Глава 10

До двери, ведущей из подвала в подъезд, мы добрались практически без приключений. Чисто по мелочам – сожгли полкило нервов, заложили базис ранней седины, нахватались впечатлений. Но главное – до стрельбы дело не дошло. Не с нашим боезапасом мечтать о бое.

Угрожающий вой сопровождал нас всю дорогу, тоскуя по нашей плоти и обещая скорую встречу. Запутанная архитектура подвала водила кругами, пугая шевелящимися тенями и щедро делясь своими секретами.

Тускнеющий луч фонарика, словно слайдами, выхватывал образы из тьмы.

Чья-то закладуха с бухлом и фирменным шмотьем…

Кривой штабель коробок с новенькими ноутбуками вдоль сырой стены…

Еще тлеющий крохотный костерок с разогретой консервой и парой примятых детских курток…

Частная пыточная, аккуратно завешенная толстым полиэтиленом…

И вроде ж успел я перекрыть проход и задернуть липкую занавесь – но доносящаяся сзади икота говорила об обратном. А ножниц я теперь по жизни шарахаться буду… Кто бы мог подумать, что их вот ТАК можно использовать?

Скрипнувшая дверь подвала выпустила нас в подъезд. Осмотревшись, я кивнул покорно ожидающим за спиной ребятам, лишь на секунду стопорнув Илью и забрав у него с пояса наручники.

Захлопнув стальную створку, затянул браслетами проушины замка. Теперь из этого данжа выйти будет проблематично. Лом – поможет, а вот босой пяткой не взломать. Хотя кто этих мутантов знает? Вон как скривился Илюха при виде моих манипуляций…

Жаль, что и с дверью подъезда нельзя поступить так же. Какие-то любители открытых пространств вырвали ее с корнем. Скорее всего – тупо привязали тросом, дернули автомобилем.

Блин, превратили отличную башню многоэтажки в проходной двор. Крепость без ворот… Вот и сейчас у входа в подъезд сидит беспородная дворняга, внимательно наблюдающая за нами подозрительно умными глазами.

Проигнорировав пса из-за несерьезных размеров, я кивком указал Илье на развороченные петли:

– Хаджиевцы?

Тот покачал головой:

– Не, это дворовые пацаны, еще на второй день взломали. Там замок дурной стоял. Не магнитный, а электромеханический. Сутки без электричества проработал – видать, от аккумулятора. А потом заклинил. По всем параднякам так. Ну, вот и посносили их к чертям. Заодно и пацаны повеселились. Яшку вон, из четвертого подъезда, хлестнуло лопнувшим тросом. Бедро вспороло – до кости…

– Жив?

– Я хэ-зэ. Из окна смотрел, в толпу не лез. Там что не ссора – то драка. И девчонки еще… Катализаторы хаоса…

Илья замолчал, оставив мне право поинтересоваться либо домыслить самому. А что тут спрашивать? Я хоть сейчас с полсотни сценариев и психотипов нафантазирую. Только вот оно мне надо – моделировать поведение этого курятника?

Если интересно – закройте в сарае десяток молодых гормональных петушков вместе с кокетливыми курочками. Через час откройте. Осторожней, не подскользнитесь в крови и потрохах. Разрешаю блевать.

До двадцать четвертого этажа поднимаемся минут пять. Причем могли бы быстрей – и даже тело вконец сомлевшего Скрипача нам бы не помешало. Слишком уж мы изменились за последние сутки. Идется легко, дыхание не сбивается. Ступеньки пролетов монотонно ложатся под ноги. Десяток за десятком, этаж за этажом. Притерлись мы, что ли? Набрались опыта движения в группе?

Вряд ли… Скорее нахватались экспы за набитые фраги…

Илья впечатлил неожиданной выносливостью – тащил на себе под тридцать кило трофейных припасов – в основном воду, высококалорийный шоколад и прихваченную мимоходом коробку с ноутбуком. А также большую часть веса навалившегося на него Скрипача.

Инга не ныла и по-женски за печень не хваталась. Кросс с нагрузкой держала достойно, только вид имела отсутствующий. Покрутит чуть головой, нащупает взглядом очередную точку в пространстве – и впадает в короткий транс, зависая на секунду, словно перед телевизором.

Шли аккуратно, штурмуя пролеты короткими рывками. Я осторожничал и перестраховывался, замирая на площадках и насилуя молчащую чуйку. По большому счету, врагам не нужно ловить нас по всему району. Если наши портреты срисовали – то хаджиевцам по-любому известна конечная точка маршрута. А засветились мы по полной…

При воспоминании о полном ярости и злости взгляде Зураба в животе противно заныло. Убьет ведь при встрече. Впрочем, я попытаюсь сделать то же самое.

Пролет на свой этаж я изучал особенно долго. Мусор под ногами, царапины на стенах, следы на полу. Затребовав минуту тишины – настороженно крутил головой и даже прижался ухом к бетонной стене. Напоследок, чувствуя себя совсем уж идиотом, принюхался. Ничего…

Никто не сопел, не звякал оружием, не курил. Не пахло оружейной смазкой и горелым порохом. Никто не царапнул стену прикладом ружья и не сплюнул на ступени.

– Идем, чисто вроде… – шепчу вполголоса и первым подаю пример.

Выйдя к лифтам, закрываю дверь на лестницу и как могу – клиню ее ножом. Уродуя кривой клинок «керамбита», безжалостно забиваю его пинками в узкую щель между полом и дверным полотном. Не особо надежно, но без шума уже не открыть.

Около своей квартиры замираю в последний раз. Доносящиеся изнутри звуки поневоле заставляют улыбнуться – геноцид среди хрюш в самом разгаре.

Присаживаюсь на коврик возле порога, нащупываю в нужном месте уголок дверной обивки и резко дергаю его на себя. Хрустит разошедшаяся молния-липучка. Из открывшегося крохотного кармашка аккуратно вытаскиваю герметичный целлофановый пакетик. Внутри – резервная пара ключей, пятитысячная бумажка и сим-карта с сотней рублей на балансе.

Такая вот микронычка, перекрывающая пару процентов жизненных фейлов. Вроде бы и мелочь, но кто сказал, что этот тайник единственный? Мне бы только до дачи нашей добраться – а там хоть в партизаны уходи. В тамошних лесах еще наши прадеды революционные «максимы» прикапывали. Ну а мы с батей – достойные продолжатели рода. Грядки поливаем исключительно машинным маслом.

Подмигиваю ошалевшим камрадам и отпираю дверь. Нижний замок мягко шелестит смазанной сталью. А вот верхний можно было и не крутить – его просто не удосужились закрыть.

Непонимающе качаю головой – ну вот как их учить? Ремнем? Так ведь жалко…

Стоит мне переступить порог родного дома, как весь философский настрой смывает в одно мгновение. У порога стоят чьи-то грязные говнодавы сорокового размера, а на вешалке висит широкий кожаный пояс с углепластиковой кобурой. Торчащий в ней пистолет я узнаю из тысячи – классический «ПММ», точно такой же мы затрофеили у хаджиевцев.

Что пугает не меньше – так это следы недавней драки. Неаккуратно затертые следы крови. Отсутствие вазочки для мелочи и поблескивающие стеклом осколки, небрежно сметенные в угол и формально прикрытые веником. Пара курток с сорванными петельками свернуты в комок и брошены тут же, на тумбочку.

Вытянутой рукой с открытой ладонью я стопорю напирающих из-за спины ребят. Затем резко смыкаю пальцы – тишина в эфире!

За чужим оружием не тянусь – мало ли какие к нему сюрпризы прикручены?

Прижимаю «Ксюху» к плечу и мысленно молюсь всем богам одновременно! Только бы малышню никто не тронул! И Ратника…

Боги молчат, и тогда я с яростью взываю к поселившемуся в моей голове Дьяволу. Как ни странно, тот отзывается.

Сытая и ленивая тварь настороженно хм… принюхивается? приоткрывает глаза? щупает пространство? Короче, не знаю я, что она делает, но после секундного контроля окружающего пространства меня окатывает волной раздражения и презрения:

– ТРУСЛИВЫЙ СЛАБАК!..

Э-э-э… это к кому относится? Ко мне или к моему гостю?

– ТУПОЙ КОРМОВОЙ ГРУМ… – выдает окончательный диагноз обожравшаяся тварь и демонстративно сворачивается сонным клубком в самом темном уголке моего сознания.

Безразлично пожимаю плечами. Вот на чье мнение мне насрать – так это на оценочные суждения собственной шизофрении. Хотя раньше – ее чуйка не подводила… Хм…

Айпад на кухне взвывает особенно торжественной нотой. Среди грохота компьютерных спецэффектов я слышу счастливый смех Кира и чье-то до боли знакомое хеканье.

Удивленно качаю головой. Ну и как это понимать?

На секунду задумываюсь, затем выпускаю автомат из рук, оставляя его болтаться на ремне. Сдвигаю за спину висящий на поясе нож. Береженого бог бережет…

Мимоходом заглядываю в гостиную. Карина спит на диване, крепко прижав к себе Ратника. Кот вскидывает голову и делает дурные глаза: мол – я сам в шоке!

М-да… Раньше таких вольностей он никому не позволял. Независимый – до раздражения.

Может, подменили зверя? Или Карину?

Оборачиваюсь и киваю ребятам, чуть расслабившимся за моей спиной:

– Проходите в комнату, только не шумите. Скрипача – на кровать. Кота – не трогать. Кальян – настоящий. Нет, не вреднее сигарет. Да, живу с сестрой. Помада, кружевное белье и прочие рюшечки – не мои.

Предвосхитив стандартные вопросы гостей, я глазами отсемафорил Илье нечто расплывчатое в формате «присматривай тут!». Дождавшись понятливого кивка, подхватил связку минералки и отправился на кухню.

Открывшаяся картина соответствовала моим ожиданиям. Удовлетворенно хмыкнув, пристроил воду в угол. Скинул с плеча и аккуратно прислонил к стене автомат. Игнорируя повисшую на кухне тишину, прошел к кухонному шкафу, распахнул дверцы и извлек с дальней полки туристическую горелку. Из соседнего отделения достал кофейный набор – турку, чашки, пакет молотой арабики и кусковой сахар.

Наполнив медный сосуд водой, пристроил его на плитку, открутил вентиль газового баллона и щелкнул пьезоподжигом.

Мимо меня бочком протиснулся Кир:

– Дядь Саш, я в комнату, ага?

Кивнув, засыпаю в турку кофе и шаманю еще с полминуты. Наконец, разливаю ароматный напиток по чашкам, выставляю их на стол и присаживаюсь напротив гостя. Приглашаю к беседе:

– Ну, Алик, рассказывай. Ты зачем меня убивал?

– Короче, вывалился я из кабака. Хаджиевы налево, я направо. Ноги заплетаются, в голове – протухший холодец. Что делать, блин, куда бежать?!

Алик с удовольствием сербнул горячего напитка, поставил чашку на стол и с раздражением покосился на свои дрожащие пальцы. Сжал руку в могучий кулак со сбитыми костяшками, недовольно покачал головой и продолжил:

– Что до пробуждения было – ни хрена не помню. И кажется – помнить не хочу. В башке из светлых пятен лишь ты да ребята по секции. Только хрен ты их найдешь! А вот где твоя квартира, я знаю, в гостях бывал…

Согласно киваю. Да, пусть и не часто, но Алик ко мне заглядывал. Говорил ведь уже – нормальный он парень. Вроде как… Был…

– Ну я и ломанулся к тебе! Никакой конспирации, попер как по рельсам – прямиком через двор. Ты уж прости, если что… Бегу – как в кошмарном сне. Вокруг сплошной сюр! Синюшный труп на газоне, россыпь золотых колец на асфальте, малолетка какой-то сцыт прямо из окна восьмого этажа. Рявкнул на него, а он мне фак показал и ржет при этом. Прикинь, да?

Алик недоуменно покрутил головой и продолжил:

– А у твоего подъезда – стая псов кружит! Я и мявкнуть не успел, как эти твари атаковали! Хорошо хоть пистолет в руке! Патроны сжег – за секунду! Попал или нет – не знаю, но огнестрела четвероногие гниды боятся! Расступились на мгновение, а мне только того и надо! Влетел в подъезд, затем по лестнице – под самую крышу. Ты ж у нас типа Карлсона, выше тебя – только горы.

Вновь киваю. Квартира у нас стратегическая. Над головой никто не ходит, общая стенка с соседом всего одна. Причем досталось нам такое счастье почти на халяву – народ, по старой советской привычке, последний этаж не жаловал. Хотя продаваны недвиги знают, что каждый дополнительный этаж увеличивает стоимость квартиры примерно на пять процентов.

– …ну вот, подхожу я к двери, чешу репу – то ли стучать, то ли ломать?! Не на коврике же мне сидеть? Топчусь на месте, туплю себе малехо, уши врастопырку – стремно все же. И тут слышу – а за дверкой-то возня нездоровая! Кот орет – как в последний бой! Что-то падает, кто-то визжит! Ну я на дыбы! Сдал назад – и как влепил плечом в полотно! А сам молюсь! Чтоб твой сейф вынести, в него динамитом нужно стучаться. В общем, врезался я в дверь, ну и ввалился дурнем в квартиру, открыто оказалось…

Я удивленно приподнимаю бровь – непорядок в танковых войсках. Параллельно продолжаю изучать Алика. Напрягаю чуйку, смотрю в глаза, слушаю не слова, а скорее голос. Мне категорически нельзя ошибиться. Вот кто он – друг или враг? Может, вывести его за скобки и убрать риск смертельной ошибки? Или рискнуть – принимая вероятность подставы и предательства?

Нож на моем поясе жжет бедро и пытается подсказать решение. Клинку тоскливо. Он создан для одной-единственной цели – убивать разумных. Его ковали, кропотливо затачивали, полировали, смазывали маслом. С ним играли и тренировались. Его зажимали во вспотевших ладонях и его вынимали из остывших рук. И все это под настойчивый фон одной-единственной мысли. Как когда-нибудь острая сталь легко пронзит плоть и со скрипом провернется между ребер врага…

Бррр…

Вздрагиваю от нахлынувших образов. Невольно кошусь на руки Алекса – и замечаю нечто новое. На правом предплечье у парня звездообразный шрам от пулевого ранения. На левой кисти – бугрятся криво затянувшиеся глубокие порезы. Следы выглядят старыми, им явно не меньше года. Только вот еще две недели назад этих отметин у него не было…

И почему я не удивлен?

Алик замечает мой взгляд, виновато улыбается и прячет руки под стол. Болезненно поморщившись, осторожно меняет позу и устало откидывается на спинку стула.

Переведя дыхание, он приветливо подмигнул кому-то за моей спиной и продолжил:

– Вваливаюсь я, значит, в коридор, а там клубок из тел – словно коты сцепились! Точнее, один кот, пара пацанов и сопля совсем мелкая. Ну, кошаку твоему респект, да и соседскую мелюзгу я знаю. Так что за кого вписываться – в целом понятно. Снимаю, значит, вначале пацанку, затем отдираю кота – его к тому моменту придавили слегка, так что он особо и не трепыхался.

Сердце пронзает тревожная игла – Ратника помяли?! Но уже через мгновение успокаиваюсь – я ведь как пришел, его уже видел. На умирающего не похож, привычно кемарит вполглаза. Или… он тоже фраг сделал?

Подаюсь вперед, требуя продолжения.

– …усадил я мелкую на диван, вручил кота. Успокоил – правый бицепс показал…

Невольно улыбаюсь:

– Типа: наши всех сильней, победа будет за нами?

– Ага…

Алик кивает, однако юмора в его голосе я больше не слышу. Речь становится все более быстрой и злой.

– Вернулся, значит, за пацанами. Поднял обоих за шкирки, тряхнул малехо. Только хотел было поинтересоваться, из-за чего сыр-бор, как эта чернявая гнида всадила мне в печень заточку…

Я вздрогнул и неверяще распахнул глаза:

– Да ну нах?! Булат?!

О столешницу звякнула отобранная самоделка.

– Да какой там булат… Обычный гвоздь-двухсотка, отчего обидно вдвойне. Ты не стесняйся, в руки-то возьми. И обрати внимание на любовно сделанные зарубки.

Послушно провожу пальцем. Шесть штук… А могло бы стать восемь? А с Аликом и котом – все десять? Пока перевариваю услышанное, на всякий случай уточняю:

– Глубоко тебя зацепил?

– Хвала богам – четко в ливер. Он у меня нынче мутировал – регенерация бешеная. Хоть на фуа-гра режь. Два кило в сутки – гарантирую.

На автомате поправляю:

– Фуа-гра – это из гуся… Дальше-то что было?

– Ну… дальше совсем уж страшненько… Очканул я не по-детски, ну и метнул этого гаденыша в подъезд. Как пса вцепившегося, о бетонный угол …

– И?!

Алик наклонил свою лохматую голову и поинтересовался:

– У меня седые волосы есть?

– Нет!

– Хм… будут, обязательно будут… Как у тебя. Короче, этот щенок как-то извернулся в полете, спружинил от стенки и упал на пол… На четыре лапы… Обернулся, клыки оскалил, да так и ломанулся вниз по лестнице… прыжками, на четырех костях, срезая углы и отталкиваясь от стен… Паркур, мать его…

Сглатываю ставший в горле ком. Уточняю, хоть и без особой надежды:

– Алик, а у тебя печень точно нормально работает? Может, привиделось чего? Белка – зверь суровый…

За спиной уже целую минуту кто-то настойчиво сопит. Оборачиваюсь. Под моим взглядом Кир замирает, словно пойманный на ковырянии в носу. Затем вновь приходит в движение и бочком сдвигается за мое правое плечо. Непонимающе хмурюсь:

– Что за прятки? На стул садись, раз пришел.

Кир качает головой и шепчет странное:

– Мое место тут…

Игнорируя коронно приподнятую бровь, торопливо добавляет:

– Дядя Саша! Дырявый правду говорит! Булат нас убить хотел!

…

– Дядя Саша! Дырявый правду говорит! Булат нас убить хотел!

Я уже прокачал всю доступную информацию и принял для себя решение – все же взять Алика в команду. Решение во многом вынужденное – в нынешнем составе мы долго не протянем. Измордованные катастрофой школьники с кровью на руках и детсадовским обозом…

Поэтому киваю, принимая лишнее подтверждение к сведению. Заодно одергиваю мелкого:

– Кир, слово «дырявый» в некоторых кругах является обидным. Обосновать сможешь?

От нотаций пацана спасает Алик. Устало встает, тяжело наваливаясь на столешницу. Безразлично отмахивается:

– Забей, нашел с кого спрашивать. Я реально дырявый. Как розетка, мать вашу! Развелось, блин, снайперов…

Алик откинул полог куртки, задрал грязную футболку и осторожно убрал окровавленную тряпку. Зрелище так себе – в бочине у парня багровели две глубокие раны.

Алик и сам впечатлился увиденным. Втянул носом воздух – судорожно и с надрывом, заметно побледнел лицом. Речь здоровяка просела в громкости и басах и приобрела жалобно-просительные нотки:

– Сань, мне бы перевязаться, а? У тебя бинта или пластыря нигде не завалялось?

Бодрый голос Ильи за моей спиной заставил вздрогнуть от неожиданности:

– Кто сказал волшебное слово «пластырь»? Их есть у меня! Ё-моё, Алик! Да у тебя дырки в пузе!

– Да ты что? – борец нашел в себе силы для сарказма. – А я-то думаю – что ж мне так грустно?

– Это потому, что у тебя велосипеда нет! Вот, держи! Для себя берег! Бактерицидный, с дырочками и, главное, с таким нужным тебе рисунком спорт-байка!

Алик с недоумением покосился на протянутый ему пакетик крохотного, антимозольного пластыря. Наморщив лоб, перевел на меня взгляд. Умудрившись разглядеть смешинки в глазах, он понимающе хмыкнул. Иронично улыбнувшись, вытер окровавленные пальцы о футболку и бережно принял упаковку. Аккуратно содрав защитную пленку, он задумался на секунду, затем решительно тряхнул головой:

– Нет, не нужно жертв. Для себя так для себя!

И резко перегнувшись через стол, одним движением припечатал пластырь на лоб Ильи.

Юный химик смешно собрал глаза в кучу и попытался рассмотреть неожиданное украшение. Этого я уже выдержать не смог и откровенно заржал:

– Ну что, юморист, поймал ответочку?

Илья неверяще пощупал свой лоб и покачал головой:

– Пять баллов…

Затем протянул Алику руку:

– Сработаемся! Я – Илья!

Рукопожатие двух грязных, исцарапанных, измазанных кровью рук – выглядело очень символично. Широкая ладонь борца-армянина и тонкие пальцы химика-еврея. При всем внешнем диссонансе – мне тяжело угадать, у кого из них больше крови на руках. В обоих смыслах…

Пройдет месяц-другой, и в этом мире вряд ли останутся дети, не убившие себе подобного.

А еще за этот бесконечно долгий и страшный день я понял одну очень пугающую вещь.

У Смерти – детские глаза…