19

Эмбер

Макстон-холл – это просто безумие.

Разумеется, уже тогда, когда Руби подала заявку на стипендию, я смотрела в Интернете фотографии этой школы, но реально увидеть здание, с башнями, высоким фасадом и мягкими сводами окон, – это совсем другое.

Руби еще не успела даже как следует выйти из машины, как я уже почти пересекла парковку. Мне с трудом удалось спасти длинный подол моего темно-зеленого платья от грязи. Ночью прошел дождь, и его следы оставались повсюду. Хотя мы сделали фотоснимки платья для блога, но мне бы не хотелось заявиться в грязном платье на мою первую вечеринку в Макстон-холле.

– Погоди, Эмбер, – окликнула меня Руби, когда я дошла до больших кованых ворот, через которые можно было попасть во двор Макстон-холла. Они были украшены витиеватым орнаментом, который в верхней точке свода складывался в инициалы школы.

Вид был ошеломляющий.

Я достала телефон, включила фронтальную камеру и подняла ее вверх. Я пыталась захватить в кадр как можно больше себя самой, ворот и школы на заднем плане, но получалось все совсем не так, как я себе это представляла.

– Можешь еще раз меня сфотографировать? – спросила я Руби, когда она подошла ближе. Не дожидаясь ответа, я выскользнула из куртки и протянула ее вместе с телефоном. – Было бы хорошо на фоне школы. Она так волшебно освещена.

– Один снимок, – сказала Руби. – И после этого сразу заходим.

Я кивнула:

– Так точно!

Руби сосчитала до трех, и я улыбнулась в камеру.

Потом Руби вернула куртку, подождала, пока я ее снова натяну, и протянула телефон.

– Ты очень хорошо выглядишь, – сказала мне сестра.

– А ты-то! – само собой вырвалось у меня. Потом я подняла телефон, опять включила фронтальную камеру и притянула Руби к себе. – Скажи «Cheese»!

Мы обе улыбнулись в камеру. После того как я не меньше десяти раз нажала на спуск, Руби отошла от меня, и я быстро пробежала глазами снимки.

Глядя на то фото, где я стояла на фоне школы, я не могла сдержать улыбку.

Еще каких-то три года назад для меня было чистейшей пыткой найти для себя одежду, которая не только подходила бы мне, но и выглядела хорошо. Вещи больших размеров зачастую скроены очень странно: пусть я и толстая, но талия-то есть, а большинство дизайнеров, судя по всему, полагает, что все толстые сложены одинаково. Но это не так. Тем более меня радует тот прогресс, какого я добилась с моим блогом. Ведь он позволяет мне в такой вечер, как сегодня, надеть вот это платье и чувствовать себя как никогда шикарной.

Если бы пришлось описывать мои ощущения буквами, то все это выглядело бы приблизительно так:

ЛВОПРГЫПХФЩРИЫ!

Что навело меня на мысль, что я, пожалуй, многовато времени провожу за ноутбуком.

– Эмбер! Ну ты идешь?

Я быстро метнулась догонять Руби, которая смотрела время на своем телефоне. Мы успевали, может, даже приехали раньше времени, но моя сестра была вся на нервах. Она всегда такая перед мероприятиями, которые организует для Макстон-холла. Я удивляюсь, откуда она берет резервы энергии для подготовки этих вечеров. Мне-то хватает домашних заданий и моего блога, чтобы быть занятой круглые сутки, и при этом не приходится между делом готовиться к выпускным экзаменам и к учебе в Оксфорде. Иногда мне кажется, будто она машина – правда, такая машина, у которой под глазами иногда появляются темные круги. Мама часто спрашивает, не многовато ли она на себя берет, но Руби уверяет, что получает от работы только удовольствие. И я ей верю.

– Уже все, все, – говорю я, но боюсь, что мой голос не обладает успокоительным эффектом, какого я хотела достичь. Для этого я слишком рассеянна и непоседлива.

– Спасибо. – Руби бросает на меня беспокойный взгляд. – Ты помнишь, как мы с тобой договорились?

– Я не отхожу далеко от тебя и разговариваю только с теми людьми, которых ты предварительно одобрила, – процитировала я нашу договоренность.

Руби довольно кивнула.

Я возмущенно закатила глаза. Руби панически боится, что я могу подружиться с людьми, которых она не считает положительными. При этом я была бы им как раз рада. В эту школу ходят сыновья и дочери политиков, артистов, аристократов и банкиров, и это прекрасная возможность завязать знакомства. Я умею поддержать беседу и рада людям, если только они готовы увидеть меня и не засовывать с самого начала в ящик «тупых» только из-за моего веса.

Когда мы вошли в Бойд-холл, Руби взяла мою руку.

– О боже, – пролепетала я, осматриваясь.

Входная часть зала роскошнее любого здания, в котором я когда-либо бывала. Даже не верится, что это школа. Если в моей школе все мероприятия проводятся в спортзале, то здесь пол не из поганого линолеума, а из блестящего мрамора. Белые стены высотой не меньше пяти метров и украшены белой лепниной с тонкими золотыми вкраплениями. В середине широкая лестница с деревянными изогнутыми перилами ведет на верхний этаж с галереей.

У меня разбегаются глаза, не знаю, куда смотреть в первую очередь. Все мое поле зрения заполнено дорогими костюмами и платьями от-кутюр из шифона, шелка и тюля, и сердце мое начинает биться чаще. А ведь это только вход.

Мы сдали наши куртки в гардероб, после чего я потянула Руби в главный зал, где у меня окончательно перехватило дыхание.

Бойд-холл выглядит сказочно. По дороге сюда Руби рассказывала мне, какую работу им пришлось проделать вчера и что они здесь выстроили и украсили, но я никак не ожидала, что это будет так великолепно.

Официанты снуют между столиками с подносами, на которых стоят бокалы с шампанским и стаканы с апельсиновым соком, а за черным роялем на сцене сидит пианист во фраке и играет классическую музыку, наполняющую зал.

– Поверить не могу, что все это организовала ты, – шепнула я, слегка подталкивая Руби локтем в бок.

– Не я, а целая команда, – машинально ответила она. Сощурив глаза, она оглядела круглые столы в середине зала, за которыми уже сидели гости, потом длинные столы с левой стороны, где предположительно будет позднее организован буфет. Мне хорошо знаком этот ее цепкий взгляд – Руби контролирует, все ли так, как она себе это представляла.

– Руби! – раздался голос, определенно не знакомый.

Я повернула голову и увидела бледного юношу с растрепанными темными волосами и красивыми глазами цвета оникса, обрамленными густыми ресницами. У него четко очерченный подбородок и высокие скулы, которые как-то не сочетаются с мальчишеской улыбкой и сияющими глазами.

– Киран, привет, – откликнулась Руби, и на ее лице появилась улыбка, которой я еще ни разу не видела. Такая вежливая, профессиональная, но вместе с тем сдержанная. Это в любом случае не улыбка моей сестры.

– Кейтеринг уже прибыл десять минут назад, они все готовят в подсобной комнате, – сказал Киран, прежде чем перевести взгляд. – Привет. Меня зовут Киран. А ты наверняка Эмбер. – Он протянул руку, и я автоматически пожала ее, растерянно оглядываясь на Руби. Вообще-то, я полагала, что в этой школе никто не знает обо мне или о нашей семье, в конце концов, дома Руби всегда делала из Макстон-холла великую тайну. Я думала, что это разделение между личным и школьным действует в обе стороны. То, что этот парень знает мое имя, немного сбило меня с толку.

– Рада познакомиться, Киран, – сказала я.

Когда Киран отпустил мою руку, то опять принялся улыбаться Руби, и ее щеки заметно налились румянцем.

Вон оно что.

У Руби явно есть поклонник. Меня не удивляет, что она никогда об этом не рассказывала. Руби вообще почти никогда не говорит о своих чувствах. Я иногда удивляюсь, как ей удается быть такой сдержанной и не взорваться. Я никогда не могу сдержать чувства – ни хорошие, ни плохие. Если мне что-то не нравится, я говорю об этом во всеуслышание. Если я счастлива, то автоматически выражаю это всем своим видом. Руби куда менее импульсивна и контролирует проявление эмоций.

Я так погрузилась в мысли, что не заметила, как Руби с Кираном направились в сторону сцены. Я быстро последовала за ними, только чтобы потом битых десять минут выслушивать, о чем еще следует подумать в ходе вечера. Я украдкой осматривалсь вокруг, но Руби то и дело оглядывалась на меня, как будто боялась, что я при первом же удобном случае удеру от нее и брошусь в объятия первого попавшегося ученика Макстон-холла. Я размышляла, сколько времени понадобится, пока она немного расслабится или хотя бы окажется слишком занята, чтобы следить за каждым моим шагом своим орлиным взором.

Когда вечер наконец официально начался, я сидела за полупустым самым дальним столом, поэтому едва могла видеть, что происходит на сцене. Здесь были места для оргкоминета, как объяснил мне Киран немного позже, и действительно, к нам стали подходить по очереди ученики, они присаживались ненадолго и что-нибудь выпивали, чтобы через три минуты снова вскочить и деловито исчезнуть.

В этот момент какой-то молодой человек держал речь о депрессии и рассказывал, как он встал на ноги благодаря помощи семейного центра. Весьма захватывающая речь, которая зачаровала весь зал. Я видела, как некоторые гости промокали себе глаза носовыми платками, да не бумажными, а матерчатыми, или сосредоточенно кивали, нахмурившись. Киран, сидящий рядом, тоже был очарован.

– Эй, – шепнула я ему. – Я пойду возьму себе что-нибудь попить. Тебе принести?

– Я пойду с тобой, – тут же спохватился он и собирался уже вставать.

– Да ладно, – отмахнулась я. – Сама справлюсь. Ты хочешь чего-нибудь?

Киран сомневался, смотря то на оратора, то на меня, потом он отрицательно помотал головой:

– Нет, спасибо.

Я кивнула и пошла к бару, за которым официант уже приветливо мне улыбался и спросил, чего бы я хотела выпить.

– Бокал шампанского, пожалуйста, – сказала я, как будто это само собой разумеется, но то ли другим заметно, что мне всего шестнадцать – почти семнадцать! – то ли у него есть строгое указание школьникам спиртного не наливать: он отрицательно покачал головой.

Я вздохнула. И не оставалось ничего другого, как распробовать детский пунш, выставленный в буфете рядом с баром. Я взяла себе один из красивых хрустальных стаканов, поднесла его к свету и стала разглядывать калейдоскопические световые блики, которые погружали помещение в нежные цвета.

Как только я зачерпнула пунш из огромной чаши в стакан, зал разразился аплодисментами. Видимо, речь закончилась.

Я отступила на пару шагов в сторону, чтобы не загораживать другим гостям доступ к буфету.

– Привет, красавица, – услышала я.

Я замерла. Затем стиснула зубы.

Не впервые ко мне так обращаются. Некоторые парни в моей школе в прошлом заключали пари, кто с какими словами быстрее добьется своего – просто ради шутки, разумеется.

Я на автомате зажалась и обернулась со стаканом в руке.

Передо мной стоял молодой человек. У него привлекательное лицо, красивые полные губы, смуглая кожа и почти черные глаза, обрамленные такими ресницами, что я позавидовала их изгибу. Ростом он чуть выше меня, волосы короткие и курчавые, на подбородке легкая щетина. На нем тоже костюм, правда, выглядит он небрежнее, чем другие гости. Галстук слегка расслаблен, а сшитый по мерке черный пиджак расстегнут. Он производит такое впечатление, будто специально постарался выглядеть как можно развязнее. Как будто он давно пресытился такими мероприятиями и они ему надоели.

Возможно, он и заговорил со мной от скуки.

Я стала как можно незаметнее озираться. Обычно в таких ситуациях неподалеку стоит группа парней, поджидая своего друга и забавляясь сценой. Но тут, кажется, никто за нами не наблюдал, и это еще больше насторожило меня.

– Привет, – ответила я. Голос звучал отталкивающе и жестко, в точности отражая мои эмоции.

Парень оглядел меня с головы до ног, потом надолго задержался на вырезе моего платья.

– Я тебя никогда раньше не видел, – продолжал он. И, когда его рот растянулся в улыбку, во мне что-то щелкнуло.

Да я знаю этого парня!

То есть не то чтобы знаю, а слежу за ним в «Инстаграме». Его ник kingfitz, но я знаю, что на самом деле его зовут Рен Фицджеральд. Его аккаунт – это предметы роскоши, вечеринки и девушки, а в его сторис можно найти фотографии и видео, на которых он полуголый, еще и только что проснулся. Правда, я ему нисколько не верю. Не может так хорошо выглядеть человек, который только что проснулся.

– Причина, видимо, в том, что я не хожу в Макстон-холл, – ответила я и отхлебнула из стакана. Во рту пересохло, а сердце заколотилось. Какого черта я вдруг так разволновалась только из-за того, что этот тип стал со мной заигрывать?

– Так я и думал, – пробормотал Рен, и в уголках его рта я увидела намек на улыбку. Намек был вялым, и казалось, что ему просто лень улыбнуться. Как будто это требовало затрат энергии, которую он предпочитает приберечь для чего-то другого, более интимного. При этой мысли меня бросило в жар.

– Я Рен, – сказал он наконец и протянул мне руку.

Я немного помедлила. Снова оглянулась – где-то должны же быть его дружки. Я не могла поверить, что это не спектакль, разыгранный ради шутки. Хочу сказать, что вообще-то я в себе вполне уверена. И мысль о том, что на вечеринке кто-нибудь заговорит со мной, вовсе не кажется мне абсурдной. Но вот только не он.

– Где они? – спросила я.

Он растерянно заморгал и опустил протянутую руку.

– Кто «они»?

– Друзья, которые подбили тебя подкатить ко мне.

– Почему ты думаешь, что меня надо подбивать заговорить с тобой?

Я насмешливо приподняла брови:

– Да ладно.

Мы посмотрели друг на друга и оба нахмурились. На сцене начал играть пианист, однако мелодия не доходила до меня по-настоящему. Я была слишком занята тем, что пыталась разгадать намерения Рена.

– Поверь, я и сам способен заговорить с красивой девушкой, – сказал он наконец.

Я открыла рот и снова закрыла. Потом еще раз присмотрелась к Рену повнимательнее. Уголки его рта теперь не вздрагивали так, как у парней, которые заговаривали со мной на школьных вечеринках, и в его глазах не было ни одной искры ехидства.

Может, он и впрямь решил со мной пофлиртовать. Не потому, что кто-то его на это подбил, не потому, что это была глупая шутка, а просто потому, что считает меня привлекательной, как и я его.

Правда, я была уверена, что он – последняя из тех персон, с кем мне следует беседовать в этот вечер. Я не знала, что обо всем этом думать, и вообще не могла его оценить, но именно это и возбуждало любопытство.

– Меня зовут Эмбер, – запоздало ответила я.

– Я рад с тобой познакомиться, Эмбер.

Мне понравилось, как он произносит мое имя. Как-то слегка неуверенно, как будто ему еще надо к нему привыкнуть.

– Взаимно, Рен.

Вообще-то я умею поддержать беседу. Но в этот момент я понятия не имела, что сказать. Я знаю, какой имидж у Рена в Сети, вместе с тем я знаю также, какое действие оказываю на моих поклонников я сама: всегда радостная, оптимистичная и готовая разделить любое удовольствие. Притом что бывают вечера, в которые я просто подавлена и тайком плачу в комнате. Об этом никто не знает, даже моя сестра. Поэтому я не тороплюсь судить о людях по тому образу, который они выставляют напоказ. И мне интересно, каков Рен на самом деле – и скрывается ли что-нибудь вообще за этим фасадом.

Может, мне стоит самой сделать первый шаг и немного попридержать мои предубеждения. Разговор с ним, по крайней мере, не повредит.

– И в какую же школу ты ходишь? – спросил Рен, беря в этот момент стакан апельсинового сока с подноса, который проносил мимо нас официант. – Может, в Иствью?

Я отрицательно помотала головой:

– Я хожу в обычную школу в Гормси.

На долю секунды Рен, казалось, замер. Он оторвался от своего питья и смотрел на меня большими глазами, потом заморгал, но и этот момент миновал.

– Да, звучит прямо-таки экзотически.

Я подумала, уж не вообразила ли я себе его странную реакцию.

– Мою деревню не знает никто, – медленно произнесла я. – Поэтому ты определенно не единственный.

– Значит, ты пришла сюда с кем-то как «плюс один»? – спросил он и с интересом ждал моего ответа.

– Я пришла сюда с сестрой. Она учится в Макстон-холле уже больше двух лет.

– Я очень рад за нее, – выпалил Рен.

Я озадачилась, что же он хотел этим сказать.

– Почему?

Тут Рен заулыбался по-настоящему – показав зубы и маленькие ямочки в уголках рта.

– Ну, если бы твоя сестра не училась в нашей школе, мы бы с тобой никогда не познакомились. А это был бы поистине стыд и позор. Или нет?

Два последних слова он произнес шепотом и так интимно, что я покрылась гусиной кожей. Я смогла лишь кивнуть, как будто он меня загипнотизировал, хотя в голове звонили колокола тревоги, призывая к осмотрительности.

– Что ты так смотришь, Эмбер? – тихо спросил он, и его улыбка медленно затухла.

Он сделал шаг, и мы оказались почти вплотную друг к другу. Не пришлось бы даже протягивать руку, чтобы прикоснуться к его руке. Мне уже было интересно узнать, как бы это ощущалось. Теплая ли у него кожа.

Я поневоле закашлялась.

– Я…

Рен придвинулся еще ближе. Настолько близко, что я чувствовала его дыхание у меня на виске. И я снова почувствовала желание оглянуться, но подавила его.

– А давай, может быть, куда-нибудь скроемся, где мы могли бы немножко лучше…

– Рен, – перебил его низкой голос, и этот голос вырвал меня из оцепенения. Я тут же отступила на шаг назад и обернулась.

Это был Джеймс Бофорт.

Джеймс, который разбил сердце моей старшей сестры.

Джеймс, который целовал другую девушку и из-за которого Руби все Рождество вела себя, как зомби, больной от любви.

Меня окатило волной ярости, а он продолжал говорить:

– Как я вижу, ты познакомился с сестрой Руби, – произнес он голосом, лишенным каких бы то ни было интонаций.

В глазах Рена появилось странное выражение:

– Сестра Руби?

Я медленно кивнула и растерянно переводила взгляд с одного на другого.

– Кажется, у меня хороший вкус, – продолжал Рен чуть ли не шуточным тоном, который уже не имел ничего общего с прежним его сокровенным бормотанием. – Поэтому если ты по-прежнему не против…

– Я думаю, Эмбер против. О чем бы тут ни шла речь. Иди, Рен, – снова вклинился между нами Джеймс. Его тон был авторитарным и не допускал никаких возражений. Интересно, он всегда так разговаривает с друзьями? И если да, то как они это терпят?

Улыбка сошла с лица Рена, и он вдруг стал раздраженным. Он помотал головой и пробормотал какое-то нецензурное ругательство. Затем снова взглянул на меня:

– Я действительно хотел бы продолжить наш разговор, Эмбер.

В следующий момент он нагнулся ко мне и поцеловал в щеку.

Я не успела ничего ответить, как он развернулся и скрылся в толпе. Я потрогала щеку в том месте, куда он меня поцеловал, а Джеймс в это время смотрел вслед Рену испепеляюще-яростным взглядом. Почему вдруг сложилось такое чувство, что Рен поцеловал меня только для того, чтобы досадить Джеймсу?

– Извини, Эмбер, – пробормотал Джеймс.

И бросился догонять Рена, а я осталась в баре.

Джеймс

Я нашел Рена снаружи, во входном холле, вместе с ребятами. Когда я подошел к их тесному кружку, Сирил поднял руку:

– Бофорт! Чему мы обязаны такой честью?

Я проигнорировал его и уставился на Рена.

– Что ты себе надумал? – наехал я на него.

Он не ответил на вопрос, лишь отхлебнул большой глоток алкоголя из фляжки.

– Рен.

Он закатил глаза:

– Я всего лишь с ней поговорил. Не делай из мухи слона.

– Она сестра Руби, черт возьми. Держись от нее подальше.

Рен презрительно фыркнул:

– Мне поднадоело учитывать твое мнение.

Я насмешливо вскинул бровь:

– Учитывать мое мнение? Когда ты вообще учитывал чье-либо мнение?

– Знаешь что, Бофорт? А не пошел бы ты, – ответил он, одним глотком опустошил фляжку и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Рен, – предостерегающе сказал Кеш.

– Нет, Кеш. С меня довольно того, что надо принимать во внимание чувства Джеймса. – Рен снова повернулся ко мне: – Все, что ты нам проповедовал летом, было лишь пустой болтовней. И теперь ты прогуливаешь тренировки ради того, чтобы торчать в этом гребаном оргкомитете, ты уходишь с вечеринки, чтобы повидать подружку, а сам корчишь из себя святошу, когда я хочу кого-нибудь подцепить. А у меня такое чувство, что тебе на нас глубоко плевать. Ты даже не слушаешь, когда ребята что-то пытаются рассказать.

– Полный бред, – ответил я.

Он только помотал головой:

– Знаешь что? Занимайся собственными делишками. В конце концов, это ты умеешь лучше всего.

Я растерянно смотрел на него:

– Понятия не имею, о чем ты.

Рен отвернулся, сделал два шага прочь, чтобы тут же снова развернуться, энергично ткнув пальцем в мою сторону:

– Вот об этом я и говорю, – прошипел он. – Я уже целую вечность пытаюсь нормально поговорить с тобой, но тебя это вообще не интересует.

– Да брось ты, Рен.

В глубине души я знал, что он прав. Когда мы тусовались вместе в последний раз, он сделал намек, который я просто пропустил мимо ушей, потому что был весь в мыслях о Руби. Теперь меня начала мучить совесть.

– Что «брось»? Я прав, и ты это сам знаешь. Единственное, что умещается у тебя в голове, – это Руби. Ничего другого в твоей жизни больше не существует, – со злостью сказал он.

– Я… – Внезапно пропал голос. Вместе с тем во мне разгоралась ярость, поднимаясь откуда-то из живота. – Да, у меня сейчас много проблем, но они не имеют ничего общего с ней.

Эх, ну почему я не смог объяснить ему это как-то по-другому?

– Ты стал таким только после того, как познакомился с ней, поэтому не пытайся за нее заступаться. Это просто противно, я тебя таким вообще не знал.

– Да уймись ты, Рен, – встал перед ним Кеш, но Рен оттолкнул его с дороги и грозно шагнул ко мне.

– И не притворяйся, что Руби панацея от твоей ах какой трудной жизни. Прямо-таки святая. Но она не святая, – прошипел он.

Я смотрел на него, нахмурившись:

– Я понимаю, что ты в ярости. Я плохой друг и сожалею об этом, но Руби не трогай. Ты ее не знаешь.

Рен презрительно покачал головой:

– Я знаю Руби очень даже хорошо. Если бы ты в последнее время послушал меня дольше двух секунд, я бы тебе рассказал, насколько хорошо я ее знаю.

Я раскрыл рот, но все слова застряли у меня в горле.

Я ненавидел этот тон. И знал, что он означает.

Рен, кажется, тоже понял, что только что сказал лишнего.

– Что ты сказал?

– Пожалуй, тут не место для такого разговора, – пробормотал Алистер, но я отрицательно помотал головой.

– Что ты сейчас сказал? – продолжал я наступать на него.

Рен помедлил, но я не сводил с него глаз. Через пару секунд он прокашлялся:

– У меня с Руби было однажды кое-что на вечеринке Back-to-School.

Сердце бешено забилось, горло было как в петле.

– Вот это новость, – сказал Сирил, почти обрадовавшись. – Руби все это время скрывала от тебя, что у нее что-то было с твоим лучшим другом.

– Заткнись, Си, – прорычал я.

– Судя по всему, она все-таки не милая девочка по соседству, – продолжал тот, не обращая внимания на предостережение. – Может, хотя бы теперь ты перестанешь наконец идеализировать ее.

– Еще одно слово, Си, и я клянусь…

– Он прав, – перебил меня Рен. – Если бы ты был для нее так же важен, как она для тебя, Руби бы давно тебе об этом рассказала.

Я бросился к нему и крепко схватил его за грудки. Он не пытался избавиться от моей хватки и только смотрел на меня темными глазами.

– Ты сам знаешь, что я говорю правду. Иначе бы ты не разъярился так.

Его слова эхом отозвались в голове, пресеклось дыхание. Ткань костюма Рена была готова того и гляди треснуть, так крепко я в нее вцепился.

Я действительно думал только о Руби. Все это время я пытался вернуть ее и забросил все остальное, что меня окружало. Не только Лидию, но и моих друзей. И ради чего?

Ради чего, черт возьми?

– Что вы здесь делаете? – прозвучал около нас энергичный шепот.

Руби.

Я повернул к ней голову и ощутил острый укол в груди. Это было выше моих сил. Лишь периферийным зрением я заметил, что позади Руби стоят несколько гостей, которые с огорчением наблюдали всю сцену.

Руби встала прямо рядом с нами.

– Что вы здесь делаете? – настойчиво прошептала она, переводя взгляд с меня Рена.

– Джеймс только что узнал про нашу маленькую тайну, Руби.

Ее лицо моментально побледнело.

Меня охватило желание врезать Рену. Но тут же перед глазами возник сжатый кулак моего отца. Я оторвал руки от Рена и больше не мог выдержать в этом холле ни секунды.

– Джеймс… – прошептала Руби.

Я только помотал головой, развернулся и пошел прочь.