Субботним утром я, как обычно, пошла вниз, чтобы помочь папе приготовить завтрак, но перед этим осторожно заглянула в гостиную – посмотреть, проснулся ли Джеймс. Простыня, одеяло и подушка лежали, аккуратно сложенные, посреди дивана, а самого Джеймса не было. Я удивилась и пошла на кухню, в дверях которой ошеломленно замерла.
Джеймс был один. Он стоял у разделочного стола и выжимал апельсины. Волосы еще влажные – видимо, после душа, на нем были темные джинсы и белая майка, подчеркивающая рельеф его плеч. Я наблюдала, как напрягаются мышцы рук, когда он придавливает к соковыжималке половинки апельсинов, и тяжело сглотнула. Было что-то интимное в том, как он стоит в нашей кухне и готовит завтрак.
Думаю, я могла бы привыкнуть к такой картине. Так же, как могла бы привыкнуть проводить с ним вечера на диване, до глубокой ночи говоря обо всем на свете, как мы делали это вчера.
Я бесшумно скользнула на кухню. Обняла Джеймса сзади, обвив руками живот. Он ненадолго напрягся – видимо, я его испугала, – но потом снова расслабился.
– Доброе утро, – шепнула я.
Джеймс повернулся ко мне и криво улыбнулся.
– Доброе утро, – ответил он так же тихо. Потом нагнулся и мягко поцеловал меня в губы. У поцелуя был апельсиновый привкус, и я вздохнула, привалившись к Джеймсу и прижав его спиной к разделочному столу. Он обнял меня за бедра и притянул еще ближе к себе.
Я почувствовала его брюшной пресс, и мне сразу захотелось запустить руку ему под майку, но тут я услышала, как в кухню вкатывается папа.
Джеймс отпрянул от меня, и я, потеряв опору, в поисках, за что бы ухватиться, задела кувшин с соком, и оттуда выплеснулась на разделочную поверхность оранжевая лужица.
– Доброе утро обоим, – сказал папа у меня за спиной.
Я искоса глянула на Джеймса и сжала губы, чтобы не рассмеяться. Он стоял навытяжку, как солдат, с прямыми плечами и красными щеками.
– Я… я хотел приготовить завтрак, – произнес он, указывая на лужицу апельсинового сока, и без того хорошо заметную.
Папа только кивнул. Глаза его весело поблескивали. Он отлично знал, что Джеймс его страшно боится, и бессовестно пользовался этим, что было, конечно, подло, но и одновременно забавно.
Этот момент растянулся на несколько секунд, пока папа, наконец, не сжалился над Джеймсом.
– Хотите омлет?
– С удовольствием, – сказала я, и Джеймс пробормотал что-то одобрительное.
После этого я вытерла лужицу сока и стала накрывать на стол.
Джеймс тем временем выжал остальные половинки апельсинов.
– Как ты спал? – спросил его папа.
– Хорошо. Диван очень удобный. Спасибо еще раз.
Папа только отмахнулся.
Вчера, после того, как мама вернулась домой и мы поведали о произошедшем, она не раздумывая предложила Джеймсу остаться у нас, пока не прояснится дело с отцом. Я благодарно улыбнулась ей – правда, лишь до того момента, пока она не отвела меня в сторонку и со строгим видом не дала понять, что доверяет мне и рассчитывает на то, что я не злоупотреблю ее доверием. После этого я с полчаса не могла взглянуть ей в глаза.
– Папа, мы с Джеймсом после завтрака поедем к Лидии, – сказала я.
– Вам нужна машина?
Я отрицательно помотала головой:
– Нет, мы поедем на машине Джеймса.
– Очень хорошо, а то мы с мамой хотели поехать купить кое-что. – Отец выдвинул ящик справа от себя, достал сковороду и поставил ее на плиту.
– Твой отец всю неделю предвкушал, как мы купим ему новый нож, – сообщила мама, входя в кухню. – Доброе утро всем.
– Доброе утро, – ответили мы с Джеймсом в один голос.
Мама вытянула из-под стола табурет и села. Осмотрелась в кухне.
– А это что, свежевыжатый апельсиновый сок?
Джеймс кивнул и протянул ей полный стакан:
– Вот.
– Ну-ну, – сказала мама и посмотрела на меня, подняв брови: – А ведь я могу и привыкнуть к такому.
Не глядя на Джеймса, я тихо согласилась:
– Я тоже.
– А какой твой любимый цвет?
Я не мог поверить, что Руби выберет для меня именно этот вопрос. Правда, в то же мгновение я удивился, почему она не задала его раньше; он настолько в духе Руби, что я даже улыбнулся.
– Если ты так долго раздумываешь, это не твой любимый цвет, – заметила она, когда я замешкался с ответом.
Я смотрел сквозь лобовое стекло на дорогу. Мы оставили позади часа полтора пути, и ровно столько нам еще предстояло. Странно было ехать самому, но вместе с тем я редко чувствовал себя так хорошо, как в этот момент – рядом с Руби.
Еще вчера вечером мы начали задавать друг другу вопросы, и мне нравилось, как непринужденно можно разговаривать, несмотря ни на что.
– Зеленый, – сказал я наконец.
Я мельком глянул на нее сбоку и увидел, что она наморщила нос. Кажется, была недовольна моим ответом.
– Есть сотни тысяч разных оттенков зеленого. Тебе надо бы выразиться конкретнее.
Я пожал плечами, не мог же я сказать ей: «Зелень твоих глаз», меня бы сразу стошнило прямо на приборную панель. Но это была правда. До того, как я узнал Руби, у меня не было любимого цвета.
А теперь есть.
– Вот этот красивый блевотно-зеленый, – ответил я, кивнув на ее колени, где лежал рюкзак. Хотя Руби не могла упаковать с собой в дорогу больше вещей, чем я – ведь мне пришлось еще много чего прихватить из комнаты Лидии, – ее рюкзак, казалось, вот-вот лопнет по швам.
– Эй! Этот рюкзак верно служит мне много лет, оставь его в покое.
– Эмбер сказала сегодня утром, что ты с ним еще в детский сад ходила.
– Неправда! – возмутилась она. – Ему всего шесть лет.
И показала мне язык. Желание поцеловать ее в этот момент было настолько велико, что я крепче стиснул руль, чтобы не поддаться.
Хотя я старался управлять своими желаниями, мне это не удавалось.
– Если хочешь, можешь забрать назад свой «Джеймс», – хрипло предложил я, не сводя глаз с дороги. Я сосредоточился на реве мотора и на проносящихся мимо зеленых полях и холмах.
Чтобы отвлечься от того факта, что брюки сделались мне тесноваты из-за того, что моя фантазия снова разыгралась в неприличном направлении.
– Было бы неплохо, – сказала она, но таким подавленным тоном, что все мои грязные мысли мгновенно улетучились. – Правда, мне больше не понадобится школьная сумка.
– «Джеймс» – универсальная сумка. Ты можешь таскать в ней что угодно. Кроме того, не позднее, чем через неделю, ты снова будешь ходить в Макстон-холл, – уверенно заявил я.
По крайней мере, это вызвало улыбку, и я отметил, что плечи у нее немного расслабились.
– Ты прав. Может, это и неплохая идея, насчет сумки.
– У меня никогда не бывает плохих идей, Руби Белл.
Она тихонько фыркнула, и это подозрительно походило на довольный смех. Меня охватило чувство эйфории.
И радость, что мы можем, наконец, вместе провести субботу и никто нас не разлучит – ни Сирил, ни мой отец, ни родители Руби, ни кто-нибудь другой на этом свете. Это выглядело как сон – то, что Руби, несмотря на все, что произошло, снова впустила меня в свою жизнь.
– Знаешь, о чем я сейчас подумала? – вдруг спросила она.
– Ну?
– Мне так странно видеть тебя за рулем, – сказала она, забавляясь. – Я привыкла к тому, что ты только ешь или пьешь на заднем сиденье лимузина.
Теперь фыркнул я.
– Я даже не знала, что у тебя есть машина.
– Мне ее подарили по случаю получения водительских прав. Но, честно признаться, она в основном стояла в гараже.
– Ты ее не любишь? – спросила Руби и огляделась внутри черного салона.
– Это не так, – с некоторым запозданием ответил я. – Перси возил нас с Лидией с самого детства. Не припомню и дня, когда бы я его не видел. А теперь…
– А теперь?
Я пожал плечами:
– Теперь он меня не возит.
– Но вы общаетесь? – осторожно спросила Руби, и я отрицательно помотал головой:
– Нет.
– Но почему?
– Возить меня – это его работа. Легко представить себе, что он больше не хотел бы обо мне даже слышать.
– Ты в самом деле так думаешь? – скептически спросила Руби. Когда я пожал плечами, она добавила: – Он знает тебя и Лидию с вашего рождения. Наверняка ему горько, особенно после того, что произошло.
– Ты так считаешь?
Ей понадобилось какое-то время, чтобы подобрать верные слова.
– Когда пару недель назад он вез меня в Пемвик, мы немного поговорили о твоей маме. И мне показалось, что ее смерть сильно задела его.
Об этом я не хотел даже думать. Нет, не так – я не мог об этом думать. Я был разочарован.
Руби некоторое время смотрела на меня не отводя взгляда. Я уже приготовился к тому, что она не сойдет с этой темы, но она лишь нежно сжала мою руку на рычаге переключения.
– У тебя усталый вид, – заметила она. – Тебе правда нормально спалось на диване?
– Более чем нормально, – честно ответил я. В том, что я не мог сомкнуть глаз, диван не виноват.
– Если у тебя будет болеть спина, я могу ночевать у Эмбер, а тебе уступлю свою кровать.
Я нервно сглотнул. Ночь в постели Руби, в окружении манящих запахов, среди дорогих для нее вещей, зная, что нас разделяет лишь тонкая стенка? Думаю, нет.
– Мне нравится ваш диван, – сказал я несколько бодрее, чем требовалось. – Не беспокойся об этом. И вообще, не моя ли очередь задавать вопросы?
– О! Точно.
Краем глаза я видел, как Руби выпрямила спину. Мне пришлось подавить улыбку.
– О’кей… Какое твое любимое животное?
– Пингвин.
– Пингвин?
Она кивнула:
– Однозначно. Да. У пингвинов такой вид, будто они одеты во фраки. Кроме того, они очень романтичны и всю жизнь живут со своей парой, которую однажды выбрали.
– Что, правда?
– Да, разве это не интересно? Притом что – честно признаться – они ищут себе новую пару, если старая не пережила зиму. Но вообще-то они моногамны. И делают друг другу подарки. Это по-настоящему трогательно.
– Подарки? Какие, например?
– Камешки. Они покрыты слоем льда. И их трудно достать. Посему это настоящее доказательство любви – если пингвин преподнесет тебе камешек.
Я мельком взглянул на Руби:
– Кажется, я понимаю, что ты в них так ценишь.
– Мы с Эмбер однажды смотрели документальный фильм об одной парочке пингвинов. Обе слезами обливались.
Я со смехом качал головой.
– Теперь опять моя очередь, – сказала Руби. – Назови место, где бы ты хотел поцеловаться.
Мой смех сменился мягкой улыбкой:
– Это не вопрос.
Она вздохнула:
– Где бы ты хотел, чтоб тебя поцеловали?
– Если ты, то везде.
– Джеймс, – с укоризной произнесла Руби, но, взглянув на нее, я увидел, что она улыбается.
– Дай подумать.
Было так много мест, куда бы я хотел пойти с ней, где мы еще ни разу не были, но где я хотел бы в будущем оказаться.
Мысль о нашем общем будущем заставила мое сердце биться чаще. Я так и видел перед собой: мы с Руби в квартире, где живем вместе, поцелуй – повседневный и все равно романтичный. Он весь пронизан глубокими чувствами и доверием, которое с годами только растет. Эта картина вызвала у меня приятную дрожь.
Вот такого поцелуя мне хотелось бы.
Но я знал, что сейчас не время говорить о таких значительных вещах.
– Насчет везде – это было серьезно, – сказал я после некоторой паузы. – Но я бы не возражал против поцелуя в библиотеке. В окружении книг, тайно, но в то же время не совсем… я думаю, в этом что-то есть.
– Хм.
– Кажется, ты недовольна моим ответом.
– Я почему-то ожидала, что ты скажешь что-нибудь вроде: «На яхте в ночь звездопада».
– На яхте в ночь звездопада? Ты это всерьез?
Она слегка ткнула меня кулаком в плечо:
– Почем мне знать, что там у тебя в голове?
– А что бы ответила ты? – спросил я.
Она немного подумала. Я почувствовал тот момент, когда она решилась на ответ. В машине становилось жарче с каждой секундой.
– Я хотела бы еще раз поцеловаться в Оксфорде, – тихо сказала она.
Я мгновенно вспомнил нашу ночь в Оксфорде. Как Руби кричала, а потом набросилась на меня. Как мы ввалились в дверь и упали на кровать. Как она зарывалась руками мне в волосы.
Чтобы прийти в себя, пришлось откашляться.
– Поцелуй в Оксфорде. Ответ засчитан.
В этот момент я твердо решил, что исполню ее желание.