Джун

Клэр стоит обнаженная перед зеркалом в полный рост. Ее грудь крест-накрест пересекает черная ленточка, как шнуровка на футбольном мяче. Я смотрю, как она развязывает бантик, распускает ленточки и отгибает обе половинки груди. Потом отстегивает крошечный латунный крючок с грудной клетки, и та распахивается.

Внутри сильно и уверенно бьется сердце, явный знак, что оно не принадлежит ей. Клэр подносит к груди сервировочную ложку и начинает ковыряться в органе, пытаясь отделить его от вен и артерий. Ее щеки бледнеют, в глазах смертельный ужас, но ей удается отделить сердце – кровавую бесформенную массу, которую она кладет в мою протянутую ладонь.

– Забери его, – говорит она.

Я очнулась от ночного кошмара в холодном поту, кровь стучала в висках. После очередного разговора с доктором Ву о совместимости органов я поняла, что он прав: дело не в том, откуда возьмется донорское сердце, а в том, удастся ли его вообще найти.

Но я все еще не сказала Клэр, что донорское сердце появилось. Во всяком случае, нам еще предстояло пройти через судопроизводство, и хотя я говорила себе, что не хочу обнадеживать Клэр до решения суда, другая моя часть понимала, что мне просто тяжело открыть ей правду.

В конце концов, это ее грудная клетка примет сердце этого человека.

Даже после долгого стояния под душем я не смогла выбросить из головы свой ночной кошмар с Клэр. Я решила, что нам непременно надо поговорить, хотя намеренно избегала разговора. Одевшись, я спустилась в гостиную и застала ее на диване перед телевизором с чашкой хлопьев.

– Собаке нужно выйти, – рассеянно произнесла она.

– Клэр, я должна кое-что рассказать… – начала я.

– Дай досмотреть хотя бы эту серию.

Я взглянула на экран – шел сериал «Полный дом», и Клэр так часто смотрела его, что даже я могла бы сказать, что в этом эпизоде Джесси возвращается домой из Японии, разочаровавшись в желании стать рок-звездой.

– Ты видела это раньше, – выключив телевизор, заявила я.

Клэр сверкнула глазами и снова включила телевизор.

Может быть, дело было в недосыпании, может, на меня навалилось неотвратимое будущее, но, так или иначе, я вспылила. Резко развернувшись, я выдернула шнур из розетки.

– Что с тобой? – закричала Клэр. – Почему ты такая стерва?

Обе мы молчали, ошарашенные выражением Клэр. Она никогда меня так не обзывала, она даже никогда со мной не спорила.

Забери его, подумала я, вспомнив тот образ дочери, вынимающей из груди сердце.

– Клэр, – смягчилась я, – прости. Я не хотела… – Я осеклась, увидев, как закатились глаза Клэр.

Я видела это и раньше – слишком часто. В ее груди заработал кардиостимулятор: когда сердце Клэр пропускало один удар или несколько, он автоматически восстанавливал ритм ее сердца. Я подхватила дочку и уложила на диван, ожидая, когда сердце запустится и Клэр придет в себя.

Но на сей раз этого не произошло.

Пока мы ехали на «скорой помощи» в больницу, я перечисляла в уме все причины, по которым ненавижу себя: поссорилась с Клэр; приняла предложение Борна стать донором сердца, не спросив ее заранее; выключила «Полный дом», не дождавшись хеппи-энда.

Только останься со мной, молча молила я, и сможешь смотреть телевизор двадцать четыре часа в сутки. Я буду смотреть его вместе с тобой. Не сдавайся, мы уже у цели.

Несмотря на то что врачи «скорой» восстановили сердцебиение Клэр еще до приезда в больницу, доктор Ву принял ее, без слов давая понять, что это ее новый дом, до того как появится донорское сердце – или откажет ее собственное. Я смотрела на Клэр, спящую в призрачном голубоватом свете полутемной палаты.

– Джун, давайте выйдем, – сказал врач.

Мы покинули палату, и он закрыл за собой дверь.

– Хороших новостей нет… – (Я кивнула, кусая губы.) – Очевидно, произошел сбой в работе кардиостимулятора. Но, кроме того, проделанные нами обследования говорят о снижении диуреза и повышении уровня креатинина. Речь идет о почечной недостаточности. Не только ее сердце отказывает – страдает весь организм.

Я отвела взгляд, но не смогла сдержать непрошеных слез.

– Не знаю, сколько времени понадобится на то, чтобы склонить суд к разрешению пожертвовать сердце, – сказал врач, – но Клэр не может ждать выписку решения суда.

– Я позвоню юристу, – тихо произнесла я. – Сделать что-то еще?

Доктор Ву дотронулся до моей руки:

– Вам надо подумать о прощании.

Я сдерживалась довольно долго, пока доктор Ву не вошел в лифт. Потом бросилась по коридору и не глядя сунулась в какую-то открытую дверь. Упав на колени, я дала горю излиться – заголосила громко и протяжно.

Вдруг я почувствовала на своем плече чью-то руку. Смахнув слезы, я поймала на себе взгляд того священника, духовника Шэя Борна.

– Джун? Вы в порядке?

– Нет, – отозвалась я. – Нет, все совсем не в порядке.

Теперь я разглядела то, чего не заметила, зайдя сюда: позолоченный крест на возвышении в передней части комнаты, один флаг со звездой Давида, другой – с мусульманским полумесяцем. Это была больничная часовня, то место, где можно просить о самом сокровенном.

Дурно ли желать чьей-то смерти, чтобы Клэр скорее получила сердце?

– Это из-за дочери? – спросил священник, и я кивнула, не глядя ему в глаза. – Вы не возражаете, если я помолюсь за нее?

Хотя я не нуждалась в его помощи и не просила его о помощи, но в этот единственный раз мне захотелось изменить свое отношение к Богу, чтобы Клэр получила всю возможную поддержку. Почти непроизвольно я кивнула.

Рядом со мной зазвучал в самой неприхотливой молитве голос отца Майкла.

Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое. Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе.

Я не успела понять, что делаю, но мои губы зашевелились, выговаривая слова, – мышечная память. К моему удивлению, я не почувствовала фальши или принуждения, а напротив – облегчение, словно передавала кому-то эстафетную палочку.

Хлеб наш насущный дай нам днесь. И прости нам грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим, и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Чувство было такое, будто холодным вечером надеваешь фланелевую пижаму или включаешь поворотник перед выездом с шоссе, который обязательно приведет домой.

Я взглянула на отца Майкла, и мы вместе сказали:

– Аминь.