18

Май 1843 г.

Брайди сидела одна в сенном амбаре Олбери-Холла. До чего же это было унылое утро! Минувшим вечером домой неожиданно вернулся Гидеон, за несколько недель до окончания учебного семестра. Более неудачного времени придумать было нельзя. Доктор Имс уехал на несколько дней, поскольку ему предстояло выступить в суде в качестве судмедэксперта. А миссис Имс, как назло, пребывала в дурном расположении духа. Ужаснейшее стечение обстоятельств. Мать и сын на целую неделю получили полную свободу творить все, что им заблагорассудится, потворствуя собственным прихотям и капризам.

Но Брайди за год многому научилась. Теперь ей было не больше двенадцати лет, не меньше десяти, и она в усадьбе знала каждый уголок. При необходимости могла спрятаться так, будто ее вовсе не было.

С приездом Гидеона Олбери-Холл обезлюдел. Домом управляли невидимые руки – слуги-тени. Никто не шатался по двору, не составлял компанию миссис Донси у плиты и даже словом не перекидывался на лестницах. Все, кто мог, находили повод убраться подальше из усадьбы, вызываясь выполнить то или иное поручение в городе.

Обычно Брайди пряталась в помещении для пересадки растений или в прачечной, если в этот день не стирали белье. Однако кошка, обитавшая в амбаре, недавно окотилась, и у Брайди вошло в привычку скармливать новоявленной мамаше копченую селедку из своего завтрака. Находиться близ конюшни было рискованно: Гидеон любил ездить верхом и всегда имел при себе кнут. Но Брайди не посмела перенести кошку в другое место, потому как садовник сказал, что ее это собьет с толку и она съест своих котят. И Брайди связала себя обещанием каждый день навещать кошку, ибо та выглядела изможденной, ее черно-белая шерстка потускнела. Котята резвились, кувыркались и мяукали, раскрывая-закрывая свои крошечные розовые ротики. Брайди нашла ящик с высокими бортами, выстлала его чистой соломой и поместила туда все кошачье семейство, дабы котята не разбегались и королеве не приходилось таскать их за шкирку в устроенное для них гнездышко.

Кошка лизала руку Брайди, а та гладила ее по голове – бережно и с огромным почтением.

Дверь конюшни отворилась и захлопнулась. Кошка моргнула.

Шаги проследовали к последнему стойлу, за стенкой которого находился сенной амбар. Скрипнула калитка.

– Ты согласилась. Я заплачу…

– Спасибо, конечно, но условия изменились.

Лошади в стойлах зафыркали, стали бить копытами.

Кошка вытаращила глаза, котята прекратили мяукать. Брайди, сидя на корточках, приникла к щели между деревянными досками, но увидела только, как подергивается хвост чалого жеребенка.

– Я лишь хотел сказать…

– Я знаю, что ты скажешь, Гидеон.

Жеребенок, встревоженный вторжением незваных гостей, зашуршал копытами по соломе.

– Ты ложилась под других, так какая разница?

Пауза. Потом:

– Я оставлю его.

– Я мог бы тебе помочь.

Брайди не видела лица Гидеона, но по его голосу поняла, что оно изображает: голубоглазую искренность.

– Мама не потерпит в доме еще одно внебрачное отродье отца, – тихо произнес он.

Тишина. Доносилось только едва слышное сопение жеребенка.

– Давай, я быстро. Почувствовать ничего не успеешь.

Элайза – ибо в конюшне с Гидеоном была Элайза – что-то сказала, да так тихо, что Брайди не уловила слов. Потом приглушенный вскрик, стук, будто что-то швырнули о стену.

Жеребенок испугался и выскочил из стойла.

Не отдавая себе отчета, Брайди схватила вилы и со всей силы ударила ими в стену.

Кошка-мать в страхе умчалась, бросив своих котят.

За стеной кто-то копошился, карабкался, торопливо выбежал из стойла, распахнул дверь конюшни. Стук каблуков по мощенному булыжником двору.

Брайди крепче сжала в руках вилы.

Жеребенок, она слышала, уже заметно успокоился. И больше ни звука. Брайди подумалось, что по двору бежали две пары ног. Что Гидеон погнался за Элайзой.

Она опустилась на колени, наклоняясь к отверстию между досками. Мимо прошел жеребенок, уже немного успокоившийся.

И вдруг темнота.

А потом – голубой глаз, во все отверстие.

19

Сентябрь 1863 г.

В Лондоне вверх по реке разносится слух. С Темзой происходит нечто странное: вода в ней не только поднимается – она становится чище, прозрачнее и спокойнее. И куда только подевались коварные подводные потоки и опасные приливные течения? Лодочники озадачены. Илокопатели тоже обескуражены. Стоят на берегу со своими шестами. У всех ноги посиневшие, глаза вытаращены, с недоумением смотрят на Темзу, которая утихает и становится глубже с каждым днем.

Чудеса, да и только.

Все, что когда-либо утонуло в реке, всплывает на поверхность. Причем не мертвые собаки и разбитые бутылки, а бесценные красивые предметы. У самой поверхности воды искрятся древнеримские монеты и языческие броши. Величаво поднимаются со дна мечи викингов. Нужно только подгрести к ним и схватить. Но, как они ни стараются, ни одному не удается овладеть этими восхитительными сокровищами. Стоит к ним приблизиться, как речные дары, мерцая, исчезают. В погоне за ними многие расстались с жизнью, ныряя за погружающимся вглубь богатством.

По утверждению некоторых лондонцев, поздно ночью они слышат музыку, которая несется от реки. Все сошлись во мнении, что это – хорал, исполняемый либо задом наперед, либо на иностранном языке – на греческом или итальянском, кто ж его знает? Вскоре эту музыку можно слышать на всем протяжении от Блэкфрайарса до Барнса.

Под землей, на которой раскинулся Лондон, растет и ширится клокот. Древние реки Лондона, пробудившись, набирают силу и вырываются из-под земли, заливая улицы и переулки, затапливая подвальные жилища вместе с их обитателями и переполненные выгребные ямы.

И постоянно идет дождь. Огромные капли беспрерывно тарабанят по каждому окну, по ставням, консервным банкам и ведрам. А вода в Темзе поднимается все выше.

* * *

Брайди смотрит на дождь из окна гостиной над лавкой Уилкса на Денмарк-стрит. Наблюдает за тем, как он хлещет по стеклу. Сегодня струи как-то странно извиваются – падают вниз, устремляются вверх, а иногда меняют направление прямо в полете. Брайди хмурится. Она абсолютно уверена, что обычно так дождь не идет. Возможно, эту природную аномалию следует отнести за счет «Бронхиальной бальзамовой смеси» Прадо. Равно как и покойника, который в углу комнаты теребит бинты на своих руках. Ее размышления прерывает появление Коры, которая приносит письмо и с торжеством в голосе сообщает:

– Из Хайгейтской часовни.

* * *

Преподобный Эдвард Гейл появляется в дверях дома священника с двумя ушастыми кроликами под мышками. Брайди, повидавшая немало чудаковатых клириков, сохраняет невозмутимость. Она следует за священником в ризницу, где тот одного кролика отпускает, но второго держит в руках, прижимая его к щеке.

Преподобный Гейл – худой старик с растрепанными волосами и горящими глазами пророка. Он носит длинную бороду; она доходит ему до колен и кое-где утыкана сухими веточками: известно, что священник – любитель полазать в живой изгороди.

Преподобный Гейл, престарелый священник часовни при школе Чолмли , где он против своей воли преподает французский язык, доживает свой век, заправляя зверинцем. Его теперешняя паства состоит не из учеников (получающих образование платно и бесплатно) и разнородных прихожан (те удрали в церковь Св. Михаила , польстившись на более современные условия и понятные проповеди), а из куда более достойных божьих тварей.

Их в часовне предостаточно.

На хорах спит одноглазый барсук, ризницу облюбовало семейство полевок. Мыши свирепствуют, кромсая на клочки сборники гимнов. В купели плавает утенок со сломанным крылом, под церковными скамьями сопят ежи.

Ныне преподобный Гейл предпочитает общаться с миром фауны.

Несколько лет назад священник пришел к осознанию, что человеческие существа – все сплошь олухи и неисправимые грешники и бесполезно наставлять их на путь истинный. Какие яркие проповеди он читал – и все напрасно! И преподобный Гейл принял решение сторониться людей, а в тех случаях, когда общение с ними неизбежно, сводить его до минимума.

– Ну? – Он неприветливо смотрит на Брайди.

– Я пришла по вашему приглашению, сэр.

– Напомните.

– Дело касается трупов, обнаруженных в стене крипты, преподобный Гейл. Я хотела бы осмотреть их еще раз…

– Их нет.

– Нет, сэр?

Священник пожимает плечами.

Брайди с любопытством отмечает, что ее это почему-то не удивляет.

– Ваше преподобие, а викария вашего здесь нет?

Преподобный Гейл поднимает вверх один палец, идет к двери ризницы и кричит:

– Видмерпол!

Они ждут.

– Видмерпол! – снова зовет священник, закатывая глаза.

В ризницу входит опрятный седовласый мужчина. Он несет ковчег, доверху заполненный птичьим кормом. Манжеты на его рукавах обтрепаны, лицо круглое, честное, взгляд кроткий: либо ему от природы свойственна безмятежность духа, либо за долгие годы он приучил себя к смирению.

– Вы не Кридж, – констатирует Брайди и обращается к Гейлу: – Ваше преподобие, у вас есть еще помощник? Молодой человек по фамилии Кридж?

Преподобный Гейл стучит Видмерполу по лбу.

– Только этот: вот уже двадцать лет.

Видмерпол кланяется.

– Его преподобие имеет в виду, что я служу здесь викарием уже два десятилетия. Других викариев за это время здесь не было, мадам.

Брайди резко втягивает в себя воздух.

– В мой прошлый визит в крипту меня препроводил некий молодой джентльмен по фамилии Кридж. Щуплый, с большой головой, постоянно ухмыляется.

Преподобный Гейл и Видмерпол переглядываются.

– Вы знаете человека, которого я описала?

Преподобный Гейл краснеет, качая головой.

– Нет, – отвечает Видмерпол, уткнувшись взглядом в свои ботинки. – Простите.

– Ваше преподобие, по поводу трупов в крипте…

– Переведи. – Гейл наставляет на Видмерпола средний палец.

Викарий внимательно смотрит на священника, словно читает по его лицу некое многосложное сообщение, потом поворачивается к Брайди.

– Его преподобие понятия не имеет, куда делись останки усопших. Спустившись в крипту на следующий день после вашего визита, он обнаружил, что их там нет. Исчезли!

– Исчезли? – спрашивает Брайди.

Видмерпол кусает губу.

– Скорее всего, вероятно, предположительно, да.

– То есть трупы эти вы не продавали? Например, молодому человеку неприятной наружности, прикинувшемуся вашим викарием?

Преподобный Гейл прячет лицо в шерстке кролика.

– Разумеется, скорее всего, по всей вероятности, нет, – переводит Видмерпол.

– Значит, зря я сюда шла, – сетует Брайди. – Я разыскиваю похищенную девочку, ее отец занимает высокое положение в обществе. Как ни странно это прозвучит, но я надеялась, что трупы, обнаруженные в вашей крипте, помогут моему расследованию.

– Простите, но мы ничем помочь не можем, – произносит Видмерпол не без сожаления в голосе.

К Брайди подкатывает еж. Он ударяется о ее ногу и затем начинает медленно разворачиваться.

– Ах, какой славный малышок, – радостно улыбается она, наклоняясь к зверьку, который весь состоит из колючек и милой мордочки с хитрыми глазками.

Преподобный Гейл локтем подталкивает Видмерпола и кивает.

– Миссис Дивайн, вы позволите предложить вам чашку чая? – спрашивает тот.

* * *

Брайди игнорирует вопросительный взгляд старого осла, которому устроили стойло между шкафом и аквариумом в библиотеке преподобного Гейла. Резервуар заполнен ракообразными, вызволенными с рынков, на которых торгуют морепродуктами. Осел, не дождавшись реакции Брайди, обращает угрюмый взгляд на Руби.

– Он меня видит.

– Это осел, Руби. Он ничего не видит, потому что близорук.

Осел шевелит длинными ушами, следя за их беседой.

– И слышит.

– Конечно, слышит. У него же есть уши.

Преподобный Гейл усаживается напротив Брайди, рядом с ослом, и они в дружеском молчании ждут Видмерпола с чаем. Безмолвие нарушает лишь тиканье часов да шорохи и шуршание, производимые разнообразными подопечными священника.

Возвращается Видмерпол с чайным подносом, который он ставит на стол. Преподобный Гейл наклоняется вперед, снимает с сахарницы соню и сует его в карман.

После того как чай разлит по чашкам, священник и викарий рассматривают фотографию Кристабель. Видмерпол сочувственно прицокивает языком, преподобный Гейл не издает ни звука.

Когда священник ублажает себя второй чашкой чая, на него вдруг нисходит озарение. Он резко выпрямляется на стуле и, выпучив глаза, тычет пальцем на книжный шкаф.

– Уинтер! – восклицает он. – Уинтер!

В лице Видмерпола, после того, как он проследил за взглядом Гейла, отражается понимание.

– Его преподобие хочет сказать, что, пусть он не может показать вам любопытные останки, которые вы хотели бы еще раз увидеть…

– Короче! – рявкает преподобный Гейл.

Видмерпол вздрагивает.

– Однако его преподобие хотел бы поделиться с вами материалами научных изысканий и гипотез относительно личностей вышеупомянутых трупов.

Брайди подается вперед всем телом.

– Вы знаете, кто были эти люди?

– Мы думаем, что знаем. Нам не совсем понятно, как это могло бы помочь вам в поисках ребенка, но если…

– Книгу, – стонет священник.

Видмерпол встает со вздохом и идет к книжному шкафу. Сдвинув в сторону птичье гнездо, он находит нужную книгу, сдувает с нее пушистое перышко и отдает Брайди.

Книга в кожаном переплете покрылась крапинками от старости. Брайди открывает фронтиспис.

О многообразии диковинных существ,

живущих в пресной и соленой воде:

Научное исследование

Преподобного Томаса Уинтера

1771 г.

– Уинтер… как Уинтерова Русалка, – замечает Руби.

Брайди кивает.

– Дальше, – взмахом руки велит Гейл Видмерполу.

– Его преподобие хотел бы вкратце изложить вам свои заключения. Книга, как вы видите, имеет совершенно неговорящее название, но написана она великим натуралистом.

Преподобный Гейл крякает в знак согласия.

– Его преподобие Уинтер, – продолжает Видмерпол, – был священником Хайгейтской часовни и преподавал натурфилософию и латынь в школе сэра Роджера Чолмли, в конце прошлого столетия. Он также слыл выдающимся специалистом по мерроу .

– Мерроу?

– Это – мифические морские существа, которые, как говорят, водились у берегов вашей родной Ирландии, миссис Дивайн. Морские ведьмы, героини легенд, подобные свирепым русалкам, я бы сказал.

Руби таращит глаза.

– На долю Уинтера выпала трагичная, полная треволнений жизнь, – рассказывает Видмерпол. – Он был увлеченный человек, таксономист  – взял на себя задачу описать и систематизировать фантастические диковинки. Очарованный байками моряков о сиренах, он был одержим идеей найти и каталогизировать живые создания, в существование которых только он один и верил. Эта страсть побудила его пренебречь своими прямыми обязанностями и воспламенила в нем непреоборимую потребность выявлять морские аномалии…

– «И твари склизкие ползут из вязкой глубины» , – возглашает преподобный Гейл с сияющими глазами.

– Совершенно верно! – восклицает Видмерпол, снисходительно улыбаясь старику.

– Кольридж, – отмечает Брайди.

– Склеп, – подсказывает Гейл.

Брайди смотрит на Видмерпола.

– Его преподобие хотел бы сообщить вам, мадам, что великий поэт и его семья похоронены здесь, в крипте.

– Да что вы говорите.

Священник, кажется, доволен.

– Боксер, – снова подсказывает он. – Ирландец.

– Да, точно, – подтверждает Видмерпол, дальше развивая тему. – Недавно здесь был погребен боксер Руби Дойл. Его преподобие Гейл – большой поклонник бокса.

Старик угрожающе выставляет перед собой два костлявых кулака.

Руби, в полнейшем восторге, хлопает в ладоши.

– Молодчина! – И затем спрашивает у Брайди: – Ну как тебе это? Священник любит бокс!

Гейл, ничего этого не видя, опускает кулаки и берет чашку.

– Его преподобие Гейл был на последнем матче мистера Дойла и, когда узнал о его безвременной кончине…

– Трагедия, – перебивает его старик. – Ужасная.

– Его преподобие, узнав, что мистера Дойла постигла ужасающе трагическая кончина во время потасовки в таверне, устроил так, чтобы его останки были погребены на нашем погосте, – объясняет Видмерпол.

Руби в изумлении вылупился на священника.

– Так вот почему мои кости притащили аж сюда.

– Мистер Дойл, будучи человеком беспечным, заранее не позаботился о своих похоронах. К счастью, его друзья собрали между собой деньги на надгробие.

Брайди украдкой бросает взгляд на Руби. Тот, повесив голову, рассматривает свои забинтованные кулаки.

– Давайте вернемся к его преподобию Уинтеру, – предлагает Брайди. – Мистер Видмерпол, вы говорили, что он увлеченно выискивал и каталогизировал морские аномалии?

– Порой такое случается даже с лучшими из клириков. Человек изменяет своему долгу ради поиска более значительных таинств, еще более значительных, чем таинство веры. Это заставляет его ступать на непроторенные тропы.

– Простите, я не совсем вас понимаю, – признается Брайди.

– Уинтер пошел другим путем, который он сам определил для себя и который, конечно же, в то время был не проторен. – Видмерпол на время умолкает, его лицо оживляется. – Теперь же ввиду недавних научных открытий Дарвина…

– Пустые слова, – кхекает его преподобие. – Отступление.

Видмерпол останавливается, делает глубокий вдох, чтобы унять возбуждение.

– Письменно нигде не задокументировано, когда Уинтер впервые услышал про мерроу, но в конце концов он полностью посвятил себя их поискам.

Дремавший стоя осел внезапно фыркает, выводя всех из равновесия.

Видмерпол с минуту собирается с мыслями.

– Разумеется, ученое сообщество считало Уинтера сумасшедшим, но, занимаясь исследованием мерроу, он попутно сделал множество важных открытий о мире природы. Верно ведь, ваше преподобие?

Священник Гейл роется в своей бороде. Вытащив из нее листочек, он внимательно рассматривает его и снова сует в бороду.

– Уинтер внес ценный вклад в развитие науки, – продолжает Видмерпол, – но все свои достижения он перечеркивал настойчивыми заявлениями о том, что мерроу действительно существуют, за что он был осмеян и предан остракизму. Руки он не опустил, работал в одиночку, но больше ни с кем не делился своими изысканиями. Вскоре вокруг его имени стали циркулировать слухи, порой весьма дурные.

– Что за слухи? – спрашивает Брайди.

Видмерпол обращает взгляд на преподобного Гейла. Тот, поджав губы, кивает.

– Что из одной рыбацкой деревни в Ирландии он похитил молодую женщину с ребенком, – отвечает Видмерпол.

– Когда это случилось? – хмурится Брайди.

– Летом 1770 года, как мы думаем. Молодая женщина, о которой идет речь, происходила из уважаемой семьи, проживавшей в отдаленном местечке на берегу залива Бантри. Некоторое время назад она родила ребенка. Мать и дитя держали отдельно от остальных обитателей селения. По поводу отца младенца строилось множество догадок… – Викарий краснеет.

– Продолжайте, прошу вас, мистер Видмерпол, – подбадривает его Брайди.

– Та молодая женщина была не замужем. – Красные пятна на щеках викария приобретают пунцовый оттенок. – Она утверждала, что никогда не состояла в связи с кем-либо из местных мужчин. Но, поскольку никто из селян ребенка никогда не видел, на сей счет уверенности ни у кого не было. Однажды Уинтер прогуливался по берегу близ той деревни и наткнулся на мать с ребенком.

– И что произошло?

– Он спрятался и стал наблюдать. Мать распеленала новорожденного и бросила его в море. Преподобный Уинтер заметил, что внешне ее ребенок отличался от обычных младенцев и что при контакте с водой он преобразился.

– Каким образом? – спрашивает Брайди.

– У него вырос хвост и все такое, как у мерроу, когда они находятся в море. Уинтер направился к матери, но та испугалась и убежала. Позже он нанес визит семье девушки. Сообщил им, что он ученый, и попросил дозволения увидеть мать и младенца. Ему отказали. Уинтер уговаривал их и так и эдак, пытался подкупить, угрожал, пока в конце концов местные жители не прогнали его из деревни. Но одержимость сделала Уинтера хитрым и придала ему смелости. Он похитил мать с ребенком и привез их сюда, в Хайгейт, чтобы понаблюдать за ними и изучить их феномен.

– Но в книге Уинтера этого нет?

– Нет, миссис Дивайн. Эту историю по большей части поведала семья той молодой женщины, в частности, ее отец. Он последовал за Уинтером в Лондон в надежде отыскать свою дочь. Незадолго до своей кончины он написал письмо, в котором изложил все эти события. Письмо было обнаружено в переплете этой самой книги. Судя по дате, оно было отправлено спустя несколько лет после смерти Уинтера.

– Мистер Видмерпол, можно ли взглянуть на это письмо?

– Боюсь, что нет. – Викарий бросает взгляд в сторону осла. – Его съел Ходжес.

Осел задирает вверх губу, обнажая ряд длинных желтых зубов. И издает щелкающий звук, по-прежнему не сводя глаз с Руби.

Священник усмехается.

– И ту молодую женщину так и не нашли?

Видмерпол качает головой.

– Ее отец явился домой к священнику и потребовал, чтобы тот вернул похищенных. Уинтер наконец-то смилостивился, пообещав возвратить отцу дочь и ее ребенка на следующий день. Тот, как и полагается, пришел на следующий день, а Уинтер сказал, будто ему ничего не известно. Они схватились, отца арестовали. Он все рассказал полиции. Часовню обыскали, но никого и ничего не нашли.

– Значит, не исключено, что замурованные трупы, обнаруженные в вашей крипте, – это и есть та молодая женщина и ее ребенок?

Видмерпол кивает.

– Ее звали Маргарет Келли. Имя ребенка неизвестно.

– Почему вы не поведали мне все это раньше, сэр, ваше преподобие? Зная, что инспектор Роуз поручил мне собрать информацию об этой находке?

Гейл выглядит слегка смущенным.

– Его преподобие боялся, что эта жуткая находка привлечет в часовню толпы народу.

Старый священник, содрогнувшись, тычет пальцем на книгу, затем – в сторону Брайди.

– Взять. Читать.

– Его преподобие говорит, что вы можете позаимствовать эту книгу. Возможно, она вам пригодится.

Преподобный Гейл поворачивается к Видмерполу.

– Голубые глаза.

– Некоторое время назад… так, наверно…

– Пять. Викарий.

– Благодарю, ваше преподобие. Примерно пять лет назад к нам обратилась молодая женщина. Как выяснилось, она была родом с берегов залива Бантри и являлась, по ее утверждению, потомком Маргарет Келли.

– Она представилась?

– Эллен Келли.

– Можете ее описать?

– Немножко нервная, бледная и худая, как будто плохо питается, но весьма благовоспитанная. Светлые волосы, капор, шаль, все как полагается, – отвечает Видмерпол.

– Тело на погосте у часовни? – бормочет Руби.

Брайди кивает и обращается к викарию:

– Значит, предположительно, Эллен Келли знала про преподобного Уинтера и Маргарет?

– Она слышала семейные предания, но ей известно было только то, что знали мы, когда ее выследил доктор Харбин.

Руби присвистнул.

– Вы знакомы с доктором Харбином? – опешила Брайди.

– Это доктор Харбин побудил нас заняться изучением трудов Уинтера, – объясняет Видмерпол. – Он наткнулся на его имя, когда изучал легенды о мерроу.

– Берик, – добавляет преподобный Гейл.

Брайди перевода не требуется.

– Вы проводили исследования совместно с сэром Эдмундом Бериком?

– Да! – обрадованно восклицает Видмерпол. – Так вы их знаете – баронета и доктора?

– Знакома с ними. Когда они наведывались в часовню?

– О, теперь уже минуло несколько лет…

– Семь, – бурчит преподобный Гейл.

– Им известно про находку в крипте?

– Мы сразу же написали им, – сообщает Видмерпол, – памятуя про их интерес к Уинтеру и его трудам. Но ответа не получили.

– А теперь Маргарет Келли и ее ребенок снова исчезли. Вы не догадываетесь, где они могли бы быть?

– Как я сказал, миссис Дивайн, это загадка, – говорит Видмерпол.

Осел сквозь зубы втягивает в себя воздух.

* * *

Брайди сидит, прислонившись спиной к одному из надгробий, в тихом уголке кладбища. Местечко приятное, полевые цветы вокруг, и погода солнечная. Хотя тень, отбрасываемая часовней, все ширится и удлиняется, накрывая заросшие сорняками тропинки. Брайди высекает огонь, подносит его к чашке своей трубки, искусно раскуривает ее и снова опускает глаза в книгу, что лежит у нее на коленях.

Руби пристроился рядом.

– Выходит, это викарий Кридж забрал трупы?

– Купил или украл – пока не ясно. Но я подозреваю, что преподобный Гейл заключил с ним какую-то сделку.

– А Эллен Келли… это она та несчастная, что мы нашли задушенной?

– Похоже на то. Я сообщу ее имя Роузу.

– А причину, что привела ее в Марис-Хаус? – Руби кладет свой цилиндр на землю. – Ты расскажешь Роузу про похищенного ребенка?

– Он парень сообразительный, Руби. Наверняка уже и сам все знает.

Руби смотрит куда-то вдаль; на лице мертвеца с точеным твердым подбородком перекатываются желваки.

– Значит, баронет и доктор, наслушавшись историй о сумасшедшем священнике Уинтере, отправились к берегам залива Бантри, чтобы найти там своего особенного младенца Келли.

– Только, по-видимому, им нужен был один ребенок, без матери. Ну а Эллен, естественно, от них узнала про свою прародительницу.

– И потому пришла сюда.

– Возможно, она думала, что жизнь Маргарет прольет свет на ее собственную судьбу.

– На то, что у нее украдут ребенка с щучьими зубами, которого она родила?

– Примерно так, сыщик, – подтверждает Брайди, сдерживая улыбку.

– Ну ты и зануда.

– Не мешай, я читаю, – смеется Брайди.

– Считаешь себя очень умной?

– Считаю. Ну все, не мешай.

Руби ложится на спину и закрывает глаза.

* * *

Листая книгу преподобного Уинтера, Брайди обнаруживает две истории. Под бесстрастной объективной поверхностью бурлит более опасное, штормовое течение. Брайди с интересом знакомится с особенностями поведения морских коров и моллюсков, жабообразных рыб и морских огурцов. А потом пленяется преданиями о них. Вскоре факты и выдумки перемешиваются. Но к середине книги она понимает, что погружается в более темные воды, читая о преподобном Уинтере и мерроу: историю, что началась в Голландии, а завершилась в стене крипты Хайгейтской часовни.

* * *

В 1600 году в Голландии после одного сильнейшего шторма было найдено удивительное существо. Полуженщина-полурыба, она заплыла из моря в реку, заблудилась и попала в запруду. Измазанную в глине и плачущую, ее нашел некий фермер. Он положил ее в парусиновый мешок и принес домой. Они полюбили друг друга, она приняла католическую веру и научилась шить. Как говорили, они жили очень счастливо, родили пятерых детей, и все они были с ногами, а не с хвостами. Уинтер приехал в Голландию, побеседовал с потомками фермера и полурыбы-полуженщины. Те гордились своей прародительницей – ибо у них всех пальцы на ногах соединялись тонкой пленкой, похожей на луковую кожицу – и своей способностью ловить угрей голыми руками. Далее Уинтер отправился на остров Мерси , где в 1680 году толпа суеверных деревенских жителей убила ребенка дьявольской наружности. Младенца вынесли на берег волны. Он едва дышал, имел хвост, как у лосося, ангельское личико и щучьи зубы. Селяне побоялись бросить малыша снова в море, опасаясь навлечь на себя гнев его родителей (наверняка это были морские демоны), и камнями забили ребенка до смерти, а потом похоронили в ящике на перекрестье дорог.

Уинтер прослышал про любопытное существо, обитавшее в местности Камарг во Франции. Месье Эспадона отличали выпуклый спинной хребет, большие ступни с перепонками меж пальцев и отсутствие пупка. Ноги его соединялись вместе посредством сморщенной кожи. Ему приходилось постоянно принимать грязевые ванны, иначе весь его эпидермис высыхал. Месье Эспадон регулярно производил на свет потомство, причем одних только девочек, которых нарекали одним и тем же именем – Дельфина. Все они рождались с хвостами. И, как это ни печально, все умирали во младенчестве. Сам месье Эспадон оказался неуловимым человеком. Уинтер по прибытии во Францию поселился в соседней деревне и несколько недель ждал с ним встречи, пока местные жители не сообщили ему, что месье Эспадон как-то днем заснул на солнце, усох и умер.

Но именно мерроу, как никакие другие существа, пленяли воображение Уинтера. Разумеется, он читал сказочные легенды Томаса Крофтона Крокера , писавшего о мерроу, но на том не остановился – стал копать глубже, изучая историю происхождения этих преданий и внимая связанным с ними слухам. Молва упоминала некую семью Келли с берегов залива Бантри, в которой через каждые несколько поколений рождалась очень необычная девочка. Эти дети были зачаты не в результате традиционных отношений, и, когда они появлялись на свет, их прятали от соседей. Однако кое-кому все же доводилось видеть этих странных отпрысков – бледноликих белокурых красавиц с приплюснутыми глазами, которые в одно мгновение меняли цвет от жемчужного до черного. В прозе Уинтера сочетались скептицизм, объективность и волшебство.

Из ирландского фольклора он почерпнул, что мерроу по природе своей убийцы. Верхняя часть тела у них как у обычного человека, а нижняя в воде превращается в мускулистый лососевый хвост. Особи женского пола, даром что со щучьими зубами, прекрасны, но морские мужчины уродливы до безобразия. Что и послужило причиной скрещивания мерроу с людьми, ибо молодые женщины-мерроу склонны влюбляться в рыбаков самой обычной наружности. Мерроу выходят на сушу, но если возлюбленный хочет удержать ее на берегу, он должен похитить и спрятать ее шапочку – cochllin draίochta, маленький волшебный чепец, с которым она родилась. И тогда она будет вынуждена жить на земле, потому как без своей шапочки мерроу не способна выказывать свою морскую сущность. Шапочку следует спрятать хорошо – в дымовой трубе, в соломе, в яме под розовым кустом – и не отдавать ей ни при каких обстоятельствах (даже когда она изнывает от тоски по морю). Без шапочки мерроу спокойно проживает свои дни на суше, в своем доме, с мужем и детьми. Но бывает и так, что, умирая от тоски, она находит свою спрятанную шапочку, сжигает свой дом, убивает детей и утаскивает вопящего мужа в море. Уинтер ставил под сомнение существование шапочки – то, что создания, которым сама природа предопределила жить в воде, могут лишиться этой возможности из-за такого пустяка, – резонно предположив, что это поверье идет из фольклора.

К двенадцати годам мерроу становятся взрослыми особями и живут не более двадцати лет. По достижении этого возраста они бросаются на морские скалы и разбиваются насмерть. Говорили, что мерроу управляют погодными условиями, приливами, морскими птицами и всеми тварями, что обитают в воде и любят сырость. Мерроу могут спасти жизнь, а могут ее отнять: они – предвестники бедствий, которые сами же навлекают на людей. Наводнения, штормы и кораблекрушения случаются по вине мерроу. Поцелуями они могут залечивать раны, но укусы их жгучи. Для женщины они просто болезненны, но мужчину убивают: он умирает в адских муках. Потому-то мерроу, повинуясь некоему древнему закону, используют свои зубы только как оружие защиты.

Впрочем, мужчине следует бояться мерроу не только из-за ее зубов. Ведь она, если захочет, даже не кусая его, может заглянуть ему в душу, которая для ее взора прозрачна, как чистая вода. Она способна будоражить и выуживать любую мысль, любое воспоминание, что наполняют сознание мужчины. А если этого недостаточно, она запросто утопит его даже на суше.

На следующей странице – иллюстрация. Брайди проводит по ней рукой.

Мерроу сидит на скале. Ее хвост, покрытый тонкими чешуйками, опущен в воду спокойного моря. Она прекрасна: тело словно высечено из мрамора, жемчужные глаза, яркие волосы. Одну прядь она наматывает на палец.

Брайди переворачивает страницу, и картина меняется. Она смотрит на нее.

И знакомится с мерроу.

Плавник на спине стоит торчком, как шерсть на ощетинившейся кошке. Пальцы безобразно скрючены, будто вывернуты. Хвост вскинут, словно для удара. Она рвет на себе волосы, выдирая их клочьями.

Вспененное море дыбится в преддверии надвигающегося шторма.

Черные глаза мерроу пылают яростью, щучьи зубы оскалены.

Воплощение гнева и могущества.

Muirgeilt: морская фурия.

Неудивительно. Возлюбленный обманом заманил ее на сушу, на долгие годы спрятал ее волшебную шапочку, и она, приняв обличье смертной женщины, жила с ним, изо дня в день тоскуя по своей стихии. Мечтая вернуться в водную пучину, раствориться в восхитительном кипучем море.

Брайди видит, что ангельский лик мерроу искажает гримаса чудовищного торжества. Рядом с ней на камнях, обескровленный и парализованный, лежит ее муж. Он претерпел тысячу любовных укусов. Его голые руки, лицо, шея испещрены точечными ранками. Из его носа, рта, глаз и кончиков пальцев струится вода, стекающая в море.

Мерроу преобразилась у него на глазах – после того, как он сказал, где спрятал ее шапочку, когда обманом заставил полюбить его. Она вытащила шкатулку из-под пола, зубами вскрыв каменные плиты. Хлестал дождь, море приливало, и всю эту воду нагоняла она.

Она оставила в колыбели их плачущего младенца и заскользила на берег навстречу вспученному морю, таща с собой своего мужа, словно собака – кролика. Передвигалась она рывками, за счет мощных сокращений мышц хвоста, ползла по камням и по песку.

Ее дом в огне, ее ребенок заходится криком, ее мужчина лежит бездыханный.

В следующее мгновение она блаженно вздохнет и бросится в объятия волн. Один глубокий вдох океана, и ее легкие наполнятся водой. Один удар хвоста, и она исчезнет.

* * *

Брайди закрывает книгу и встает, глазами выискивая Руби.

Он бродил по кладбищу и теперь стоит, держа в руке цилиндр, у собственной могилы. Наклонившись, пытается счистить с надгробия нападавшие листья. Разумеется, у него это не получается.

Потом, наверное, услышав шаги Брайди, оборачивается.

В его лице неизбывная грусть. Таким печальным она его еще не видела.

* * *

– Я не верю в существование мерроу, – говорит Брайди, спускаясь с Хайгейтского холма. – Несмотря на все усилия преподобного Уинтера.

– А в привидения? – улыбается Руби. – В существование призраков ты ведь тоже не веришь, да?

Вид у Брайди бунтарский.

– Верить в существование мерроу и в то, что Кристабель – одна из них, значит верить в то, что она способна проникать в сознание человека, способна убивать смертельными укусами и топить людей, стоящих на суше.

– С такими способностями она не нуждается в посторонней помощи: сама себя вполне может спасти.

– Тем не менее это – моя работа, Руби. Но я не верну ее сэру Эдмунду. И не оставлю в руках доктора Харбина, если она все еще у него.

– Думаешь, они причастны к убийству Эллен Келли?

– Не знаю. Но из-за них Эллен приехала в Марис-Хаус. Она пыталась забрать своего ребенка или, возможно, хотя бы быть рядом с ней. И поскольку она старалась никому не попадаться на глаза, мы знаем, что она там была нежеланной гостьей.

– Упокой, Господи, ее душу, – произносит Руби. – Ведь совсем молодая была. Ей бы еще жить да жить.

Какое-то время они идут в молчании.

– Наверное, нужно прибраться на твоей могиле? – осторожно предлагает Брайди. – Посадим осенние цветы?

– Зачем, если я там почти не бываю? – В голосе Руби слышится обида.

Брайди поднимает на него глаза. Но видит только Хайгейт, накрываемый сумеречной мглой.