ГЛАВА 16

Город втянулся в дома, как улитка в раковину. Даже фонари словно боялись светить слишком ярко: крут около самого столба — и всё, дальше сумрак. Впрочем, не такой уж непроницаемый. Светились почти все окна. Сквозь тяжелые шторы, белые простыни, просто газеты. Нигде не было видно прозрачных тюлевых занавесок, не просматривалась ни единая комната — люди пытались заслониться от наступающей ночи.

Иришкины окна выделялись темным пятном на мерцающем доме. Плохо. Но проверить всё равно нужно. В конце концов там могла остаться записка.

«Или засада», — подумал Александр, открывая дверь подъезда. В ботинок что-то тупо толкнулось, пискнуло и толкнулось еще раз. Пинком отбросил крысу — вконец серые ошалели. Интересно, что заставляет их вылезать из подвалов и кидаться на всё подряд?

Наверное, то же, что и людей. На площадке около лифта верхнее зрение различило темно-красное пятно. Потом и глаза уловили качнувшийся навстречу силуэт. В поднятой руке тускло блеснуло.

Нет, это не засада. Слишком уж грубо и тупо. Александр повертел в руках внушительного вида кухонный нож. Отбросил наверх, к мусоропроводу, нагнулся над мычащим у ног телом.

Не повезло мужику. Дважды не повезло: первый раз — это когда ночью до него добралось черное щупальце. Впрочем, и сам виноват. Что-то Илья с Иванычем говорили об этом — на первой стадии поражения у человека «нутро наружу вылазит», как выразился дед. То, что он загоняет в душе подальше, но не хочет выбросить совсем. Значит, и у этого мужика было такое — всех порезать, всем кровь пустить. Повезло его соседям, однако. А если бы в подъезд первым не бывший разведчик зашел, а кто-то другой? Старушка, например? Или Иринка — от такой возможности холодный слизняк пополз где-то за грудиной. Хрен с ним, с мужиком, не за ним пришел.

Лифт, естественно, не работал. Седьмой этаж — хорошо, что не двенадцатый или двадцатый. При этом желательно не топать слишком громко. Мало ли кто может оказаться на четвертом или на шестом, к примеру.

На четвертом распахнулась дверь, на миг ослепила после мрака на площадке. Отпрыгнул в сторону. С другой стороны двери шарахнулись с приглушенным криком. Потом пригляделись.

— Молодой человек! — Голос почему-то показался знакомым. Что-то неприятное было связано с этой старушкой. — Помогите, пожалуйста, помогите! Ради бога!

Не похоже на ловушку. Разве что бабушка в прошлом была великой актрисой… Черт, не хватало только мании преследования! Везде ловушки мерещатся. Впрочем, немудрено — в свете последних событий, так сказать. Точнее, во тьме их же. Береженого бог бережет, стреляный воробей и пуганой вороны боится… А старушка не умолкала:

— Молодой человек, я же вас помню! Вы на седьмой этаж идете, правильно? К этой… к студентке, Марь Васильевны покойной внучке. В органах работаете, правильно?

Вот откуда этот голос знаком! Разбудил тогда Юрик старушку. Помнится, обещала управу на всех найти. Да и ругалась завидно, мастерски, нечего сказать. Как тут не запомнить! Однако каков подъездный КГБ — на всех подробное дело имеется!

— Молодой человек, вы обязаны нам помочь! — Голос окреп, морщинистые пальцы цепко ухватили рукав. — Это ваш долг!

Очень хотелось сказать, что ничем он не обязан и никому не должен. Но бабка уже тащила в квартиру:

— У меня внук… Павлик… Пришел сегодня с занятий, заперся у себя в комнате и не выходит, не отвечает! Сначала музыка играла, а потом совсем ничего! Я думала — спит, потом хотела ужинать позвать, а он молчит, и дверь заперта!

Дверь с огромным плакатом какой-то «металлической» группы действительно была заперта и смотрелась довольно мрачно.

Даже без учета всего происходящего в городе. Александр постучал по черепу влезающего из могилы мертвеца — сначала костяшками пальцев, потом кулаком. Бесполезно.

— Ну что, будем ломать?

— Без этого никак? — В старушке боролись страх за внука и бережливость хозяйки. Внук победил. — Тогда ломайте. Сейчас топор принесу.

— Зачем нам топор? И-эх! — Вся накопившаяся за день злость собралась в каблуке. От удара двери о стену что-то упало с полки. Под ногой звякнули остатки то ли задвижки, то ли чего-то подобного.

Павлик был жив. Павлику было не то чтобы хорошо, но явно лучше, чем мужику в подъезде. Лет шестнадцать было Павлику, никак не меньше. Чем это ты так обдолбился, парень? Дымком от тебя не пахнет, перегаром — тоже. Провел ладонью перед глазами, всмотрелся повнимательнее — нет, на жертву прошедшей ночи тоже не похож. За день успел на них наглядеться.

Бабкины причитания начали раздражать. Куда ты раньше смотрела! Впрочем, старики к таким делам никак не привыкнут. Для них вершиной добровольного сумасшествия остается литр самогона. Александр потрепал паренька по щекам — никакой реакции. Похлопал сильнее — какое-то невнятное лепетание. Уже какой-то эффект есть. Посильнее, что ли, приложиться?

— Что с ним? Заболел, что ли? Ой, сегодня что творится, что творится… За что это на нас такое?!

— Да нет, не заболел. По крайней мере, не сейчас и не этой болезнью. Ну-ка еще посмотрим… — Закатать рукав оказалось не так уж просто. Павлик начал приходить в себя и слабо отбиваться. Пока еще слабо. — Ого!

Следов от уколов не было. Зато были розовые черточки — сеткой. Много. Свежие и не очень. Любил парень себе руку полосовать, когда сильно нервничал. Еще и «анархия», кроме всего прочего, криво вырезанная по коже буква «А» в круге. Ну и хрен бы с ней, с «анархией», не в ней дело. Самое интересное — скромная татуировочка: крест с двумя перекладинами, вырастающий из «восьмерки» — символа бесконечности.

«Кошкодав». Любитель, сопляк, но не одиночка. Одиночке такими символами не перед кем хвастаться, да и не надо ему этого.

— Ну-ка, парень, вставай! Давай, давай, хватит валяться! Ночью спать будешь!

— Ночь… — неожиданно внятно сказал лежащий. — Ночь — это класс… Счас пойдем…

— Пойдем, пойдем, — согласился Александр. И вдруг по какому-то наитию добавил: — Хозяин ждет.

— Хозяин! — Глаза парнишки распахнулись. — Хозяин пришел! Тогда мы им всем… — Он не договорил, снова закрыл глаза. — Счас пойду… Надо идти…

— Куда идти, помнишь? — Александр сдерживал себя. Спокойно надо, спокойно. Не давить. Не спешить. Тогда всё сам скажет.

— На-а гору… Когда соберется Круг и придет Хозяин… Ужас бросит на колени… Только избранные и достойные…

И тут вмешалась бабушка. Протиснулась, затрясла внука:

— Павлик, Павлик, поднимайся! Да что ж ты такое несешь! Вставай, Павел!

Парнишка молчал. Заснул? Нет, по дыханию не похоже. Мать твою перетак, бабуся! Нашла время. Впрочем, что ей объяснять? Она права. По-своему и по-человечески. Ну что ж, чем богаты, тем и рады.

Тем временем что-то мягко толкнуло Александра. Сначала он не обратил внимания. Толчок повторился. Бабка задела? Нет. Еще один толчок.

Защита. Полузабытая, ослабевшая, почти не активная. Как в таком состоянии Александр продолжал ее поддерживать — он и сам не знал. Забыл он о ней напрочь. А она осталась, даже выдержала несколько незримых ударов. Повезло, что не таких уж сильных.

Над лежащим Павликом верхнее зрение видело серый, копошащийся мешок, время от времени выбрасывавший щупальца и пытавшийся дотянуться до Александра. Ого! А если вот так?! Над согнувшейся старушечьей спиной Александр сплел пальцы, развернул ладони от себя. Старый, проверенный прием. Красный шарик мелькнул и впился в серую массу.

Бесполезно. Разряд исчез, как в болоте, только мешок заколыхался быстрее. Вот же сучий блин, как ослаб! На большее сейчас явно не хватит сил. Но и оставлять эту гадость не годится. Где, интересно, парень подцепил нежить?

А может быть, и не подцепил. Не исключено, что прицепили. Причем не так давно — мешок еще не успел оформиться ни в карикатурное подобие своего подопечного, ни набрать достаточно сил и полностью подчинить паренька. К счастью. Иначе воевать пришлось бы по-другому, не только на «невидимом фронте».

Серая амеба вновь попробовала дотянуться, да так, что Александр еле устоял на ногах. Разозлился всерьез, выбросил из головы все лишние мысли. Ну, воевать так воевать! Как тебе вот это понравится?!

Голубая лента, скользнувшая с ладони и захлестнувшая серое пятно, совсем не понравилась. Ни потусторонней амебе, ни ее человеку. Павлик задергался на кровати, захрипел. Александр попробовал стянуть петлю. Парень закричал — тоскливо, отчаянно, с подвыванием. Забился в судорогах — бабушку, пытающуюся его удержать, бросало из стороны в сторону и наконец кинуло на колени.

— Па-а-авлик! Па-а-а-авлик! — Старушка обернулась, посмотрела безумными глазами. — Ну что ты стоишь! Он же умира-а-ет!!!

— Не умрет. — Александру пришлось отпустить серую тварь. Тело на кровати тут же обмякло. Парень с трудом, с хрипом и бульканьем втягивал в себя воздух, словно пил его и не мог напиться. — По крайней мере, в ближайшее время. Но помощь ему понадобится.

— Скажите, что с ним? — Старушка снова вцепилась в пятнистый рукав. Ну что ей отвечать? Что внук у нее одержимый? В глаза плюнет, а за глаза позовет подруг и начнет брызгать святой водой, пришептывая полузабытые и переиначенные молитвы и заговоры. Или еще что-нибудь наподобие устроит. Остается сказать половину правды.

— Наркотики. Скорее всего, чего-то наглотался. — Как ни странно, бабушку это успокоило.

— И что ж теперь с ним делать, с паскудным?.. — Как всё-таки меняет человека привычное слово! — Все потребляют — вот и мой тоже… Из дому не выпускать — не могу, всё равно уйдет. В отца пошел — тот спился, и этот туда же, а нам с Ниной расхлебывай. Нина — это дочка моя, на работе она, — поспешила с объяснениями старушка. — И так никакой жизни нет, цены взлетели, в городе карантин ввели, а тут еще этот… Может, «Скорую» вызвать?

— Вообще-то они могут и отказаться, у них и без того дел по горло. И еще одно — его на учет поставить придется. Сейчас за наркотики привлекают.

Куда привлекают — объяснять не потребовалось. Старушка вдруг вспомнила, что помощник ее — из тех самых «органов», которые будут ставить на учет бесценного Павлика. Это сразу же добавило сил и громкости. Голос бабки стал совсем знакомым:

— А ты сейчас что, при исполнении? Как людей среди ночи будить или по девкам шастать — вы тут как тут! Сами разберемся, он никому не мешает! А заявления не дождетесь! — Похоже, старушке было не впервой схватываться со стражами порядка. — Так что давай, иди, иди!

— А если я сейчас наряд вызову?

— Ирку свою вызови! Она вчера еще с каким-то хахалем умотала! Что, думаешь, ты один к ней ходишь?!

Рука сама дотянулась до ворота засаленного халата. Сгребла, подтянула к лицу.

— С каким хахалем? Что ты несешь?

— Вот сами с ней и разбирайтесь, вот и будет тебе чем заняться!

— Некогда мне, бабуся. Совсем некогда. — Свободная рука нырнула под куртку, вытащила «макаров». Поднес дуло к расширившимся, помутневшим глазам. Щелкнул предохранителем. — Ну так что, будем сотрудничать со следствием — или по законам чрезвычайного положения?

— Какое положение?.. — Старушка попробовала вырваться, но как-то вяло. Мешала не столько рука на вороте, сколько ствол возле глаз.

— Вот это самое. — Дуло переместилось ближе к лбу. Мутные глаза тут же сошлись около переносицы. Нехорошо так с пожилыми людьми обращаться. Непорядочно. Даже мерзко. Но иногда приходится. Научили. Спасибо горячим южным бабушкам, полосовашим молодых солдатиков бритвами и угощавшим лепешками с крысиной отравой. — Печать на лоб поставить? Или итак документ убедительный?

— Сынок… — просипела бабка. — Ты только… Я со зла сказала насчет хахалей…

— Так что с Ириной? Кто за ней приехал? Когда? На чем?

— Вчера под вечер. Лифт уже не работал, топали они сильно. А я не спала, Павлушку ждала, он вечно за полночь где-то гуляет. Двое их было — парень и девчонка, я слышала, как они говорили в подъезде, а потом из окна посмотрела, как в машину садились. Может, и еще кто в машине был, я-то не знаю.

— Ирина сама шла? Или вели?

— Сама, даже говорили о чем-то. И в машину сама села, только в последний момент словно передумала — тут ей девчонка что-то сказала и рукой на плечо как надавила. Она и села, Ирина твоя. Неужто что случилось? — перепугалась старушка. — Она с ними вроде нормально разговаривала, не кричала, не звала никого…

— Машина какая была ?

— Вот не знаю. Не разбираюсь я в них. Белая какая-то, новая.

— Понятно. И на этом спасибо. — Александр отпустил ворот, но пистолет убирать не стал. — Пойду-ка я наверх. Спасибо, бабушка. Вы извините, что так пришлось. Да, и еще — внука в эти дни хоть в туалете заприте, но из дома не выпускайте. Если всё наладится — попрошу наших спецов, попробуем неофициально разобраться.

— А что с Ириной-то? Украли? — Старые глаза начали разгораться. Любопытство, конечно же, не порок. Особенно если вокруг происходит такое, что не во всяком сериале увидишь.

— Вот сейчас я это и буду выяснять.

— Поня-а-атно. Ну, ни пуха ни пера.

— К черту!

И старуха действительно пошла к черту. Точнее, к той нечисти, которая обосновалась в ее квартире. А Александр пошел наверх.

Никого в квартире не было. Ни Ирины, ни засады. Записки тоже нигде не видно. Что дальше делать — совершенно не ясно. Оставалось два выхода — вламываться и пытаться найти объяснение внутри или сидеть на ступеньках и надеяться на озарение. Впрочем, можно было сделать сначала одно, а потом другое.

«Иришка мне голову отрежет этим ножом, — подумал Александр, протягивая руку к ботинку. — Ну и ладно. Найдется — сам шею подставлю. Только бы нашлась».

Дверь была не стальная, но добротная. И открывалась наружу — пинком не выбьешь. Да и косяки в этих домах сделали металлическими, на страх взломщикам. Впрочем, у тех инструмент получше: этот замок за полминуты вскрыли бы. Но нету инструмента, а грохотать выстрелами не хотелось.

Хорошо, хоть клинок крепкий. И в рукоятке кое-что припрятано, под круглой завинчивающейся крышкой. Минут десять пришлось повозиться, но всё-таки дверь открылась. Почти без ущерба — по крайней мере, можно будет потом починить.

Не похоже, чтобы отсюда кого-то уводили насильно. Скорее, наоборот, сидели на кухне, пили чай: три чашки так и остались невымытыми. Рядом с ними на блюдце лежали засохшие ломти хлеба и кружочки колбасы. Александр прошелся по пустой квартире. Всё как обычно. В меру аккуратно, в меру вверх дном — творческий беспорядок, так сказать. Все вещи на своих местах. Значит, поездка не была неожиданной — поспешные сборы всегда оставляют определенные следы. Как и обыск, кстати.

Впрочем, точно так же можно предположить и другое. Ирина планировала быстро вернуться, наверняка к утру или вообще через часок — поэтому ни сборов, ни записки. Мало ли что? Подруга заболела, знакомый из другого города приехал, с родителями неладно… На ревность сил не было. Да и не похоже это на нее — «хахаля» себе заводить. Тем более ехать к нему, когда в городе намечается черт знает что…

Черти — это уже похуже. Еще хуже — компания, которая с ними знается. Самая страшная мысль упрямо билась в голове, словно хотела выскочить и стать свершившимся, прошедшим и настоящим. «Сладкая парочка», Костя с лысым Витьком, были только одной из шустрых команд. Вторая вполне могла заняться и фигурами поменьше Олега и Натаныча. По старому мафиозному закону: бывший свой хуже любого врага. Потому что бывший. Дисциплину подрывает, знает много. Опять-таки заложница из Ирины хорошая получилась бы. В любом случае на ее поиски нужно будет кого-то направлять, а это уже отвлекает и ослабляет противника.

И ведь ничего не поделаешь, придется принять эту игру вместе с правилами. Какой там у Ильи номер?

— Дежурный по штабу слушает! — рявкнуло в трубке. Вот же… Хотя, если подумать, то все правильно. Там сейчас самый настоящий штаб. Всё по уставу.

— Это Шатунов. С Олегом Алексеевичем связаться можно?

— Погоди, Саш, сейчас. — Только теперь узнал голос.

Далеко Мишка пойдет — командирский тон такой, что чуть мембране не козырнул. Хорошо хоть со своими говорит по-человечески. Александр усмехнулся собственной мысли: устав как основа Древнего Языка, всё, что сверх него, — от людей.

— Александр? — Строгий голос был чуть слышен. Похоже, Михаил переключил на другой аппарат — если вообще не на рацию или радиотелефон. В трубке потрескивало. Быстро аппаратуру развернули, всё успеваем, ничего не забываем. — Где вас носит?! Время уже! К одиннадцати ты мне здесь нужен будешь, идем на место. — На какое, Олег не сказал. Секретность, мать ее! На войне как на войне. Скорее всего решили-таки овраг штурмовать, Михаил всё с этой идеей носился. Сломить супостата, выручить не пленных, так хоть их тела… Всё правильно. Только Александру почему-то казалось, что ничего из этой затеи не выйдет.

— Если можешь, не ори. Нас не носит. Ирина пропала, я сейчас в квартире один.

Было хорошо слышно, как присвистнул Олег. Потом спросил:

— Как это произошло, выяснил? Может, требования какие-нибудь предъявляли или еще что-то?

— Не всё, но часть выяснил, соседка слышала и видела. Похоже, что всё было достаточно мирно. Да, вот еще что: похоже, против нас действует не только одна эта группа. Они объединились с остальными себе подобными, — на пересказ услышанного от бредящего Павлика ушло не больше минуты. К концу этой минуты на лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Ирина? Нет, не похоже. Гребаная железная клетка, ничего толком не уловишь! Только на слух.

Вот человек дошел до шестого этажа. Постоял — ага, там еще кто-то поднимается! Дальше звук стал тише и реже — по ступенькам явно поднимались осторожно, крадучись. Мягкий прыжок, тихое позвякивание. Второй поднимается более уверенно. Знакомый расклад. Профессиональный. Первый из подкрадывающихся поднялся на лестничную площадку перед взломанной дверью. Теперь его можно было различить: беспокойство, немного испуга. Злость. Умеет парень себя взвинчивать и делает это точно в меру. Только почему у него всё какое-то тусклое ? На защиту не слишком похоже…

— Олег, ты мультфильм «Остров сокровищ» смотрел?

— Ну, смотрел, а при чем здесь он? — Олег, судя по голосу, сильно удивился такой резкой перемене темы. — Ты лучше скажи, что…

— Фраза мне там одна понравилась. — Александр пытался говорить спокойно. Плохо получается, наверное. Судя по темно-голубой полоске где-то на уровне груди, у человека за дверью наготове оружие. Побольше пистолета. — «За мной пришли. Спасибо за внимание. Сейчас, должно быть, будут убивать».

— Саша, что там у тебя?!

Опускать трубку на аппарат не было времени. За дверью полыхнуло красным, человек пошел вперед. На площадке появился второй — тоже с оружием. Когда Александр прыгнул в кухню, «макар» уже лежал в руке.

В дверь ударил не выстрел, а кулак. Или приклад. Или рукоятка — в любом случае что-то крепкое, увесистое. Шума было много.

— Откройте, милиция! —И тут же стучавший отскочил от двери. Толково. Пусть пока постучит, надо в окно выглянуть. Хорошо, что свет за собой выключил — теперь в спину светить не будет.

А под окном действительно «жигуль» с мигалками. И третий стоит — в огромной каске, с пистолетом, что-то в микрофон бормочет. Это кто же их натравить успел? Неужели бабка?! Зато теперь понятно, почему они толком не просматриваются «поверху», — каска, бронежилет… И никаких лишних мыслей и чувств. Люди при исполнении. Люди готовы брать опасного преступника, рискуя жизнью, и что теперь с ними делать?

Были бы силы — мог бы попробовать отвести глаза. Впрочем, в городской квартире, да при тщательном осмотре… да еще каска эта… И в лучшие времена успех не гарантирован. Разве что рядом Иваныч стоял бы или кто-то еще из старших. Попробовать оглушить? На двоих сразу сил не хватит. Второй не будет разбираться, как свалили его напарника — рукой, ногой или вообще не прикасаясь. У первого наверняка автомат, но здесь и чего попроще хватит. Даже через дверь. Так что свой табельный-казенный лучше спрятать подальше, чтобы на глаза случайно не попался.

— Открывайте! — В дверь ударило посильнее. Парень еще не сообразил или не разглядел, куда дверь открывается. Понадеялся с первого пинка выбить? Значит, сейчас основательнее примется. — Открывайте, или взломаем дверь — считаю до трех.

— Слушай, а может, там нет никого? — приглушенно раздался другой голос. — Опять перемкнуло что-то.

— …тебе перемкнуло! На дверь посвети! Видел?! А заперто изнутри! — повезло, однако. Специалист попался. Этот точно не отступит. Интересно, какая им за это премия положена? — Открывай, сука, сейчас замок отстрелю!

Придется открыть. Во-первых, никуда не денешься. Во-вторых, от излишнего усердия такой может и всю прихожую изрешетить. Будем надеяться, что Иришка сюда еще вернется — так зачем ей вместо дома кусок Хиросимы?! Хорош был бы сюрприз!

— Сейчас открою, не стреляйте!

— О-о! Я что тебе говорил?! — Какой радостный голос. Много ли нужно человеку для счастья: на улицах кошмары хуже Хичкока, а он ближнего своего поймал. Хотя вообще-то побольше бы таких старательных. Тогда не пришлось бы Олегу на пожарище возвращаться и руины отвоевывать.

Очень старательные были ребята. Не забыли угостить — один рукояткой, второй прикладом. Кто из них добавил ботинком по крестцу — не ясно. Но больно. Остатки сил уходили на то, чтобы сдерживать боль, оставаться в сознании и не дать при этом схлопнуться защите. Самой простой, почти детской — куполу, даже не зеркальному. А милиционеры радовались, как дети. Особенно найденной в кобуре под курткой «игрушке». То ли потому, что за вооруженного преступника платят больше, то ли потому, что этот преступник по ним не стал стрелять. Каска и бронежилет, конечно, хорошо, но от пули между глаз не спасают.

Когда тащили по бесконечной, уходящей в неведомые глубины лестнице, успел заметить мелькнувший в полумраке засаленный халат. Испуганный старческий голос спросил: «Это за что ж вы его?! Он же вроде ваш?!» Спасибо, бабушка. Значит, не ты. Есть женщины в русских подъездах: ведь наверняка хорошо помнит времена, когда своих забирали ни за что, а вот вступилась же!

Александр улыбнулся разбитыми губами. С этой улыбкой его и запихнули в подкативший патрульный «УАЗ». Может быть, делали что-то еще, но он этого не помнил. Спать хотелось просто чудовищно. И он заснул раньше, чем водитель вырулил со двора.

Перед глазами что-то белело. Далеко-далеко наверху. По белому бродили тени. Где-то гудели голоса, слышались шаги, позвякивание, иногда — невнятные, быстро затихающие вопли. Понять, что происходит, не было никакой возможности — любая мысль, на которой он пытался сосредоточиться, показывала язык и с хихиканьем отбегала в сторону. Повернуть вслед за ними голову было почему-то очень трудно. Он попробовал развернуться всем телом, но не смог.

Это испугало. Он рванулся раз, другой — бесполезно. Ни перевернуться, ни встать. Только в руке шевельнулась боль. Боль — хорошо. Но почему, он не мог бы сказать. Во-первых, потому что язык распух и с трудом помещался во рту. А во-вторых, потому что вряд ли вспомнил бы, как это — говорить.

Кто-то подошел к нему. Перед глазами появилось девичье лицо, прикрытое какой-то повязкой. Удалось различить белый халат. Он обрадовался своей удаче — хоть что-то понятно! Халат. Белый. Значит, с ним будет всё хорошо. Может быть, скоро он даже поймет, почему именно белый халат, — это хорошо.

Боль в руке пошевелилась и затихла. Над головой звякнуло. Он скосил глаза и увидел, как белая рука вынимает из крепления стеклянную бутылку с прозрачной трубочкой. В соседнем гнезде стояла вторая бутылка, точно так же перевернутая пробкой вниз. Трубка отходила куда-то вниз и в сторону.

Капельница. Ухватившись за название, он начал подтягивать другие. Словно поднимал на веревке тяжкий груз — потянул, перехватил покрепче, опять потянул… Капельница. Белый халат. Больница. Это больница, и он лежит на койке, ему только что ставили капельницу. Точнее, только что убрали. Значит, ставили давно, но когда — он не заметил. Он не мог вспомнить, как попал сюда, чем он болеет. Самое обидное, что он не помнил даже себя самого.

— Как вы себя чувствуете? — Лицо с повязкой снова наклонилось над ним. Он попытался хоть что-нибудь сказать, но язык не послушался. Мычание расстроило девушку — это было видно по глазам. Она исчезла, а лежавший на койке тихо радовался тому, что думать получалось все успешнее. Вот теперь он смог сообразить, что девушка — или врач, или, скорее всего, медсестра, что она расстроилась и что произошло это из-за его состояния. Но что с ним самим? И почему нельзя встать?

Неизвестно, сколько он пролежал, глядя в потолок и заново учась думать. Белая бесконечность закончилась появлением мужчины в очках, у которого из-под белой маски топорщилась борода с заметной проседью.

— Так, что у нас здесь ?

Вопрос был вроде бы задан лежащему, и он попытался ответить. Язык поворачивался уже лучше, поэтому мычание удалось разделить на несколько частей. В этих звуках при желании даже можно было различить вопрос.

— Ну, молодой человек, для начала не так уж плохо. Теперь попробуйте еще раз.

Лежащий попробовал. Получилось не слишком хорошо, но бородатый понял вопрос и обрадовался:

— Здесь вы, здесь, где же вам еще быть! Вторая городская больница. Я, соответственно, ваш лечащий врач. Вот видите, — лицо исчезло: видимо, бородач обернулся к кому-то, стоявшему неподалеку, — а вы говорили, что это безнадежно. Молодой человек явно приходит в себя. Ну, — лицо появилось снова, — теперь еще несколько вопросов. Как вас зовут?

Человек на койке задумался. Где-то вокруг головы вращался ответ, но не было возможности поднять руку и схватить его. Поэтому оставалось только пожать плечами.

— Бывает, бывает. Ничего, это не безнадежно. Что с вами было, тоже не помните? Тоже не беда. А теперь посмотрите сюда. Узнаете этого человека? — Вместо бороды и очков перед глазами возникла небольшая книжечка. Документ. С фотографией. С фотографии смотрело хмурое лицо. Лежащий некоторое время пристально вглядывался, вспоминал — и вдруг часто закивал головой, возбужденно пытаясь что-то сказать.

— Прекрасно! Великолепно! Значит, это вы и есть? Вы точно уверены?

Быстрый кивок.

— А что рядом написано, прочитать смогли?

Лежащий снова попытался что-то сказать. Потянулся к документу. Врач прислушался и снова протянул книжечку к глазам.

— Прочитали? — Новый кивок. — Совсем хорошо! Мы даже читать можем! Тогда я за вас, Саша, почти спокоен. Можно вас так называть — или лучше по фамилии? Всё равно? Вот и хорошо. За язык не волнуйтесь — это от лекарства. Поняли? Значит, пока всё, лежите. Сестра! — Бородач опять обернулся. — Я думаю, можно развязать. Саша, вы обещаете не вставать и вести себя спокойно? Хорошо, поверим. Чуть позже я к вам снова наведаюсь, сейчас меня другие пациенты поджидают. С большим нетерпением.

Врач исчез. Медсестра наклонилась над ногами, подергала что-то. Дернула сильнее — видимо, узлы были затянуты крепко, сразу не развяжешь.

— Полежите пока, я сейчас приду! — Девушка ушла. Можно подумать, у привязанного человека есть выбор…

Можно подумать. Пока время есть, именно этим и нужно заняться. Книжечка с фотографией помогла вытянуть больше половины груза — теперь память заработала быстрее. К тому моменту, когда вернулась медсестра, Александр вспомнил почти всё. Кроме одного — как он здесь оказался? То, что за ним приехала милиция, он еще помнил. Но больница?

Сестричка справилась с узлами на ногах и принялась распускать следующие — где-то сбоку. Развязала, отстранилась с опаской. Интересно, что такого он успел натворить, что его привязали? А вот бояться его сейчас незачем. Развязанные ноги не желали подчиняться приказам головы. Чуть шевелились — и всё. Вряд ли с руками дело обстоит иначе.

Наконец, девушка расправилась с последним узлом, собрала вафельные полотенца с серенькими штампами и унесла. Тело постепенно начинало двигаться. Александр огляделся. Справа стояла еще одна койка, на ней лежал кто-то бледный, еле дышащий. Полотенца плотно обхватывали руки и ноги, перехлестывали грудь и живот. К левой руке тянулась прозрачная трубка капельницы. Рядом с приклеенной пластырем иглой виднелись черные точки. Много. Не первый раз капают, значит. А может, еще и кололи.

Посмотрел на свои руки. Одна согнута и подвязана все той же вафельной тканью — та, в которую только что кололи. На второй разлился солидных размеров синяк. Точек было всего три.

— Да, пришел в себя, — послышался из-за двери голос бородатого врача. — Нет, я не считаю, что его можно куда-либо перевозить. И не позволю. Поймите, в городе таких случаев… — Голос осекся. — В общем, очень много. Некоторые чувствуют себя лучше, некоторые хуже, но причина эпидемии еще не установлена. Вы должны лучше меня понимать, что это значит. Хотите, чтобы он у вас прямо в кабинете впал в кому? Или желаете сами на его место? Пожалуйста, даже соседняя койка свободна. — После этих слов Александр покосился влево. Действительно, третья койка в этой палате пустовала. Даже белья не было. Только на тумбочке лежали какие-то вещи — словно тот, кто занимал это место, выписывался в большой спешке. Почти всё бросил. Или… Или эти вещи ему уже не нужны. А санитаркам и медсестрам не до того.

За дверью кто-то пытался спорить с врачом. Слышался недовольный голос, но слова никак не удавалось разобрать.

— Света! Светлана, этого сюда! — Рев докторской глотки прервал все споры. Нельзя же так в больнице! Но, видимо, нужно было — буквально через минуту дверь палаты распахнулась, два небритых санитара под руководством молоденькой сестрички впихнули каталку, подрулили к свободной койке. С каталки на синее одеяло переложили обмякшее тело, начали сноровисто прикручивать к металлической раме.

— Готовьте систему, пока не очнулся! — донеслось от двери. Словно в ответ на эти слова новый обитатель палаты замычал, задергался. В воздухе мелькнула рука с привязанным к ней полотенцем, санитаров затрясло. Вбежал врач, навалился на плечи больному, помог скрутить. Железная кровать тряслась и поскрипывала от рывков, слышалось отчаянное мычание. Наконец оно перешло в тихий, тоскливый вой и затихло.

— Света, что стоишь? Шприц и систему, быстро! Сейчас новый припадок будет!

Медсестра выскочила в коридор, быстро простучали каблучки. Врач повернулся к санитарам:

— Спасибо, мужики, дальше я сам. Будете выходить, скажите тому старлею в коридоре, чтобы дня через два приходил, не раньше. Или, если уж совсем невтерпеж, пусть помогает таскать и вязать, это у него должно получиться… В общем, проводите. Будет сопротивляться — на каталку. Под мою ответственность.

Санитары вышли. Было слышно, как они переругиваются со стоявшим в коридоре. Однако до каталки дело не дошло, старший лейтенант предпочел удалиться сам. Служба службой, а лишний раз задерживаться в больнице никому не хочется, особенно во время эпидемии. Особенно если можно свалить невыполнение задания на кого-то другого.

— Ну-с, молодой человек, — бородатый врач повернулся к Александру. — Теперь опять займемся вами. Что вы натворили и как здесь оказались, помните?

— Не-а. — Это удалось выговорить более-менее нормально. Благо слово короткое и простое.

— Ну вот, делаем успехи! Точнее, хорошо справляемся с лекарством. Так вот, пока есть время, восполним пробелы. Вас привезли в бессознательном состоянии. Сейчас всех, кто падает с ног, тащат к нам. Так вот у нас не было никаких признаков вот этого. — Бородатый кивнул на соседнюю койку, откуда опять послышалось мычание. — Можете не опасаться. Насколько я могу судить, эта зараза или бьет сразу, или вообще не цепляется. Как мне передали, взяли вас в чужой квартире и при оружии. Дверь была взломана, но сопротивления вы не оказали. Хотя бы это вы помните ?

— А-ага.

— Просто замечательно, никакой амнезии! А зачем вы залезли в эту квартиру, тоже помните ? Просто кивните, не напрягайтесь пока.

В коридоре опять послышался быстрый стук каблуков и какой-то скрип. Вошла Светлана, неся перед собой высокую, похожую на вешалку стойку. Мерно покачивалась капельница. Врач внимательно наблюдал за тем, как в руку входит игла, как в короткую резиновую трубку одноразовым шприцем вкачивается прозрачная жидкость.

— Хорошо, Света, я здесь пока сам прослежу. Понадоблюсь — зовите. — Сестричка снова скрылась за дверью. — Так, на чем мы остановились? Вот видите, у вас память даже лучше, чем у меня. Замотался… — Врач снял очки, приложил к глазам рукав халата. — В общем, у вас было переутомление, нервное перенапряжение и ничего более. Так что еще денек вы здесь поваляетесь — и вперед.

— Ку-у-а? — С согласными у Александра пока не все получалось, но язык стал ворочаться гораздо быстрее. И не только язык. — В ми-ициу?

— Что? А, нет, не в милицию. Видите ли, наша больница — экстренная, а вам требуется длительное лечение. Так что отправим вас дальше, нашим коллегам. Не волнуйтесь, вам вредно! Я знаю, что у вас какие-то срочные дела. Какие — меня не интересует, но через сутки, самое большее — через два дня вы к ним вернетесь. С нашими доблестными органами порядка разбирайтесь сами. Как только вас вывезут за ворота — я вас знать не знаю и ни за что не отвечаю. Понятно?

— Спа-а-иба.

— Не за что. Я только старый должок отдаю. За вас один мой коллега попросил. Он для меня в свое время тоже немало сделал. А теперь — спать! — Врач достал из кармана ампулу и упаковку со шприцем. — Сейчас вы заснете, а дальше — не ваше дело. Да и не мое, впрочем.