Майкл

Шэй Борн вышагивал по камере. Пять кругов в одну сторону, пять в другую.

– Все будет хорошо, – сказал я, чтобы успокоить себя и его тоже.

Мы ожидали, когда его отведут в комнату, где состоится наша встреча с Джун Нилон в рамках реституционного правосудия, и оба волновались.

– Поговорите со мной, – попросил Шэй.

– Хорошо. О чем хочешь поговорить?

– Что скажу я. Что скажет она… Я не смогу найти нужные слова, я точно знаю. – Он умоляюще посмотрел на меня. – Я все испорчу.

– Просто, Шэй, говори то, что нужно сказать. Всем трудно бывает найти слова.

– Ну, хуже, когда знаешь, что человек, с которым говоришь, считает тебя полным дерьмом.

– Иисусу это удавалось, – заметил я, – и Он ведь не посещал по вторникам курсы по общению в Ниневии.

Я открыл Библию на Евангелии от Луки:

– «Дух Господень на Мне; ибо он помазал Меня благовествовать нищим…»

– Можно хотя бы сейчас не штудировать Библию? – простонал Шэй.

– Это пример, – пояснил я. – Иисус произнес это, когда вернулся в синагогу, в которой вырос. И знаешь, у той конгрегации было к Нему много вопросов, – в конце концов, они выросли вместе с Ним и знали Его еще до того, как Он начал творить чудеса. Так что, не дожидаясь, пока они начнут в Нем сомневаться, Он сказал им слова, которые они жаждали услышать. Он дал им надежду. – Я взглянул на Шэя. – Вот что тебе надо сделать в разговоре с Джун.

Дверь на первый ярус открылась, и вошли шестеро офицеров в бронежилетах и защитных масках.

– Не говори, пока не попросит посредник. И постарайся объяснить ей, почему это так для тебя важно, – напутствовал я в последний момент.

Как раз тогда первый офицер дошел до двери камеры.

– Отец, – сказал он, – хотим попросить вас встретиться там с нами.

Я смотрел, как они ведут Шэя по галерее.

«Говори от сердца, – думал я, – чтобы она поняла, что твой дар стоит принять».

Мне заранее рассказали, как это произойдет. На Шэя наденут наручники и ножные кандалы. То и другое пристегнуто к цепи на поясе, и в таком виде он будет передвигаться под конвоем надзирателей. Его отведут в столовую, подготовленную для встречи осужденного с адвокатом. В основном, как объяснил начальник тюрьмы, при необходимости групповых занятий со злостными преступниками к полу привинчивали несколько металлических боксов – и заключенные помещались в эти ячейки, а адвокат садился на стул в столовой.

– Это групповая терапия, – с гордостью объяснил начальник тюрьмы Койн, – но преступники остаются в заключении.

Мэгги добивалась переговоров с глазу на глаз. Ей это не удалось, и она желала узнать, сможем ли мы встретиться в прозрачном боксе с перегородкой. Но нас было так много, по мнению администрации, еще и посредник, и Джун. Вообще-то, я видел, что в такие боксы набивалось до десяти родственников, пожелавших увидеться с заключенным. Как и Мэгги, я полагал, что неправильно ограничивать одного из участников встречи и привинчивать его к полу, как Ганнибала Лектера. Но на большее мы рассчитывать не могли.

Посредником была женщина по имени Абигейл Херрик из офиса генерального прокурора по содействию жертвам, которая имела опыт подобного рода. Они с Джун негромко беседовали, сидя возле приемной.

Войдя, я сразу направился к Джун:

– Благодарю, что пришли. Это очень важно для Шэя.

– Что меньше всего заставило бы меня это сделать, – сказала Джун, снова повернувшись к Абигейл.

Я проскользнул через комнату к месту рядом с Мэгги. Она замазывала стрелку на чулке розовым лаком для ногтей.

– У нас проблема, – сказал я.

– Да? Как он?

– Паникует.

Она подняла голову, и в неярком свете я скосил на нее глаза:

– Откуда у вас этот синяк?

– Я чемпионка Нью-Гэмпшира во втором полусреднем весе.

Раздался скрежет двери, и вошел начальник тюрьмы Койн:

– Все готово.

Он провел нас в столовую через металлоискатель. Джун и Абигейл даже не успели понять, что происходит, а мы с Мэгги уже вывернули карманы и сняли пиджаки. В этом заключается разница между тем, кто близко знаком с исправительным учреждением, и обычным человеком. Офицер в защитном снаряжении открыл дверь для Джун, и она вошла, продолжая с ужасом взирать на него.

Шэй сидел в коробке, напоминающей телефонную будку, намертво запаянную гайками, болтами и металлом. Его лицо виднелось сквозь прутья решетки. Едва я вошел в комнату, как он устремил на меня взгляд и встал.

В тот же момент Джун замерла на месте.

Абигейл придержала ее за руку и подвела к стульям, поставленным полукругом перед будкой. Мы с Мэгги тоже сели на эти стулья. За нашей спиной стояли двое надзирателей. Из кухни доносилось шипение мяса, которое, видимо, жарили на гриле.

– Что ж, давайте начнем, – сказала Абигейл и представилась: – Шэй, я Абигейл Херрик. Сегодня я буду посредником. Вы понимаете, что это значит?

Он замялся. Вид у него был такой, будто он сейчас отключится.

– Посредничество между жертвой и преступником дает жертве шанс встретиться с обидчиком в безопасной формализованной обстановке, – объясняла Абигейл. – Жертва получает возможность рассказать обидчику о физическом, эмоциональном и финансовом воздействии преступления. Жертва также имеет шанс получить ответы на любые давнишние вопросы по поводу преступления и принять участие в разработке плана по возвращению обидчиком долга в форме моральной или денежной компенсации. В свою очередь, преступник получает возможность взять на себя ответственность за свои поступки и действия. Все согласны?

Я недоумевал, почему этот процесс не практикуется для любого совершенного преступления. Разумеется, для надзирателей и других тюремных служащих это трудоемкий процесс, но не лучше ли встретиться с оппонентом лицом к лицу, чем делать посредником правовую систему?

– При этом процесс сугубо добровольный. Это значит, что, если Джун пожелает в любой момент уйти, она вправе это сделать. Но, – добавила Абигейл, – хочу подчеркнуть, что инициатором данной встречи был Шэй, и это очень хороший первый шаг. – Она взглянула на меня, на Мэгги, потом на Джун и, наконец, на Борна. – А сейчас, Шэй, – закончила Абигейл, – вам надо выслушать Джун.