ГЛАВА 12
— Ну-ка, посмотри, эта штука тебе ничего не напоминает?
Олег вытащил из-за шкафа длинную черную палку, протянул Александру. Тот отшатнулся. На подрагивающей возле лица черной деревяшке переплелись две змейки — золотая и серебряная. Их головы сходились на выступающем из торца посоха тусклом коричневом камешке.
— Где вы это… достали?
— Да так, друзья твои поделились. Идут это давеча наши ребята, видят — сидит кто-то на полянке. С посохом. Ну, нашим посох понравился, попросили. Те и отдали. Ты возьми, возьми, не бойся. Руки чистые, без царапин, без крови? Тогда бери. Да и вообще — не заряжено. Иваныч вчера же и разрядил.
— Как?
— Это ты у него спроси. Но, судя по всему, твоя находка помогла разобраться. Так ты смотреть будешь или я его обратно прячу?
Александр заставил себя прикоснуться к лакированному дереву. Ничего. Попробовал всмотреться, что-то почувствовать — палка как палка. Ну, еще металл и какой-то странный камень.
— Что, не нашел ничего? Хочешь, лупу дам? Да ты поверху не ищи. Всё, что на нем колдовского было, размотано и погашено. Наше счастье, они его подготовить полностью не успели. За этим делом мы их и застукали.
— А что здесь за камень?
— Это не камень, это окаменелость. Белемнит, «чертов палец», как их раньше называли. Слышал?
— Конечно, слышал, даже видел. Десятками. На наших холмах их полно. Только как они его обработали? Я сколько пробовал — или крошится, или структура резко выделяется, а здесь ровно просвечивает.
— Это ты у них при случае спроси. Дело в другом — такая окаменелость здесь дает двойной эффект. Сразу и магический кристалл, и что-то давно отжившее. Как кость, но еще более древнее. Древнее динозавров — или драконов, если хочешь. — Только после этих слов Александр обратил внимание на крохотные крылышки у змей. Опять драконы! — Не в этом дело, не в «чертовом пальце» и не в драконах. Ты к узору резному присмотрись.
Узор попросту был глубоко процарапан чем-то острым.
Александр вспомнил найденный летом посох — там резьба была выполнена куда лучше. Тщательно, неторопливо. А здесь — словно в спешке обозначили рисунок, не заботясь о красоте и даже о том, увидит ли кто.
— Да тут и резьбы почти нет. Смотреть не на что. Сам рисунок, по-моему, обычный. Это древнерусский стиль, с таким вот переплетением или я ошибаюсь?
— Не слишком. Такие узоры по всей Европе были распространены, но на Руси задержались дольше, это точно. И еще в Скандинавии, кстати. Но именно вот такой стиль, с листовидными углами — это наше… Не буду тебе читать лекцию по истории, не для того показываю. Ты сюда вот посмотри. — Палец Олега скользнул по лаку. — Видишь?
Плавные изгибы были словно изломаны. То ли по неумению, то ли по неосторожности. Рядом под лаком поблескивал на древесине след карандаша, продолжавший «правильный» узор, нарушенный неловкой рукой.
— Копировали с чего-то?
— Точно! Воспользовались готовым, где-то найденным или подсмотренным. А ведь на твоем посохе, летнем, этого не было. И резьба была куда лучше. Что на это скажешь, разведка?
— Что резчик другой. Или тот, прежний, куда-то исчез, или просто налаживают самостоятельное производство, пытаются повторить. Может быть, даже пробуют сделать таких побольше.
— Молодец, Сашка! И то и другое. Это копия, причем не самая удачная. Самое главное отличие — был неправильно вывязан глубинный узор, внутренний. Может быть, успей они довести дело до конца эта деревяшка и заработала бы. Иваныч говорит, даже узор мог бы глубже стать. Проявиться. Вовремя мы успели. — Олег не пытался скрывать свою радость. Обычно свои чувства он прятал и от глаз, и от верхнего зрения. На этот раз не стал.
— И как это было? — С одной стороны, Александр радовался успеху. С другой — было чуть досадно, что обошлись без него. Всё понятно, воинов и без него хватает, но всё же, всё же… Словно в тылу отсиживаешься, пока все воюют. — Кого нашли и что с ними сделали?
— А что с ними сделаешь? Отпустили, — помрачнел Олег, явно помрачнел. Темное пятно на хорошем настроении. — Что с ними еще прикажешь делать? Сдавать в милицию по обвинению в злонамеренном колдовстве? Нас же и посадят. В психушку. И так вся наша война — сплошное нарушение законов. Меня вообще можно хоть сейчас сажать по обвинению в «организации незаконного вооруженного формирования». Поди докажи, что этому формированию три тысячи лет, самое меньшее. Только по письменным источникам. Ну и что при этом прикажешь делать с сопляками? На костер или осиновыми кольями? Завтра же нас вся Россия будет разыскивать. За убийство в ритуальных целях — или как это сейчас там называется? Тебе на твоих холмах хорошо было…
Александр поежился, вспомнив это «хорошо». Да уж, лучше не придумаешь. Хотя бывает, конечно, и похлеще.
— Не дергайся! Говорю, что хорошо, значит, так и есть, Там ты стрелял, в тебя стреляли, попытка совершения преступления налицо, а всё остальное — крайняя необходимость и самооборона. Человека вот из-под ножа спас — любой суд присяжных снисхождение проявит. Всё если не законно, то уж точно порядочно и благородно. По-человечески. — Последнее слово Олег произнес с какой-то странной интонацией. — Вот когда сидят — ну пусть даже прыгают и пляшут — семь человек вокруг костра в зимнем лесу, а на них набрасываются громилы в камуфляже, — это что? Нарушение прав человека и свободы совести. Есть эта самая совесть или ее нет — никого не волнует. То, что таких компаний аж четыре одновременно оказалось, — тоже.
— И что, вы их всех одновременно накрыли? — Такой масштабной операции Древнего Народа Александр припомнить не мог. В двух местах сразу— брали, но четыре?! Радостного тут мало. Работы прибавилось — это не к добру. Как у милиции.
— Не всех. Тех, что в лесу были, — да, а четвертая точка в квартире оказалась. Сам понимаешь, вламываться нельзя, мы не ОМОН. Что могли, сделали — поставили наблюдение, блокировали всё, до чего дотянулись. Похоже, именно в этой квартирке центр всего и был. По лесам молодежь была, слабенькие все. Недавно занимаются этим делом. По одному старшему на группу — и сразу трое, не меньше, в квартире.
— Итого, шестеро. Что-то число неровное, семеро в таких делах лучше. Или тогда уж пятеро.
— Похоже, седьмого не нашли. Хотя он мог и в квартире быть, просто его не засекли. Или не вмешивался, или просто его черед не пришел еще.
— А может, просто не в состоянии был? — Александр вдруг вспомнил свой разговор с Юриком. Особенно то, чем эта беседа завершилась. Вполне возможно, что один из черных магов до сих пор приходит в себя. Плохо слышит, например. И глаза у него красные, и вообще насморк. Должно бы уже пройти, но кто знает? Замкнутое пространство, заряд большой — перестарался Натаныч, машина до сих пор толком не проветрилась. Сюда пришлось своим ходом добираться, на концерт к Иринке теперь точно не попасть.
— Чего? Давай выкладывай, что там у тебя за приключения!
Пришлось выкладывать. Хотел покороче — посыпались требования уточнений и дополнений. Еще полчаса пропало. Ну, не пропало, но теперь и «посиделки» после выступлений без него обойдутся.
— Значит, хозяина они вскорости ждут, — задумчиво подвел итог разговора Олег. — Ну, не первый век они этим занимаются, так что пусть ждут. Но вот то, что из Юрика проглядывало, — это уже интереснее. И при этом — настолько поддаваться примитивному внушению? Слушай, а может, это он тебя прощупывал? Определял, что ты можешь?
— Не похоже, слишком уж разозлился. Да и опять-таки — зачем в машину лезть?
— Не похоже так не похоже. А может, и его самого использовали. Подставили. Тот же хозяин. Кстати, если они без посредников… Ну пусть даже с меньшим количеством — это многое объясняет.
— Что, например?
— Осведомленность в наших делах, например. Да и знание кое-чего давно позабытого. Это у нас здесь забыли, а там и там, — палец Олега показал сначала на потолок, потом на пол, — никто не забыт и ничто не забыто.
— Олег… Ты это что, серьезно? Насчет «там»? — Александр повторил жест.
— Что, испугался? Армагеддоном запахло? Не волнуйся, большие дяди и без нас между собой разберутся. Это для них дело привычное. А вот как они при этом с нами будут обходиться — это уже другой вопрос. Ты этой болтовне насчет отбора и селекции поверил?
— Н-не очень. Но что-то в этой идее есть.
— Да, идея неплохая. Хотя и не новая. Однако твой Юрик прав — к нашей ситуации она подходит как нельзя лучше. Так что готовься, Саша, готовься. Похоже, чем дальше, тем интереснее будет. Отберут тебя и скажут: «Заверните!»
— А если серьезно ?
— Серьезно, Саша, будет дальше. Очень серьезно. Эта публика действительно может сделать то, что не удалось Пермяку. Только со своим уклоном.
— Перевернуть мир?! Олег, извини, но это уже полный бред! Я с этим Юрой разговаривал — да и не только, как ты помнишь. Не первый раз встречаемся. Хоть ты, хоть Володя с ним справились бы еще быстрее. Сил у них не хватит не то что на мир — лишний рубль заработать, фокусы показывая.
— Им не рубли надо. И они не фокусники. Про лето напомнить? — Внезапно взгляд Олега стал пристальным, даже грозным. — Не тебе их недооценивать, Александр! То, что тебе трижды повезло, еще не значит, что тебе в самом деле повезло. Это мог подстроить и оттуда. — Палец Олега снова показал на пол. — Как раз для того, чтобы мы не воспринимали их всерьез. Чтобы расслабились. А для их дела не нужно больших сил. Иногда надо просто легонько подтолкнуть — зная, куда, когда и как. Это тебе уже не «кошкодавы» с кладбища.
— Олег, неужели таких раньше не было? В первый раз черные такой силы достигли, что ли?
— Не в первый. Бывали и сильнее, и не раз. — Олег тяжело вздохнул. — Но тут есть две особенности, даже три. Первая — их всегда удавалось разглядеть вовремя. В чем ты прав — так это в том, что сами по себе они мало что могут. С ними каждый раз много возни, бывали и у нас ощутимые потери, но до сих пор справлялись. И мы, и люди — зачастую совместными усилиями. Вот тут и начинается вторая особенность нынешней ситуации.
— Война?
— И она тоже. Мы не можем договориться между собой, во всем ищем ловушки, не верим друг другу. Людям тем более. А нынешние люди не знают о нас.
— Нынешние? Когда же был предыдущий случай таких… усилий?
— Давненько. Полтыщи лет назад, даже побольше уже. Тогда не только находились способные люди, которые нас принимали и поддерживали. Всё было гораздо проще. Может, это тебе и покажется отвратительным, но даже к магии приходилось прибегать редко. Просто укажи на опасного противника — остальное делало само общество.
— Как?
— Очень даже просто. Горячо приветствовало — иногда медленным огнем, но чаще быстрым. Это потом ударило по нам же. Такие дела нельзя делать безнаказанно — и когда были переловлены черные, взялись за всех остальных. За просто способных. За не способных ни к чему, но неугодных. За чистокровных людей и чистокровных Древних. Видишь ли, те, кого мы, как сейчас говорят, сдали, признались в существовании заговора. А те, кто их пытал, не делали различий между колдунами, нечистью и нелюдью. Мы еще оказались в не самом плохом положении, у нас были леса, был путь отхода по ним на восток. Нашим бывшим союзникам уходить было некуда.
— Это… Это подло. Олег. Просто мерзко и сволочно.
— Знаю. И тогда все знали, все понимали, какая будет расплата. Просто у них не было другого выхода. Или сон разума и порождаемые чудовища — но люди, что бы они ни творили, или пол-Европы выгоревших холмов и царство Юриков на этом пепле. Кстати, то, что происходит сейчас, — тоже расплата за те годы. Маятник качнулся в другую сторону, Саша. Сейчас колдуны в почете, за те зверства общество перед ними кается. А результат? Как ты думаешь, скажи сейчас людям, что обнаружен такой вот заговор, что будет?
Александр попробовал себе это представить. М-да! Безрадостная картина. Те, кто сказал, уезжаю на лечение — с рукавами за спиной и ухмылкам «черных» в спину. А те, кто поверил — пытаются об этом забыть. В лучшем случае думают о спасении себя и ближних своих. Самых ближних — ведь всё человечество не спасешь, правда? В худшем — радостно готовятся встретить нового хозяина и новый порядок. Где-то посередине — те, кто запасает спички и мыло. Те, кто надеется приспособиться — хуже того, может приспособиться. А также те, кто под шумок зарубит топором соседа — «колдуна» или «энергетического вампира».
— И что нам теперь делать, Олег?
— К сожалению, пока ничего. Самое большее, что мы можем, — это срывать их планы на ближайшее будущее. Не все — те, что угадаем, те, что сможем. Как вчера, как летом, как ты с освобождением своей Ирины. Кстати, как она?
— Нормально вроде бы, а что? Концерт вот у нее сегодня, сейчас уже идет.
— И ты приехал сюда?!
— Да, а что? Ты же говорил — может помощь понадобиться.
— Говорил, не спорю. Вообще-то хорошо, что приехал, просто прекрасно. Слушай, а когда вы с ней намерены встретиться?
— Вообще-то думал сегодня к концу выступлений, там они еще в узком кругу намерены собраться…
— В узком кругу — это хорошо. Очень хорошо. Тебя пригласили — может, ты и меня где-нибудь по дороге встретишь? Своего… Ну, например, бывшего коллегу?
— Не знаю, Неудобно как-то, Олег. И вообще, с чего тебе так срочно? У меня в общем-то были на этот вечер свои планы.
— Ну и планируй дальше. Если получится. Слушай, Саша. — Голос неожиданно стал жестким. — Я в твою личную жизнь не вмешиваюсь. Не подругу твою еду смотреть, хотя тоже не мешало бы, я уже говорил. Но вот то, с какой компанией она связана и что у них на уме, — это уже серьезнее. Понял? Так что можете хоть целоваться, хоть вообще исчезать. Но не раньше, чем я, как сказал Михаил Сергеевич, разберусь, кто есть ху.
— Олег, они ведь тебя знают!
— Да? А ты в этом уверен? Пошли одеваться и такси ловить. Сегодня я для тебя буду — ну хотя бы и Михаилом Сергеевичем. Пошутим и по этому поводу немного. Усе у порядке, товарищи, усе нормально, процесс пошел. — Голос внезапно изменился. Словно действительно включили запись какого-нибудь выступления советского экс-президента.
— Вот не знал за тобой такого таланта!
— А ты вообще многого не знаешь, — ответил Олег уже своим обычным голосом. — Кстати, с этого момента называй меня на «вы». У вас в институте это вроде было принято? Не смотри большими глазами, ты своих коллег мне только по имени-отчеству называл. Так что давайте на «вы». Я вас, по вашей молодости и служебному положению, могу и без отчества, а вы, Саша, соблюдайте субординацию и дисциплину. Хоть и не работаете у нас больше. И к ладу постепенно привыкайте.
Действительно, к такому надо привыкнуть. Александр видел это впервые. Зрелище вызывало смешанные чувства. Разумом понимал, что надо удивляться и восторгаться способностями. Нутро отказывалось воспринимать увиденное. Тошно было. В самом прямом смысле этого слова — желудок рвался к горлу. Видено было всякое — и полуразложившиеся трупы, и раны, и гной, и пепел. Но всё это теперь казалось естественным и нормальным. Привычным и объяснимым.
— Не кривись, привыкай! И не отворачивайся! Если дела наши так и дальше пойдут, тебе еще и не то предстоит увидеть. Так что смотри. Знаю, что противно, самого на первых порах выворачивало. И вообще, всё это только иллюзия. Отвод глаз — как с домом, только чуть сложнее. На конкретном участке и не с исчезновением, а с новым видом.
Легко сказать — не отворачивайся! Олег мял кожу на лице — временами казалось, что он ее просто снимает и тут же приклеивает заново. Черты лица то растекались в серую, похожую на грязный творог массу, то застывали в самых немыслимых сочетаниях. Одно ухо выше другого, скулы разной высоты, сползающие на губу ноздри… Только глаза оставались на своем месте, но и они менялись. Потемнели, веки стали тяжелыми и рыхлыми, потом вернулись к прежнему виду.
Постепенно лицо стало вырисовываться. Волосы стали светлыми с проседью, обозначились солидные залысины. Нос подергался и застыл: что-то среднее между «горбинкой» и «картошкой», смесь Кавказа и России. Или не Кавказа? Потом заняли свое место высокие скулы. Подбородок покрылся легкой щетиной.
Олег что-то шептал, гляделся в зеркало, лицо уже не мял, а слегка приглаживал. Наконец обернулся:
— Готово! Можешь пощупать. Протяни руку, говорю! Не бойся, не укушу. Проверить надо, как легло.
Это «пощупать» далось нелегко, но, к своему удивлению, ничего особенного Александр не почувствовал. Нос как нос, скулы как скулы, даже подбородок колючий. Попробовал увидеть это всё верхним зрением — обычное лицо, и всё тут! А вот общий «рисунок» сияния изменился. Теперь это был самый обычный человек. Чуть нервный, чуть уставший. Со средними человеческими способностями, судя по всему.
— Ну как? — Голос всё-таки был прежний. Олега, а не того мужика сорока-с-лишним-лет, который стоял перед зеркалом. — Всё держится, всё прощупывается?
— Как ты… Простите, как вы это сделали?
— Давненько я этим не занимался. — Чувствовалось, что Олег был доволен и собой, и произведенным эффектом. — Это всё временное, часов через пять сойдет. Если сильно устану, то быстрее. Если потеряю сознание — сразу. Так что времени у нас немного, пошли машину ловить. За мой счет, не пугайся — знаю я твою зарплату.
— А голос? Вдруг по голосу узнают?
— Тут уж ничего не поделаешь. Если там будет кто-то из особенно хитрых или сильных, то и эта маскировка не поможет. А чужим голосом я долго говорить не могу. Сегодня мне собственные голосовые связки, чувствую, сильно понадобятся.
Михаил Сергеевич — не то что язык, мысли не поворачивались назвать этого человека Олегом — оказался прав. Голос ему потребовался. И не подвел.
Они всё-таки успели к самому окончанию концерта. Несколько песен — и одна прощальная, пропетая хором. Ирина со сцены разглядела своего «оборотня», еле дождалась окончания аплодисментов — и кинулась к боковой лесенке, чуть не оборвав подвернувшиеся под ноги провода. Несколько смутилась, увидев рядом с Александром кого-то чужого, потом мотнула русой челкой — и всё-таки кинулась на шею:
— А я боялась, ты совсем не придешь!
Пришлось тут же знакомить с «коллегой». Покрылся испариной, когда Иринка вежливо спросила: «А вы чем именно занимаетесь?» — вот влипли! Легенду толком не продумали. Удивила реакция «Михаила Сергеевича». Ну, изобрести тему диссертации несложно — но начать разговор по ней, еще и достаточно грамотно… Более того — профессионально. Или это опять какое-нибудь чародейство, или они с Олегом действительно почти коллеги. «Почти» — это самое меньшее.
Собравшееся за кулисами общество встретило незнакомца настороженно. Чего и следовало ожидать. Пошли в какую-то комнатку на втором этаже здания, набились, как сельди в бочку, скорее, как гости у Коли, селедку так не прессуют и гитару в придачу не дают. Через полчаса Александр понял, как мало знает он о своем нынешнем командире.
Эти полчаса «Михаил Сергеевич» просидел скромно, молча в сторонке — насколько это возможно в такой тесноте. Слушал певцов. А потом гитара по кругу дошла до него. Из вежливости и по традиции спросили:
— Вы не играете? — И уже приготовились передать инструмент дальше. Никто не ожидал того, что произойдет дальше. Меньше всех — Александр.
— Да вы знаете, балуюсь иногда… — скромно ответил лысоватый мужичок, неизвестно как попавший в этот круг,
— Споете что-нибудь? — В этом вопросе всё еще было больше вежливости, чем интереса.
— Свое или чье-то? Чье именно?
— Свое, если можно! — интереса стало гораздо больше.
— Ну что же, попробую… Заранее извиняюсь, если что не так, давненько до гитары руки не доходили.
Взял инструмент, попробовал звучание. Чуть поморщился, покрутил колки — еле заметными движениями. Вздохнул тяжело — что, мол, поделаешь. И запел.
Потом он попробовал передать гитару дальше, но ему не позволили. Попросили спеть еще. И еще. И еще раз. Здесь умели ценить хорошую песню и хорошего певца. Олег пел хорошо. Наверняка музыка могла быть и более изысканной, гитара могла попасть к музыканту повыше классом. На это никто не обращал внимания.
Олег пел старинные песни. «Музыка моя, слова народные», — добавлял он в таком случае. Этих слов раньше никто не слышал, хотя знатоки народных песен здесь были. Пел песни поновее — можно было догадаться, какие события в них упоминаются. Пел то, что не имело возраста, — многое существовало всегда и будет не раз, и каждый может найти в этом свое.
Слушали нового барда внимательно. Восхищенно, ревниво, с любопытством, оценивающе — но никто не отвлекался, не перешептывался, не обсуждал какие-то свои дела. У Лени-Пустынника горели глаза, он подался вперед, пальцы шевелились, словно он подыгрывал или пытался повторить мелодию. Сергей скрестил руки на груди, пытался выглядеть отрешенным и даже надменным — слыхали, мол, и не такое, ничего особенного. Выдавали глаза — то грустили, то смеялись, то задумывались вслед за песнями. Ирина прижалась к плечу, тихо дышала в щеку, иногда вздыхала — и бурно восторгалась в перерывах между песнями, просила петь дальше.
Очередная песня началась с долгого перебора струн. Скорее даже перезвона, перешедшего в быструю мелодию. Наконец Олег запел. Но запел не своим голосом — глубоким, гортанным. Сначала показалось, что поет он на каком-то неведомом, чужом языке. Потом начал доходить смысл слов. Слова, словно играли с ритмом. То отставали, то перепрыгивали через него, то бежали вместе с ним в веселом хороводе. Скорее даже по спирали — каждый новый повтор чуть отличался от другого. Голос становился то громче, то тише, взмывал в высоту и опускался до грозового гула. Сначала Александр пытался уловить смысл песни — было в ней что-то про созвездие рун на клинке, про шепот листвы и пение вьюги… Потом слова опять растворились в ритме. Потом и ритм исчез. Остался мощный, бурный поток, который подхватил и понес, потащил, завертел — и вдруг выбросил на поверхность. В тесную, маленькую комнату. Песня кончилась.
Тихо было в комнатушке. Все молчали — ни похвалы, ни обсуждения. Ирина затрясла головой, провела ладонью по глазам, словно избавляясь от неожиданного видения. Еще несколько человек хлопали глазами, озирались по сторонам, приходили в себя.
— Фигня какая! — Первым нарушил тишину Сергей. — Ни музыки, ни слов, ни… — Он осекся, хмыкнул и махнул рукой. — Извините, конечно, но я привык говорить то, что думаю.
— Нет, Серега, ты не прав. Не скажу, что всё понял, но здесь что-то есть. И довольно много. — Пустыннику не пришлось приходить в себя, но выглядел и говорил он задумчиво, без своего обычного балагурства. — Сильная вещь, необычная. Это тебе не вечный ля-минор. Простите, Михал Сергеич, вы где-то специально учились? В музшколе, в училище?
— В общем-то, нет, всё частным образом. Просто учителя были хорошие. — Олег говорил устало, словно все силы ушли на то, чтобы спеть. — Ну, кто следующий?
— Михаил Сергеевич, а еще что-нибудь можно? — встрепенулась Ирина. — Пусть не такое, я понимаю, но хоть повторите из прежних.
— Увы, сударыня, увы. Другим тоже петь хочется, да и мне пора. Саша, вы меня до остановки не проводите? Я в этих местах не вполне ориентируюсь.
— Ирин, подождешь? — Александр уловил тень огорчения в глазах. — Я ненадолго, надо человека до транспорта довести.
— А может, останетесь? — Девушке явно хотелось о чем-то поговорить с новым товарищем по гитаре. Причем товарищем явно старшим и опытным.
— Не могу. Хотел бы, но некогда. Может, потом еще увидимся, а сейчас дела ждут. Да и ваше с Сашей дело молодое, вам вдвоем побыть надо, а не со мной. Так что извиняюсь и исчезаю. Да вы сидите, вам незачем туда-сюда бегать. Тут, как я понимаю, недалеко, так что Александра я похищаю минут на пять, не больше.
Вышли молча, так же молча спустились на первый этаж.
— Слушай, здесь где-нибудь туалет есть? — неожиданно спросил Олег. — И сидели долго, и невмоготу больше личину держать. Сил и так много потратил. Еще засну в автобусе, всех напугаю.
— Должен быть. Я его на первом этаже унюхал, когда сюда шли.
Туалет нашелся довольно быстро. Олег умылся, пофыркивая, протер лицо руками — и снова стал самим собой. Подмигнул:
— Помянем твоего коллегу Михал Сергеича? Потом не забудь придумать, почему его нельзя снова пригласить. Второй раз я точно такое же лицо не слеплю.
— Предупреждать надо, что петь собрался. Что я теперь скажу? Что работал с таким талантом и знать о нем не знал?
— А почему бы и нет? Насчет таланта — это ты загнул. Тут не в моем мастерстве дело, и вообще, давно я инструмент в руки не брал. И на этот раз не собирался. Просто посидел, посмотрел, послушал, а потом понял, что это будет самый простой способ их раскрыть. Кстати, как тебе финал? — Олег отряхнул руки и направился к двери. — Что услышал?
Александр задумался.
— Черт его знает, что услышал. Я вообще слабо понял, что это было. Похоже на какую-то «психоделику». Вся эта работа ритмом, голосом — что-то подобное я уже встречал. Толи в «эн-эл-пи», нейролингвистическом программировании, то ли еще где.
— Догадался все-таки… Это плохо.
— Почему?
— Если ты догадался, то и другие могут. А потом и поймут, для чего именно это было нужно. Специалистов хватает. Тот парень, хамоватый такой, который первым встрял, — это кто?
— Сережка, что ли? Да его я и не знаю толком. Это ты к Ирине лучше обращайся, они вроде бы давние знакомые. — Тут Александр остановился и внимательно посмотрел на Олега. — А что с этим Серегой?
— Да так, ничего. Знакомые у твоей подруги странные. Один вообще великий маг и факир, если верить ему самому. Второй от всяческого воздействия закрыт наглухо. Как бункер при бомбежке. Ничего его не берет — единственного из всей этой компании, кстати.
— То есть как? И что его должно было взять? По-моему, песни он слушал нормально. Вид только делал, что выше всего, но глаза…
— Да вот в том-то и дело, что только глаза. Чем другим посмотреть не пробовал?
— Нет, — оплошал разведчик, нечего сказать. Предупреждал же Олег, что не на вечеринку собрались… — Как-то не сообразил. Заслушался.
— Вот именно. Ты заслушался — и про всё верхнее, нижнее и внутреннее забыл, а ведь тренированный. Да и опыта успел кое-какого набраться. В этой комнате еще четверо были, которые подобными вещами балуются, — у них через десять минут всё ослабло и растекаться начало. Поэтому и видно, что только балуются — усилием поддерживают, не рефлексом. А Сергей твой сидел всё время — хоть бронебойным в него стреляй! Причем ладно бы какой-нибудь «зеркальный купол» держал! Понаворочено такое, что я впервые и сам вижу. А повидал я, поверь, немало, и старого, и нового. Мало таких людей найдется, чтобы и песни эти могли внимательно слушать, и защиту такого класса удерживать. Всем, кого я знал из подобных умельцев, далеко за пятьдесят было, а занимались они этим с детства.
— Может, у него просто врожденные способности ?
— Не может. Такое достигается только опытом — хотя способности, конечно, тоже нужны. Кстати, о твоем опыте — молодец, растешь помалу. Смотреть ты забывал, но прикрывался до последней песни.
Похвала обрадовала. Тем более что и про защиту, и про маскировку Александр тоже напрочь позабыл.
Ну, может быть, какие-то смутные ощущения остались. Как воспоминания о неоконченной работе. Неужели и их хватило?! Тогда действительно растем. А еще — за одного битого двух наивных дают. Еще пара-тройка юриков, и прямо на коже броня отрастать начнет.
Они вышли из здания. Валил мокрый, липкий снег. Тяжелые хлопья сыпались так, словно наверху, за облаками, кто-то вовсю работал лопатой. Похоже, занесло крышу, теперь расчищают. Небеса у нас тоже российские, поэтому сбрасывают всё на тех, кто ниже. Больше всего, как всегда, достается прохожим. Вот блин, а на «УАЗе» форточки открыты!
От форточек и причины, по которой они сейчас пропускали в машину пару лопат будущей сырости, мысли опять вернулись к защите и сегодняшнему вечеру.
— Олег, а для чего нужна была последняя песня? И почему она подействовала не на всех? Меня вообще почти оглушило, Иринка тоже в себя приходила, а половине ребят хоть бы что.
— Еще не догадался? — Олег хмыкнул и прищурился. — Попробуй сам ответить. Избирательное действие на лицо, всё остальное тоже заметно. Думай!
До остановки дошли молча. Время позднее, погода мерзкая — в обклеенном рекламой и объявлениями павильончике не было никого, кроме них. Постояли немного. Наконец Александр высказал догадку:
— Эта песня… Она как-то связана с силой человека? С его способностями?
— Горячо, горячо. Но не попал. Одно слово тебе мешает. А ведь кто точно должен бы догадаться, так это ты.
— Какое слово? Хотя погоди минутку…
— Зачем? Я же вижу, что ты догадался. Этой песней мы раньше пользовались, чтобы своих распознавать. Сейчас проще, со всеми современными сдвигами по фазе Древняя Кровь сама о себе заявляет. А лет двадцать назад мало кто интересовался «резервными возможностями человека». — Последние слова заставили Олега криво улыбнуться. Словно хотел посмеяться над шуткой, да вдруг скулы свело. — А уж начни рассуждать о временах доисторических да не прояви должного материализьма… Знаешь, был такой диагноз: «вялотекущая шизофрения»? Специально для этих случаев придумали. Вот самодеятельная песня — дело святое, народное творчество мы всегда поощряли. Особенно если песня ни о чем. Опять-таки фольклорные корни, тоже замечательно. И нам хорошо: спел в таком вот кругу — и все свои как на ладони.
— Значит, она только на Древний Народ действует?
— В основном, и не на всех. Я же говорил — носителей нашей Крови много. Тут не одно поколение работало, что над музыкой, что над словами. Раньше вообще таких песен больше было — и у нас, и у людей. Руны — только не путай с письменами, — кощуны, ниды, даже индейские и африканские ритуальные пения — все из этой же области. А именно эта песня сильнее всего действует на таких, как ты.
— Это каких же? — Александра задело за живое. Опять он какой-то неполноценный получается, что ли?
— Да не подскакивай ты! У тебя все нормально. — Олег, как обычно, угадывал настроение и мысли, даже не глядя на собеседника. — Через несколько лет перестанешь на нее так реагировать — конечно, если с Народом останешься. Обычный Древний к такому привыкает. Ты же толком нашей жизнью еще и не жил, всё туда-сюда метался. Даже, вступи ты в Воинское Братство, сегодня тебя так не накрыло бы. После обрядов к подобным вещам иммунитет постепенно вырабатывается. Смысл будешь улавливать, но голова чистой останется. Это… — Олег задумался. Пошевелил губами, подыскивая нужное слово. — Это как с водкой. Если ты совсем никогда не пил — с рюмки свалишься. Научился пить — и после бутылки на ногах останешься и соображать будешь.
— Потом станешь алкоголиком и не сможешь без бутылки обойтись, — закончил мысль Александр.
— Не исключено. — Олег призадумался. — Бывает и такое, бывает. Правда, песни для здоровья не вредны. Цирроза печени от музыки не бывает. Но это уже другой вопрос. Дело тут еще вот в чем: даже если в тебе Древней Крови ведро и бутыль в придачу, эта песня может не подействовать. Для этого нужна проснувшаяся Кровь. Помнишь, что это?
— Конечно. Проявляющиеся способности, характер, склад ума…
— О, вот и автобус показался! Ну, потом договорим. Самое главное: поосторожнее сейчас. Особенно с Сергеем, не нравится он мне. Попробуй разузнать о нем побольше — чем увлекается, о чем думает и прочее. И Ирину береги. Ты был прав — она из наших, причем в не слишком далеком колене.
— А как твои подозрения?
— Пока никак. Ни да ни нет. И вообще, это твоя личная жизнь, сам и разбирайся. Присматривайся, но и причин шарахаться от девушки я пока не вижу.
— Хоть что-нибудь увидел?
— Ты всё и сам знаешь. Кровь есть, сила есть, и немалая. Занималась колдовством.
— Именно колдовством?
— В основном им, но сейчас у людей так всё перемешалось, что там полный типовой набор. Может быть всё, что угодно, — от некромантии до знахарства. И всё размыто. Либо давно не делала ничего, либо хорошо от следов избавляется.
Фары желтого «Икаруса» надвигались сквозь летящий снег.
Мотор ворчал, как телефонистка, прерывающая затянувшийся разговор.
— Олег, а можно ей о Народе рассказать? Всё равно она при том разговоре с Юриком была. Заодно и о ее Древней Крови.
— Опять ты не вовремя с этим!.. Ладно, скажи. Только думай, что можно говорить, а что нет.
— Понимаю, не совсем дурак.
— Не совсем, а просто влюбленный. Так что язык к уху привяжи и веревочку покороче выбери. Не только в секретности дело — отпугнуть можешь. Она еще с одной волшебной компанией не разобралась, а ты в другую манишь.
Створки дверей сложились с шипением и скрежетом. В салоне маячила кондукторша, глядела хмуро — пассажиры или как? И уж не льготники ли? На всякий случай предупредила:
— Автобус коммерческий! Льгот нет!
— Ну всё, бывай! — Олег шагнул на подножку, обернулся: — До отъезда зайди обязательно, а лучше на днях. Я сейчас дома всё время.
— Побыстрее садимся! — захрипело в динамиках. Олег вскочил в салон, ухватился за поручень, Поднял руку, прощаясь. Александр ответил тем же, и тут же прошипела и лязгнула дверь. Остановку заполнило облако дизельного выхлопа. Ф-фу, черт, какая вонь! Как раньше этим в армейской технике дышал?!
Облако рассеялось. Дергающиеся красные огни удалялись за белый шелестящий занавес. Который час? Иринка голову свернет — вот так «на пять минут»!