грязное оконное стекло. Подоконник под ним был так же грязен и пуст, но голос Спящей доносился именно с него.

– Ты меня слышишь? – осторожно спросил Шестой у пустоты.

Спящая замолчала. Ощущение ее присутствия никуда не делось: невидимая и неосязаемая, она продолжала сидеть на подоконнике, одновременно находясь и отсутствуя здесь.

– Спящая, – снова осторожно позвал Шестой. – Спящая, ты слышишь меня?

За его спиной с хриплым воплем распахнулась дверь, и в комнату, судорожно озираясь и светя по сторонам мобильником, забежала вполне реальная и материальная Немо.

– Ты нашел ее?! Где?!

– Не нашел… Она здесь, но я ее не вижу.

Потом Шестой увидел, как меняется лицо девушки, в свете мобильного кажущееся еще бледнее. Только что Немо внимательно прислушивалась к себе, но тут же уголки губ опустились и брови сдвинулись, выдавая внезапную тоску.

– Я тоже не вижу, – тихо произнесла Немо. – Но чувствую… Она здесь.