9

Лидия

Прошла без малого неделя в Бекдэйле, и я узнала о своей тете следующее:

В ее поместье постоянно что-то происходит. Даже когда тети нет дома, в холле собираются друзья или коллеги с документами и каталогами, по которым они хотели бы знать мнение Офелии.

Моя тетя никогда не заставит человека чувствовать себя плохо. С тех пор как я здесь, она любезно взяла меня под свое крыло и постоянно давала понять, что я желанный гость в ее доме – даже совершая важный телефонный звонок или ведя переговоры с коллегой из одной из дочерних фирм «Бофорт», тетя следила за мной. Думаю, я могла бы даже прыгать на кровати ночью, и она все равно улыбалась бы мне и дала бы мне «пять». Настолько она милый человек.

Еще я узнала, что она фанатка Jonas Brothers.

Да. Моя сорокадвухлетняя тетя обожает, как она говорит, «шипучую поп-музыку» Jonas Brothers. Каждый раз, когда она ставит новую песню группы, я с недоверием смотрю на док-станцию. А затем мой взгляд падает на подпевающую Офелию, качающую в такт ногой.

– Не смотри так, – говорит она в такие моменты, не отрывая взгляд он записной книжки. – S.O.S. – это классика.

Она говорит это с такой убежденностью, что я готова рассмеяться. И я возвращаюсь к своему блокноту для рисования.

Мы сидели в кабинете Офелии: она за письменным столом, я на кресле в другом конце комнаты. Последние несколько дней я наблюдала за ней отсюда, делая эскизы, или слушала телефонные разговоры и с удивлением обнаружила, как загружен ее обычный рабочий день.

Но больше всего меня удивило то, что – в отличие от моих родителей – ей, помимо работы с утра до вечера, удается позволить себе немного свободного времени. Если она долго сидит в кабинете, то остаток дня проводит в саду или приглашает друзей на бокал вина. Или рисует.

– Важно во всем соблюдать баланс, – сказала тетя, когда я спросила, как она со всем справляется. – Бекдэйл дарит мне спокойствие, которое необходимо, чтобы вновь генерировать энергию.

Я долго размышляла над ее словами и задалась вопросом, как получилось, что папа оборвал все связи с ней. Я вспоминала ужасные семейные ужины, которые никогда не заканчивались ничем хорошим и после которых папа говорил, что Офелия сумасшедшая, несерьезная вольнодумщица, которой нельзя доверять важные решения. Медленно, но верно мне стало понятно, что все это неправда.

Я посмотрела на эскиз, над которым работала последний час. Мое домашнее обучение начнется только на следующей неделе, и Офелия настояла на том, чтобы я проводила день рядом с ней и рисовала. Она считала, что это натолкнет меня на позитивные мысли. И добавила:

– Раньше мне всегда нравились твои эскизы. Я хочу узнать, в каком направлении развился твой талант.

Сперва мне стоило больших усилий рисовать в ее присутствии. К тому же у меня совсем не было идей. Но теперь казалось совершенно нормальным сидеть в кресле и царапать что-то на бумаге.

– Завтра приедут Руби и Джеймс, – сказала я немного погодя и рискнула взглянуть на тетю. На ней была белая юбка в пол и джинсовая рубашка, которую она завязала на талии. Волосы ее были убраны в высокий, небрежный пучок, из которого торчало несколько прядей. Моя мама никогда бы не вышла из дома в таком виде, не говоря уже о том, чтобы пойти в офис, и тем не менее Офелия в этот момент была так похожа на свою сестру, что я поймала себя на том, что слишком долго смотрю на нее.

– Я рада, что смогу познакомиться с Руби. – Если она и заметила мой взгляд, то никак это не прокомментировала. Сделав глоток кофе из чрезмерно большой чашки, она поморщилась: – О, нет, холодный. – И отодвинула от себя чашку.

– Принести тебе новый? – предложила я, но Офелия отмахнулась, не давая мне встать.

– Нет-нет, оставь. Все равно поздно. Если я выпью кофе, то опять полночи не засну. – Она потянулась и встала со стула, чтобы подойти ко мне.

– Покажи-ка, – сказала она.

Я протянула ей свой эскиз. На нем было платье-футляр – простое и элегантное. Такие наряды мама носила практически каждый день, и я чувствовала странную связь с ней, когда рисовала это платье.

– О… – По тону Офелии было понятно, что ей понравилось. – Это очень красиво.

Я уставилась на рисунок, избегая взгляда Офелии.

С тех пор, как я здесь, она не вынуждала меня открыться ей. Она не спрашивала об отце и о моей беременности, и если, с одной стороны, я была рада, что мне не приходилось говорить об этом, с другой стороны, меня сбивало с толку ее поведение. Она вела себя так, будто ничего не произошло и абсолютно нормально то, что в восемнадцать лет я жду двойню и живу у нее.

Возможно, это ее способ справляться с трудностями. Или она хочет дать мне время подготовиться к разговору.

– Я пока еще не определилась с цветами, – наконец сказала я. – Как-то ничего не подходит.

Офелия какое-то время молчала и наконец нежно погладила меня по плечу:

– Твоя мама в таких случаях всегда советовала мне слушать свою интуицию.

Я посмотрела на цветные карандаши, лежащие передо мной на столе, и взяла светло-серый. Нерешительно повертела карандаш в руках, думая о маме и о том, как бы она поступила в моей ситуации.

– Я и не знала, что вы вместе рисовали.

– Постоянно, – сказала она и опустилась на рядом стоящее кресло.

– А что, например? Только одежду или что-то еще?

Офелия тихо засмеялась:

– В основном одежду. Но твоя мама раньше рисовала и комиксы. Местами смешные до слез.

– Правда? – Такого о маме я и представить не могла. Она всегда выглядела такой серьезной и сосредоточенной на важных вещах.

– Прежде чем пойти по стопам нашего отца, Корделия была беззаботнее и временами позволяла себе радоваться жизни. А то и чаще.

Я попыталась представить, как мама тогда выглядела: в спортивной одежде и с растрепанными рыжими волосами, альбом для зарисовок на коленях. Это далось на удивление легко. Внутри растеклось тепло, и мне пришлось откашляться, чтобы избавиться от комка, подступившего к горлу.

– Хотела бы я ее такой увидеть.

Теперь громкая музыка из колонок, которая звучала до сих пор, казалась мне фальшивой. Она не подходила к этому разговору.

– Есть фотографии того времени – как ее, так и комиксов. Твоя мама оставила здесь все фотоальбомы. Если хочешь, могу их найти.

– С удовольствием бы посмотрела. Спасибо, – тихо поблагодарила я.

Офелия туда-сюда двигала по столу мой блокнот для зарисовок.

– Раньше мы постоянно мечтали, какой бы хотели видеть компанию «Бофорт», – немного погодя продолжила она. – Те эскизы, которые ты рисовала еще девочкой… – На ее губах заиграла осторожная улыбка. Она мельком взглянула на меня: – Мы с твоей мамой хотели того же самого. Коллекцию женской одежды. Привести компанию к новому направлению.

– И что изменилось? – спросила я.

– Она познакомилась с Мортимером. Он и наш отец уговорили ее не изменять традициям. Я еще долгое время надеялась, что когда-нибудь она поменяет свое мнение и возьмет меня назад в союзники, но… – Офелия пожала плечами. – Видимо, она этого больше не хотела.

На какое-то время мы замолчали и просто слушали гитарные аккорды новой песни.

Затем я откашлялась:

– Как ты думаешь, у тебя еще есть шанс все это осуществить?

– С тех пор как Корделии… больше нет с нами, я уже не думаю об этом, нет. – Она тяжело сглотнула. – Ты знала, что мое имя даже не упомянуто в завещании?

Я ахнула:

– Нет, об этом я не знала.

Я не присутствовала на оглашении завещания. После смерти мамы папа передал все дела нашему адвокату, и мне это было только на руку. Я не хотела знать, что оставила мама. Единственное, чего я хотела – это вернуть ее.

– Она завещала все Мортимеру. И этим сокрушила нашу семью.

– Что ты имеешь в виду? – Я наморщила лоб.

– «Бофорт» из поколения в поколение передавался в наследство следующему по старшинству ближайшему родственнику. У нашего папы была Корделия. Но в вашем случае компания должна была перейти вам или мне.

– Я не могу поверить, – ошеломленно сказала я. – Почему она так сделала?

– Они казались непобедимой командой больше двадцати лет. Вероятно, она хотела быть на сто процентов уверенной, что компания и дальше будет процветать.

Я хотела что-то ответить, но тут громкий звонок в дверь заставил нас вздрогнуть. Офелия сделала жест рукой, означающий, что наш разговор еще не закончен, а сама вскочила и бросилась к входной двери.

Не прошло и минуты, как я услышала свое имя. Я насторожилась:

– Да?

– К тебе пришли!

Обескураженная, я встала. Взглянула на наручные часы. Время перевалило за половину восьмого. Уж не Сирил ли это, подумала я. Джеймс упоминал, что у них был разговор обо мне.

Что, если это правда он? От одной этой мысли сжались кулаки. Я медленно пошла вниз по лестнице. Но когда спустилась и увидела, кто стоит в дверях, у меня подпрыгнуло сердце.

Это был не Сирил.

Это был Грэхем.