Глава 9
Фатальная угроза.
Пробуждение клановой Крови…
Обращение к памяти Предков…
Зов о помощи…
Предки смотрят с сомнением.
Оценка воина: новик. Взятых в бою душ: четыре…
Одобрено получение Первого Дара. Требуется Душ: 3.
Подбор релевантного Дара…
Получен Дар: «Суть Времени»
Плата получена предками.
Активация Дара «Суть Времени».
Зверь восторженно ревет в моей голове.
Время ухает в ледяную прорубь и послушно замедляется, становясь вязко-тягучим и преданно пластичным. Я вижу, как вспухают жилки на шее у Малька, бесконечно медленно доворачивающего обрез в мою сторону. Стволы ружья отпилены криво и неряшливо, но сквозь их черные провалы на меня глядят сама Смерть и вселенская Пустота.
Увернуться не получится – я не приобрел волшебную сверхскорость и так же, как и окружающие, вязну в густом киселе физики реального мира. Но вот ясность мышления и четкость восприятия – феноменальные!
Замечаю и фиксирую буквально все.
Степень напряжения побелевшего пальца Малька на спусковом курке обреза.
Понимание скорости срабатывания ударника ружья, времени воспламенения капсуля и тайминга горения пороха.
Директрисы направленных на меня стволов режут пространство ярко-красными лучами. Поверх них наложены расширяющиеся конусы областей поражения картечных зарядов.
Наклон тела Малька и векторы приложения мышечных усилий рисуют четкую кривую его будущих перемещений на ближайшие пару секунд.
Я снова уточню – говорил ведь уже, что люблю математику? А про то, что люблю стрелять? Тоже говорил?
Стреляю от бедра, с хирургической точностью отсекая одиночные. А ведь предохранитель автомата стоит на «АВ»!
Остроносые пули рвут пространство, пересекая смазанный силуэт будущего движения Малька.
Однако парень непрост! Разрывая связки, Мелкий раз за разом ввинчивает тело между пулями, ломая рисунок движения и теряя драгоценные секунды.
Банг! Банг! Банг!
Я луплю вновь и вновь, загоняя его в позиционный тупик и не давая довернуть стволы обреза. Лицо Малька все больше похоже на посмертную маску. Заострившиеся черты. Натянувшаяся до прозрачности кожа. Оскаленные зубы. И глаза – два бездонных провала, сочащихся истовой ненавистью.
В моей голове – захлебывается ненавистью горловой рык двух хищников. Словно тигр и медведь сошлись на узкой лесной тропе. Клокочущее рычание резонирует внутри черепа, заглушая звуки выстрелов и грозя превратить мозги в вязкий кисель.
Банг! Банг! Банг!
Мои соратники тупят и тормозят.
Илья все так же возится на асфальте, бестолково шаря в недрах брюк, пытаясь отыскать провалившийся за пояс пистолет.
Потерявший опору Скрипач картинно закатывает глаза и кулем оседает на землю.
Закусившая губу Инга слепо скребет ногтями тугую защелку пистолетной кобуры.
Банг! Банг! Клац…
А вот это конец…
Сухой щелчок бойка сообщает об опустевшем магазине. Запасной лежит более чем неудачно – в кармане тактических брюк.
Восприятие времени рывком возвращается в привычное русло. То ли шок выбил меня в реальность, то ли закончился лимит сил.
Зверь в моей голове обреченно взвывает и пытается перехватить контроль над телом.
Атаковать! Вцепиться в горло! Рвать! Пусть хлещет кровь, лопаются нитки сухожилий, расползается под клыками теплое парное мясо!
Меня шатает и бьет крупной дрожью. Чужая воля мешает, воруя бесценные мгновения. Заученным движением я пытаюсь сбросить опустевший магазин. Пальцы как на морозе – задубевшие, непослушные. С ужасом понимаю – перезарядиться не успею!
Затылок пронзает ледяным дыханием опасности, и я, не раздумывая, бросаю измученное тело в сторону!
Валюсь на кирпичное крошево, всхлипываю от вспышки боли, но не жалуюсь, лишь мимолетно жалею, что обломки такие маленькие и никак неспособны укрыть меня от картечи.
Пытаюсь уйти в перекат – но парализованная болью тушка реагирует вяло и неохотно. Тело страдает. Ему хочется покоя, сочувствия и нежных рук медсестры.
Бум!
Обрез Малька бухает веско, припечатывая голимый расклад козырным валетом.
Многострадальную руку, тянувшуюся за последним автоматным магазином, отбрасывает в сторону и окончательно отсушивает.
Картечь накрыла меня лишь краем, основное свинцовое облако безжалостно пятнает асфальт и выбивает бурую пыль из кирпичных обломков.
Малек многообещающе скалится и берет поправку на собственную криворукость, доворачивая обрез на пару фатальных сантиметров.
Будь проклят тот мудак, кто изобрел двустволку!
Наслаждаясь триумфом, мелкий рискованно тянет имеющиеся в запасе секунды. В его глазах – торжество и предвкушение. Рот жадно приоткрыт, и несбившееся дыхание тому виной.
Замечаю краем глаза, как в доме напротив приоткрывается створка окна на первом этаже. Выглянувший наружу винтовочный ствол дарит безумную каплю надежды.
Время, мне нужна еще крошка чертова времени!!!
Широко улыбаюсь, сплевываю окрашенную алым кирпичную пыль. Комментирую голосом простуженного ворона:
– Херовый ты стрелок, Малек…
Лорд… хм… Смерти задумчиво косит цепким взглядом по сторонам, оценивая диспозицию. Вокруг без перемен – мои камрады успешно отыгрывают команду дебилов. Но вот на жопе у пацана глаз нет, так что отблеск оптики в окошке за спиной он не видит.
Малек многообещающе оскаливается, картинно направляет обрез мне в лицо и выдает киношное:
– Аста ла виста, братик!
Пух-бум!!!
Едва слышный выстрел из окна практически синхронно перекрывается гулким бабахом ружья.
Я успеваю тоскливо взвыть, заценив жалкий калибр нежданного помощника. Мелкашка!
Одновременно рву голову в сторону, заранее понимая, что от картечи не уйти. Рву, ага…
Вялый клевок, вот и все, что способно выдать парализованное болью и ужасом тело. Было бы чем – обосцался бы без всяких сомнений.
Хруст, горячий удар, тьма…
…
– Саня! Саня! Да очнись же!
– Не тряси его, у него дыра в голове, мозги вытекут…
– Это у тебя дыра… в жопе! Нормально у него все, просто осколками от пули кожу посекло! Была бы картечь – снесло бы на хрен, а так… Саня, ну вставай ты, не пугай!
Слова доносятся с трудом, сквозь нудный звон и тошнотворное кружение вальса. С натугой разлепляю глаза:
– Реально не тряси… Буэ…
Меня рвет густой желчью с яркими прожилками крови. Сидящий рядом Илья испуганно шарахается назад и валится на задницу.
– Ни фига себе струя! Ты там как, живой?
Утираю рот тыльной стороной ладони.
– Не дождетесь…
Сплевываю кислую слюну, требовательно тяну руку:
– Воды дай.
Сворачиваю башню полторашке минералки, полощу рот, а затем пью. Долго и жадно – до сухого дна. Отбрасывая опустевший сосуд, вспоминаю события последних минут. Резко тянусь к автомату и довольно нервно оглядываюсь по сторонам:
– А где Малек?
Илья вновь вылазит вперед и трясет перед моим носом горячим стволом пистолета:
– Сбежать хотел, сучоныш! Как увидел, что я ствол достал, так сразу в кусты! А я ему засадил вслед! Бам-бам-бам!!! Попал раза три – верняк! Поглядишь потом, сколько крови на бордюре!
– Пальцем в небо ты попал… – присевшая рядом Инга аккуратно обхватила горячими пальцами мою голову и легонько наклонила в сторону, внимательно осматривая левый висок. – И, кстати, крови там – как тощий кот насцал…
Оставив мою голову в покое, она удивленно хмыкнула, но так и не прокомментировала увиденное. Отряхнув руки и отстранившись, указала куда-то себе за спину:
– Вон оттуда стреляли, из окошка. В бедро мелкого зацепило, но несерьезно как-то – словно спицей ткнули. Хотя ублюдку хватило, да и тебе повезло – дрогнула у щенка рука. Жахнул из своей пушки, чуть ухо тебе не отстрелил. Ну и сразу же в подвал рванул, там дверь нараспашку. А вот Илюша-балабол зря только патроны сжег. Обосратушки вышли? Не с перепугу ли, а? Отстрелялся под ноль, а потом еще с минуту вхолостую железкой щелкал.
Илья набычился. Его ноздри раздулись, уши покраснели, а глаза предательски заблестели.
– Я хоть стрелял! А ты где была?! Музыканта своего на асфальт укладывала да кобуру царапала? Мазохистка, да?!
Оказалось, что ствол Инга достать все же успела. И сейчас ее пистолет уставился прямо в переносицу шарахнувшегося назад химика.
– Угу, мазохистка. С садистским уклоном. Могу и тебе череп поцарапать. Изнутри!
Устало трясу головой:
– Брейк, архаровцы. Все молодцы. Инвалидная, мать вашу, команда… Криворукие, косоглазые, но сердобольные – шо писец…
Кстати, насчет инвалидности и криворукости…
Осторожно кошусь на свою правую конечность. Если б не боялся сглазить – назвал бы ее «правым пулеуловителем».
За последний час мне прилетело уже дважды.
В первый раз довольно гуманно – из повреждений лишь героическая царапина на плече. Несколько пугающего вида, но уже безопасная и неактуальная. Ибо зажило все, как на бешеной собаке.
А вот во второй раз – все значительно хардкорней. Картечина прошила мякоть бицепса и засела под кожей легко прощупываемым свинцовым шариком.
Ну, я и пощупал. Ощущения – резко болезненные и очень специфические. Окружающее пространство покачнулось, сделало попытку потерять резкость и уплыть в неведомые дали. Поспешно отвожу от раны глаза и трясу головой. Только обморока мне не хватало…
Спешу отвлечься:
– Илья – тут для тебя работа привычная нарисовалась. Заклей-ка мне руку пластырем.
Оценив вспыхнувшие фанатизмом глаза парня, на всякий случай предупредил:
– Нет, картечину вырезать пока не надо. И прижигать тоже. И…
Илья делает обиженный вид и отмахивается:
– Забей, все понимаю. До следующего фрага заживет, ага…
Хитро подмигнув, он вываливает из кармана изрядно помятую гору некогда стерильных упаковок. Задумчиво хмыкнув, закапывается в нее камуфляжными от грязи руками. Его негромкое бурчание мешает сосредоточиться и вникнуть в смысл последней фразы.
– Мозольный… разогревающий… влагостойкий… прозрачный… детский… О! Саня, а хочешь пластырь с пчелкой? Нет? А зря, полезный мух! Хотя да, тебе надо что-то побрутальней… Вот, нашел! Чебурашка! Страшнее зверя нет! Блин, очешуеть! Эти детские стикеры – просто ураган!
Закатываю глаза – чем бы дите ни маялось, лишь бы не забеременело…
Кстати, о беременности… Обращаюсь к нашей насупившейся экс-красавице. Нет, она и сейчас вполне себе ничего. Но девушки с таким выражением лица меня не заводят. Шарахаюсь я от них…
– Инга, сдвинь-ка корму в сторону, я своего спасителя не вижу.
Недовольно скривившись, девушка отодвинулась, открывая обзор на соседскую девятиэтажку. Как раз вовремя.
Из окна напротив ловко выпрыгнул смутно знакомый паренек лет четырнадцати. Эдакий гайдаровский типаж пионера-героя. Располагающее лицо, прямой взгляд, спортивный разворот плеч. Не качок, а, скорее, легкоатлет.
Спрыгнув на асфальт, он с обезоруживающей застенчивостью улыбнулся и помахал нам рукой. За его спиной, в глубине комнаты, мелькнуло настороженное лицо девчонки постарше.
Машу в ответ:
– Эй! Спа…
– Бам-бам-бам!!!!! – грохот хаотичной стрельбы оборвал меня на полуслове.
От десятков попаданий стена за спиной парня буквально взорвалась бетонной пылью и осколками дешевой плитки. На футболку подростка словно плеснули красной краской. Тяжеловесные алые кляксы отбросили тело назад и сложили на асфальте изломанной куклой.
– Чёрт! Ложись! – в одном надрывном крике я окончательно сорвал голос.
Вновь валюсь на кирпичное крошево и неуклюже суечусь, доставая из-под себя последний магазин к автомату. Вот чего я сразу не перезарядился?! Гений тактики, блин!!!
– Хаджиевцы! – Илья дал петуха и рванулся в сторону, подставляясь дураком и притягивая к себе злое внимание стрелков.
– Да твою же мать!
До упора вбиваю магазин, рывком передергиваю затвор и почти вслепую, на слух, бью длинной очередью.
Илья рыбкой ныряет в подвальный спуск, с криком и ойканьем грохочет по ступеням. А меня накрывает горячей волной и пронзает оргазмичной судорогой.
– ПЛЮС ОДИН! – сонно шепчет довольный голос в моей голове.
Мгновенный прилив сил подбрасывает с места. Вскакиваю на одно колено и уже прицельно бью короткими двойками. Стреляю по вспышкам и подозрительным местам. Больше на подавление, чем на результат. Пули рвут газон, искрят салютом по бетону и торжествующе повизгивают рикошетами.
От нападающих резко полыхнуло вязким страхом в сладковато-алых оттенках. Стрельба затихает за считаные секунды. Разум неожиданно холодно фиксирует силы врага – пара ружей и штук пять пистолетов. Это и много, и мало. Если в умелых руках – то пипец котятам. А так…
Тяжелого и автоматического вооружения нет, да и стрелки из хаджиевцев скучные, в киношном формате «ганста-стайл».
Конечно, пуля – дура, поймать ее в перестрелке несложно. Но и работает против нас ни разу не спецназ.
Звенящая тишина накрывает двор. Сквозь отбитые стрельбой уши доносятся причитания девчонки, выбравшейся на улицу из окна напротив. Ее монотонный стонущий плач сжимает сердце костлявой лапой.
– Ма-а-а-рик… Ма-а-а-рик! Ну вставай же, ну что ты, ну пойдем… Я ведь обед приготовила, пюрешка с тушенкой! Из пакетов, но вку-у-у-сные! Все как ты любишь, ты только вста-а-а-а-нь!!!
Интерлюдия: Яна
Он нашел ее на пятый день Катастрофы. Устало сбросил с плеч лямки огромного рюкзака, прислонил к стене винтовку с удивительно тонким стволом и негромко постучал в забаррикадированную изнутри дверь. Дождался, когда тень перекроет свет из глазка, обезоруживающе улыбнулся и просто сказал:
– Привет…
Словно здоровались тысячу раз до этого…
А ведь она впервые услышала его голос!
До «Того Самого Жуткого Дня» они ходили в один и тот же подростковый спортцентр.
Яна, одетая в облегающий топ и короткие шортики, ежедневно тянула связки в шпагатах и йоговских асанах. Среди привычно игнорируемых ею взглядов – липких, раздевающих и лапающих ладную фигурку она вдруг почувствовала нечто новое. Обернувшись, увидела парня, отдыхающего между подходами к штанге. И он не вильнул глазами в сторону, как это делают другие – пойманные на позорном подсматривании, а открыто улыбнулся и задорно подмигнул!
Неожиданно для себя Яна смутилась, вспыхнула лицом и спешно отвернулась. Тут же обозлившись на собственную глупость – она гордо вскинула подбородок, поджала губы, выпрямила спинку и больше демонстративно не обращала внимания на восторженного юношу.
Хотя… если честно… то взгляд его зеленых глаз волновал ее все сильнее. Вплоть до тянущей истомы внизу живота. Было в нем что-то такое… Будоражащее…
Он с улыбкой принял правила игры – его нет, и она не замечает дерзкого наглеца даже в упор! Просто он почему-то всегда был рядом…
Он занимал соседнюю беговую дорожку и легко выдерживал задаваемый ею часовой марафон.
Он молча вставал со скамейки и еще на подходе встречал желающих подкатить к ней ухажеров. Просто вставал на пути и вопросительно приподнимал бровь. Самоуверенность вдруг мигом слетала с юных пикаперов, они вновь сутулили чахлые плечики и, вильнув ногами, резко вспоминали о делах в другом конце зала.
Он даже прикрывал Яну спиной во время выполнения девушкой особо откровенных асан, чем забавлял ее до невозможности. Ути-пути, какая забота о морали!
Но он стал привычен. Его присутствие – успокаивало. Оно было надежным и нерушимым. И она вдруг поняла, что значит выражение «за ним, как за каменной стеной». А вот без него… Без него как-то мигом становилось пусто и неуютно.
Проснувшись на третий день Катастрофы, она так и не рискнула выйти из дома. Ей хватило нескольких часов наблюдения с балкона, чтобы из юной гордячки превратиться в зашуганную затворницу. Она почти не ела – лишь плакала и сжималась в комок от каждого шороха. Она не заходила в ТУ САМУЮ комнату и запретила себе думать о родителях. И среди череды страхов и кошмаров она вдруг вспомнила о НЕМ. Стало легче. Будто он вновь незримо стоит за спиной, укрывая от жадных взглядов и бытовых невзгод. И тогда она стала думать ТОЛЬКО о нем.
Когда в дверь осторожно постучались – Яна вдруг сорвалась с места и принялась торопливо растаскивать хилую баррикаду. Лязгнув замками, она распахнула дверь. Секунда, чтобы узнать, еще одна – чтобы поверить. По-детски всхлипнув, Яна бросилась к нему на шею.
Заливая его грудь слезами, она подняла заплаканное лицо и прошептала:
– Как долго я тебя ждала…
* * *
– Ма-а-а-рик… Ма-а-а-рик! Ну вставай же, ну что ты, ну пойдем… Я ведь обед приготовила, пюрешка с тушенкой! Из пакетов, но вку-у-у-сные! Все как ты любишь, ты только вста-а-а-а-нь!!!
Замираю беспомощно, абсолютно не понимая – чем могу помочь? Рвануться через простреливаемую улицу, подбежать, присесть рядом и поблагодарить за спасение? А нужны ей мои слова? Да и услышит ли? Может, и вовсе – в лицо вцепится? Причем будет в своем праве…
Вновь хрустит потревоженный асфальт. С перекошенным от злости и напряжения лицом ко мне ковыляет Инга. За ее плечо цепляется постоянно оглядывающийся Скрипач. Силуэты ребят на фоне дороги напоминают об опасности.
Вскидываю «калаш», прижимаю приклад к плечу. Над стволом воздушное марево от разогретого металла. Траурно звенят под ногами стреляные гильзы, соленый запах крови спазмирует желудок и побуждает к рвоте.
Усиленно дышу носом, бдительно контролирую улицу.
В моей башке раздражающе похрапывает спящий зверь. С этим квартирантом надо будет разбираться отдельно. Главное, чтобы имя у него было не медицинское, из справочника психиатра.
Мушка на конце ствола дрожит, картинка покачивается вместе с кружащейся головой. Хреново-то как…
Причем «хреново» не только с разумом, но и с боеприпасами. Мой внутренний счетчик БК уже давно накрылся рваной пилоткой, четкой цифры остатка патронов я не назову. Но сколько секунд можно вести бой с полупустым магазином – я себе примерно представляю. И секунды эти уже на исходе. Одна-две очереди – и прощай огнестрел, привет палка-копалка…
Вот где бы достать патронов, а? «Пять-сорок пять на тридцать девять» – калибр армейский, гражданского оружия под него – хрен да ни хрена. В охотничьих сейфах его вряд ли можно отыскать. Беда…
Когда Инга добирается до условно безопасного участка, я позволяю себе оглянуться.
Стена за спиной исклевана пулями. Заметно помятый Илья сусликом выглядывает из подвального спуска. Заметив мой взгляд, он виновато вильнул глазами, а затем призывно замахал рукой:
– Сюда! Я все проверил, чисто!
Зло сплевываю, цежу буквально про себя: «Мудак…»
Вновь поворачиваюсь к рыдающей через дорогу девчонке, негромко зову:
– Эй! Э-э-й?! Девушка!
– Бам! – со стороны хаджиевцев хлопает одиночный выстрел. Безымянное окно на втором этаже осыпается битым стеклом.
– Оставь ее! – Инга подошла совсем неслышно и устало присела рядом. – Только привлечешь к ней внимание – и вместо одного трупа получишь два. Хотя… Может, оно и к лучшему…
– Да какое, мать его, – «к лучшему»?! – зло скалюсь, затем вновь оборачиваюсь к скорчившейся через дорогу паре. – Эй, прости, не знаю, как тебя зовут!.. Да обернись же, не тронем!
– Бам-бам!!! – раскатистый ружейный дуплет хлещет картечью по асфальту.
Девушка не реагирует. Все так же баюкает на коленях окровавленную голову парня и что-то шепчет вполголоса.
Беспомощно замираю, бестолково озираясь. Инга настойчиво тянет за рукав:
– Пойдем. Мы ей не нужны. Ей сейчас никто не нужен. Время разве, да кто ж его даст-то?
Позволяю увлечь себя к подвалу. На душе тошно, чернота первого дня продолжает множиться с пугающей скоростью.
Илья бестолково суетится. Его руки живут своей жизнью – указывают дорогу, придерживают двери, заботливо отодвигают липкую подвальную паутину.
Иду следом, стараясь дышать исключительно ртом. Запахи в этом темном и сыром подземелье соответствуют антуражу. Здесь явно кто-то сдох. Возможно – не в одиночестве.
– Илья, не мельтеши.
Парень сник, расправившиеся было плечи вновь обрели интеллигентную ширину – даже погоны не повесить. Замедлившись и утратив лидерство, он пристроился рядом и заискивающе зашептал:
– Саня, я чес слово не засцал! Вот те звезда Давида на пузе – я стрелял до упора! А то что не попал – так ведь с левой бил! Эта гнида мне палец сломала… Ну или вывернула, рентгена у меня в кармане нема.
– Заживет… До обрезания…
Я сух, но Илье достаточно и пары слов. Не бойкотируют, общаются – и то маца…
Химик зачастил:
– Саня, ты скажи Инге, чтоб патронами поделилась! У меня ведь все, голяк. Чем воевать будем?
Не сдержавшись, срываюсь:
– Пальцем твоим сломанным! Ты лучше подумай, чем в носу ковыряться будешь?!
Илья насупился:
– Я ж серьезно, а ты…
– Ну а если серьезно, то пойди и сам ей скажи. Догадываешься, куда пошлет?
Глаза парня полны праведного недоумения:
– Так то ж меня! А ты – командир, да и залипла она на тебя… Спаситель, убивец негодяев, и все такое!
Застываю прямо на ходу. Быстро оглядываюсь – Инга со своей хнычущей ношей заметно отстала. Ей явно не до нас: девушка зло сопит, взгляд четко под ноги – мерзкого треша на полу хватает.
Резко разворачиваюсь к Илье и коротко пробиваю кулаком под ребра. Не давая упасть, подхватываю за шиворот и подтягиваю вплотную:
– Выговор тебе. С занесением в печень. На будущее – фильтруй базар.
Теперь за моей спиной сопят и всхлипывают как минимум двое.
Командир, говорите? Нет у командира друзей. Одна ответственность.
Например – добраться до своей квартиры и довести этих оболтусов живыми. Хорошо хоть наружу выходить не придется. Подвал под домами общий, до моего подъезда дойдем как по переходу метро. Если не нарвемся, конечно…
Патроны в «Ксюхе» я пересчитал – семь штук. Застрелиться и не ныть…
В голове – хаос и мутный кровожадный сосед.
Хорошо хоть раны заживают как в компьютерной игрушке. Только для этого нужно не красную мензурку выпить, а кого-то убить. Не нравится мне такая мотивация, ох не нравится…
В унисон мрачному настроению по подвалу проносится низкий клокочущий вой. И будь я проклят, если не узнал в нем голос Малька!
Яростное голодное эхо еще металось между сырыми стенами, как я уже срываю свою команду в галоп:
– Бегом!
Илья отыгрывает в моих глазах пару баллов. Он не рванулся вперед, прикрываясь нами от страшного воя, а ровно наоборот – метнулся назад и подставил плечо под свободную руку Скрипача.
Дожидаясь, пока героя-недобитка протащат мимо, я беззвучно костерил себя матом и торопливо приматывал фонарь к автомату. Раньше это нужно было делать, раньше!
Поравнявшись со мной, Илья сверкнул диким конским взглядом:
– Это Малек, да?
Я улыбнулся и кровожадно подмигнул:
– Тоже узнал? Он сука, он! В кого же эта гадина мутировала, а? Ревет так, что аж в спину подталкивает…
Инга на мгновение обернулась, на секунду задержала на мне взгляд и непонятно произнесла:
– Глаза у тебя красивые…
Комплимент испортил нервно хихикнувший Илья:
– Ага – желтые, и с вертикальным зрачком. Обосраться – не хрен делать…
Парирую, пряча за бравадой собственный страх:
– Не бзди, гляди вперед. А я спину прикрою.
И добавил уже про себя:
– А в кого мутировал, а?
