Революция вздыбила Россию. Уже после Февраля 1917 года стремительно исчезали понятия об авторитете власти, рефлексы повиновения, растворялись правовые и религиозные нормы. Мораль войны переходила на все отношения в обществе, сделав насилие основным способом действия. Исчезало понятие собственности, преступность приняла небывалые прежде масштабы. Страна переставала работать. Появилась совершенно не характерная для традиционной России половая распущенность, аллегория революции как «гулящей девки на шальной солдатской груди» не была преувеличением.

Гражданская война лишь предельно добавила к общественной деградации. Питирим Сорокин с горечью констатировал: «Не убийца – стал убийцей, гуманист – насильником и грабителем, добродушный обыватель – жестоким зверем… Три с половиной года войны и три года революции, увы, “сняли” с людей пленку цивилизации, разбили ряд тормозов и “оголили” человека… Жизнь человека потеряла ценность. Моральное сознание отупело. Ничто больше не удерживало от преступлений. Рука поднималась на жизнь не только близких, но и своих. Преступления для значительной части населения стали “предрассудками”. Нормы права и нравственности – “идеологией буржуазии”». В Москве, которая избежала непосредственных военных действий, по сравнению с 1914 годом количество краж выросло в 3 раза, грабежей – в 8 раз, убийств выросло – в 10 раз, вооруженных грабежей – в 285 раз²⁰⁷¹.

Читая Ленина, диву даешься, как мало он размышлял о смысле бытия, добре и зле, морали и нравственности, ценностях. Для него они были самоочевидны, предельно приземлены и вписаны в схемы классовой борьбы. Традиционные человеческие ценности, воплощенные в заповедях основных религий и ведущих философских учений, Ленин отрицал наотмашь.

Луначарский подмечал: «Он ужасно не любил сентиментальности, и чрезвычайно редко из его уст не только в порядке официальном и публичном, но даже интимном, замкнутом слышались какие-нибудь фразы, имеющие моральный смысл, говорящие о любви к людям, к их будущему, об эмоциональных стимулах поведения»²⁰⁷². Мстиславский писал: «Перед разгоном Учредительного собрания был разговор с Лениным группы членов ЦК левых эсеров. Спиридонова говорила очень возбужденно: сказала что-то про “хулиганство” и упомянула о морали. Ленин сейчас же поднял брови:

– Морали в политике нет, а есть только целесообразность»²⁰⁷³.

Редкий случай развернутых рассуждений на этот счет – в речи на III съезде комсомола в октябре 1920 года.

– В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность? В том смысле, в каком проповедовала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы… Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата.

Отсюда напрашивается вывод о ленинском определении морали: морально все то, что способствует интересам классовой борьбы пролетариата.

– Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов… Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем²⁰⁷⁴.

То есть во имя торжества коммунистического будущего трудящегося можно все. И это – нравственно. «Безжалостная месть при замороженном сострадании под покровом уравновешенности, практичности, чувства юмора, – писал Черчилль о Ленине. – Его оружие – логика, настроение – изменчиво. Его жалость – как Арктический океан, его ненависть – как петля палача. Его цель – спасти мир, средство – разрушить до основания. Принципы – абсолютны, но не постоянны. Способный одновременно убивать и учиться, приговаривать и рефлексировать, быть тираном и филантропом… Необходимость убийства конкретного человека вызывала у него отвращение и даже боль. Но вычеркнуть из жизни миллион, объявить вне закона целые классы, разжечь пламя междоусобной войны по всему миру с неминуемым разрушением благосостояния целых наций – это для него были полные абстракции»²⁰⁷⁵.

Ленин был не в восторге от того человеческого материала, который он унаследовал от тысячелетней России. Как Ленин замечал в «Детской болезни», «нельзя, не из чего, строить коммунизм иначе, как из человеческого материала, созданного капитализмом, ибо нельзя изгнать и уничтожить буржуазную интеллигенцию, надо победить, переделать, переварить, перевоспитать ее – как перевоспитать надо в длительной борьбе, на почве диктатуры пролетариата, и самих пролетариев, которые от своих собственных мелкобуржуазных предрассудков избавляются не сразу, не чудом, не по велению божией матери, не по велению лозунга, резолюции, декрета, а лишь в долгой и трудной массовой борьбе с массовыми мелкобуржуазными влияниями».

В стране, где была ликвидирована собственность, зажиточность объявлена пороком, самой острой окажется проблема стимулов к труду. В ленинском видении таким стимулом должна была выступать коммунистическая сознательность. В апреле 1920 года Ленин дал свое идеальное видение: «Коммунистический труд в более узком и строгом смысле слова есть бесплатный труд в пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на известные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, вне норм, труд, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд как потребность здорового организма».

Поэтому столь большое значение Ленин придавал почину с субботниками, в которых видел образец того самого коммунистического труда – добровольного и безвозмездного. Почин был снизу. 12 апреля 1919 года партийцы депо «Москва-Сортировочная» Московско-Казанской железной дороги приняли постановление: отработать в субботу под воскресенье с 12 на 13 апреля в ночь. «Это – начало поворота, более трудного, более существенного, более коренного, более решающего, чем свержение буржуазии, ибо это – победа над собственной косностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими привычками, которые проклятый капитализм оставил в наследство рабочему и крестьянину, – восхищался Ленин. – …Коммунистические субботники необыкновенно ценны, как фактическое начало коммунизма»²⁰⁷⁶.

Первого мая 1920 года бы проведен первый всероссийский субботник-маевка, на котором только в Москве работали 425 тысяч человек²⁰⁷⁷. Одним из них был Ленин – легендарно – сам председатель Совнаркома. Воспоминаниями делился И. И. Борисов. «Я с курсантами тоже вышел на кремлевский двор для работы. Одна часть площади Кремля была загромождена всяким мусором и строительным материалом… Ко мне подошел комендант Кремля тов. Петерсон со словами:

– Тов. Ленин пришел принять участие в субботнике.

Я увидел Ильича. Он стоял, ожидая распоряжения, в нескольких шагах от нас, в потрепанном костюме и штиблетах. Я предложил ему встать, как старшему среди нас, правей меня, что он с поспешностью и сделал, быстро сказав:

– Вы мне указывайте, что нужно делать.

Работу нужно было выполнять попарно, и я в паре с ВИ стал носить длинные слеги. Он все старался брать слегу не за тонкую ее часть, а за толстую, я же хотел дать ему конец полегче, и между нами завязывался спор… Дерево было все перетаскано, приступили к уборке куч щебня. Здесь пришлось работать киркой. У тов. Ленина кирка не работала послушно, и он попросил дать ему работу, вроде таскания бревен, но такой работы не было. Тогда он попросил научить его, как лучше разбивать груды щебня киркой… С него пот, как и с других, лил градом. Он мне передал, что в три часа ему нужно выступить, просил разрешения освободиться на несколько минут раньше. Его просьба была удовлетворена»²⁰⁷⁸. С того времени субботники прочно вошли в жизнь каждого советского человека. А количество людей, принявших участие в том знаменитом субботнике, на котором Ленин нес бревно (которое он не нес), с каждым годом росло по экспоненте.

Но коммунистической сознательности, как потребности здорового организма к труду, кроме как на субботниках, пока неоткуда было взяться. Оставались также такие стимулы, как деньги и зарплата.

Нарком труда Шмидт подтверждал, что Ленин предлагал установить «полную зависимость заработной платы от производительности труда. ВИ трудно усваивал сложную систему тарификации и обычно при изложении ее затыкал уши пальцами и говорил:

– Нельзя ли попроще и так, чтобы рабочий мог вас понять?

К сожалению, общие условия, при которых приходилось регулировать заработную плату в то время, были настолько тяжелы, что основную идею прямой зависимости заработной платы от производительности труда нам провести не удалось»²⁰⁷⁹. Поэтому плохо обстояло дело и с зарплатой, и с производительностью.

«Продовольственное и вещевое обеспечение производилось по карточной системе, вне всякой связи с производительностью труда, – подтверждал Гольдман. – Однако на деле еще во время гражданской войны приходилось делать значительные отступления от этого общего уравнительного принципа. Уже в 1918 г., а тем более в 1919 г., рабочие заводов, изготовлявших военное снаряжение или вообще обслуживавших фронт, в отношении обеспечения продовольствием и обмундированием находились в привилегированном положении. Получаемые пайки носили самые разнообразные названия: ударные пайки, пайки особых категорий, сверхударные и т. д.»²⁰⁸⁰.

Действовавшая в городах карточная система распределения продуктов и промышленных товаров носила подчеркнуто классовый характер. Все трудовое население разделялось на четыре категории: лица, занимающиеся тяжелым физическим трудом; не тяжелым физическим трудом, больные и дети; люди свободных профессий, служащие, члены семей рабочих и служащих; частные предприниматели. Последней категории полагалось в восемь раз меньше хлеба, чем рабочим. Нормированное снабжение через растущее количество разного рода пайков – для красноармейцев, ученых, медиков, кормящих матерей и так далее – стало основной формой снабжения населения. Умение получить максимальное количество пайков получило название «пайколовство».

Школу выживания девятнадцатого года образно охарактеризовала Марина Цветаева: «Мы научились любить: хлеб, огонь, дерево, солнце, сон, час свободного времени, – еда стала трапезой, потому что голод (раньше «аппетит»), сон стал блаженством, потому что «больше сил моих нету», мелочи быта возвысились до обряда, все стало насущным, стихийным»²⁰⁸¹.

Художник Юрий Павлович Анненков: «1920 год. Эпоха бесконечных голодных очередей, “хвостов” перед пустыми “продовольственными распределителями”, эпическая эра гнилой промерзшей падали, заплесневелых хлебных корок и несъедобных суррогатов»²⁰⁸². Когда война заканчивалась, Ленин поспешил уменьшить количество лиц, находящихся на госснабжении. 6 ноября 1920 года он написал дополнение к проекту постановления СНК о введении основной нормы рабочего снабжения: «Признавая вполне правильной политику НКПрода, состоящую в уменьшении количества норм снабжения, поручить Компроду внести декрет об уменьшении количества норм выдачи хлеба с точным перечнем этих норм»²⁰⁸³.

Выпивки легально в России не было. 19 декабря 1919 года Ленин подписал декрет «О воспрещении на территории страны изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих средств». Государство спирт и водку не производило, стало быть, их поставляли на рынок частники. Органы ВЧК вели по всей стране ожесточенную войну с самогонщиками. Уголовная ответственность была установлена не только за изготовление и продажу, но и употребление самогона. И производили, и продавали, и употребляли.

Одежда теперь была призвана помочь затеряться в толпе и подчеркнуть пролетарское происхождение. За шляпу могли и застрелить. Впрочем, в годы Гражданской войны одежда – кроме военной формы – практически не производилась. Экспроприированное у лишенцев и уехавших за границу имущество поступало на склады и выдавалось по ордерам. «Форменной одеждой» госслужащих стала кожаная тужурка.

В России произошла дезурбанизация. «Заснеженная, холодная, голодная Москва января двадцать первого года, – вспоминал Леонид Утесов. – Худые люди тянут деревянные саночки, на которых лежит какая-то скудная кладь; пара поленьев, мешок с какой-то рухлядью, могущей служить дровами, иногда краюха хлеба, завернутая в тряпицу»²⁰⁸⁴. Соломон впервые после революции посетил Петроград: «Закрытые магазины, дома со следами повреждений от переворота. Унылые, часто еле бредущие фигуры граждан, кое-как и кое во что одетых. Улицы и тротуары поросшие, а то и заросшие травой. Какой-то облинялый и облезлый вид всего города. Как это было непохоже на прежний нарядный Питер»²⁰⁸⁵. Разваливался городской общественный транспорт, приходили в упадок и дороги, и канализация. Если в 1913 году, по подсчетам Пола Кеннеди, городское население России составляло 12,3 млн человек, или 7 % населения, то в 1920 году – 4 миллиона, или 3,1 % населения ²⁰⁸⁶. В том же 20-м году в Британии в городах жили 37,3 %, в Германии – 35,7 %, в США – 25,9 %.

Квартирный вопрос сильно портил россиян еще до революции. Задача улучшения жилищных условий была реальной. В соответствии с принятыми в конце 1917 года декретами и постановлениями СНК и НКВД, владельцы жилья лишались права им распоряжаться: весь жилой фонд передавался в ведение городских властей, получивших право реквизировать свободные площади и вселять нуждающихся²⁰⁸⁷. Рабочих стали перемещать в квартиры состоятельных людей, сначала в те, которые пустовали после их бегства или эмиграции. В августе 1918 года был принят декрет «Об отмене прав частной собственности на недвижимое имущество», после чего домовые комитеты и комиссии по вселению приступили к распределению и заселению и тех квартир, которые их владельцы не собирались покидать. Госорганы были завалены жалобами на незаконные выселения и вселения, конфискации, реквизиции. Главными инструментами в борьбе за квадратные метры стали доносы о буржуазном происхождении и антисоветских взглядах. При этом состояние жилого фонда, лишившегося хозяина, стало стремительно деградировать.

Одной из коммунистических идей было создание фаланстеров – домов-коммун, прививающих принципы коллективизма. Коммунальные квартиры на многие десятилетия стали почти всеобщей формой расселения людей в городах. Перебиравшаяся в города молодежь селилась в общежитиях, где действовали правила обобществленного быта: делили не только еду, но часто и одежду.

Малый СНК 8 августа 1921 года принял положение «Об управлении домами», в котором ответственность за сохранность жилого фонда возлагалась, в первую очередь, на заведующего домами. Документ попал на глаза Ленина, который написал: «Наши дома – загажены подло. Закон ни к дьяволу не годен. Надо в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц (и не одного, а многих, в порядке очереди) и сажать в тюрьму беспощадно». А подписав решение Малого СНК о двух миллиардах рублей на чистку Москвы и прочитав «Положение» Наркомздрава о неделе оздоровления жилищ, – Ленин «пришел к выводу, что мои подозрения (насчет полной негодности постановки всего этого дела) усиливаются. Миллиарды возьмут, раскрадут и расхитят, а дела не сделают. В Москве надо добиться образцовой (или хоть сносной, для начала) чистоты, ибо большего безобразия, чем “советская” грязь в “первых” советских домах, и представить себе нельзя. Что же не в первых домах?» Выход из положения Ленин предлагал для себя не оригинальный – больше проверок и контроля»²⁰⁸⁸.

Число человеческих жертв в Гражданскую войну было гораздо больше, чем в Первой мировой. Российская империя, утверждал Питирим Сорокин, в 1914 году вступила в войну «с численностью подданных в 176 млн. В 1920 г. РСФСР вместе со всеми союзными советскими республиками, включая Азербайджан, Грузию, Армению и т. д., имела лишь 129 млн населения. За шесть лет Русское государство потеряло 47 млн подданных». «Такая убыль за подобный период мне неизвестна из истории европейских стран. Она едва ли когда-либо имела место в истории России». Прямые военные потери от Первой мировой и Гражданской войн Сорокин оценивал в 5 млн человек. «Остальные 16 млн приходятся на долю их косвенных жертв: на долю повышенной смертности и падения рождаемости»²⁰⁸⁹.

Современные историки оценивают общие демографические потери населения на фронтах и в тылу воевавших сторон (в боях, от голода, эпидемий и террора) в 8 млн человек²⁰⁹⁰. Но это на глазок, достоверной статистики мало. Есть авторы, называющие цифру 27 млн человек²⁰⁹¹. С учетом отпадения ряда частей бывшей империи население страны сократилось почти на 50 млн человек – со 175 до 126 млн.

Генофонд России был серьезнейшим образом подорван. В России «погибли преимущественно элементы: а) наиболее здоровые биологически, b) трудоспособные энергетически, с) более волевые, одаренные, морально и умственно развитые психологически». Среди лиц с образованием, особенно университетским, процент погибших был в 6–7 раз выше, чем в среднем по населению. «И без того бедные культурными слоями за эти годы мы стали прямо нищими. “Мозг и совесть” страны вымерли в колоссальном размере и продолжают вымирать». К этому добавилась эмиграция именно образованных слоев общества²⁰⁹². Среди мужчин в возрасте от 15 до 60 лет убыль составила 28 %. «Россия «обабилась», как писал Сорокин, на 100 мужчин приходилось уже 125 женщин.

Конституция 1918 года утвердила принцип равенства женщин с мужчинами в государственной, хозяйственной, культурной и общественно-политической жизни. Были приняты декреты о равной оплате за равный труд, об охране материнства и детства. Но разрушался институт семьи, отношение к нему было пронизано революционным духом. Коллонтай писала: «В наших собственных интересах, в интересах крепости коммунистического строя – разбить во всех слоях, во всех классах устои старой, эгоистической, узко-замкнутой буржуазной семьи. Жизнь и та великая ломка былых устоев, которая совершается на наших глазах, очищает путь для строительства новых форм семьи – семьи социалистической, то есть для воспитания детей в детских колониях, детских общежитиях»²⁰⁹³.

В «Великом почине» Ленин утверждал: «Мы не оставили в подлинном смысле камня на камне от тех подлых законов о неравноправии женщин, о стеснениях развода, о гнусных формальностях, его обставляющих, о непризнании внебрачных детей, о розыске их отцов и т. п., законов, остатки которых многочисленны во всех цивилизованных странах к позору буржуазии и капитализма». Но это только начало постройки, а не сама постройка. Настоящее освобождение – в перестройке мелкого домашнего хозяйства в крупное социалистическое.

Женщина должна заниматься не семейным бытом и детьми, а общественно полезным трудом. Бытовые вопросы должны решаться путем создания общественных столовых, прачечных, молочных кухонь, интернатов и детских домов. «Общественные столовые, ясли, детские сады – вот образчики этих ростков, вот те простые, будничные, ничего пышного, велеречивого, торжественного не предполагающие средства, которые на деле способны освободить женщину, на деле способны уменьшить и уничтожить ее неравенство с мужчиной»²⁰⁹⁴. Когда дети окажутся на государственном обеспечении и воспитании, традиционная семья отомрет как пережиток буржуазного строя.

На деле раскрепощения женщины и освобождения ее от бытовых проблем не произошло. Напротив. Активистка женского движения Анжелика Балабанова писала: «Женщины, которые были обязаны революции всеми своими новыми правами и положением, вдруг стали старыми и изнуренными, физически покалеченными своими страданиями и бесконечной тревогой за детей. Мало-помалу их единственной заботой стало достать карточку, которая могла бы дать им возможность когда-нибудь в ближайшем или отдаленном будущем получить платье, пальто или пару ботинок для детей»²⁰⁹⁵. А женщины еще и воевали, и погибали в боях.

Борьба с «мещанско-буржуазными предрассудками» и «освобождение от буржуазного рабства» наносила удар по традиционным устоям. Люди стали на порядок чаще разводиться. И чаще жениться. Но это не вело к росту рождаемости, поскольку, как замечал Сорокин, «браки стали бесплодными» и превратились только в «легальную форму случайных половых связей без санкций и обязательств, без прочности и потомства»²⁰⁹⁶. Коллонтай ввела в оборот понятие «половой коммунизм», которое попыталась претворить в жизнь революционная молодежь. Привычными стали призывы: «Жены, дружите с возлюбленными своего мужа» или «Хорошая жена сама подбирает подходящую возлюбленную своему мужу, а муж рекомендует жене своих товарищей». Ленин считал идеи Коллонтай слишком радикальными.

В 1920 году постановлением народных комиссариатов здравоохранения и юстиции «Об охране здоровья женщин» провозглашались бесплатность и свободный характер абортов. Они стали практически единственным способом планирования семьи – с контрацептивами было совсем плохо. Очереди на аборты были настолько велики, что специальные комиссии выдавали разрешение на бесплатный аборт по классовому признаку. Очередность была такова: безработные-одиночки; работницы-одиночки, имеющие одного ребенка; многодетные, занятые на производстве; многодетные жены рабочих.

С первых дней Советской власти высокими темпами росла проституция, в нее вовлекалось все больше работающих женщин, зарплаты на жизнь не хватало. Стоит ли говорить о широко распространившихся в этих условиях венерических заболеваниях, которые не очень умели лечить, – антибиотиков не было²⁰⁹⁷. Сорокин фиксировал, что «молодое поколение начинало жить половой жизнью раньше, чем по физиологическим условиям это можно делать безнаказанно». 96,7 % процента девочек до 16 лет, прошедших через распределительный центр Петрограда, откуда их отправляли по колониям, школам и приютам, уже не были девственницами. Сифилисом были заражены до 30 процентов взрослых и 5 % новорожденных²⁰⁹⁸.

Страшным итогом войны стала беспризорность: без попечения родителей осталось от 4,5 до 7 млн детей и подростков. У Ленина в полном собрании сочинений об этом нет практически ничего. Для ликвидации беспризорности в январе 1921 года была учреждена Деткомиссия ВЦИК во главе с Дзержинским. Большинство беспризорников направлялись в детские дома и трудовые коммуны. В 1922 году в них воспитывались больше полумиллиона детей.

Систему социального обеспечения – после уничтожения дореволюционной системы государственной и частной благотворительности и попечительства – создавал доктор Винокуров, в будущем многолетний председатель Верховного суда СССР. «Доставшееся нам в наследие так называемое “государственное призрение” построено было на началах паразитизма и лицемерной филантропии. ВИ дал указание организовать это дело на началах социального обеспечения трудящихся. Перед Советской властью встал вопрос о распространении социального обеспечения не только на рабочих, но и на часть крестьянства – на семьи красноармейцев, инвалидов войны и т. д.». Вот только распространять – кроме карточек – было особо нечего.

Российское здравоохранение Ленин ни в грош не ставил. Винокуров рассказывал, что «нам пришлось сломать весь старый государственный аппарат, в том числе и старую медицинскую бюрократическую машину. Пришлось распустить Ученый медицинский совет, Главное управление Красного Креста, Врачебно-санитарный совет, которые после Октябрьской революции состояли из контрреволюционных элементов, проводивших под прикрытием этих учреждений подрывную работу»²⁰⁹⁹. Поначалу большевики обходились без наркомата здравоохранения. Семашко – первый нарком – расскажет: «Хозяйственники были против: Троцкий сказал, что он “не верит” в начинание. Позиция наша была трудная. И только твердая, ясная поддержка ВИ спасла положение: огромным большинством Наркомздрав был создан… Надо было “собрать медицину”. Уперлись страховики со своими больничными кассами. И здесь ВИ нас поддержал»²¹⁰⁰.

Заняться было чем. Спутниками истощения, недоедания, холода, антисанитарии, войны стали эпидемия сыпного и возвратного тифа, за ними последовали холера и дифтерит. В 1918–1919 годах по России пронеслась эпидемия испанки – тяжелой формы гриппа, от которой по всему миру умерли миллионы. «Бывало – это не преувеличение, а, увы, реальный факт – двигались, приходили и уходили вагоны, сплошь наполненные мертвецами. Целые больницы без медицинского персонала, вымиравшего от тифа, без термометров, без самых элементарных медикаментов»²¹⁰¹. На VII съезде Советов Ленин говорил:

– Или вошь победит социализм, или социализм победит вшей!²¹⁰²

Вошь была сильнее. Тифом переболела треть населения. После Гражданской войны противоэпидемиологические мероприятия начали приносить результаты – заболеваемость снизилась.

Революция сделала общество всесословным, но одновременно максимально поляризовало его на «трудящиеся массы», понимавшиеся как рабочий класс и беднейшее крестьянство, и всех остальных, отнесенных к категории «буржуазии». Поляризация эта вызвала скачок классовой ненависти, предопределила успех большевистской агитации за «экспроприацию экспроприаторов», задала основной сюжетный стержень Гражданской войны. Последующие события кардинально изменили условия жизни всех слоев российского социума, которые обнаружили себя не только в новой реальности, но и в новой парадигме своего будущего бытия.

Лучше всего отношение большевиков к самой массовой социальной группе – крестьянству выражает определение Троцкого: «бесформенный обломок средневековья в современном обществе»²¹⁰³. Хотя Ленин и писал много по аграрному вопросу, супруга ему говорила:

– Ты ведь не знаешь, как хлеб растет, ты видишь, как он булками на стол поступает, и думаешь, что он таким и родится²¹⁰⁴.

В основу своих рассуждений о крестьянстве Ленин клал его имущественную дифференциацию. Он оценивал количество крестьянских хозяйств (условно и с Украиной) в 15 миллионов. «Из этих 15 миллионов, наверное, около 10 миллионов бедноты, живущей продажей своей рабочей силы или идущей в кабалу богатеям или не имеющей излишков хлеба и особенно разоренной тяготами войны. Около 3-х миллионов надо считать среднего крестьянства, и едва ли не больше 2-х миллионов кулачья, богатеев, спекулянтов хлеба. Эти кровопийцы нажились на народной нужде во время войны»²¹⁰⁵. У последних не должно было быть будущего в Советской России.

Деревня в годы Гражданской подвергалась реквизициям и многочисленным социальным экспериментам, призванным спровоцировать классовое расслоение и создать систему большевистского контроля над крестьянством: через комитеты бедноты, насаждение совхозов и коммун. Объявлением гражданской войны в деревне не преминули воспользоваться и банды вольных мародеров, которые и грабили крестьян, и расстреливали продотряды.

В воспоминаниях красных командиров их с радостью приветствует освобождаемое от белых крестьянство. В воспоминаниях белых командиров и интервентов их с радостью встречает крестьянство, освобождаемое от красной чумы. Полагаю, пристрастны все. На мой взгляд, достаточно точную оценку дает Леонид Млечин: «Крестьяне желали, чтобы их оставили в покое. Сопротивлялись всем, кто пытался забрать хлеб»²¹⁰⁶.

В схеме марксизма-ленинизма, как мы знаем, рабочему классу отводилась решающая роль и в свержении власти капитала, и в построении нового, коммунистического общества. Однако в реальности рабочий класс жесточайшим образом пострадал от революции и ее последствий. В 1921 году Ленин скажет удивительную вещь:

– Естественно, что каждая революция влечет за собой огромные жертвы для класса, который ее производит… Диктатура пролетариата в России повлекла за собой такие жертвы, такую нужду и такие лишения для господствующего класса, для пролетариата, каких никогда не знала история, и весьма вероятно, что и во всякой иной стране дело пойдет точно так же²¹⁰⁷.

Пролетарская революция одним из первых своих парадоксальных следствий имела резкое сокращение численности рабочего класса и обнищание того, что от него осталось. Из-за массовой безработицы и голода к апрелю 1918 года из 365 тыс. питерских рабочих 220 тыс. разбежались по деревням. Весной 1919 года член рабочей семьи получал в Москве в среднем 214 граммов хлеба, на 80 граммов больше ленинградской блокадной нормы²¹⁰⁸. Забастовки на промышленных предприятий вновь стали нормой.

Ленина пролетарий разочаровал. Он сокрушался, что в обстановке той бешеной и разнузданной спекуляции, которая создана была войной, в рабочий класс проникла такая деморализация, с которой не миновать серьезно бороться. Тем более, что благодаря войне и состав передовых отрядов рабочего класса изменился далеко не в лучшую сторону.

В декабре 1918 года был опубликован и начал вводиться в действие первый советский Кодекс законов о труде, разработанный в недрах ВЦСПС и Наркомата труда. КЗоТ вводил понятие трудовой повинности, вводил трудовые книжки, которые, как предполагалось, со временем должны были заменить собой паспорт, накладывал запрет на самовольный уход с предприятия или переход на другое.

Обеспечивать рабочие места пролетариату крупных городов большевики не обещали. Напротив, Ленин гнал его из городов – в армию и продотряды. В июле 1918 года Ленин советовал петроградским пролетариям: «Сидеть в Питере, голодать, торчать около пустых фабрик, забавляться нелепой мечтой восстановить питерскую промышленность или отстоять Питер, это – глупо и преступно. Это – гибель всей нашей революции. Питерские рабочие должны порвать с этой глупостью, прогнать в шею дураков, защищающих ее, и десятками тысяч двинуться на Урал. На Волгу, на Юг, где много хлеба, где можно накормить себя и семьи, где должно помочь организации бедноты, где необходим питерский рабочий, как организатор, руководитель, вождь… Оружия и денег мы дадим сколько угодно».

Любопытно, что нэп Ленин рассматривал, помимо прочего, как средство возрождения рабочего класса в стране:

– Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез… Если капитализм восстановится, значит восстановится и класс пролетариата, занятого производством материальных ценностей, полезных для общества, занятого в крупных машинных фабриках, а не спекуляцией, не выделыванием зажигалок на продажу…

Но при этом рабочие действительно пополняли кадры нового госаппарата. Ленин имел основание утверждать:

– Пролетариат выдвинул несколько тысяч, может быть, несколько десятков тысяч пролетариев на дело управления государством. Мы знаем, что новый класс – пролетариат – теперь имеет своих представителей в каждой отрасли государственного управления, в каждом клочке социализированного или социализирующегося предприятия или в области хозяйства²¹⁰⁹.

Пролетариат – наряду с профессиональными революционерами – стал резервуаром для комплектования советской элиты. В ранней советское иерархии на первый план вышли непосредственные участники революции – то есть лидеры контрэлиты. Затем «Системы личных взаимоотношений сформировались в районах главных фронтов Гражданской войны вокруг политических комиссаров и членов Революционных военных советов»²¹¹⁰. Большевизм обеспечил беспрецедентные социальные лифты, совершенно немыслимые для прежних времен.

В привилегированном положении новой элиты оказались советские, партийные, военные руководители, представители правоохранительных органов. Большевики, по сравнению со своими предшественниками и наследниками, еще были относительно скромны. Но они тоже были людьми и жили в России. Специфика ленинской системы привилегий заключалась в том, что она носила не денежный характер. Иначе и не могло быть для людей, поставивших целью уничтожение товарно-денежных отношений как таковых.

Ленин, как мы знаем, поначалу установил руководству относительно низкую зарплату. А по декрету от 23 июня 1921 года зарплата ответственных работников ограничивалось 100–150 % от средней зарплаты в тех учреждениях, где они работали. При этом устанавливались жесткие ограничения на получение заработков на стороне²¹¹¹. Однако, как замечал Бажанов, для «большевистских лидеров вопрос о деньгах никакой практической роли не играет. Они располагают всем без денег – квартирой, автомобилем, проездами по железной дороге, отдыхами на курортах и т. д. Еда приготовляется в столовой Совнаркома и доставляется на дом»²¹¹².

Руководящие работники поначалу жили в домах Советов, устроенных по принципу общежитий. Под такие дома были приспособлены лучшие гостиницы Москвы («Метрополь», «Националь»), Петрограда («Астория», «Европейская») и других городов. Но, надо сказать, жизнь даже в этих привилегированных местах была весьма специфической. Соломон обитал в «Метрополе»: «Гостиница эта, когда-то блестящая и роскошная, была новыми жильцами обращена в какой-то постоялый двор, запущенный и грязный… Хотя электрическое освещение и действовало, но ввиду экономии в расходовании энергии можно было пользоваться им ограниченно. Поэтому не действовал также и лифт… Отель был заполнен разными лицами, ни в каких учреждениях не состоящих. Сильные советского мира устраивали своих любовниц (“содкомы” – содержанки комиссаров), друзей и приятелей… “Метрополь” был полон клопов и даже вшей»²¹¹³.

Затем совслужащим высшего звена, военачальникам, известным артистам, писателям, ученым стали предоставлять отдельные квартиры. Фотиева зафиксировала начальный этап создания системы кремлевских привилегий. После того, как якобы на заседании Совнаркома Цюрупа упал в голодный обморок, Ленин дал ей поручение: «Организуйте столовую первоначально человек на 30 и включите туда наиболее отощавших, наиболее изголодавшихся». Постепенно она была выведена из Кремля и перешла в ведение лечсанупра Кремля²¹¹⁴. Лечебная комиссии ЦК заботилась о здоровье руководства. Естественно, встал вопрос, где лечить заболевших руководителей и их родных. Ответ тоже был естественным – там же, где и всегда до этого – в санаториях, на дачах, на водах, на море, за границей. Поручений Ленина на эту тему масса.

Организация мест отдыха и лечения не представляла большого труда. В начале 1920-х годов оказалось огромное количество заброшенных дворцов, вилл, особняков и дач, хозяева которых бежали за границу, погибли в Гражданскую или подверглись экспроприации. В них организовывались больницы, склады, детдома, детсады и, конечно, дома отдыха для быстро плодившихся госучреждений.

Ленин в то же время учил привилегии не афишировать: «Т. Молотов! Сейчас узнал из протокола Малого Совета, что есть «Дом отдыха Совнаркома» и что находится он в ведении управления СНК… Предлагаю отменить через Оргбюро и постановить: 1. в ведении этот дом отдыха должен быть Наркомздрава; 2. управление должно назначать Оргбюро ЦК; 3. название должно быть «Дом отдыха номер такой-то» (ибо много домов отдыха)». Практиковалась, хотя не слишком широко, отправка руководящих работников на лечение за рубеж. За госсчет за границей лечились не только функционеры и члены их семей, но и другие видные фигуры, в частности, Горький²¹¹⁵.

Начала развиваться система индивидуальных госдач. Ленин с его Горками был далеко не единственным. Недалеко от станции Усово облюбовал себе бесхозную дачу нефтепромышленника Зубалова Сталин. На соседних дачах поселились Ворошилов, Шляпников, Микоян, Гамарник. Троцкий жил чуть в стороне – в роскошном дворце Феликса Юсупова в Архангельском.

Элита новая устраивались, как могла. Элита прежняя сколько-нибудь сносного будущего в России лишилась.

– Что бы ни говорили, а, в конце концов, волей революционного народа буржуазия вынуждена будет или сдаться на капитуляцию, или погибнуть²¹¹⁶, – выносил приговор Ленин на Третьем съезде Советов.

А любитель ярких образов Троцкий писал: «Бесшумно передвигалась социальная почва, точно вращающаяся сцена, выдвигая народные массы на передний план и унося вчерашних господ в преисподнюю»²¹¹⁷. Русская революция, как и любая другая, стала «кладбищем аристократий». Дворянская элита не смогла ни защитить себя, ни убедить людей в нужности своего существования. Тысячи были просто уничтожены кровавым колесом репрессий, как и царская семья, и многие члены императорской фамилии.

Все представители прежней элиты, которым посчастливилось выжить, лишились всего²¹¹⁸. Бунин имел все основания написать: «“Нельзя огулом хаять народ!” А “белых”, конечно, можно. Народу, революции все прощается, – “все это только эксцессы”.

А у белых, у которых все отнято, поругано, изнасиловано, убито, – родина, родные колыбели и могилы, матери, отцы, сестры, – “эксцессов”, конечно, быть не должно. “Революция – стихия…” Землетрясение, чума, холера тоже стихии. Однако никто не прославляет их, никто не канонизирует, с ними борются. А революцию всегда “углубляют”. “Народ, давший Пушкина, Толстого”. А белые не народ… Ни одна страна в мире не дала такого дворянства»²¹¹⁹.

Горький заговорил с Лениным о судьбах дворянства. «Помолчал. Встал и, перебирая бумаги на столе, сказал задумчиво:

– Да, этим людям туго пришлось, история – мамаша суровая и в деле возмездия ничем не стесняется. Что ж говорить? Этим людям плохо. Умные из них, конечно, понимают, что вырваны с корнем и снова к земле не прирастут. А трансплантация, пересадка в Европу, умных не удовлетворит. Не вживутся они там, как думаете?

– Думаю, не вживутся.

– Значит – или пойдут с нами, или же снова будут хлопотать об интервенции»²¹²⁰.

Прежняя российская элита – как оказавшаяся на Западе, так и оставшаяся в стране, – действительно подталкивала к интервенции. «Ни один русский буржуа, а девяносто девять процентов так называемых лояльных русских принадлежали к составу буржуазии, не ожидал от вмешательства английских (или даже немецких) войск ничего другого, как подавления большевизма, восстановления порядка и возвращения утраченного имущества»²¹²¹, – замечал Локкарт. Ленин был того же мнения и делал соответствующий вывод: «Было бы смешно и нелепо отказываться от террора и подавления по отношению к помещикам и капиталистам с их прихвостнями, продающим Россию иностранным “союзным” империалистам. Было бы комедией пытаться “убеждать” и вообще “психологически влиять” на них»²¹²².

Cословное деление было отменено и заменено на деление классовое. «Лишенцы» – представители прежних привилегированных сословий, лишенные избирательных прав, – обеспечивались минимально или не обеспечивались вообще. «У меня, как и у других горемычных русских “граждан”, отняли все, что отнять можно было и чего так или иначе нельзя было припрятать, – жаловался великий певец Федор Иванович Шаляпин. – Отняли дом, вклады в банк, автомобиль. И меня, сколько могли грабили по мандатам и без мандатов, обыскивали и третировали “буржуем. …Если мне, Шаляпину, приходилось это переносить, что же переносил русский обыватель без связей, без протекции, без личного престижа»²¹²³.

Интеллигенция была в массе своей зачислена в ряды «буржуазии», хотя сама революция была в огромной степени творением интеллигенции. Они встретили большевистскую революцию со смешанными чувствами недоумения, раздражения, равнодушия, страха и неполноценности. Дочь Достоевского Любовь Федоровна писала: «Интеллигенты, которые надеялись властвовать над Россией вместо царя и управлять ею согласно своим фантазиям, были изгнаны возмущенным народом как существа глупые и вредоносные»²¹²⁴. Значительная часть большевиков, в свою очередь, считала умственный труд разновидностью барства.

Ленин, интеллигент до мозга костей, интеллигенцию сильно не любил, и эта нелюбовь заметно усилилась в первые же дни после Октября, когда она поучаствовала во всеобщей забастовке служащих. Ленин был зол: «Саботаж показал нагляднее, чем любой агитатор, чем все наши речи и тысячи брошюр, что эти люди считают знание своей монополией, превращая его в орудие своего господства над так называемыми “низами”». В июне 1918 года он констатировал, что «главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником Советской власти, и нет сомненья, что нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности».

Особенно его раздражало засилье интеллигенции в сфере образования и культуры (а чье же еще засилье там может быть?). На I Всероссийском съезде по внешкольному образованию, организованном Луначарским и Крупской в мае 1919 года, Ленин сетовал на «обилие выходцев из буржуазной интеллигенции, которая сплошь и рядом образовательные учреждения крестьян и рабочих, создаваемые по-новому, рассматривала как самое удобное поприще для своих личных выдумок в области философии или в области культуры, когда сплошь и рядом самое нелепейшее кривляние выдавалось за нечто новое, и под видом чисто пролетарского искусства и пролетарской культуры преподносилось нечто сверхъестественное и несуразное».

Но и обходиться без образованных людей не получается. Кухарки не всем умели управлять в государстве. Совнарком 29 октября 1917 года обратился с воззванием «К интеллигенции России». Нарком просвещения Луначарский призвал интеллигенцию к сотрудничеству в решении этих и других задач создания новой культуры.

«Что касается народного хозяйства, то все агрономы, инженеры, учителя – все они брались из имущего класса, не из воздуха они упали!.. У нас есть буржуазные специалисты и больше ничего нет»²¹²⁵, – признавал Ленин в марте 1919 года. Интеллигенция в массе своей не могла простить своего униженного состояния, потери чувства достоинства, социального статуса и привычного образа жизни. Помимо унижения нищетой, необходимости проводить жизнь в охоте за скудными продовольственными пайками, революция порождала у интеллигенции серьезный шок от культурного опрощения страны. Оппозиционные резолюции учительских, студенческих, медицинских и прочих организаций были в порядке вещей. Но эта оппозиционность далеко не шла. Как замечал генерал Слащёв, «интеллигенция в массе совершенно растерялась, не отдавая себе отчета в происходящем и принадлежала к партии “И. И.” (испуганный интеллигент)»²¹²⁶.

Стремительно нищавшую интеллигенцию привлекли на советскую службу первоначально, в основном, необходимостью кормить себя и свои семьи. После окончания Гражданской войны интеллигенция, ее пережившая, сохраняя дистанцию от власти, делает свое отношение к ней более прагматичным. «У интеллигента, пришедшего в революцию после семнадцатого года, был неизбежный этап “я” и “они”, прежде чем происходило слияние и понятие советского революционного “мы”»²¹²⁷, – свидетельствовал великий кинорежиссер Сергей Михайлович Эйзенштейн. Все где-то работали – по специальности или в быстро плодившихся советских конторах, – мало рассуждая о том, из чьих рук они получали зарплату или пайки. Преподавание, литературная редакция, переводы, переиздание старых и публикация новых – подчеркнуто аполитичных – книг, классический или революционный театральный репертуар позволяли найти занятие, позволявшее не слишком сильно идти на компромиссы с совестью.

Но многие интеллектуалы революцию категорически не приняли. У большевиков были талантливые оппоненты в рядах интеллигенции, которые не жалели эпитетов и самых ярких образов. В книге «Из глубины. Сборник статей о русской революции» выдающиеся мыслители Бердяев, Булгаков, Иванов, Новгородцев, Струве, Франк и другие назвали революцию – победой «нигилистических бесов». «Большевики – сыны дьявола, лжецы и человекоубийцы от начала, – утверждал Дмитрий Сергеевич Мережковский. – Лгут и убивают, убивают и лгут. Скрывают ложь убийством, убийство ложью. Чем больше лгут, тем больше убивают. Бесконечная ложь – человекоубийство бесконечное… Такова тройная ложь большевиков – “мир, хлеб, свобода” – бесконечный голод, бесконечное рабство, бесконечная война – тройное царство дьявола»²¹²⁸. Бердяев тоже относил большевизм к царству тьмы: «Эта бесовская стихия одинаково может из недр своих выдвинуть не лица, а личины Распутина и Ленина. Русская “большевистская революция” есть грозное всемирно-реакционное явление, столь же реакционное по своему духу, как “распутинство”, как черносотенное хлыстовство».

Бердяев считал также, что Ленин целенаправленно уничтожает русскость, русских как народ. «Распадение связи времен, полный разрыв между прошлым и будущим, надругательство над великими могилами и памятниками прошлого, жажда истребления всего бывшего и отошедшего, а не воскресения его для вечности есть измена идее народа как великого целого, есть предательство ценностей, непреходящих по своему значению»²¹²⁹.

Ленин действительно не очень хорошо знал и очевидно недолюбливал тот народ, которым правил. «Русский человек – рохля, тютя»²¹³⁰, – говаривал он. «Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями». Для него русские были не самыми одаренными детьми, которым еще предстояло пойти в школу. Такое отношение Ленина к людям, вкупе с подмеченным Горьким «барством», шедшим от дворянского происхождения, ничего хорошего народу не сулило. Русский язык как государственный Ленина не устраивал. «За государственный язык стоять позорно. Это полицейщина. Но проповедовать мелким нациям русский язык – тут нет ни тени полицейщины»²¹³¹.

Появлявшийся как результат его трудов советский человек Ленина тоже не сильно устраивал. Мария Ильинична писала, что ему «часто приходилось встречаться с плохой, неряшливой, кое-как сделанной работой, с плохим качеством продукции. В узком кругу ВИ называл обычно такую работу “советской работой”. Расползается ли по швам новый костюм, торчат ли гвозди там, где им совсем не надлежит быть, не заклеиваются ли конверты, несмотря на все прилагаемые к тому усилия, скрипит ли или трещит паркет так, что вскакивают ночью и с недоумением стараются понять, что произошло, – “советская работа”, говорит со вздохом Ильич»²¹³².

Ленин действительно ставил целью порвать связь с традиционной Россией, отсюда и интернационализм, и борьба с церковью, и многое другое. Большевистский «штурм неба» имел целью стряхнуть с ног прах старого мира, в ленинском арсенале вы не найдете и намека на необходимость следования традициям. Марксизм был сугубо западным учением. Молодой Ленин, жаждавший превратить Россию в европейское государство, не ушел в небытие. Как подмечала Элен Каррер д’Анкосс, «всеми фибрами души он чувствовал себя европейцем. Кстати, именно в Западной Европе прошла большая часть его взрослой жизни. Он был очарован немецкой культурой… наукой и техникой, немецким умением организовать государство и армию»²¹³³. Ставя задачей модернизационную погоню за наиболее развитыми странами, он включал в свой образ светлого будущего цивилизацию Запада, враждебность которому являлась альфой и омегой официальной государственной политики.

Обрушиваясь на западные ценности, Ленин одновременно не уставал повторять о необходимости внедрять «американскую деловитость» в среду ленивого и недисциплинированного населения. Сергей Николаевич Булгаков (отец Сергий) замечал, что «исторически, как и духовно, на всем вообще большевизме лежит марка Made in Germany — знак немецкого его происхождения. В Россию Ленин доставлен немцами, большевистский режим в первые годы получил техническую выучку от немцев, а социалистическую муштру – от германского марксизма»²¹³⁴. Ленин не раз заявлял о том, что «наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства»²¹³⁵.

Между тем сходство ленинского режима с дореволюционным отмечали десятки мыслителей. Россия и на новом этапе истории воспроизводила себя во многом по прежней матрице²¹³⁶. Как заметил тогда великий поэт и мыслитель Максимилиан Волошин:

Русскость, которую Ленин действительно пытался вытравить, усиленно сопротивлялась. Более того, Сорокин фиксировал нарастание националистических чувств. «Раз Россия и русский народ превращены были в проходной двор, где лицо наше топталось каблуками интернационалистов всех стран, раз Россию стали растаскивать по кускам, раздирать на части, взрывать изнутри, грабить отовсюду, раз среди “распинающих” оказались и враги, и вчерашние друзья, раз бывшие окраины стали смотреть на русский народ сверху вниз, раз все его покинули, все изменили, все обманули, раз теперь ей грозит участь колонии – все разгромлено, разорено, и за все “битые горшки” должен платить все тот же “Иванушка-дурачок”, – раз Россия при благосклонном участии бывших союзников начинает продаваться “оптом и в розницу”, превращается из “субъекта в объект”, то должно было наступить одно из двух: или гибель, или резкая реакция защиты. Симптомом последней и служит рост глубокого подсознательного национального чувства, охватившего все слои».

Одновременно росла и политическая культура. «В результате пережитых событий значительно расширился и умственный кругозор народных масс. Они стали интересоваться многим, что раньше их не интересовало»²¹³⁸.

Революцию делали молодые. Воевали тоже молодые.

Приводные ремни от партии к подрастающему поколению – комсомол и пионерия. Для комсомольской молодежи идеи Ленина были куда как органичны, приятны и понятны. Она жаждала мировой революции, которая являлась источником воодушевления и была, как выразился в своих мемуарах Лев Копелев, неразрывно связана с мечтами о современной жизни и выходе в широкий мир: «Мировая революция была абсолютно необходима, чтобы восторжествовала справедливость, были выпущены на свободу узники буржуазных тюрем, накормлены голодающие в Индии и Китае, возвращены земли, отнятые у немцев, и данцигский “коридор”, а наша Бессарабия отобрана назад у Румынии… Но еще и для того, чтобы потом не стало границ, капиталистов и фашистов. И чтобы Москва, Харьков и Киев стали такими же огромными, такими же красивыми городами, как Берлин, Гамбург, Нью-Йорк, чтобы у нас тоже были небоскребы, улицы кишели автомобилями и велосипедами, чтобы все рабочие и крестьяне ходили в красивой одежде, в шляпах и при часах… И чтобы повсюду летали аэропланы и дирижабли»²¹³⁹.

Вот Ленин на III съезде комсомола – 2 октября 1920 года – в описании свидетеля-поэта Андрея Безыменского. «В тот самый момент, когда несколько ликующих голосов крикнули в фойе: “Ленин!”, Ильича увидели все. Овация зала была нескончаемой. Все приготовленные заранее приветствия и возгласы были забыты. Одним могучим дыханием весь съезд, как один человек, произносил только одно слово:

– Ленин! Ленин! Ле-е-енин!

Сквозь густые ряды делегатов Ильич пробирался к столу президиума, на ходу снимая пальто и приветствуя кивком головы тех, с кем был знаком. Положив пальто на стул, он достал из кармана пиджака лист исписанной бумаги, очевидно конспект речи, и сразу приготовился говорить. Но овация все разрасталась. Рукоплескания сотрясали зал. Охваченные общим подъемом, делегаты не хотели, да и не могли успокоиться. Говорили все разом; казалось, не было на земле силы, которая могла бы нас остановить. Это был небывалый порыв. Каждый кричал что-то свое, самое драгоценное для сердца, самое задушевное, самое искреннее»²¹⁴⁰.

Продолжал другой поэт-делегат – Александр Жаров: «Долго не давали Ильичу начать речь: новые вспышки восторга, групповые выкрики, приветствия в честь Коммунистической партии, в честь ее основателя и вождя. Два или три раза пели “Интернационал”. ВИ, отойдя в сторону, пел вместе со всеми.

Потом он ходил по краю сцены. Остановившись, грозил пальцем разбушевавшемуся залу. Внушительно грозил, так, что тишина начала как будто устанавливаться, но вдруг зал сотрясся от взрыва смеха!

Оказывается, ВИ пальцем-то строго грозил, но выдержать до конца строгость не смог, заулыбался. А улыбка ленинская была особенной, заразительной улыбкой. Она, словно искра, пошла по рядам, охватила радостным пламенем весь зал. И превратилась в дружный, неудержимый раскат юношеского, безотчетного, лучистого смеха, что было еще одним свидетельством непередаваемо счастливого настроения нашего, вызванного встречей с родным и великим Лениным, так охотно разделившим с молодежью ее настроение. Но вот ВИ вынул из жилетного кармана часы, поднял их над головой и многозначительно указал пальцем на циферблат: время, дескать, идет, ребятки, а время дорого. Это было ясно без слов.

Наступила полная тишина»²¹⁴¹. На этом съезде Ленин проповедовал:

– Задачи молодежи вообще и союзов коммунистической молодежи и всяких других организаций в частности можно было бы выразить одним словом: задача состоит в том, чтобы учиться… Задача Союза молодежи – поставить свою практическую деятельность так, чтобы, учась, организуясь, сплачиваясь, борясь, эта молодежь воспитывала бы себя и всех тех, кто в ней видит вождя, чтобы она воспитывала коммунистов.

Ленин дарил молодежи главное – будущее.

– Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что оно увидит коммунистическое общество. До тех пор это поколение перемрет. А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество²¹⁴².

Дом, который построил Ленин, был атеистическим. Но просто сказать, что Ленин был атеистом, – не сказать ничего.

Горький в 1913 году поместил в «Русском слове» разгромную статью против «реакционной достоевщины» (в связи с постановкой в МХТ пьесы по роману «Бесы»). Ленин было возрадовался, но обнаружил в статье такие слова: «Бога у вас нет, вы еще не создали его. Богов не ищут, – их создают; жизнь не выдумывают, а творят». Стерпеть подобное он не мог и ответил пролетарскому писателю длинным злым письмом: «Богоискательство отличается от богостроительства или боготворчества и т. п. ничуть не больше, чем желтый черт отличается от черта синего. Говорить о богоискательстве не для того, чтобы высказаться против всяких чертей и богов, против всякого идейного труположества (всякий боженька есть труположество – будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, все равно), – а для предпочтения синего черта желтому, это в сто раз хуже, чем не говорить совсем… Именно потому, что всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость, особенно терпимо (а часто даже доброжелательно) встречаемая демократической буржуазией, – именно поэтому это – самая опасная мерзость, самая гнусная “зараза”²¹⁴³.

Ленин мог сколько угодно отрицать наличие Высшего Существа, однако он не мог игнорировать тот факт, что идея Бога, Святой Руси была разлита по стране, и ленинский марксизм неизбежно вынужден был вступить в решительный бой с христианством, с любой идеей Господа.

Четвертого ноября 1917 года заседавший под гул орудий и треск выстрелов в Москве церковный Собор принял Определение о восстановлении патриаршества. Избрание – первое за двести лет – Патриарха проходило 5 (18) ноября. Депутация Собора во главе с митрополитом Вениамином явилась к избранному патриарху Тихону, который гостил тогда в Троицком подворье, и сообщила о решении.

– Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: «Плачи и стон, и горе, и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль. Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно – в настоящую тяжелую годину»²¹⁴⁴.

Впереди его ждало богоборчество новой власти, аресты, допросы, суды, покушения, борьба с расколами внутри церкви. Положение Русской православной церкви было страшно тяжелым. От нее отделились православные церкви Польши и Финляндии, разорвала отношения с РПЦ Грузинская автокефальная церковь, Собор в Киеве провозгласил создание Украинской автокефальной православной церкви, автономной стала Белорусская православная церковь²¹⁴⁵. Большевизм оказался врагом куда более страшным, чем отступники. Вера объявлялась «опиумом народа». Ленин превратил Россию в полностью светское государство. Русская православная церковь в одночасье превратилась в гонимую. Уже декретом о земле монастыри и церкви были лишены своих земельных владений. Постановлением СНК от 11 декабря 1917 года духовные учебные заведения передавались в ведение Наркомпроса.

Декретом «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» от 23 января 1918 года провозглашалось право граждан исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, запрещалось принимать законы, ограничивавшие свободу совести, школа отделялась от церкви. Все это не выходило за рамки нормальных принципов секуляризации европейских государств. Разница заключалась в последних строках декрета: «Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют… Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются по особым постановлениям местной или центральной властью в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ»²¹⁴⁶. То есть, строго говоря, в глазах властей Церкви с ее иерархией как таковой не существовало, признавались только отдельные религиозные общины.

Началась конфискация имущества, а запрет на получение вознаграждения за отправление церковных треб и отмена госсубсидий оставили священнослужителей без средств к существованию²¹⁴⁷.

Многие приходы остались без настоятелей. Доходило до того, что службы вели псаломщики, монахини, а то и сами прихожане.

С 1918 года венчание в церкви было лишено статуса юридического акта, законным признавался брак, заключенный исключительно в государственном учреждении.

При этом Ленин не помешал (не успел помешать) Поместному собору 1917–1918 годов восстановить патриаршество. В Конституции 1918 года была статья о равном праве граждан на осуществление атеистической и религиозной пропаганды. В проекте программы партии в марте 1919 года Ленин писал: «Пролетарская диктатура должна неуклонно осуществлять фактическое освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков, добиваясь этого посредством пропаганды и повышения сознания масс, вместе с тем заботливо избегая всякого оскорбления чувств верующей части населения и закрепления религиозного фанатизма»²¹⁴⁸. В разгар Гражданской войны Ленин подписывает декрет, освобождающий людей от обязательной воинской повинности «по религиозным убеждениям»²¹⁴⁹.

Одновременно продолжала катиться волна насилия в отношении священнослужителей и поругания святынь. В октябре 1918 года патриарх Тихон обвинил большевистскую власть в пролитой крови и неисполнении обещаний о мире. После этого он был арестован, но затем освобожден после заявления об «осуждении всякого посягательства на советскую власть». С конца 1918 года стали закрываться обители, были национализированы 722 монастырских комплекса, в остальных монастырях создавались монашеские сельхозкоммуны. Закрывались духовные образовательные учреждения, прекратилось издание религиозной литературы.

Пошла кампания вскрытия могил со святыми мощами, которая должна была опровергнуть нетленность тел тех, кто был причислен к лику святых – будь то Сергий Радонежский или Александр Невский. В апреле 1919 года Красиков сообщал Ленину о вскрытии святых мощей в Троице-Сергиевой лавре и готовности протокола вскрытия и киноленты. 12 апреля Ленин пишет поручение: «Надо проследить и проверить, чтобы поскорее показали это кино по всей Москве». Записка Ленина в Оргбюро ЦК 30 мая 1919 года: «Я за исключение из партии участвующих в обрядах»²¹⁵⁰. Так и повелось.

Но успехи атеистической пропаганды были относительными. Для крестьянина церковью была каждая изба, где обязательно был красный угол с иконами. Зинаида Гиппиус фиксировала: «Священники простецкие, не мудрствующие, – самые героичные. Их-то и расстреливают. Это и будут настоящие православные мученики. Народ? Церкви полны молящимися. Народ дошел до предела отчаяния, отчаяние это слепое и слепо гонит его в церковь»²¹⁵¹.

Победа Советской власти в Гражданской войне означала, казалось, окончание острой фазы борьбы власти и церкви. Но Ленин не оставлял церковь в покое, хотя публично об атеизме предпочитал не высказываться. Для этого были другие, как и актив обществ безбожников.

На IX съезде партии Ленин был сама невинность и отрицал «будто я когда-нибудь предлагал жечь молитвенники. Само собой разумеется, что я никогда этой вещи не предлагал и предложить не мог. Вы знаете, что по нашей Конституции, по основному закону нашей республики, свобода духовная насчет религии за каждым безусловно обеспечена». Молотову в апреле 1921 года: «Если память мне не изменяет, в газетах напечатано письмо и циркуляр ЦК насчет 1 мая, и там сказано: разоблачать ложь религии или нечто подобное. Это нельзя. Это нетактично. Именно по случаю пасхи надо рекомендовать иное: не разоблачать ложь, а избегать, безусловно, всякого оскорбления религии»²¹⁵². Очень скоро, как мы увидим, Ленин передумает. Чем крепче становились позиции большевиков, тем сложнее было церкви.