25

Руби

Я увидела сообщения Лидии как раз в тот момент, когда Перси уже свернул в имение Бофортов.

Планы изменились!

Наш папа только что вернулся домой.

Скажи Перси, пусть повернет назад.

Руби?

Она отправила первое сообщение пятнадцать минут назад, плюс три минуты назад от Джеймса было три пропущенных звонка. Я запаниковала, уставившись в телефон, и соображала, что же мне делать. Но, прежде чем я обрела возможность ясно соображать, Перси уже остановил машину перед входом в дом Бофортов.

С нарастающей тревогой я смотрела, как он выходит из машины, обходит ее и открывает мне дверцу. Тяжело сглотнув, я взяла сумочку, в которой лежали три упаковки Ben & Jerry’s, ухватилась за руку, протянутую Перси, позволив ему высадить меня из машины. Снаружи я набрала в легкие побольше прохладного вечернего воздуха и осторожно осмотрелась.

Наверху лестницы, перед тяжелой входной дверью я увидела Джеймса и Лидию, они уже поджидали меня. Джеймс скрестил на груди руки, а Лидия коротко махнула мне. Я повернулась к Перси:

– Не знаю, надолго ли я тут задержусь. Вы побудете здесь некоторое время?

На губах шофера появилась тонкая улыбка:

– Я всегда здесь, мисс Белл. Как только мистер Бофорт даст знать, я отвезу вас домой.

Он слегка приподнял форменную фуражку и снова сел за руль – вероятно, чтобы отъехать к гаражам сбоку от дома.

Я быстро поднялась по ступеням широкой лестницы ко входу.

– Привет, – прошептала я, добравшись до пределов слышимости обоих. – Я увидела сообщения только минуту назад. Ваш отец здесь?

Джеймс и Лидия кивнули. Хотя вид у обоих был далеко не сияющий, Джеймс все-таки привлек меня к себе в коротком объятии.

– Привет, – пробормотал он мне в ключичную впадину, и я вся покрылась гусиной кожей.

Когда мы оторвались друг от друга, Лидия вздохнула:

– Папа специально вернулся, чтобы поужинать с нами.

– Тогда лучше уйти, да? – нерешительно спросила я. Мне не хотелось показывать, что я сбегу при возникновении малейшей сложности. В конце концов, Джеймс выдержал целый вечер в обществе моей семьи. Но они выглядели такими несчастными из-за одного факта, что должны провести время с отцом, и я не хотела бы дополнительно осложнять ситуацию еще и своим присутствием.

Джеймс криво улыбнулся:

– Я предпочел бы избавить тебя от этой пытки.

Как раз в этот момент в дверном проеме появился Мортимер Бофорт.

Когда он увидел меня, его глаза на долю секунды расширились.

Я оцепенела.

– Приглашайте вашу гостью в дом и закрывайте уже дверь, черт возьми, что вы топчетесь на пороге! – прозвучал его громовой голос. Лидия и Джеймс выпучили глаза и обернулись к нему.

Секунду мы смотрели друг на друга. Лидия опомнилась первой и мягко потянула меня за руку в дом. Она закрыла за нами дверь, и я внезапно очутилась в нескольких метрах от Мортимера Бофорта, который пристально осмотрел меня с головы до ног.

Я сделала то же самое. На нем был темно-синий костюм, сшитый по мерке, волосы песочного цвета аккуратно зачесаны набок и зафиксированы гелем. Со времени нашей последней встречи его волосы немного посветлели, но взгляд остался прежним – ледяным, лишенным малейшей эмоции. Я тяжело сглотнула. В горле пересохло, как будто я проглотила песок.

И тут я задалась вопросом: почему я допускаю страх? Мне безразлично, что он думает, в конце концов, я испытываю к нему только гнев, презрение и неприязнь, и ни капли уважения.

И я распрямила спину и смело посмотрела ему в глаза:

– Добрый вечер, мистер Бофорт, – сказала я.

– Папа, это Руби, ты наверняка ее помнишь, – добавил Джеймс.

Мистер Бофорт коротко кивнул мне. И потом повернулся к Джеймсу:

– Ужин готов. Приглашайте и вашу… подругу.

Он больше не удостоил взглядом ни меня, ни Лидию, а развернулся и исчез в соседнем помещении.

Я услышала, как Лидия с облегчением выдохнула.

– О боже, Руби, – сказала она. – Как жаль. Мог бы быть такой приятный вечер, а теперь придется мучиться в компании отца. Вместо суши будем есть, наверное, цыпленка в красном вине. – Она скривилась.

Джеймс настойчиво взглянул на меня:

– Ты еще можешь слинять.

– Но твой отец уже видел нас.

– Это неважно.

– А тебе будет лучше, если я исчезну?

Джеймс не медлил ни секунды:

– Нет, конечно же, нет. Чем скорее отец привыкнет к мысли, что ты теперь с нами, тем лучше.

От этих слов стало теплее во всем теле. Я мельком стиснула его локоть.

– Я не уйду. Кроме того, я люблю цыпленка в вине. – Я подняла вверх сумочку. – И у меня с собой мороженое.

– Я отнесу его быстренько на кухню, – сказала Лидия. – Идите вперед.

Когда мы вошли в столовую, рука Джеймса лежала у меня на талии. Помещение столовой было огромным, с высокими потолками и широкими окнами, за которыми простирался задний двор имения Бофортов. Темно-зеленый цвет стен повторялся в обивке стульев, а над длинным обеденным столом из блестящего темного дерева висела дорогущая люстра, которая не уступала люстрам танцевальных залов Макстон-холла. Стол был накрыт профессионально, с множеством столовых приборов, красивым фарфором и бокалами для вина с золотой каймой.

Но не только обстановка и убранство отличают эту столовую – если ее вообще можно так назвать – от моего дома. Главным образом это настроение, царившее здесь. Напряженное и холодное – не сравнить с той теплой, расслабленной атмосферой, в какой выросла я.

Так же как и тогда, в закроечном цехе в Лондоне, Мортимер Бофорт и здесь заполнял все пространство. Из-за его отстраненности и холодного взгляда просто невозможно было чувствовать себя хоть сколько-нибудь хорошо. Это просто удивительно.

Никогда бы я не могла себе представить, как можно жить с этим человеком в одном доме.

Мы сели: мистер Бофорт во главе стола, Джеймс по левую руку от него, я рядом с Джеймсом, и напротив нас Лидия. В столовую вошли две служанки и поставили перед каждым из нас по глубокой тарелке с супом, от которого исходил аппетитный аромат. Я, последовав примеру Джеймса и Лидии, расправила сложенную матерчатую салфетку на коленях.

– За приятный вечер, – провозгласил мистер Бофорт, поднимая бокал.

Джеймс и Лидия пробормотали что-то в ответ, и я тоже подняла бокал.

Надо признать: этот вечер один из самых неприятных в моей жизни.

Первые десять минут прошли в молчании. В столовой было так тихо, что казалось, я неестественно громко глотаю или ставлю на стол бокал. Я судорожно размышляла, есть ли хоть что-то, что я могла бы здесь сказать – или должна была бы сказать. Но мне так ничего и не пришло в голову.

Я осмелилась взглянуть на Джеймса, и он легонько улыбнулся.

В конце концов заговорила Лидия:

– Как прошел благотворительный вечер, Руби? Я слышала о нем только хорошие отзывы.

Я испытала облегчение, что она выбрала такую тему, в которой я разбираюсь и могу хоть что-то сказать.

– Очень удачно прошел. Было собрано тысяча двести фунтов, что превзошло все наши ожидания.

– Вау, – сказала Лидия. – Лексингтон был доволен?

Я кивнула:

– Да, он, к счастью, в большинстве случаев остается нами доволен.

– За немногим исключением, – пробормотал Джеймс.

Когда я взглянула на него, он ухмыльнулся в свой бокал.

Я знаю, о чем он думает в этот момент. Воспоминания о том дне, когда мы с ним сидели перед Лексингтоном и Джеймс был приговорен к штрафным работам в оргкомитете, еще свежи и в моей памяти, будто это произошло только вчера. Я ответила на его усмешку.

– Хорошо, может, есть и исключение. Но это, пожалуй, не имеет отношения к работе моей команды.

– Руби, – перебил наш разговор мистер Бофорт, и улыбка мигом исчезла с моего лица. – Как я понял, вы активно участвуете в школьной жизни.

– Да. Я уже два года работаю в организационном комитете.

Он коротко кивнул. Не выказав никаких чувств:

– Так-так.

– Руби руководит этим оргкомитетом, – сказал Джеймс, не отрываясь от своего супа.

Его отец не обратил на него внимания.

– А вы собираетесь учиться дальше?

– Да, осенью я еду в Оксфорд.

Мистер Бофорт заинтересованно поднял взгляд, и впервые за этот вечер появилось чувство, что он меня действительно заметил.

Я задержала дыхание. Все во мне противится разговору с этим человеком об Оксфорде. Это так сокровенно для меня, и я не хотела бы, чтобы кто-то все испортил, не имея никакого представления, что на самом деле означает тот факт, что я смогу учиться в этом университете.

– Ах, в самом деле? И какой же курс вы выбрали?

– Политика, философия, экономика, – ответила я.

– Это солидный курс. И в какой колледж вас зачисляют?

– Святой Хильды, сэр.

Он кивнул:

– То есть тот же колледж, какой выбрал Джеймс. Очень удобно.

Я проигнорировала его намек.

– Это очень хороший колледж. Собеседования там… – Я осеклась. В те дни, когда у нас проходили интервью, умерла миссис Бофорт. Я взглянула на Лидию, которая замерла, не донеся ложку до рта, и рассеянно смотрела теперь в суп. – Мне там очень понравилось, и я с нетерпением жду начала учебы, – быстро закончила я.

Даже трудно представить, как больно Лидии и Джеймсу вспоминать об этом времени. Я рискнула взглянуть на Джеймса, но он не подал виду и продолжал есть суп.

Одно только первое блюдо заняло у нас целый час. Во время основного блюда мы с Лидией изо всех сил старались поправить ситуацию и болтали обо всем: о фильмах и музыке, о книгах и блогах. Когда Лидия сказала, что раньше занималась балетом, даже на лице у мистера Бофорта заиграла легкая улыбка. Но она исчезла так же быстро, как и появилась, и я даже стала сомневаться, не привиделась ли она мне.

– Однажды в «Щелкунчике» мне досталась самая маленькая из всех второстепенных ролей, но я так гордилась ею, – припомнила Лидия. В этот момент она разрезала цыпленка, красиво декорированного обжаренными на гриле овощами. Повар так старался над оформлением тарелок, что я не могла набраться смелости разрушить его шедевр.

– Я бы хотела увидеть фото со спектакля.

– Тебе вряд ли понравится, – пробормотал Джеймс. – Она была одной из маленьких крыс. Фотографии довольно жуткие.

– А почему ты не расскажешь Руби, что ты и сам когда-то брал уроки балета? – съехидничала Лидия. Но Джеймс метнул в нее испепеляющий взгляд, и она сунула в рот большой кусочек цыпленка.

– Правда? – удивленно спросила я.

У Джеймса задергалась челюсть:

– Лидия делала вид, что это мегатрудно. Она жаловалась каждый день. А я сказал, что нечего притворяться, подумаешь, какие трудности скакать туда-сюда.

– И он ходил на три пробных занятия, – рассмеялась Лидия. – Видела бы ты его. У него ничего не получалось.

– И сколько ты продержался? – спросила я с улыбкой.

– Пока Лидия не пообещала мне, что больше не будет жаловаться.

– Да ты был очень хорошим братом, – заметила я.

– Что есть, того не отнять, – ответил Джеймс.

– К счастью, он ограничился этими тремя уроками. Иначе бы я всё бросила и не продержалась бы два года, – сказала Лидия.

– И почему ты все-таки бросила? – спросила я.

– Не хватило дисциплины, – ответил мистер Бофорт, как будто я спросила его, а не Лидию. – Моя дочь в основном делает то, что ей легко дается. Как только возникают трудности, она пасует.

За столом установилась неприятная, тяжелая тишина, словно темная туча, готовая в любой момент разразиться громом.

Губы Лидии сжались в бледную линию. Джеймс так крепко сжал в пальцах приборы, что побелели костяшки. Единственным, кто сохранял полное спокойствие, был мистер Бофорт. Кажется, он даже не заметил, что своим гадким замечанием испортил настроение всем сидящим за столом.

Как можно быть настолько равнодушным ко всему, что происходит вокруг? Таким пренебрежительным по отношению к собственным детям?

Лидия, с которой я подружилась, стойко выдерживала любые трудности. Мистер Бофорт не знает собственную дочь, если так говорит о ней.

– И все равно я хотела бы взглянуть на фотографии, – перебила я эту тягостную тишину нарочито радостным тоном. – Я уверена, ты выглядела волшебно даже в роли маленькой крыски.

Мне еще никогда не приходилось выступать в качестве примирительного мостика между несколькими людьми – по крайней мере, так, как теперь, – и я понятия не имела, сработает ли это или, наоборот, ухудшит ситуацию. Я знала только, что хочу снять с Джеймса и Лидии хотя бы часть их напряжения.

– Я покажу тебе после ужина, – ответила Лидия с вымученной улыбкой. Она подняла голову, и какой-то момент казалось, что Лидия смотрит на своего отца. Но потом я увидела, что ее взгляд устремлен мимо него на огромный семейный портрет, который висел на стене над старым камином. Картина маслом изображала всю семью Бофортов, в том числе миссис Бофорт с ее лисье-рыжими волосами. На картине Джеймсу и Лидии было лет по шесть, от силы по семь.

– Ну, – сказал вдруг мистер Бофорт, промокнул губы салфеткой и встал. – У меня сегодня телефонная конференция. Хорошего вечера. – Он кивнул нам и покинул помещение.

Я растерянно переводила взгляд с Джеймса на Лидию, но они, судя по всему, не увидели ничего особенного во внезапном уходе отца.

– Он просто ушел, – пролепетала я, оглянувшись на дверь, за которой только что исчез мистер Бофорт.

– Это нормально, не заморачивайся, – объяснила Лидия и откинулась на спинку стула. Она с улыбкой погладила свой живот. То, что она может делать это в нашем присутствии, не задумываясь, наполнило меня теплотой, которой мне так недоставало после холодных взглядов мистера Бофорта.

– Он всегда находит отговорку, чтобы уйти от неприятной ему ситуации, – заметил Джеймс, отпивая из своего стакана. – Впрочем, мы давно привыкли. Я не могу припомнить, чтобы мы когда-то видели его дольше двух часов за один раз. – Он фыркнул. – Да и слава богу.

– Сомневаюсь, что у него вообще совещание. Мама бы этого никогда не позволила, – пробормотала Лидия.

Джеймс задержал дыхание. Затем шумно выдохнул.

– Если хочешь, ты теперь свободна, – сказал он и посмотрел на меня искоса.

Я нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Мы можем закончить этот гнетущий вечер и попробовать еще раз на следующей неделе.

Лидия кивнула:

– Да, на тебя никто не обидится, если ты захочешь уйти.

Я возмущенно переводила взгляд с одного на другую:

– Чтобы я бросила такую вкуснятину, – я указала вилкой сперва на недоеденного цыпленка, а потом на Лидию. – И вообще, я не уйду, пока ты не покажешь мне фотографии.

Лидия засмеялась, а Джеймс с улыбкой покачал головой.

Я снова принялась за ужин и пыталась не показать вида, как встревожила меня эта встреча с Мортимером Бофортом.

Остаток ужина прошел заметно непринужденнее, но я была рада, когда после десерта мы пошли в комнату Лидии и закрыли за собой дверь. Теперь мы сидели на ее большом, удобном диване и листали старые фотоальбомы.

– Какие вы были прелестные, – вздохнула я, указывая на фотографию, где Джеймс и Лидия стояли в обнимку, прижавшись друг к другу пухлыми щеками.

– Здесь нам по три года. Смотри, какие кудряшки, – сказала Лидия, указывая на завиток у себя на голове.

– А теперь разве нет? – спросила я.

Она помотала головой и потянула себя за конский хвост:

– Нет. И я очень рада этому. А то пришлось бы каждое утро их укрощать, с ума можно сойти.

– Но эти кудряшки такие милые. У Джеймса волосы совсем не вьются.

Я взглянула на Джеймса, который сидел в одном из двух кресел, стоящих напротив дивана, листая журнал о путешествиях.

– У него всегда были такие волосы, – Лидия вырвала меня из моих мыслей.

Я наклонилась, чтобы лучше рассмотреть снимок:

– И взгляд у него здесь такой же строгий, – заметила я.

Лидия хихикнула и перевернула страницу. Там был обиженный мини-Джеймс с пустым вафельным стаканчиком от мороженого в руке.

– Мороженое выпало у него из стаканчика, – ухмыльнулась Лидия.

– Бедный малыш Джеймс, – пролепетала я и тоже ухмыльнулась. Джеймс, сидящий напротив, только вскинул одну бровь.

– Лидия, не делай вид, что тебе меня жалко. Я до сих пор помню твой злорадный смех, – сухо сказал он.

– Неправда, не было такого!

– Ах, не было? Ты не смеялась надо мной? – в шутку рассердился он.

– Смеялась, но тут же поделилась с тобой мороженым.

– Ага, у тебя было банановое мороженое. Кому вообще может нравиться банановое мороженое?

– Мне – нет, – подключилась я.

Джеймс указал на меня:

– Вот видишь.

– У вас обоих гайки в голове разболтаны, – сказала Лидия, продолжая перелистывать альбом. На следующих снимках близнецам было лет шесть или семь, и около них все чаще появлялись Алистер, Рен, Сирил или Кешав.

– Э, да вы знаете друг друга уже много лет, – удивилась я.

– Да, а что? Иногда даже кажется, что мы все братья и сестры.

Я кивнула, разглядывая розовощекого Алистера, золотые кудри которого торчали во все стороны. Потом мой взгляд перекочевал на маленького Джеймса, который держал мини-Рена в борцовском захвате за шею.

– Ну что, удалось тебе поговорить с Реном? – тихо спросила я, повернувшись к Джеймсу.

– Да, кое-что мы с ним обсудили. – Он помедлил. – Сейчас у него трудности.

– Что-то плохое? – тут же спросила Лидия.

Джеймс пожал плечами:

– Я обещал ему никому не рассказывать.

Лидия озабоченно нахмурилась. Я видела по ней, что она борется с желанием расспросить подробности, но потом лишь кивнула:

– Все ясно. Но ты уверен, что это можно как-то поправить?

Джеймс убежденно кивнул:

– Рен выдержит. В конце концов, у него есть мы.

Мы с Лидией скептически переглянулись.

Вместе с тем я чувствовала облегчение оттого, что с раздором между Реном и Джеймсом, кажется, покончено. Когда мы говорили с Джеймсом по телефону ночью после моего дня рождения, он признался мне, как важно для него провести последний школьный год, наслаждаясь общением со старыми товарищами. Он не хотел портить себе этот год размышлениями о будущем. Но вся беззаботность жизни ушла со смертью его матери. Тем важнее были для него друзья, на которых он мог положиться. И которые могли положиться на него.

Немного позже я распрощалась с Лидией, и Джеймс проводил меня домой. Точнее, отвез меня Перси, но Джеймс тоже сел со мной в «Роллс-Ройс». Мы выезжали из имения в сторону Гормси молча.

Хотела я того или нет, но чувствовалось, что встреча с Мортимером Бофортом лежала тенью на нас обоих. Я видела этого человека три раза в жизни, и всякий раз он пытался вогнать клин между мной и Джеймсом. Я очень надеялась, что впредь Джеймс этого не допустит. И наши чувства окажутся сильнее, чем влияние его отца.

– О чем ты думаешь? – вдруг спросил Джеймс, голос у него был низкий.

Я подняла взгляд и наткнулась на его бирюзовые глаза. В животе у меня все затрепетало.

Я набрала воздуха:

– О том, что хотела бы побольше таких выходных с тобой.

Джеймс то смотрел на меня, то отводил взгляд, будто не знал, как от этого защититься.

– И еще мне хотелось бы знать… – Я осеклась.

Джеймс ждал.

– Что тебе хотелось бы знать? – допытывался он.

– Что будет дальше. С тобой, – прошептала я. – С тобой и твоим отцом, я имею в виду. С тем, что он решает за тебя, какую жизнь ты должен вести, а ты позволяешь ему загонять себя в угол, хотя тебе на самом деле этого совсем не хочется.

Джеймс потупился, глядя в пол «Роллс-Ройса», как будто там было что-то увлекательное. Судорожно вздохнул. Еще раз. И потом медленно покачал головой.

– Дело не только в нем, – заговорил он через некоторое время хриплым голосом. – Дело в компании «Бофорт». Эта компания – вовсе не дело жизни моего отца, которое должно перейти ко мне. – Я тяжело сглотнула, когда он снова поднял глаза и посмотрел на меня: – Я… я не хочу разочаровать маму.

Я сделала резкий вдох.

Об этом я никогда не думала. Разумеется, после смерти матери многое изменилось. Я все время думала, что все будет хорошо, если Джеймс последует своим мечтам, а не отцовским планам на его жизнь. Но теперь до меня дошло, что об этом больше речи не идет. Джеймс связан с компанией «Бофорт» не только через отца. Теперь его держит там в первую очередь мать.

– Ты не разочаруешь маму, – прошептала я.

– А что, если все-таки? Что, если у меня не получится?

Я увидела в его глазах то, чего до сих пор там никогда не видела: страх. Он вспыхивал отчетливо и, казалось, наполнял весь лимузин.

– Я с тобой, – сказала я. Всего три маленьких слова, но в эту секунду я вложила в них все, что могла.

Джеймс долго на меня смотрел. Кажется, он понял все, что я хотела сказать этими словами. Голая паника постепенно ушла из его взгляда и сменилась уверенностью и той теплотой, с какой он смотрел на меня весь вечер.

Потом Джеймс взял мою руку, нежно сплел свои пальцы с моими и мягко сжал их.

– И я с тобой. Что бы ни случилось.

Я откинулась назад и положила голову ему на плечо.

Следующий вдох дался уже куда легче.

Мы справимся.

Джеймс

Была половина второго, когда меня испугал какой-то грохот. Я вскочил так резко, что электронная книга упала с кровати на пол, но я не обратил на это никакого внимания. Я как безумный помчался по коридору к комнате Лидии. Но, когда распахнул дверь, она всего лишь сидела на кровати и протирала заспанные глаза.

– Все в порядке? – спросил я.

Она кивнула:

– Что это было?

– Наверное, отец, – ответил я и почувствовал, как пульс сильно участился.

Я не хотел идти вниз.

Я не хотел знать, что он там снова сломал.

Мне не было до него никакого дела, черт возьми.

Хотя все во мне кричало, что я должен вернуться к себе в комнату, я все-таки направился вниз. Снова что-то зазвенело. Не знаю, что делал сейчас отец, но делал он это в столовой.

Я тихонько пробрался через коридор. Чем ближе я подходил, тем отчетливее его было слышно. Он что-то рассерженно бормотал, как будто с кем-то разговаривал. Может, с Мэри или с Перси?

Перед столовой я свернул в сторону и прижался к стене рядом с дверью.

– Тварь такая, – бормотал отец. – Тебе нельзя было этого делать.

Наморщив лоб, я придвинулся чуть ближе. С кем это он ругается?

– Я тебе этого никогда не прощу. Теперь я один с ними двумя и все делаю не так, и это, черт возьми, твоя вина! – Последние два слова он прокричал. Я выглянул из своего укрытия и успел увидеть, как он швырнул графин виски в семейный портрет над обеденным столом. Я ахнул, когда графин разбился и звон осколков эхом отдался у меня в ушах. Коричневая жидкость стекала по портрету, заливая маму, Лидию и меня. Краски начали растворяться. Мамино лицо растекалось как расплавленная восковая фигура, постепенно превращаясь в монстра. В гротескную рожу, которая издевательски смотрела сверху на моего отца и кривилась.

Злость на него, дремлющая во мне, в этот момент проснулась, и по венам побежал жар, который мог вызвать только он. Я сжал кулаки и хотел уже броситься к нему в столовую и призвать его к ответу, как вдруг что-то изменилось, отец застыл.

Я увидел со спины, как трясутся у него плечи. Потом он несколько раз, захлебываясь, глотнул воздух, колени у него подломились, и он рухнул на пол. Прямо на кучу осколков. Он прижал ладони к лицу, и тут я снова услышал эти звуки.

Мой отец всхлипывал.

Я не мог шевельнуться и стоял как вкопанный, глядя на чужие рыдания. Я вспомнил все те случаи, когда он доводил меня до слез. Я вспомнил его побои и ругань, его оскорбления и тот холод, с каким он всегда смотрел на меня. Я вспомнил день похорон, когда он давал нам указания, как следует себя вести. И о его постоянном молчании после маминой смерти.

И я заметил, что не испытываю того удовлетворения, какое хотел испытывать. Напротив, мой отец страдал. Кем бы я был, если бы в этот момент развернулся и пошел к себе в комнату?

Мне нелегко дался первый шаг, но я его сделал. Я вошел в столовую, при этом следил, чтобы не наступить на осколки, и остановился позади него. Совершенно инстинктивно положил руку на плечо отца. Рыдания его резко оборвались, и он задержал дыхание.

Как раз в тот момент, когда я уже хотел убрать руку с его плеча, он в нее вцепился. Он схватил ее почти с отчаянием, и я не отнял руку. Меня охватило странное чувство. Нечто такое, чего я не испытывал к отцу целую вечность.

Я посмотрел вверх на наш портрет. На нем руки отца лежали на плечах Лидии, а я стоял перед мамой, и она обнимала меня. Хотя краски по большей части расплывались в глазах, но я точно помню, как все было изначально. Я точно помню, каково это: быть частью семьи.

Чувство, которое сейчас зарождалось во мне, хотя и было лишь тенью того, прежнего, но я крепко за него держался.