Глава 4
Туман
В Подмосковье стояла глубокая промозглая осень. После нее жизнь в Абхазии обернулась волшебным возвращением в лето. Семью Лазаревых поселили в общежитии для персонала санатория, выделив им три комнаты. Дмитрий на следующий же день после прибытия вышел на работу. Нашлась работа и для Маши. Трехлетнего Сашку отдали в детский сад. Потекла спокойная, без стрессов, сигналов тревоги и экстренных ситуаций жизнь. Дмитрий понял, что отдохнуть от жизни в Подмосковье требовалось в первую очередь ему самому, и в очередной раз поблагодарил своего директора Николая Петровича за оказанную помощь.
Влажный климат субтропиков действовал расслабляюще. Дмитрий следил за женой и отмечал, что она, обычно напряженная, становится все спокойней. Отсутствующее выражение, которое часто не сходило с ее лица, появлялось все реже и реже. В глазах проснулся настоящий, не механический, интерес к окружающему. Маша с любопытством разглядывала местные растения, иногда подходила к ним, гладила листья, то мягкие бархатистые, то гладкие, жесткие восковые. А потом вдруг начала собирать гербарий, изучать флору, рассказывать о своих изысканиях Дмитрию. Лазарев не знал, радоваться ли внезапному увлечению жены или нет. Но он замечал, что, когда Маша занималась своим хобби, на ее лице проскальзывала легкая, почти счастливая улыбка, которую он уже очень давно не видел. Вот только сына Маша по-прежнему игнорировала.
Дмитрий, освоившись на новом месте, познакомившись с коллегами, осторожно поинтересовался насчет решения их семейных проблем. В итоге ему порекомендовали по знакомству психолога. Маша сначала отпиралась и не хотела идти. Но потом все же согласилась. Полгода почти ничего не происходило, а потом Дмитрий заметил, что супруга стала терпимее относиться к сыну. Они даже вместе стали гулять. Сашка собирал для гербария матери листья, проворно в свои уже четыре года лез на деревья, чтобы сорвать листики покрасивее. Приносил ей цветы, стебельки трав и кусочки коры. Вечерами и в выходные дни они гуляли по берегу моря. Дмитрий и Маша сидели, обнявшись, на берегу, а Сашка носился у самых волн, рискуя замочить сандалии, собирал камушки и ракушки, кидал «блинчики», когда на море лежал штиль. Маша улыбалась, и Дмитрию показалось, что все ужасы, пережитые ими, теперь позади.
Несколько раз звонил Николай Петрович, спрашивал, как у Дмитрия дела, звал обратно на работу, в шутку говоря, что вот не дождется своего помощника и сделает карьериста Борового своим замом. Лазарев отшучивался. Пару раз закрадывались мысли вернуться, продолжить научную деятельность, но Дмитрий тут же выкидывал их из головы. Он больше не хотел рисковать счастьем своей семьи.
А потом, спустя два года, случилась катастрофа. Маша забеременела. Когда Лазарев узнал, то едва не поседел. Перед глазами яркими страшными картинками замелькали старые воспоминания. Он-то думал, что они забылись, пропали, как страшный сон, но они поперли из подсознания, точно убийственный коллоидный газ из подвалов. Эти переживания довели его до такого отчаяния, что он стал уговаривать Машку сделать аборт. Жена смотрела на него с непониманием.
– Я люблю этих детей, – ответила она. – Зачем ты так, Дима?
– Детей? – поразился Дмитрий.
– Да, их двое будет, мальчик и девочка. – Маша счастливо улыбнулась. – Все хорошо, поверь.
Лазарев озадаченно смолк, переваривая информацию: «Срок-то маленький совсем, внешне даже еще не видно, что Маша беременна, – думал он. – Откуда она узнала про двойню? – Ответ, приходящий ему на ум, пугал. – Нет, Машка не излечилась на самом деле. Ее тихое безумие временно ушло куда-то в глубину души. И вот теперь опять проявилось». Лазарев и сам снова погрузился в непонятное, какое-то потерянное состояние. Он не знал, что делать. Оставалось только ждать. Несмотря на панику, где-то внутри него все равно жила надежда, что ничего страшного не случится, что у Сашки появятся брат с сестрой и они останутся той же счастливой семьей, какой были до новостей о беременности Маши.
Проходило время. Врачи, ведущие Машу, подтвердили, что будет двойня. Она ходила последние недели, сияя от счастья. А Дмитрия по десять раз на дню кидало в холодный пот. И он лишь выдавливал из себя улыбку, чтобы показать жене, что радуется предстоящему событию.
В приемной родильного отделения было пусто. Громко тикали настенные часы. Дмитрий бросил на них уже, наверное, сотый взгляд, когда из операционной послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась. В боковой кабинет пробежали две медсестры, прижимая к лицам платки. Дмитрий уловил запах нашатыря.
«Вот оно», – подумал он почему-то совершенно равнодушно.
В коридоре вновь послышались шаги. Перед ним остановился акушер. Южный загар будто исчез с его смуглых щек. В руке у врача Дмитрий так же увидел судорожно сжатый пальцами флакончик нашатыря.
– Дмитрий Владимирович… – дрожащим голосом начал акушер и не нашел слов.
– Мы побывали в Зоне, – устало объяснил Лазарев. – Порой у людей, которые там побывали, рождаются мутанты. Вы слышали о таком?
Дмитрий самому себе подивился – насколько он спокойно и холодно произнес все это.
– Вы знали? – с ужасом и почему-то шепотом произнес акушер. – Но что же теперь делать-то?
– Маша хотела этих детей. Она без них совсем сойдет с ума, – произнес Лазарев. – Они… живы?
– Живы, – выдавил из себя доктор. – Но это же не люди. Щенки какие-то! – И тут же поправился: – Простите, простите меня, ради бога!
– Покажите.
– Пойдемте. – Акушер, уже не скрываясь, нюхнул из флакончика. – Я, честно говоря, не знаю, что делать. Наши все разбежались…
Они зашли в родильное отделение. Перед ними открылась странная картина. Машка в наброшенном на нее больничном одеянии стояла у раковины и обмывала водой новорожденных. Два лохматых комка с темной шерстью, лапами и острыми ушами.
– И правда щенки. Нет, котята какие-то, – прошептал Лазарев отрешенно.
Акушер покосился на него, сунул под нос нашатырь. Маша между тем обернулась к ним.
– Дима, все прошло отлично, – сказала она, улыбаясь. – А ты боялся. Только врачи что-то все куда-то делись.
Доктор, справившись с шоком, взвесил новорожденных, помог Маше запеленать их. Хотя глаза его все это время были круглыми от изумления.
– Хотите, я вас домой отвезу на служебной машине? – шепнул акушер. – Чтобы никто не видел.
– Боюсь, что нам, скорее, в аэропорт надо, чем домой, – произнес Лазарев. – Лучше вернуться туда, где к такому люди привычны.
– Я довезу. У меня дежурство закончилось, есть свободное время. И не благодарите.
– Все равно спасибо.
Поздним вечером они приехали с Машей в квартиру. Сашка уже давно спал. Дмитрий растолкал сына, стал собирать вещи.
– Дима, почему мы уезжаем? – спросила Маша.
– Меня на старую работу вызвали, родная, не могут без меня в Институте.
– Ну, надо так надо.
Она принялась помогать запаковывать вещи. Сашка, сонный, со всклокоченными волосами, с изумлением уставился на два свертка.
– Что это? – спросил он.
– Твои брат и сестра, разве не видишь? – сказала Маша чуть раздраженно. – Вот они мне совсем не доставили хлопот.
Мальчик посмотрел на мать в полнейшем изумлении, перевел непонимающий взгляд на отца, а потом, зарыдав, убежал в ванную и закрылся там. Никакие уговоры не помогали заставить его выйти оттуда. Дмитрию в итоге пришлось выломать дверь. Он выволок Сашку на улицу, где в машине уже лежали сложенные чемоданы и сидела Маша с «детьми», и, крепко обняв плачущего сына, уселся спереди рядом с акушером.
В аэропорту они проторчали три часа, прежде чем Лазареву наконец удалось купить билеты на ближайший рейс до Москвы. В Шереметьево он взял такси, проигнорировав заломленную шофером сумму. Ученому хотелось добраться побыстрее до Герцена. Любой ценой. Туда, где никто никаких вопросов задавать не будет.
И все же разговоры были. Не так много, к счастью, поскольку Лазарева все уважали и жалели. Когда он вернулся, выяснилось, что Николай Петрович оставил свою должность, уехав в Москву на повышение. А директором Рузского филиала Института стал Боровой. Новый директор принял Лазарева вроде как и с радостью, но, с другой стороны, несколько настороженно.
– Видите ли, дорогой мой Дмитрий Владимирович, – говорил Максим Денисович. – Команду я новую набрал, не могу людей с их мест сгонять. Тем более что вы так внезапно вернулись. Вот если бы на пару месяцев раньше…
– Мне пока на любую свободную должность в Институте и квартиру бы, любую, – сказал усталым голосом Лазарев. – Больше мне ничего не надо.
– Это я вам обеспечу. И будем считать, что мы в расчете.
– В смысле? – не понял Дмитрий.
– Ну как же, слышал, что это вы похлопотали о моем назначении? Это так?
– Так. Что вас удивляет?
– Не ожидал от вас, честно говоря.
– Вы являлись отличным сотрудником, перспективным ученым. Считаю, что я правильный выбор сделал.
– Спасибо. Но… вы же не претендуете на …?
Боровой кивнул на директорское кресло. Дмитрий наконец понял. Директор боялся за свое место. Боялся, что, раз Лазарев вернулся, один звонок Николаю Петровичу – и произойдет рокировка.
– Я же вам сказал. Мне сейчас нужна любая работа в Институте. У меня семейные проблемы, Максим Денисович, мне не до карьеры. Буду признателен, если работа эта, по возможности, будет хорошо оплачиваться, чтобы я потянул прибавление в семействе…
Боровой смотрел на него долгим немигающим взглядом, словно змей, оценивающий потенциальную добычу, размышляя, сможет ли он одним махом проглотить неосторожно приблизившуюся птичку.
– Конечно, Дмитрий Владимирович, работа такая найдется, – с явным облегчением сказал Максим Денисович и почти без паузы, заговорщически понизив голос, продолжил: – А вы, кстати, не слышали? Есть специальный центр по изучению детей-мутантов. Простите, что прямо об этом говорю. Но это избавило бы вас от многих проблем.
– Сдать детей на опыты?
– Дело ваше, конечно. Но вряд ли вас кто-то будет упрекать, если что. Я даже могу порекомендовать вас в такой центр. В Одинцове как раз находится.
– Я в курсе, – холодно отозвался Дмитрий.
– Ну как хотите, – ничуть не смутившись, проговорил директор. – Но если вдруг передумаете, могу вас туда устроить. Там-то на ваше семейство обращать внимания не будут, сольетесь с толпой, так сказать.
Лазареву от этого разговора сделалось противно. Подумалось даже, что надо бы все-таки позвонить Николаю Петровичу. Но он тут же оборвал эту мысль. «Все, хватит, – решил он. – Пора самому уже устраивать свою жизнь, как бы трудно ни было». Боровой смотрел на него, ожидая ответа. Так и не дождавшись, потянулся за листком, написал короткий приказ на бланке, протянул Лазареву.
– Вот, должность старшего научного сотрудника в отделе изучения муляжей. Вы же невролог, вам идеально подходит. И зарплата хорошая. Можете выходить с завтрашнего дня.
– Спасибо, Максим Денисович.
– Ключи от квартиры вам секретарь выдаст. Квартира небольшая, для командированных, но они у нас в последнее время нечасто бывают, так что живите там спокойно. Это лучше, чем в общежитии.
Боровой чиркнул для секретаря записку и также протянул Лазареву.
Лазарев устроил Сашку в школу, в первый класс, сам пошел на работу. Маша сидела дома, полностью уйдя в уход за детьми. Сама шила им распашонки. Сердилась, когда человеческие выкройки не подходили. Выкидывала все и принималась за новое. Маленькие мутанты в это время вполне обходились своей шерстью. А любую одежку с себя сбрасывали.
– До что ж вы за дети такие?! – возмущалась вслух Маша.
Дмитрий обреченно смотрел на новое помешательство жены, и все внутри него сжималось. После очередной неудачи с шитьем Маша расплакалась. Лазарев, сам чуть не плача от жалости к жене, обнял ее, стал гладить по голове, приговаривая:
– Машенька, ну что ты, что ты? Они же у нас как котятки, им одежка не нужна, им и так хорошо и тепло, – шептал он.
– Точно, они же котятки мои. – Маша вдруг счастливо рассмеялась. – Спасибо. А то я все не пойму, почему так?
Она сгребла в кучу выкройки детской одежды, пошла на кухню и выкинула все в мусорное ведро.
– И на улицу их гулять водить не надо, – сказал как можно мягче Дмитрий. – Иначе убегут. Ты лучше с Сашей пройдись. Листья с ним опять пособирайте. А то совсем ты свое увлечение гербарием забросила.
– Сашка – плохой! – выкрикнула вдруг Маша. – Он берет их за шкирки и бросает.
– Он играет с ними, наверное, – возразил Дмитрий. – Не мог он плохое им сделать.
– Мог. И за хвосты их таскал. Ух, получит от меня! – Маша погрозила кулаком невидимому Сашке, который находился сейчас в школе.
– Хорошо, хорошо, я поговорю с ним, он больше не будет. А ты с ним пойдешь гулять, хорошо?
– Хорошо, – согласилась Маша.
Дмитрий подсунул ей альбомы с гербарием, и она, тут же позабыв обо всем, принялась перелистывать страницы, разглядывая листья. Лазарев, едва не наступив на ползающих по полу «детей», вышел на кухню. Его мелко трясло. Он нашел в шкафчике коньяк, налил себе чуть ли не стакан, выпил. И подумал: как ему самому не сойти с ума? На работе – мертвые, покойники, оживленные неизвестной силой Зоны. Не двигается такой живой труп, а потом вдруг раз – и повел рукой, а ты готов поседеть от неожиданности. Или вдруг поднялся такой мертвец и пошел куда-то. А ты должен его остановить, вернуть на место, изучать дальше…
Сотрудники в отделении постоянно менялись – не выдерживали долго на такой работе. Дмитрий один держался. Год уже как держался. Но и у него тоже уже нервы стали сдавать. Ему мерещилось, что жуткий замогильный запах с работы преследует его и дома.
На следующий день Лазарев поймал сына за злодеянием. Он действительно хватал «котяток» за шкирку, кидал их жестоко на пол. Маша в это время спала и ничего не видела.
– Так вам и надо, уродцы, чтоб вы сдохли, – тихо ругался семилетний мальчик, поглядывая в сторону спящей матери и явно что-то замышляя.
Лазарев украдкой наблюдал за ним, пораженный неприятным открытием. Сашка между тем потащил «зверят» к окну. Дмитрий в последний момент остановил его, когда понял, что тот действительно собирается выбросить «котяток» с пятого этажа. Пойманный, Сашка испугался и заплакал, говоря, что они же котята, а котятам ничего не будет, если их бросить с высоты. И вообще – у кошек девять жизней.
Проснулась от шума Маша. Она почему-то сразу поняла, что случилось, бросилась на Сашку, схватила его за шею, принялась душить. Дмитрий едва растащил их. Потом собрал вещи сына, бросил ему куртку.
– Поживешь пока у дяди Захара! – отчеканил уставший глава семейства.
– Почему?! Пусть они живут! Почему я?! – закричал мальчик.
Но Дмитрий, который был уже не в силах что-либо ему объяснять, вытолкал его в подъезд, потащил упирающегося сына за руку. Когда они вышли на улицу, Сашка сопротивляться перестал, просто шел рядом и всхлипывал.
– Я домой хочу. Не хочу к дяде Захару.
– Мама успокоится, и вернешься, – ответил устало Дмитрий.
– Не успокоится она! – возмутился Сашка. – Она меня ненавидит. Из-за них!
– Если бы ты их не мучил, все было бы хорошо.
– Я их не мучил. Но она все время им говорит, как любит их, а про меня им говорит, что я плохой, неправильный. Что меня отдать обратно надо!
– Куда отдать? – не понимая, спросил Дмитрий.
– Туда, откуда меня принесли. В Зону!
Лазарев резко остановился, развернул за плечи сына к себе. В глазах мальчика стояли слезы.
– Кто тебе такое сказал?
– Мама и сказала! Что меня там нашли.
– Глупости какие! И ты поверил?
– Поверил.
– Почему?
– Мама сама этого не помнила. Но она взяла меня и пошла к Боровому. Сказала ему, что сомневается, что я ее сын. Потому что не помнит, откуда я взялся. Потребовала доказательств.
Дмитрий остолбенел, потрясенный услышанным.
– Что за чушь? Почему Боровой? Откуда он-то это может знать?
– Он ей показал какие-то документы. Она их прочитала и сказала, что так и знала, что я подкидыш. Ушла, бросила меня там. Боровой меня потом сам домой привез.
Лазарев почувствовал, как руки сжались в кулаки.
– Пойдем к дяде Захару. Посидишь у него пару часов, потом домой тебя заберу.
Оставив Сашку у сержанта пить чай и смотреть интересные книги с картинками, Дмитрий направился к административному корпусу. Была пятница, короткий день, и он боялся, что не застанет Борового на месте. Но тот сидел в своем жутко прокуренном кабинете, разбирал бумаги.
– Здравствуйте, Максим Денисович, ненадолго отвлеку вас?
– А, Дмитрий Владимирович! Давно что-то вас не видно. Но слышал, что с работой отлично справляетесь! Думаю, премию вам выписать.
– Спасибо, но я по другому поводу пришел. К вам моя жена заходила?
– Да, месяца два назад. Честно говоря, я надеялся, что не все так плохо с ней, но увы. Искренне сочувствую вам, Дмитрий Владимирович.
Лазарев смотрел на Борового и пытался понять, сопереживает ли ему тот в действительности или же внутренне насмехается. «Нет, нельзя так думать, – тут же осадил он сам себя, – иначе у самого разовьется паранойя». И сказал вслух:
– Что вы ей показали такое, что она считает теперь Сашку подкидышем?
– Ничего такого. Я, наоборот, надеялся, что отчет о том походе ее вразумит.
– Какой отчет?
– О том, как вы ходили в Рузу. Ваши показания подшиты к общему отчету по дню, когда Зона расширилась. Я эти документы изучал, простите уж меня, по долгу службы.
– Можно мне взглянуть? – спросил Дмитрий.
– Можно, для вас это не секретная информация, вы же сами свидетелем тех событий оказались.
Боровой с готовностью достал одну из пухлых папок, раскрыл примерно на середине и передал Лазареву.
– Вот с этого места примерно.
Дмитрий посмотрел на документы. Действительно, тут были подшиты их отчеты: его, Зарубина, каждого из солдат сержанта, даже Бродяги. Ничего, кроме описаний их похода в Рузу. И только в своем отчете Дмитрий поведал о том, как чуть не потерял младенца, ускользнувшего в туман. Теперь Лазарев смотрел на строки, написанные им самим, и не понимал, почему допустил такое – отразил в отчете эмоции: про туман, страшное лицо… Наверное, на самом деле находился под сильным впечатлением от произошедшего. Сейчас бы он написал все по-иному, опустив детали.
– Вы простите меня, Дмитрий Владимирович, – нарочито мягко сказал Боровой. – Я действительно не знал, что ваша жена так впечатлительна. Но, надеюсь, все наладится. Хотите, перепишите свой отчет стандартным канцелярским языком, и мы покажем ей его еще раз? Скажем, что ей привиделось…
– Нет, не стоит. Это только еще больше усугубит конфликт. А то еще и другие подозрения пробудит. Спасибо и извините за беспокойство.
Лазарев вышел вон. Направился к Зарубину. Сашки у него не оказалось.
– Маша забрала его, – сказал сержант и, увидев выражение лица гостя, спросил: – Все у вас нормально, Дмитрий Владимирович?
– Да. Наверное. Если что, зайду еще.
Дмитрий поспешил домой. Внутри росла тревога, в итоге он перешел на бег, взлетел по лестнице на пятый этаж, ворвался в квартиру. На диване, прижавшись друг к другу, спали близнецы. Маши и Сашки дома не было. Дмитрий бросился обратно к Захару. На «газике» они проехали по всему поселку, останавливаясь, когда видели возвращающихся с работы людей, спрашивали про Машу и Сашку. Но их никто не видел.
– Поехали на КПП, там спросим. – Зарубин развернул «газик» и повел машину к посту военных на выезде из поселка.
На КПП выяснилось, что Машу и Сашку видели: они на попутке поехали то ли в Голицыно, то ли в Одинцово.
– Куда поедем-то, Дмитрий Владимирович? – спросил Захар. – Может, она действительно в Одинцово поехала? К врачу своему? Что у вас случилось-то?
– Даже не знаю, Захар…
Зарубин терпеливо ждал, потом завертелся, поглядывая в зеркало заднего вида.
– Кажется, к нам. Знакомый мой один.
К ним подбежал запыхавшийся сталкер.
– Везде вас искал, – заговорил он, торопливо опустив приветствие. – Вы Машу Лазареву ищете? Она тут в бар к Одноногому приходила. Попросила его, чтобы кто-нибудь отвел ее в Зону. Чтобы она там поддельного сына на настоящего обменяла.
– И что же? Ее домой никто не отправил? – хмуро спросил Захар, с тревогой поглядев на Дмитрия.
– Над ней смеяться стали. Убогая же. Простите. Но она возьми и выложи Одноногому кругленькую сумму. Он помялся, помялся, потом кому-то сказал, чтобы прокатили ее до Старой Рузы и обратно. С КПП же все равно развернут. А ей же пообещал, что его человек проводит ее в Зону. Деньги забрал, – сообщил сталкер и быстро, словно оправдываясь, добавил: – Если бы я находился в баре, не допустил бы. Мне Неон сейчас рассказал.
– Гад этот Одноногий! – выругался Захар. – Дмитрий Владимирович, вы не переживайте, сейчас людей подниму, догоним их.
Маша довольная сидела на переднем сиденье, с нетерпением смотрела вперед. Сталкер угрюмого вида, грызя зубочистку, гнал машину по Старорузскому шоссе.
– Куда мы едем? Зачем? – захныкал Сашка на заднем сиденье.
– К папе твоему едем. Он в Старую Рузу срочно уехал. Один его мертвец туда убежал из лаборатории, – ответила мать.
– Какой мертвец? – Сашка вытаращил глаза.
– Ты что, даже не знаешь, где папа работает? – Машка фыркнула. – Он трупы живые изучает.
Сталкер на миг отвлекся, покосился на пассажирку.
– Эй, мамаша, ты бы поаккуратнее. Сама не в себе, так и ребенка туда же, психом сделать хочешь?
Маша, обидевшись, смолкла на несколько минут, подперев щеку локтем, снова уставилась на дорогу впереди.
– Я к папе хочу, – пискнул Сашка.
Сталкер поглядел на него через зеркало заднего вида, поморщился, уже жалея, что впутался в это дело. Но раз Одноногий пообещал простить его долг, он готов был провести немного времени в компании этой сумасшедшей женщины. Где-то впереди за поворотом дороги вдруг мелькнули маячки военных машин.
– Вот черт! – Сталкер мгновенно понял, в чем дело.
Автомобиль, резко развернувшись, съехал с обочины, запрыгал по бездорожью. На всей скорости въехал в густые заросли и замер. Водитель обернулся, но сзади их надежно скрыли ветви кустарника. Внезапно хлопнула дверь. Он не успел обернуться, а Маша уже выскочила из машины, вытянула оттуда Сашку, потащила за собой.
– Эй, дамочка! Куда?! – заорал сталкер.
– На кудыкину гору! – засмеялась истерично Маша и зашептала Сашке: – К папе, к папе мы идем. Здорово я его обманула?
Сталкер дернулся было, чтобы догнать ее и вернуть, но потом вспомнил про военных, спрятанные в дверях своей колымаги артефакты, и, плюнув, остался сидеть на месте.
Сашка, хныча, плелся за матерью, не понимая, кого она обманула. Этого страшного на вид сталкера? Или про папу она говорила? Он ойкнул несколько раз, когда ноги стегануло крапивой.
– Мама, тут крапива! Вот там лучше пойдем!
Он указал куда-то в сторону небольшой рощицы.
– Отлично, хороший путь нашел, – похвалила Маша. – Там нас никто не увидит.
Они вошли в лесок, раскинувшийся над их головами, зашагали по тропе, похоже, вытоптанной какими-то животными. Дорожка привела их к зарослям камышей, которые тихо шумели на ветру. До беглецов доносился запах реки.
– Руза, – завороженно прошептала Маша. – Пойдем, она нас куда надо выведет.
Они побрели вдоль берега вверх по течению. Перешли по старому прогнившему подвесному мостику на другую сторону. Впереди в небе оранжевый шар Солнца медленно погружался в серую хмарь, висевшую над Зоной.
– Уже вечер почти, – устало сказал Сашка. – Долго еще идти?
Он остановился и присел на поваленное старое дерево. Маша огляделась.
– Нет, не долго. Давай в сталкеров поиграем. Мы ведь давно с тобой не играли?
– Давно. Но нас папа потерял.
– Папа мертвеца потерял, не нас, – сказала Маша. – Пока он занят, мы поиграем.
Сашка от ее слов подскочил, завертел головой.
– А вдруг мы потерявшегося мертвеца встретим?
– Придется от него убегать. Давай проверим, как быстро ты бегаешь. Побежали!
Она припустила вперед. Сашка с криком «Подожди меня, мама!» бросился следом. Зеленая трава вдруг исчезла, захрустела под ногами. Маша остановилась, подождала, пока сын добежит до нее, взяла его за руку и потащила дальше. Лицо ее сделалось серьезным.
– Мама, куда мы идем? Тут странно…
– Тшш, – шикнула на него Маша. – Ты забыл? Мы в сталкеров играем.
– Мне тут не нравится. Давай вернемся?
– Но сначала нам надо найти его.
– Кого?
– Это сюрприз.
Сашка, нахмурив лоб, оглядывался. Где-то справа мальчик увидел заброшенный город. Маша построек не заметила, пошла дальше, срезая путь между холмами, вокруг которых река делала широкий круг. Сашка вдруг встал как вкопанный, дернул мать за руку.
– Туда нельзя. Там плохо.
Маша посмотрела вперед.
– Ничего не вижу.
– По холму пойдем, там безопасно, – сказал он и потянул ее за собой.
– А, ну да. Мы же в сталкеров играем, – вспомнила Машка.
Холм был приземистый, но и его небольшой высоты хватило, чтобы осмотреться. Маша увидела Рузу. Лицо женщины на миг исказилось от ненависти к этому городу. Потом Маша закрутилась на месте, поняв, что потеряла направление и то место, к которому так упорно шла. Она даже заплакала от разочарования. Но тут взгляд ее наткнулся на клубящийся вдалеке туман. На реке пелены не наблюдалось, а вот там, где находилось Рузское водохранилище, серело целое туманное море.
– Туда нам надо! Проведешь?
Совершенно вымотанный Сашка сидел на камне, стегал подобранным прутом длинные, торчавшие из растрескавшейся земли травинки.
– Туда не пойду.
– Почему?
Мальчик не ответил. Маша достала из рюкзака бутерброды, термос с чаем и несколько конфет.
– Ешь, а то не дойдешь.
Они съели по бутерброду. Попили чаю. Сашка конфеты сунул в карман.
– Пошли, пошли, а то не успеем, – заторопила его Маша. – Ну, веди безопасным путем.
И Сашка повел. Рассеянно хлестал прутом травинки, шел вперед к далекому туманному озеру. Мальчику было не по себе. Но рядом шла мама. Хотя она в последнее время не очень-то любила его, кричала и обзывала странными, непонятными ему словами. «Это все из-за котяток, – подумал он. Потом нахмурился, обернулся, как ему показалось, в сторону дома. – Нет, я вернусь и все-таки выкину их из окна. Они не люди. Они непонятные слепые, копошащиеся на полу создания. Папа посердится, конечно, но простит. Папа меня любит. – Он посмотрел на Машу. – И мама полюбит. Снова. Когда ЭТИХ не будет».
Солнце между тем совсем скрылось в серой хмари. По земле расползлись странные тени. Сашке стало совсем жутко. Где-то впереди вздыбилась дамба водохранилища. Через край дамбы перетекали струи тумана, как из чаши, наполненной жидким азотом. Беглецы почти дошли до нее, когда Маша вдруг остановилась. Она увидела старый покосившийся крест, который раньше обычно ставили на опасных перекрестках.
– Пойдем-ка, посмотрим, – сказала женщина и потянула сына за собой.
Сашка остановился в паре метров от креста, посмотрел на старую растрескавшуюся древесину, на облупившуюся краску на досках под поломанным резным козырьком, не понимая, что тут могло заинтересовать мать.
– Давай еще поиграем, – сказала Маша. – Тебя будто бы похитило чудовище, а я приду и освобожу тебя!
– Не хочу играть в чудовищ, у нас их дома полно, – буркнул Сашка.
Маша вмиг разозлилась. Теперь, когда она находилась в шаге от своей цели, ей надоело изображать добрую маму.
– Ты сам монстр, чудовище! – закричала она. – Ну ничего, ты сейчас получишь!
Она схватила Сашку за плечо, поволокла к кресту. Мальчик орал, пытаясь вырваться, укусил взбесившуюся мать за руку. Но женщина швырнул его на балку креста. Сашка ударился, сдавленно застонал, обмяк. Маша, придерживая сына одной рукой, другой достала из рюкзака моток веревки. Привязала сына к балке. Проверила на крепость узлы. И облегченно вздохнула: «Теперь надо ждать. Ждать, когда придет Зона и заберет свое дитя. И вернет мне настоящего сына. Которого муж-недотепа проворонил в тумане».
Между тем темнело, и ничего не происходило. Маша нахмурилась, огляделась. Ее опять осенило: Зона всего лишь не замечает их. Женщина сгребла хворост, обломки креста, валявшиеся на земле, соорудила перед своей жертвой костер. Щелкнула кремневой зажигалкой. Весело занялся пересушенный хворост. В отсветах костра Маша увидела, как забурлило озеро, как потекли через край потоки тумана. Все ближе и ближе, направляясь к своей добыче. Маша отступила за крест, поднялась на бугорок, следя за добравшимися до костра белесыми клубами.
– Забирай свое! – выкрикнула она. – А мне верни мое!
Туман лизнул горящий хворост, точно попробовал на вкус, а потом одним махом проглотил, притушив огонь. Ветки и уголья еще чуть светились в серой клубящейся массе, медленно гасли. Жадными щупальцами туман скользнул по ногам мальчика, по волдырям, оставленным на коже крапивой. Сашку обожгло, он очнулся и закричал. В этот миг костер окончательно потух. Машка напряженно вглядывалась в темноту, тщетно пытаясь разглядеть, что происходит. А Сашка все кричал и кричал. Кричал так, что она вдруг сама почувствовала боль. По ее лицу побежали слезы, и вдруг, прорвав стену безумия, к ней пришло понимание, что это кричит ее ребенок, ее сын. И нет больше никакого другого. Она с судорожным всхлипыванием бросилась было вперед, но в этот миг ее вдруг ослепил яркий свет. Женщина прикрыла лицо ладонями.
– Мальчика снимаем! Живее! Живее! Сержант, не вляпайтесь только в эту дрянь!
– Маша, что же ты наделала?! Маша?! – рядом вдруг оказался Дмитрий, он тряс жену так, словно хотел вытрясти из нее всю душу.
Она беспомощно щурилась – в глаза по-прежнему били прожекторы. Потом он ее развернул, и Маша увидело искаженное от ярости, отчаяния и бессилия лицо мужа.
А потом она увидела сержанта и двух сталкеров в защитных костюмах, освобождающих мальчика от пут. Двое подчиненных Зарубина освещали происходящее мощными фонарями. Маша увидела ожоги на теле Сашки, и к горлу ее подкатилась дурнота. Она вдруг вспомнила, как называли сталкеры этот туман. «Поцелуи кракена». Склизкие щупальца тумана впивались в кожу, прожигали плоть до кости.
Маша не заметила, как Дмитрий отпустил ее. Теперь все мужчины склонились над маленьким, тихо стонущим мальчиком.
– Папа, забери меня домой, – прошептал Сашка.
– Заберу, конечно, заберу.
Дмитрий гладил голову сына и плакал. И он ничего уже не мог сделать.
– Дмитрий Владимирович, – тихо произнес Захар. – Нам торопиться надо, уносить его…
Один из сталкеров покачал головой, показывая сержанту, что шансов нет.
– Почему? – тихо спросил Захар.
– Эта дрянь вне Зоны совсем становится злой, начинает пожирать плоть. Вынесем мальчишку из Зоны – от него скелет только останется.
– Не лечится это, сержант, – так же тихо отозвался второй сталкер и отвернулся, посмотрел в сторону тумана, посветил туда фонарем. – Но уходить надо, да. Эта дрянь продолжает надвигаться.
У Зарубина на голове зашевелились волосы. Он посмотрел на Лазарева, на его умирающего сына. Как глупо получилось. Семь лет назад они прошли через такое, вытащили мальчишку из ада. А сейчас…
– Бросить его здесь? – вырвалось у Захара.
Он смотрел на вздрогнувшего от его слов Дмитрия, подумал, понимает ли тот весь ужас ситуации. Лазарев понимал. Ему было так плохо и больно, что он захотел остаться здесь и умереть вместе с сыном. Один из сталкеров положил руку на плечо Дмитрия, с силой сжал.
– Пора…
Другой достал какую-то таблетку, поднес к губам мальчика.
– Съешь, малыш, это чтобы болеть перестало и ты уснул. А когда проснешься, уже выздоровеешь. Договорились?
– Хорошо. А оно не горькое?
– Может быть, совсем каплю.
Мальчик проглотил таблетку.
– Горькое, – сказал он и закрыл глаза.
Дмитрий прислушивался к его дыханию.
– Как я смогу его бросить тут, как? – спросил он самого себя.
Но сталкеры уже оттаскивали его, уводили прочь. Но несчастный отец вдруг рванулся, вырвался из их рук. Бросился назад с отчаянным криком:
– Сашка!
Сталкеры нагнали его, скрутили. В итоге дали под дых и поволокли прочь.
Зарубин дольше других смотрел на распростертую на выжженной Зоной земле крошечную фигурку. Все ждал, когда прервется дыхание мальчика. Но Сашка продолжал дышать. Туман снова наполз на ребенка, укрывая дымным покрывалом. Рядом с Захаром вдруг встала Маша. Только тогда он очнулся, схватил ее за руку и потащил прочь, найдя наконец повод отвернуться от жуткого зрелища.
Они отошли от озера примерно на километр, нашли холм, поднялись на вершину, чтобы не попасть во все больше растекающуюся убийственную туманную реку. Идти дальше в темноте было слишком опасно.
Утром обнаружилось, что Маша пропала. Они пошли по ее следам. Потом сталкеры резко остановились.
– Мясорубка, – тихо сказал кто-то из них.
Дмитрий посмотрел на алый след, широким пятном покрывший землю, отвернулся. На его лице ничего не отразилось. Зарубин вдруг почувствовал вину.
– Дмитрий Владимирович, – голос сержанта дрожал. – Это из-за меня…
– Нет, Захар, ты тут ни при чем. Ты же не знал, что у нас в семье происходит, а я и не рассказывал. – Лазарев покачал головой и добавил тихо, отрешенно: – Уеду я отсюда, из этого проклятого места.
Сталкеры пошли вперед, выводя группу из Зоны.
– Удивительно, как она вообще сюда прошла, – шепнул один сталкер другому. – Тут аномалия на аномалии.
– Но Зону не обманешь, – мрачно заметил другой.
