Майкл

Как только меня вызвали на свидетельское место, я приковал взгляд к Шэю. Он в ответ уставился на меня пустыми глазами. Подошел клерк с Библией в руках:

– Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды? И да поможет вам Бог.

Кожаная обложка книги была черной и гладкой, отполированной ладонями тысяч людей, произносивших над ней клятву. Я подумал о том, что всегда брал Библию в руки для спокойствия, – гарантия безопасности религиозного человека. Я привык думать, что в ней содержатся ответы на все вопросы, а теперь спрашивал себя, задавались ли вообще нужные вопросы. Итак, да поможет мне Бог.

Мэгги легко сжала руки перед собой:

– Назовите, пожалуйста, для протокола свое имя и адрес.

– Майкл Райт, – откашлявшись, сказал я. – Конкорд, Хай-стрит, тридцать четыре – двадцать два.

– Где вы служите?

– Я священник в церкви Святой Екатерины.

– Как становятся священником? – спросила Мэгги.

– Вы несколько лет учитесь в семинарии, а затем становитесь членом промежуточного диаконата, входите в курс дел под руководством более опытного приходского священника. И наконец вас посвящают в духовный сан.

– Как давно вы приняли обет, отец?

– Два года назад, – ответил я.

Я по-прежнему помню церемонию посвящения, родители с просветлевшими лицами сидели на скамьях в церкви. Тогда я был так уверен в своем призвании – служить Иисусу Христу. Неужели я ошибался? Или просто дело в том, что существует больше одной правды?

– Являлось ли частью ваших обязанностей в церкви Святой Екатерины духовное наставничество заключенного Шэя Борна?

– Да.

– Шэй находится сегодня в зале суда?

– Да.

– Фактически, – сказала Мэгги, – он выступает истцом в этом деле и сидит со мной за одним столом, верно?

– Да.

Я улыбнулся Шэю, и он опустил взгляд.

– Во время вашего обучения на священника вы разговаривали с прихожанами об их религиозных верованиях?

– Конечно.

– Является ли частью ваших обязанностей священника помощь прихожанам в познании Бога?

– Да.

– И помощь в углублении их веры в Бога?

– Безусловно.

Она повернулась к судье:

– Я хочу рекомендовать отца Майкла в качестве эксперта по духовному наставничеству и религиозным верованиям, Ваша честь.

Вскочил с места другой адвокат:

– Протестую! При всем уважении является ли отец Майкл экспертом по иудейской вере? Методистской? Мусульманской?

– Протест принимается, – сказал судья. – Отец Майкл не вправе свидетельствовать в качестве эксперта по религиозным верованиям вне католической веры, за исключением своей роли духовного наставника.

Я понятия не имел, что это значит, и, судя по выражениям их лиц, другой адвокат тоже.

– Какова роль духовного наставника в тюрьме? – спросила Мэгги.

– Он встречается с заключенным, которому нужен собеседник или человек, с которым можно вместе помолиться, – объяснил я. – Он предлагает ему совет, наставления, религиозную литературу. По сути дела, это священник, приходящий на дом.

– Как получилось, что вас выбрали духовным наставником?

– Приход Святой Екатерины – мой приход – получил запрос из тюрьмы штата.

– Шэй – католик, отец?

– Одна из его приемных матерей крестила Шэя в католической вере, так что в глазах Церкви – да, католик. Однако он не считает себя настоящим католиком.

– Тогда как это работает? Если вы священник, а он не католик, как вы можете быть его духовным наставником?

– Моя задача – не поучать его, а выслушать.

– Когда вы впервые встретились с Шэем? – спросила Мэгги.

– Восьмого марта текущего года, – ответил я. – С того дня я виделся с ним один или два раза в неделю.

– В какой момент Шэй поделился желанием пожертвовать свое сердце Клэр Нилон, сестре одной из жертв?

– Это было во время нашего самого первого разговора, – ответил я.

– Сколько раз после этого вы обсуждали с Шэем его чувства по поводу трансплантации?

– Может, раз двадцать пять – тридцать.

Мэгги кивнула:

– Сегодня здесь есть люди, полагающие, что желание Шэя стать донором органа – лишь способ выиграть время и что это не имеет ни малейшего отношения к религии. Вы согласны с этим?

– Протестую! – снова заявил другой юрист. – Спекуляция.

– Протест отклоняется, – покачал головой судья.

– Если вы позволите ему пожертвовать свое сердце, то он сегодня умрет, – сказал я. – Ему нужно не время, а шанс быть казненным тем способом, который приемлем для трансплантации.

– Позвольте мне выступить адвокатом дьявола, – вмешалась Мэгги. – Мы все знаем, что донорство органов бескорыстно. Но где связь между донорством и спасением? Было ли что-то, убедившее вас в том, что со стороны Шэя это не просто альтруизм, а составляющая его веры?

– Да, – кивнул я. – Когда Шэй рассказал мне, что он задумал, его слова поразили меня. Это звучало почти как причудливая загадка: «Когда вы рождаете это в себе, то, что вы имеете, спасет вас. Если вы не имеете этого в себе, то, чего вы не имеете в себе, умертвит вас». Позже я выяснил, что Шэй не сам это сочинил. Он цитировал кого-то весьма значимого.

– Кого, отец?

Я взглянул на судью:

– Иисуса Христа.

– Вопросов больше нет, – сказала Мэгги, заняв свое место рядом с Шэем.

Гордон Гринлиф нахмурил брови:

– Простите мое невежество, отец. Это из Ветхого или Нового Завета?

– Ни то ни другое, – ответил я. – Из Евангелия от Фомы.

Адвокат опешил:

– Разве не все Евангелия содержатся в Библии?

– Протестую! – выкрикнула Мэгги. – Отец Майкл не может отвечать, поскольку не является экспертом по религии.

– Вы сами предложили его в качестве такового, – напомнил Гринлиф.

Мэгги пожала плечами:

– Значит, не следовало возражать против этого.

– Я перефразирую, – сказал Гринлиф. – Значит, мистер Борн процитировал что-то не из Библии, а вы утверждаете, что это доказывает его мотивацию религией?

– Да, – произнес я. – Совершенно верно.

– Ну тогда какую религию исповедует Шэй? – спросил Гринлиф.

– Он не называет ее.

– Вы сказали, он не католик. Тогда, может быть, иудей?

– Нет, – ответил я.

– Мусульманин?

– Нет.

– Буддист?

– Нет.

– Отец, мистер Борн исповедует любую организованную религию, с которой суд может быть знаком?

Я замялся:

– Он исповедует религию, но она формально не организована.

– Например? Борнизм?

– Протестую! – вмешалась Мэгги. – Если Шэй не может ее назвать, почему должны мы?

– Протест принимается, – сказал судья Хейг.

– Позвольте внести ясность, – вновь заговорил Гринлиф. – Шэй Борн исповедует религию, которую вы не можете назвать, и цитирует Евангелие, которого нет в Библии. И все же каким-то образом его желание стать донором органа основано на концепции религиозного спасения? Но вас не удивляет, отец, что это так удобно мистеру Борну?

Он отвернулся, как будто не ждал от меня ответа, но я не собирался так легко его отпускать.

– Мистер Гринлиф, – сказал я, – в жизни много такого, что трудно описать словами.

– Прошу прощения?

– Рождение ребенка прежде всего. Или смерть родителя. Любовь. Слова как сети: мы надеемся, что они охватят то, что мы имеем в виду, но понимаем, что они не могут заключить в себя столько радости, печали или изумления. Обретение Бога тоже похоже на это. Если такое произошло с вами, вы знаете, каково это. Но попробуйте объяснить это кому-нибудь другому – и язык уведет вас куда-то в сторону. Да, это кажется удобным для него. И да – он единственный приверженец своей религии. Нет, у нее нет названия. Но я ему верю. – Я смотрел на Шэя, пока не встретился с ним взглядом, и повторил: – Верю.