Одним из элементов ленинского замысла строительства социализма стала культурная революция, направленная на решение инструментальных задач модернизации – повышение образовательного уровня населения, приобщение к новейшим научно-техническим знаниям, распространение норм бытовой гигиены. Культурная революция воспринималась и как программа воспитания нового человека, более разумного и совершенного. На том же съезде комсомола Ленин утверждал:

– Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество²¹⁵³.

Взгляд председателя Совнаркома на интеллектуальную сферу, вместе с тем, был сугубо прикладным, утилитарным. Большее значение он придавал развитию образования и науки, нежели искусства. А в науке – естественным дисциплинам. В гуманитариях, не поддержавших новую власть, а их было большинство, усматривал лишь источник возбуждения умов.

Культурный багаж Ленина, как мы уже выяснили, был не слишком велик для образованного человека его поколения и был укомплектован, вероятно, в основном на гимназической скамье, а сам он был человеком с довольно старомодными по тем временам вкусами. «Новое искусство казалось Ильичу чужим, непонятным»²¹⁵⁴, – свидетельствовала Крупская.

Его художественные критерии были по преимуществу политическими. Полагаю, чтение как удовольствие, театр как культурный процесс, были ему чужды, он читал или появлялся в театре скорее из утилитарных соображений. Ленину важны были политическая цель и практическая используемость. Ленин отдавал предпочтение МХАТовской театральной школе, был в восторге от Чехова. «Толстовец» для Ленина был синонимом истеричного хлюпика. Достоевского Ленин называл «архискверным писателем» и упоминал в тоне пренебрежения как реакционного религиозного мистика. Из-за этого, кстати, Достоевский надолго был запрещен для изучения в советских школах. Иное дело – Чернышевский. Из классической русской поэзии он воспринимал только Пушкина, Лермонтова, а также Некрасова и других «шестидесятников», а, скажем, Фета уже не терпел, считая «махровым крепостником».

Именно глава советского правительства формировал основы культурной матрицы страны. «В обществе, базирующемся на частной собственности, художник производит товары для рынка, он нуждается в покупателях, – говорил Ленин. – Наша революция освободила художников от гнета этих весьма прозаических обстоятельств. Она превратила Советское государство в их защитника и заказчика»²¹⁵⁵. Кто платит деньги – тот заказывает музыку.

Всей культурной революцией ведал наркомат Луначарского, который рассказал: «В день составления первого Совнаркома встретил Ленина в коридорах Смольного. Он с очень серьезным лицом поманил меня к себе и сказал:

– Надо мне вам сказать два слова, Анатолий Васильевич. Ну, давать вам всякого рода инструкции по части ваших новых обязанностей я сейчас не имею времени, да и не могу сказать, чтобы у меня была какая-нибудь совершенно продуманная система мыслей относительно первых шагов революции в просвещенском деле. Ясно, что очень многое придется совсем перевернуть, перекроить, пустить по новым путям»²¹⁵⁶.

Наркомпрос руководил всеми отраслями культуры: школьным, внешкольным, высшим образованием, литературой, театром, живописью, музыкой. Но Ленин с подозрением относился ко многим начинаниям Луначарского, считая его мягкотелым эстетом и закоренелым покровителем футуристов и модернистов, за которым нужен глаз да глаз. Закладывались и основы партийно-государственного руководства культурой.

Вопросами культуры и идеологии ведали также отдел агитации и пропаганды ЦК партии (агитпроп), Главное управление политического просвещения, Политуправление Красной Армии. Большую роль в области политпросвета играли профсоюзы и комсомол. 28 октября 1920 года ПБ приняло постановление о Главполитпросвете, который возглавила Крупская.

На месте ликвидированных творческих и профессиональных организаций, которые не разделили платформу большевизма – Всероссийского Учительского союза, Союза деятелей художественной культуры, Союза деятелей искусств и других, – создавались новые, провозгласившие линию на создание новой социалистической культуры.

Масштабные задачи воспитания нового человека были сопряжены с ликвидацией элементарной безграмотности. Перепись 1920 года выявила 54 млн взрослых, не умевших читать и писать. Но все слои потянулись к грамотности. И не только потому, что к этому призывал Ленин. В вихре перемен люди хотели понимать, что происходит и что их ждет дальше, и люди видели, что грамотность открывает путь к советской карьере: новая власть задыхалась от отсутствия грамотных кадров. «Девять десятых трудящихся масс поняли, что знание является орудием в их борьбе за освобождение, что их неудачи объясняются недостатком образования и что теперь от них самих зависит сделать просвещение действительно доступным всем», – утверждал Ленин

Грамотность должна была решать и задачи политического контроля, расширяя пул потребителей и ретрансляторов идеологически выдержанной информации. 10 декабря 1918 года Ленин выпускает декрет СНК «О мобилизации грамотных и организации пропаганды советского строя». Он предписывал произвести учет всего грамотного населения с выделением хороших чтецов. Их нужно было объединить в группы, которые должны «во-первых, осведомлять о всех мероприятиях правительства неграмотное население, а во-вторых, способствовать политическому развитию всего населения вообще».

Декрет о ликвидации неграмотности вышел 26 декабря 1919 года. «Все население республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать и писать, обязано обучаться грамоте на родном или русском языке». В 1920 году была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации неграмотности. Повсеместно открывались пункты ликвидации неграмотности (ликбезы), курсы учителей-«ликвидаторов», школы грамоты, вечерние школы, народные университеты. К 1 сентября 1920 года в РСФСР действовало 24 650 пунктов ликбеза. Не хватало бумаги, карандашей, да и учителей тоже. Тем не менее за три послереволюционных года грамоте были обучены 7 млн человек. 17 октября 1921 года на совещании политпросветов Ленин заявлял:

– Уже то обстоятельство, что пришлось создать чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, доказывает, что мы – люди (как бы это выразиться помягче?) вроде того, как бы полудикие, потому что в стране, где не полудикие люди, там стыдно было бы создавать чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, – там в школах ликвидируют безграмотность…²¹⁵⁷

В деле ликвидации безграмотности Ленин большое место отводил библиотекам. Уже в ноябре 1917 года Ленин обозначил план реорганизации библиотечного дела, 26 апреля 1918 года СНК заслушал доклад об организации Центрального управления архивами и библиотеками, а также о создании архива и библиотеки революционного движения. 7 июня Ленин написал Постановление СНК: «Совет народных комиссаров ставит на вид комиссариату народного просвещения недостаточность его забот о правильной постановке библиотечного дела в России и поручает Комиссариату немедленно принять самые энергичные меры, во-1-х, для централизации библиотечного дела в России, во-2-х, для введения швейцарско-американской системы»²¹⁵⁸. Эта система предполагала доступ читателей в книгохранилище и возможность получать книги из библиотек почтой. В условиях, когда за книгами активно охотились как за топливом и бумагой для самокруток, а почта почти не работала, это звучало чересчур актуально.

Большевики довольно быстро взяли под контроль издательское дело. 30 декабря 1917 года (12 января 1918) ЦИК принял декрет о Государственном издательстве, которому для начала дела Совнарком открыл кредит в полтора миллиона рублей. «В этом же декрете была проведена монополия на русских классиков художественной литературы. В это же время произошла фактическая национализация типографий. При наркомате был организован Технический совет по управлению государственными типографиями»²¹⁵⁹.

И конечно, Ленин уделил, мягко говоря, самое пристальное внимание прессе. Едва придя к власти, как мы помним, он издал декрет о печати, который давал право закрывать «контрреволюционные газеты». Против декрета выступили все небольшевистские партии и рабочие-печатники, которые оставались без работы, и их профсоюзы. Ленин обещал: «Члены союза печатников смотрят с точки зрения куска хлеба. Мы дадим им его, но в другом виде». Обещание выполнил. Печатников загрузили большевистской агитационной продукцией. А большинство из закрытых газет продолжили выходить под новыми названиями²¹⁶⁰.

Ленин был разработчиком новой модели прессы, названной им ее теорией социалистической печати. Основными ее принципами провозглашались партийность, народность и массовость. А основными функциями – агитация, пропаганда и организация масс. Пресса должна была воспитывать человека нового типа, быть «первым и главным средством для повышения самодисциплины трудящихся и для перехода от старых, никуда не годных, приемов работы». Нужна «пресса, вскрывающая недочеты хозяйственной жизни каждой трудовой коммуны, беспощадно клеймящая эти недочеты, открыто вскрывающая все язвы нашей хозяйственной жизни и, таким образом, апеллирующая к общественному мнению трудящихся для излечения этих язв. Пусть у нас будет вдесятеро меньше газетного материала (может быть, было бы хорошо, если его будет в 100 раз меньше), газетного материала, посвященного так называемой злобе дня, – но пусть у нас будет распространенная в сотнях тысяч и миллионах экземпляров печать, знакомящая все население с образцовой постановкой дела в немногих опережающих другие трудовых коммунах государства».

Такое видение предназначения прессы означало приговор тематическому (не говоря уже об идейном) многообразию печатных изданий, публицистике и аналитике, которые оказались зарезервированными исключительно за самим Лениным и большевистским руководством.

В «Великом почине» Ленин давал отточенное наставление бойцам идеологического фронта, которое они будут слышать все десятилетия советской власти: «Поменьше политической трескотни, побольше внимания самым простым, но живым, из жизни взятым, жизнью проверенным фактам коммунистического строительства – этот лозунг надо неустанно повторять всем нам, нашим писателям, агитаторам, пропагандистам, организаторам и так далее».

На первые полосы газет выходили выступления и статьи лидеров партии, а также заметки по вопросам сознательного отношения к труду, распространения передового опыта, организации соревнования трудовых коллективов, работы образцовых коммун. В 1918 году выходили 884 газеты и 753 журнала. Наиболее влиятельными и массовыми изданиями стали партийная «Правда», советские «Известия», «Экономическая жизнь», «Беднота», «Рабочая и крестьянская Армия и Флот», «Жизнь национальностей». На базе Петроградского телеграфного агентства и бюро печати было создано Российское телеграфное агентство (РОСТА). Губернские, уездные, городские газеты быстро становились органами партийных комитетов и местных Советов. Когда оппозиционеры после окончания Гражданской войны потребовали свободы печати, Ленин отвечал: «Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсеров».

С «буржуазными» и оппозиционными СМИ разделались весьма эффективно с помощью… государственной монополии на рекламу. Неугодные издания просто не получали права публиковать коммерческие объявления, что лишало их средств к существованию. К началу 20-х количество газет упало до 380, их тиражи сократились в два с половиной раза. Причины были и политические, и прозаические: острый дефицит бумаги, неподъемные типографские расходы, безденежье редакций, бегство журналистов.

В начале 1921 года Ленин писал: «В распределении газет… мы отменили подписку. Это шаг вперед от капитализма к коммунизму… Надо добиваться и добиваться того, чтобы газеты и книги, по правилу, распределялись даром только по библиотекам и читальням… 350 тысяч “Известий” и 250 тысяч “Правды” на всю Россию. Мы нищие. Бумаги нет. Рабочие холодают и голодают, раздеты, разуты. Машины изношены. Здания разваливаются»²¹⁶¹.

Просвещение Ленин считал одним из приоритетных направлений бюджетной политики, доказывая, что «у нас делается еще слишком мало, безмерно мало для того, чтобы передвинуть весь наш государственный бюджет в сторону удовлетворения в первую голову потребностей первоначального народного образования». В ноябре 1921 года он дважды писал Сталину о необходимости сократить ассигнования на содержание флота: «Флот нам не нужен, а увеличение расходов на школы нужно до зарезу».

В школе Ленин видел, в первую очередь, классовую миссию, утверждая, что «чем более культурно было буржуазное государство, тем более утонченно оно лгало, утверждая, что школа может стоять вне политики и служить обществу в целом. На самом деле школа была целиком превращена в орудие классового господства буржуазии, она была вся проникнута кастовым буржуазным духом, она имела целью дать капиталистам услужливых холопов и толковых рабочих… Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики – это ложь и лицемерие».

На I Всероссийском съезде учителей-интернационалистов 5 июня 1918 года Ленин утверждал, что «учительство, которое ранее медленно переходило на работу с советской властью, теперь все больше убеждается в том, что эта совместная работа необходима… Задача новой педагогики – связать учительскую деятельность с задачей социалистической организации общества»²¹⁶².

Во всех учебных заведениях была отменена плата за обучение, вводилось новое правописание, упразднялось преподавание Закона Божьего. Были упразднены учебные округа, директора, инспектора и начальницы в средних учебных заведениях²¹⁶³. Основой общего образования в соответствии с Положением ВЦИК от 30 сентября 1918 года становилась «Единая трудовая школа». Вводилось обязательное бесплатное обучение детей с 8 до 17 лет в школах первой ступени – начальная четырехлетка – и второй ступени (5–9-й классы со специализированными 8-м–9-м классами).

Практическая ориентированность образования выходила на первый план. 8 декабря 1920 года Ленин написал проект постановления пленума ЦК: «Признать в принципе необходимым слияние школ 2-й ступени (или их высших классов) с профессионально-техническим образованием, при 2-х неприменных условиях: 1) обязательное расширение в профессионально-технических школах предметов общего образования и коммунизма; 2) обеспечение тотчас и на деле перехода к политехническому образованию, используя для этого всякую электрическую станцию и всякий подходящий завод»²¹⁶⁴.

Но, конечно, пожелания Ленина сильно отставали от действительности. Вот дневниковая запись Зинаиды Гиппиус: «Насчет учения – большевики, кажется и сами понимают, что нельзя учиться 1) без книг; 2) без света, 3) в температуре, в которой замерзают чернила, 4) с распухшими руками и ногами, обернутыми тряпьем, 5) с теми жалкими отбросами, которые посылаются раз в день в школу (знаменитое большевистское “питание детей”) и, наконец, с малым количеством обалделых, беспомощных, качающихся от голода учительниц, понимающих одно: что ничего решительно тут нельзя сделать. Просто – служба; проклятая “советская” служба – или немедленная гибель»²¹⁶⁵.

В отношении высшей школы первый совет, который отвечавший за нее Михаил Покровский услышал от Ленина, «звучал совсем по-староверчески, до неприличия консервативно, можно сказать:

– Ломайте поменьше!

Это было в те дни, когда количеством лома некоторые горячие товарищи мерили достоинство советского работника». Дореволюционная система высшего образования была качественной. Ленин это понимал. Но она была и автономной, университетское самоуправление было реальностью. А вот это он терпеть никак не мог. «Ленин, это живое воплощение пролетарской диктатуры, не выносил и мысли о каких бы то ни было буржуазных автономиях, – самое слово это было беспощадно изничтожено в тезисах о высшей школе, которые пишущий эти строки докладывал в Политбюро, – не говоря уже об этом, Ленин ценил в науке, конечно, не ее буржуазную оболочку, а ее пролетарскую сущность»²¹⁶⁶, – подтвердил Покровский.

Написанное Лениным в августе 1918 года постановление Совнаркома «О приеме в высшие учебные заведения» поручало наркомпросу принять «самые экстренные меры, обеспечивающие возможность учиться для всех желающих, и никаких не только юридических, но и фактических привилегий для имущих классов не могло быть. На первое место безусловно должны быть приняты лица из среды пролетариата и беднейшего крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере стипендии»²¹⁶⁷. Пролетарская молодежь получила право поступать в вузы без экзаменов и даже без аттестата о среднем образовании. С 1919 года создавалась система рабочих факультетов (рабфаков), где получали дополнительную подготовку абитуриенты из пролетарской среды. «Самое слово “рабочий факультет” не принадлежит Ильичу: и, возможно, что этому нелюбителю парадоксов и оригинальничанья оно бы и не понравилось. Но так как вещь, называемая этим именем, ему, несомненно, очень нравилась, то ради доброкачественного содержания он простил и новое слово»²¹⁶⁸.

Но гладко было на бумаге. Профессура, записанная в буржуазию, во многом разбежалась. Сорокин писал: «Когда-то аудитории университетов и других высших учебных заведений были полны, теперь они сильно пустуют. Вместо 177 высших учебных заведений, фиктивно существовавших в 1919–1920 годах, теперь число их пало до 24–27 на всю Россию, по всем отраслям». «В Петроградском университете за эти годы едва ли было более 300–400 фактически занимавшихся студентов, несмотря на то, что в 1919–1920 гг. в него были влиты Высшие женские курсы (Бестужевские) и Психоневрологический институт»²¹⁶⁹.

Большевистское руководство демонстрировало к науке как таковой очевидное расположение. Это объяснялось и пиететом перед марксизмом как научной теорией, и сформулированной Лениным дилеммой: «или надо преодолеть высшую технику, или быть раздавленным». Но сам Ленин специфически относился к людям науки. «Ученый – это хорошо, это для него звучало, как пролетарий, – свидетельствовал Луначарский. – Но буржуазный ученый – вот беда: по всему образу жизни, по своим связям, зараженный, запакованный, он вследствие этого вносит в свою четкую нужную работу, относящуюся целиком к проблеме строительства из того материала, который нам дан, всякую буржуазную дребедень… ВИ, однако, указывал, что в области естественных наук такое заражение не заходит далеко, что она является в общем здоровой областью науки»²¹⁷⁰.

Своей важнейшей задачей – скорее, миссией – Ленин видел создание марксистской науки. На базе юридических и историко-филологических факультетов создавались факультеты общественных наук, где основными становились курсы по марксистской теории – диалектическому и историческому материализму, политэкономии, истории рабочего движения. «Ильич был фактическим же инициатором и Института красной профессуры, который имел бы больше права требовать прибавки к своему названию “имени Ленина”, чем любое из бесчисленных учреждений, на это претендующих»²¹⁷¹, – подтверждает Покровский. Ленин собственноручно переписал не устроивший его проект постановления СНК «О Социалистической академии общественных наук»²¹⁷². А торжественное открытие Академии состоялось 1 октября 1918 года.

В годы Гражданской войны конкуренция между Наркомпросом, пытавшимся монополизировать учебно-научную систему, и другими комиссариатами, стремившимися создавать собственные аналитические центры, привела к формированию десятков новых исследовательских организаций – экономического, военного, медицинского, сельскохозяйственного профиля. В декабре 1918 года Ленин создал правительственный орган для руководства научно-технической работой в стране – научно-технический отдел при ВСНХ. По настоянию Ленина этим отделом «в чрезвычайно тяжелых условиях создается ряд крупнейших научно-исследовательских институтов»²¹⁷³. За первые два года советской власти были созданы 33 крупных института, к 1923 году – 55.

В 1918 году были образованы институты Физико-химического анализа под руководством академика Курнакова, Институт по изучению платины и других благородных металлов – Чугаева, Государственный рентгенологический и радиологический институт (из него выделятся Физико-технический радиологический институт во главе с Иоффе, Физико-математический институт Стеклова, а в 1922 году Радиевый институт Вернадского), Оптический институт Рождественского, Центральный аэродинамический институт (ЦАГИ) с Жуковским, Центральный научно-исследовательский автомобильный и автомоторный институт (НАМИ) и другие. В результате наиболее заметным достижением в области организации науки стало создание системы отделившихся от вузов исследовательских институтов. Это оказалось отличительной чертой советской, да и современной российской науки.

Но и за наукой нужен был глаз да глаз. Ленин подгонял наркома юстиции Курского: «По моему поручению бывшей МЧК было начато расследование по делу преступной халатности, волокиты и бездеятельности в Научно-техническом отделе и Комитете по делам изобретений. Результаты расследования были представлены в Мосревтрибунал, который… чрезвычайно покровительственно отнесся к обвиняемым, судил без обвинителя и в конце концов признал обвинение недоказанным и всех виновных оправдал… Нужно в Ревтрибунале поставить политический процесс, который как следует перетряхнул бы это “научное” болото. Мосревтрибуналу за послабление и формальное бюрократическое отношение к делу предлагаю объявить строгий выговор»²¹⁷⁴.

Научные работники – на всю страну их насчитывалось около 10 тысяч человек – за небольшим исключением изначально действительно негативно были настроены к советской власти. Но та нуждалась в их интеллекте. Аникст рассказывал: «Вначале (по предложению Ильича) было решено СНК, что по всей Республике будет выделено для оплаты выше максимума 500 таких выдающихся людей в различных областях науки, техники, искусства… Однако вскоре эта цифра 500 под напором наркоматов расширилась до 1000… Вскоре СНК пришлось, однако, еще больше расширить рамки оплачиваемых выше максимума специалистов… (“действительно достойных”). Но действительность показала необходимость расширения наказа, и ВИ пошел на это»²¹⁷⁵. В конце 1918 года была организована комиссия по распределению академических пайков под председательством Покровского. СНК 23 декабря 1919 года создал Петроградскую комиссию по улучшению быта ученых.

Общероссийская Центральная комиссия по улучшению быта ученых была образована декретом от 10 ноября 1921 года. Ее первый руководитель Халатов писал: «Вот как формулировал ВИ эту задачу в части, касающейся продснабжения научных работников: “Установите необходимое и минимальное количество научных работников и снабжайте их так, чтобы они могли работать спокойно и планомерно”»²¹⁷⁶. Комиссия имела сеть санаториев, домов отдыха, организовывала научные зарубежные командировки, поставляла в страну иностранную научную литературу. Люди науки стали попадать в привилегированную касту, вновь обрели право на вознаграждение «за научные, педагогические и научно-популярные сочинения», смогли получать дополнительную комнату сверх жилищных норм «для надомной работы в профессиональных целях»²¹⁷⁷.

Наиболее выдающиеся ученые удостаивались отдельного внимания Ленина. 25 июня 1920 года он писал Зиновьеву: «Знаменитый физиолог Павлов просится за границу ввиду его тяжелого в материальном отношении положения. Отпустить за границу Павлова вряд ли рационально, так как он раньше высказывался в том смысле, что, будучи правдивым человеком, не сможет, в случае возникновения соответствующих разговоров, не высказаться против Советской власти и коммунизма в России. Между тем ученый этот представляет собою такую большую культурную ценность, что невозможно допустить насильственного удержания его в России при условии материальной необеспеченности. Ввиду этого желательно было бы, в виде исключения, предоставить ему сверхнормативный паек и вообще озаботиться о более или менее комфортабельной для него обстановке не в пример прочим».

Версия Ленина для Шведского Красного Креста была иной: «В настоящее время Советская Республика вступила в период интенсивного хозяйственного строительства, что требует напряжения всех духовных и творческих сил страны и делает необходимым эффективное содействие и сотрудничество таких выдающихся ученых, как профессор Павлов»²¹⁷⁸.

Ленин сам был буквально помешан на хай-теке и изобретательстве. Еще он проглатывал фантастические романы про инопланетян, проявлял интерес к разного рода паранормальным явлениям и альтернативным технологиям. Уже в январе 1918-го появился первый советский венчурный фонд – Комитет по делам изобретений и усовершенствований (Комподиз). «Узнав, что двери ленинского кабинета широко распахнуты для всех, кто в состоянии выговорить пароль “перпетуум мобиле”, в Смольный, а затем и в Кремль устремились чудаки всех мастей… Ленин бредил созданием Wunderwaffe, которое будет настолько мощным и разрушительным, что война “вообще станет невозможной”. Обретя в юности абсолютное философское оружие – марксизм, Ленин всю жизнь гонялся за неким естественно-научным его аналогом, который форсировал бы прогресс, обеспечил окончательную защиту революции и решил бы проблемы военных расходов»²¹⁷⁹, – пишет биограф.

«Изобретатели, люди с фантазией и даже с “причудинкой”, были “слабостью” Ильича, – подтверждал Вадим Александрович Смольянинов, заместитель Управделами СНК. – Он любил таких людей… И изобретатели шли, можно сказать, косяком к Ильичу. Иногда мы старались оградить его от слишком чудаковатых людей. Таким мы с Горбуновым сочли, грешным делом, агронома Козьмина. У него была идея создания “Главветра” и “Главсолнца”. Нам это казалось не очень-то реальным. А Ильич, получив от Козьмина длиннющее послание, в тот же день его прочитал, нашел в нем немало рационального и со своими пометками переслал в ГОЭЛРО Кржижановскому»²¹⁸⁰.

Горбунов запомнил, «с каким громадным вниманием и интересом отнесся ВИ к Бекаури, который демонстрировал два своих изобретения: управление на расстоянии при помощи звуковых сигналов и несгораемый шкаф остроумнейшей конструкции, гарантирующей от взломов… Совершенно ясно было, что перед нами крупный изобретатель и исключительно талантливый конструктор»²¹⁸¹. В августе 1921 года Ленин инициировал создание Особого технического бюро по военным изобретениям специального назначения (Остехбюро) под руководством Владимира Ивановича Бекаури. В его работе участвовали такие выдающиеся ученые и инженеры, как Бехтерев, Беклемишев, Граве, Щукин и другие. В режиме строжайшей секретности бюро вело разработки в области баллистики, воздухоплавания, взрывчатых веществ, минного и торпедного дела, счетно-решающих устройств²¹⁸².

Ленин сильно поддержал селекционера Мичурина. «Он не только изучал достижения Мичурина, он интересовался и работами американских селекционеров. Он настаивал на массовом ввозе в нашу страну улучшенных семян из Америки и ставил вопрос о создании крупного научного учреждения, которое бы занялось вопросами улучшения сельского хозяйства…»²¹⁸³

Список научных достижений, которые были претворены в жизнь благодаря поддержке Ленина, приводил Горбунов: «радиотелефонное строительство с грандиозной перспективой установления связи каждой деревни непосредственно с центром, использование горючих сланцев и сапропелей, механизация дровяных заготовок, изготовление в России химически чистых реактивов, исследование Курской магнитной аномалии, орошение Муганских голодных степей, тепловозы, Волховское строительство, электропахота, учреждение Государственного электротехнического исследовательского института, образование электротехнического факультета Московского высшего технического училища, сельскохозяйственная выставка»²¹⁸⁴.

Ленин придал очевидный толчок развитию радиотехники, где наиболее продвинутые разработки были у нижегородского ученого Михаила Александровича Бонч-Бруевича, дальнего родственника известных нам братьев. «11 января 1920 года в радиолаборатории производится первая проба радиотелефонной передачи: через четыре дня, 15 января, происходит опытная радиотелефонная передача из Нижнего в Москву при 30 ваттах мощности в антенне»²¹⁸⁵, – рассказывал работавший в лаборатории Петр Алексеевич Остряков. 7 февраля 1920 года Ленин в ответ на просьбы Бонч-Бруевича писал председателю Нижегородского губисполкома: «Ввиду особой важности задач, поставленных радиолаборатории, и достигнутых ею важных успехов, оказывайте самое действенное содействие и поддержку к облегчению условий работы и устранению препятствий». И самому радиоинженеру Ленин выражал «глубокую благодарность и сочувствие по поводу большой работы, которую Вы делаете. Газета без бумаги и “без расстояний”, которую вы создаете, будет великим делом. Всяческое и всемерное содействие обещаю Вам оказывать этой и подобным работам»²¹⁸⁶.

И 17 марта подписал постановление СТО: 1. Поручить Нижегородской радиолаборатории Наркомпочтеля изготовить в самом срочном порядке, не позднее двух с половиной месяцев Центральную радиотелефонную станцию с радиусом действия 2000 верст. 2. Местом установки назначить Москву и к подготовительным работам приступить немедленно»²¹⁸⁷. Председателем Радиосовета был Аким Максимович Николаев. Он рассказывал: «Осенью 1920 года радиолаборатория уже приступала к монтажу радиотелефонного передатчика на Ходынке. Из различных мест РСФСР в Нижний стали поступать телеграммы о слышимости радиотелефона. Каждый день известие о слышимости радиотелефона с какой-нибудь еще более отдаленной радиостанции радовало всех работников радиолаборатории. Радовался вместе со всеми и ВИ, когда я ему сообщал о новых успехах, и он торопил с сооружением постоянной установки на Ходынке. Параллельно с этой работой Бонч-Бруевич приступил к разработке громкоговорителя, или “рупора”, как назвал его ВИ».

В 1920 году был установлен мировой рекорд по расстоянию передачи радиосигнала. Московскую радиотелефонную станцию услышали в Кельтове под Берлином. «Это был период блокады, мы не имели возможности копировать заграничные аппараты. Да, в сущности говоря, в то время и нечего было копировать. Немцы со своей радиотелефонной станции так Москве и не ответили»2188. После этого успеха Остряков был назначен начальником строительства новой радиотелефонной станции в Москве. 26 января 1921 года Ленин пишет Горбунову: «Дело гигантски важное (газета без бумаги и без проволоки, ибо при рупоре и при приемнике, усовершенствованном Б.-Бруевичем так, что приемников легко получим сотни, вся Россия будет слышать газету, читаемую в Москве). Очень прошу Вас: 1) следить специально за этим делом, вызывая Острякова и говоря по телефону с Нижним…3) сообщать мне два раза в месяц о ходе работ»²¹⁸⁹.

И уже на следующий день было принято постановление СНК о развернутом радиотелефонном строительстве: «Нижегородской радиолаборатории поручалось оборудовать радиотелефонными приборами сооружаемые Наркомпочтелем станции – Трансатлантическую в Богородске, Московскую, Детскосельскую, Харьковскую, Царицынскую, Ташкентскую, Омскую и Севастопольскую «и в других пунктах, по мере выполнения общей радиостроительной программы». В Москве стали строить радиобашню на Шаболовке, которая позже и станет первой телебашней. Железо для нее Ленин выбил из запасов военного ведомства²¹⁹⁰.

Ленин видел практическое применение радио, в первую очередь, в качестве механизма господства над умами. 19 мая он продиктовал Сталину послание: «Я думаю, что осуществление этого плана представляет для нас безусловную необходимость как с точки зрения пропаганды и агитации, особенно для тех масс населения, которые неграмотны, так и для передачи лекций. При полной негодности и даже вредности большинства допускаемых нами буржуазных профессоров по общественным наукам у нас нет иного выхода, как добиться того, чтобы наши немногие коммунистические профессора, способные читать лекции по общественным наукам, читали эти лекции для сотен мест во всех концах федерации»²¹⁹¹. В 1922 году в Москве, на Вознесенской улице (улица Радио) была построена радиотелефонная ламповая станция. 17 сентября прошла первая трансляция концерта с участием Обуховой и других выдающихся певцов. Радио становилось важнейшим средством решения задачи – нести культуру массам.

Культурная жизнь не замирала даже в самые тяжелые послереволюционные времена. Театры, концертные залы, музеи продолжали работать, ставились новые спектакли. Большой популярностью пользовался классический репертуар. «”Дона Карлоса”, “Принцессу Турандот”, “Проделки Скапена” играют двести, четыреста, восемьсот раз, – вспоминала Берберова. – На оберточной бумаге выходят стихи Блока, Сологуба, Ахматовой, Гумилева, еще неизвестных молодых поэтов, воспевающих героев гражданской войны, нехватку хлеба, любовь, неважно что, ведь никто с них не спрашивает, и они сами ни от кого ничего не ждут»²¹⁹².

Особую роль на интеллектуальном фронте играл Пролеткульт, образованный еще в сентябре 1917 года как объединение рабочих литературных кружков, театральных и художественных студий, в которые к концу десятилетия входило до полумиллиона человек. Пользуясь покровительством и щедростью Луначарского, бывший «махист» и некогда второе лицо в партии большевиков Богданов покрыл Россию сетью организаций: школы живописи, ваяния, поэзии, перевода, где делились секретами своего мастерства профессионалы первой величины, народные театры, библиотеки, выставки. Но ревнители пролетарской культуры создавали немалые проблемы своим радикализмом, особенно в отношениях с оставшимися представителями культуры непролетарской.

Осенью 1920 года Пролеткульт был подчинен Наркомпросу. Самоуправление Пролеткульта было ликвидировано во многом из-за продолжавшегося конфликта Богданова с Лениным, на сей раз – по вопросам теории культуры. Богданов был за создание принципиально новой, пролетарской культуры, не имевшей ничего общего с прошлой, с классическими традициями. Ленин был менее радикален. Луначарский на съезде Пролеткульта в октябре 1920 года предложил резолюцию, которую Ленин «разнес»²¹⁹³. И предложил свою резолюцию, которая не оставляла места для собственно пролетарской культуры и для автономного Пролеткульта. «Марксизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры. Только дальнейшая работа на этой основе… может быть признана развитием действительно пролетарской культуры».

За этим 10 ноября следует написанное Лениным постановление пленума ЦК о том, что «работа Пролеткульта в области научного и политического просвещения сливается с работой НКПроса и губнаробразов, в области же художественной (музыкальной, театральной, изобразительных искусств, литературной) остается автономной, и руководящая роль органов НКПроса, сугубо процеженных РКПой, сохраняется лишь для борьбы против явно буржуазных уклонений»²¹⁹⁴.

Созвучные пролеткультовцам идеи проповедовали и «футуристы» – представители авангардного направления, стремившегося создать культуру будущего, созвучную эпохе социальной и технологической революции. Из множества футуристических организаций выделялись «Союз молодежи» (Татлин, Шагал), «Гилея» (Булюк, Маяковский), выставочные группы «Ослиный хвост», «Трамвай», «Минень». Их отличал подчеркнутый эпатаж, открытый вызов «всему старому и отжившему», например, призыв «сбросить Пушкина с корабля современности». Казимир Малевич заявлял: «Футуризм машин показал ничтожность колясок и колесниц Греции и Рима, тоже новое течение исскуства покажет ничтожность академизма»²¹⁹⁵. Ленин был не с ними. «Я имею смелость заявить себя “варваром”, – сказал он как-то Кларе Цеткин. – Я не в силах считать произведения экспрессионизма, футуризма, кубизма и прочих “измов” высшими проявлениями художественного гения. Я их не понимаю»²¹⁹⁶.

Одним из признанных властителей дум, сотрудничавших с большевиками, оставался Горький, которому Ленин по старой дружбе прощал уничтожающую критику режима. Горький, живя в Петрограде, возмущался советскими порядками. Ленин ему возражал самым решительным и невежливым образом: «В Питере или из Питера убедиться в этом можно только при исключительной политической осведомленности, при специально большом политическом опыте. Этого у Вас нет. И занимаетесь Вы не политикой и не наблюдением работы политического строительства, а особой профессией, которая Вас окружает озлобленной буржуазной интеллигенцией, ничего не понявшей, ничего не забывшей, ничему не научившейся, в лучшем – в редкостно наилучшем случае – растерянной, отчаивающейся, стонущей, повторяющей старые предрассудки, запуганной и запугивающей себя»²¹⁹⁷.

Горький вновь сойдется с Лениным. У Марии Ильиничны вставали в памяти «концерты у Горького на квартире, где играли любимые музыкальные вещи Ильича, Горький у нас на даче в Горках и его частые визиты в Кремль, на городскую квартиру Ленина. У Горького всегда были про запас какие-либо дела к Ильичу, большое количество просьб от разных людей. И так чутко шел Ленин всегда навстречу этим ходатайствам Горького, если выполнить их представлялась хоть какая-либо возможность»²¹⁹⁸.

Теперь уже Горький ударится в другую крайность – безудержного восхваления вождя. Его статья «Владимир Ильич Ленин» и комплементарное письмо о вожде Герберту Уэллсу вышли передовыми материалами в журнале «Коммунистический Интернационал». Горький, в частности, писал: «Я начал свою работу возбудителя революционного настроения славой безумству храбрых. Был момент, когда естественная жалость к народу России заставила меня считать безумие почти преступлением. Но теперь, когда я вижу, что этот народ гораздо лучше умеет терпеливо страдать, чем сознательно и честно работать, я снова пою славу священному безумству храбрых. Из них же ВИ – первый и самый безумный».

Неизвестно, что не понравилось Ленину – дифирамбы или обвинения в безумстве, – но 31 июля 1920 года он написал постановление: «Политбюро Цека признает крайне неуместным помещение в № 12 “Коммунистического Интернационала” статей Горького, особенно передовой, ибо в этих статьях нет ничего коммунистического, но много антикоммунистического. Впредь никоим образом подобных статей в “Коммунистическом Интернационале” не помещать».

Но о Горьком продолжал проявлять трогательную заботу. 24 июня 1921 года Ленин писал Менжинскому: «Горький был вчера… Просит 2 автомобиля. Неужели Вы не имеете власти, чтобы такую мелочь дать ему от Петрогубчека? Если не можете, напишите мне тотчас, я попрошу Склянского. Помочь Горькому надо и быстро, ибо он из-за этого не едет за границу. А у него кровохарканье!» 9 августа Горькому: «А у Вас кровохарканье, и Вы не едете!! Это ей-же-ей и бессовестно и нерационально. В Европе в хорошем санатории будете и лечиться и втрое больше дела делать. Ей-ей. А у нас ни лечения, ни дела – одна суетня. Зряшная суетня. Уезжайте, вылечитесь. Не упрямьтесь, прошу Вас». А 12 декабря Ленин писал Молотову для членов ПБ, что «Горький выехал из Риги совсем без денег и строит свои перспективы на получение от Стомонякова авторского гонорара за издание своих книг. Крестинский думает, что необходимо включить Горького в число товарищей, лечащихся за границей за счет партии или Совета. Предлагаю провести через Политбюро предложение Крестинскому включить Горького в число таких товарищей и проверить, чтобы он был вполне обеспечен необходимой для лечения суммой»²¹⁹⁹.

Радостно приветствовавших революцию литераторов было немало. «Революционная поэзия начиналась не с рабочих роб и не с буденовки – она начиналась с дендизма: лакированные ботинки, трость, изящные рифмы и непрестанные разудалые и – стильные! – скандалы молодых поэтов»²²⁰⁰, – справедливо замечает Захар Прилепин. Главное – крикнуть так, чтобы зазвенели стекла. Слава основателя имажинизма Анатолия Мариенгофа начиналась со стихов:

Большевиков поддержал Маяковский, который писал: «Октябрь. Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось». Революционные солдаты и матросы с удовольствием распевали его стихи: «Режь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». Маяковского Ленин не принимал вообще, в принципе. «Как не стыдно голосовать за издание «150 000 000» Маяковского в 5000 экз.? – это он Луначарскому. – Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность. По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и для чудаков. А Луначарского сечь за футуризм». Правда, ему понравилось стихотворение «Прозаседавшиеся», о котором он говорил: «Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно»²²⁰¹. Впрочем, Ленин не дожил до расцвета таланта Маяковского. И до его бессмертной поэмы «Владимир Ильич Ленин».

Революцию приветствовала литературно-политическая группа «Скифы» во главе с левым эсером Ивановым-Разумником, писателем Мстиславским и литератором Андреем Белым (Бугаевым). «Скифы» видели в Октябрьской революции привнесение в мир истинной религиозности, соединяющей духовность и социальную справедливость. Рационализму и потребительству Запада они противопоставляли «варварскую простоту». Отсюда название «Скифы», обыгранное в одноименной поэме Блоком, переход которого на сторону большевиков стал их большой удачей. Прибило к власти и «скифа» Сергея Есенина. Хотя и Блок, и Есенин видели эксцессы революции.

Читать произведения Александра Блока или Бальмонта? Ленин еще в Куоккале увидел сборники их стихов на столе у Берзина.

– Как, и вы увлекаетесь этой белибердой! Это же декадентщина. Что вы в ней находите?²²⁰²

В живописи авангардисты начали настоящий крестовый поход против старых мастеров. Штеренберг возглавил отдел изобразительных искусств наркомпроса, Родченко – Музейное бюро. В 1919 году был создан Московский музей живописной культуры – первый в истории музей современного искусства. У истоков музея стояли Кандинский, Малевич, Родченко, Татлин. Отбирали работы сами художники, избегая понятия «шедевра», но апеллируя к понятиям «творческого изобретательства в области цвета, архитектоники, композиции и фактуры». С позиций сегодняшнего дня отбор был безупречен, хотя тогда очень многим, если не большинству, казался безумным. Там были творения не только создателей музея, которых сейчас называют ключевыми художниками ХХ века. Всего были куплены полотна 143 художников, среди которых Анна Голубкина, Мартирос Сарьян, Роберт Фальк, Илья Мошков, Петр Бромирский, Надежда Удальцова, Давид Штеренберг и многие другие²²⁰³.

Футуристические поэты и художники творчески работали в востребованном властью жанре революционного плаката. Уже 1 мая и 7 ноября 1918 года в подконтрольных большевикам городах прошли массовые демонстрации и народные гулянья. В Москве и Петрограде в праздничном оформлении улиц, площадей, трамваев приняли участие Кустодиев, братья Васнецовы, Петров-Водкин, Добужинский; в Витебске – Шагал. Визитной карточкой эпохи стали и массовые театральные действа. Первый такой праздник в честь освобожденного труда состоялся 1 мая 1920 года на ступенях Фондовой биржи в Петрограде. Использовались и мобильные средства агитации – агитпароходы, агитпоезда. Маяковский в составе команды художников выпускали «Окна РОСТА» – литографированные листы с броскими надписями, которые размещались в витринах магазинов, в людных местах. Одновременно известные художники – Билибин, Лансере – делали плакаты для Добровольческой армии Деникина.

Революции всегда избавляются от памятников прежней эпохи. Как «ленинопад» на Украине. В апреле 1918 года Совнарком принял декрет «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской социалистической революции». Сергей Тимофеевич Коненков был преисполнен энтузиазма: его назначили в Московскую коллегию по делам изобразительного искусства. «В состав коллегии избрали В. А. Веснина, И. В. Жолтовского, А. В. Щусева, К. А. Коровина, П. В. Кузнецова, А. Н. Златовратского и меня. На первом рабочем заседании 14 апреля коллегия наметила практические меры по осуществлению принятого за два дня до этого декрета… Этот декрет, а также последующие постановления Совнаркома о памятниках вошли в историю как ленинский план монументальной пропаганды… План монументальной пропаганды сблизил художников с идеями партии большевиков»²²⁰⁴. Еще как.

На снос старых памятников был дан срок до 1 мая. «Но из-за ведомственной неразберихи – за исполнение декрета отвечали Народный комиссариат художественно-исторических имуществ, Наркомпрос и Моссовет – за разборку памятников царям взялись только в летние месяцы». И в июне Ленин поторапливал: «Двухмесячная проволочка в исполнении декрета – равно важного и с точки зрения пропаганды и с точки зрения занятия безработных – непростительна»²²⁰⁵.

Ленин лично набросил петлю на памятник-крест работы Виктора Васнецова на месте гибели от руки террориста великого князя Сергея Александровича. На кресте были начертаны символические слова: «Отче, отпусти им – не ведают бо, что творят». В Москве были уничтожены также статуи Александра II на бровке Боровицкого холма, Александра III перед храмом Христа Спасителя (обе работы выдающегося скульптора Опекушина), конная статуя генерала Скобелева на Тверской. С обелиска в честь 300-летия Дома Романовых в Александровском саду были сняты имена царей и высечены имена революционных деятелей.

– Вы помните, – говорил Ленин наркому Луначарскому, – что Кампанелла в своем «Солнечном государстве» говорит о том, что на стенах его фантастического социалистического города нарисованы фрески, которые служат для молодежи наглядным уроком по естествознанию, истории, возбуждают гражданское чувство – словом, участвуют в деле образования, воспитания новых поколений. Мне кажется, что это далеко не наивно и с известным изменением могло бы быть нами усвоено и осуществлено теперь же».

Коненкову было поручено сделать соответствующий доклад на заседании Совнаркома. «С докладом о сооружении в Москве памятников великим людям выступал заместитель наркома просвещения историк М. Н. Покровский, затем председательствующий – ВИ – предоставил слово мне… Говорил я недолго, а в заключение зачитал список революционных и общественных деятелей, которым предполагалось воздвигнуть памятники… ВИ тут же спросил меня о примерной стоимости каждого монумента.

– Примерно восемь тысяч рублей, как в Петроградской коммуне. Там стоимость каждого памятника определена в 7 тысяч 910 рублей, – ответил я.

ВИ, внимательно выслушав мой ответ, подчеркнул, что именно такая сумма должна быть выделена каждому скульптору вне зависимости от его имени, а потом спросил меня, устроит ли нас, если все суммы будут выделены в трехдневный срок. Я ответил:

– Вполне»²²⁰⁶.

Заказ был стремительно распределен по скульпторам, и хорошо иллюстрировал политические, художественные и эстетические предпочтения Ленина, имевшего окончательное слово по списку персонажей, с которыми предполагалось шагать в коммунистическое завтра. Бланки, Бебель, Лассаль, Жорес, Спартак, Тиберий Гракх, Бабеф, Дантон (скульптор Андреев), Марат, Робеспьер, Гарибальди, Степан Разин (сам Коненков), Бакунин, Пестель, Рылеев, Герцен, Болотников, Халтурин, Желябов, Перовская, Каракозов, Каляев, Плеханов, Роберт Оуэн, Шевченко, Кольцов, Радищев, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Михайловский, Глеб Успенский, Тютчев, Новиков (ваяла Мухина), Сковорода, Байрон, Гейне, Руссо, Гюго, Вольтер, Золя, Ибсен, Рублев, Александр Иванов, Суриков, Кипренский, Врубель, Верхарн, Козловский, Казаков, Сезанн, Мусоргский, Римский-Корсаков, Скрябин, Бетховен, Шопен, Мочалов, Комиссаржевская. Не слабо? И все скульпторы при деле.

Дело шло не быстро. Ну а потом… Возмущенная телеграмма Ленина Луначарскому 18 сентября 1918 года: «Бюста Маркса для улицы нет, для пропаганды надписи на улицах ничего не сделано. Объявляю выговор за преступное и халатное отношение, требую присылки мне имен всех ответственных лиц для предания их суду. Позор саботажникам и ротозеям»²²⁰⁷. В Москве развернулась небывалая в истории кампания по сооружению памятников. «В годы “военного коммунизма”, когда на молодую Страну Советов со всех сторон наседали враги, в Москве удалось открыть двадцать пять памятников, сорок семь памятников были подготовлены к постановке, и только чрезвычайные обстоятельства военного времени не позволили довести дело до конца».

Коненковского «Разина с ватагой» открывали на Лобном месте Красной площади 1 мая 1919 года. «Красная площадь была переполнена. Море голов и знамен… Красные кавалеристы с пиками красовались на чистокровных кончаках, как былинные герои – наследники славы Разина… Никогда не забыть мне, как шел ВИ к лобному месту. Он был без пальто, в своем обычном костюме. Ликующая толпа, словно по мановению волшебной палочки, расступилась перед ним, образуя широкий коридор через всю площадь… Митинг по тогдашней прекрасной традиции закончился пением “Интернационала”»²²⁰⁸. Разбойник Стенька Разин сильно бы этому удивился.

А ровно год спустя у храма Христа Спасителя на месте снесенного памятника царю Александру III состоялась закладка памятника «Освобожденному труду». Ленин вновь выступал. «В этой речи ВИ поставил перед искусством большую творческую задачу – прославить свободный труд. По окончании митинга А. В. Луначарский предложил ВИ отправиться в Музей изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина), где были выставлены проекты монумента «Освобожденный труд»… На выставке, очевидно, вследствие влияния руководящей роли Штеренберга, ощущалось засилье формалистов. Это удручало Ленина. И он не без иронии в адрес Луначарского, терпимо относившегося к формалистическим “искажениям”, закончил разговор широко известной теперь фразой:

– Пусть в этом разбирается Анатолий Васильевич!»²²⁰⁹

Отношение Ленина и большевистского руководства к театральному искусству, кино, представлению было довольно интересным. В стране с низким уровнем грамотности, где печатное слово доходило далеко не до всех, а радио только пробивало дорогу, эти формы искусства оказывались важнейшими инструментами пропаганды.

Постреволюционная эпоха подарила самые смелые творческие эксперименты, количество новых театров, клубов, политических кабаре стремительно росло. На городских площадях с участием тысяч статистов и самих зрителей ставились инсценировки исторических событий. Практически неограниченными правами на сцене пользовались Станиславский, Немирович-Данченко, Вахтангов, Мейерхольд, Таиров. Продолжали блистать еще дореволюционные звезды – Москвин, Качалов, Книппер-Чехова, Ермолова, Яблочкина; появилось и новое поколение – Николай Баталов, Гоголева, Еланская, Борис Ливанов, Михоэлс, Яншин. Под эгидой музыкального отдела наркомпроса множились оперные театры, симфонические и камерные оркестры, творили Глазунов, Гнесин, Асафьев.

Но была и другая сторона вопроса, которую хорошо описал тот же Шаляпин. «Артистическая среда по всему строю своих чувств, навыков и вкусов принадлежала, конечно, к тому “старому миру”, который надлежало уничтожить. Это была своеобразная интеллигенция с буржуазными повадками, т. е. вдвойне чуждая духу пролетарского режима… Как бы то ни было, после большевистского переворота русский театр оказался облепленным всякого рода “деятелями революции”, как мухами»²²¹⁰.

Типичной была судьба прославленного Московского Художественного театра, как описывал ее Константин Сергеевич Станиславский: «Несмотря на помощь со стороны правительства, мы не могли обходиться получаемым в театре содержанием: оно было недостаточно для того, чтобы хоть как-нибудь сводить концы с концами. Необходим был заработок на стороне. Поэтому кругом царила халтура. Халтура стала законным, общепризнанным и непобедимым злом для театра… Другим опасным врагом явился кинематограф. Пользуясь материальными преимуществами, кинематографические фирмы щедро оплачивали труд артистов и тем отвлекали их от работы в театре. Многие объявили старый театр отжившим, лишним, подлежащим беспощадному уничтожению»²²¹¹.

Что же касается самого Ленина, то он, как и в молодые годы, театр недолюбливал за его чрезмерную… театральность. «Излишняя театральность постановки, – говорила Крупская, – раздражала Ильича»²²¹². Редко появляясь в театре, еще реже он досиживал до конца спектакля. Луначарский переживал за Художественный театр. Ленин 26 августа 1921 года отвечал ему: «Все театры советую положить в гроб. Наркому просвещения надлежит заниматься не театром, а обучением грамоте». Театр выступал для Ленина бездонной бочкой, в которой исчезали бюджетные ассигнования.

А инициатива Ленина по закрытию Большого театра вызвала большой скандал в верхах: «Узнав от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой оперы и балета, полагаю Политбюро постановить: 1. Поручить Президиуму ВЦИК отменить постановление СНК. 2. Оставить из оперы и балета лишь несколько десятков артистов на Москву и Питер для того, чтобы их представления (как оперные, так и танцы) могли окупаться, т. е. устранением всяких крупных расходов на обстановку и т. п. 3. Из сэкономленных таким образом миллиардов отдать не меньше половины на ликвидацию неграмотности и на читальни. 4. Вызвать Луначарского на пять минут для выслушания последнего слова обвиняемого и поставить на вид»²²¹³. В тот же день – 12 января 1922 года – Политбюро исполнило волю Ленина.

Луначарский, к счастью для российской культуры, не сдавался. «Категорически протестую о принятии такого решения без предупреждения меня и без выслушания моих доводов. Категорически требую пересмотра этого вопроса в моем присутствии. Подробное письмо об этом послано мною ВИ». Политбюро «рассмотреть заявление т. Луначарского по существу» поручило ВЦИК²²¹⁴. А тот счел закрытие Большого «хозяйственно нецелесообразным».

Выяснилось, объяснит Луначарский, «что те издержки, которые сейчас государство несет по Большому театру, даже несколько меньше тех, которые пришлось бы нести просто по охране здания Большого театра и по содержанию оркестра, который, конечно, распустить никто никогда не думал»²²¹⁵. Вопрос умер в процессе изучения Рабоче-крестьянской инспекцией его экономической стороны, чтобы по инициативе Ленина вновь возникнуть осенью 1922 года, когда Политбюро сильно сократило госдотации на все театры, включая Большой и Мариинку. Но не закрыло их.

В детстве и юности, как мы помним, Ленин любил музыку. Эта любовь вскоре прошла. Причину он объяснил Горькому, который вспоминал, как Ленин в Москве на квартире Пешковой слушал сонаты Бетховена в исполнении Исая Добровейна.

«– Ничего не знаю лучше “Appossionata”, готов слушать ее каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка…

И, прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело:

– Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-гм, – должность адски трудная!»²²¹⁶

Брат Дмитрий подтвердит: «В последние годы, перед своей болезнью, ВИ как-то не интересовался уже музыкой. Я почти не помню, чтобы он ездил в оперу или на концерт… Как-то он собрался в Колонный зал, где предстоял вечер с концертным отделением при участии Шаляпина. ВИ не собирался выступать, а поехал с единственной целью – встряхнуться. Однако, несмотря на то, что программу изменили и Шаляпина пустили первым, ВИ не дождался конца его пения и уехал домой»²²¹⁷. Мария Ильинична вспоминала, как попыталась устроить домашний концерт с участием своей знакомой певицы Краловой и аккомпаниатора Тоом. «ВИ пришел к нам, послушал немного игру на фортепиано и пение и ушел к себе. Музыка, очевидно, слишком сильно действовала на его нервы и утомляла его»²²¹⁸.

Иное дело кино. Хотя приписываемая Ленину фраза о наиважнейшем для нас искусстве принадлежала не ему, а Троцкому, председатель Совнаркома видел в кино и более широкие пропагандистские перспективы, и возможности пополнения бюджета. Именно он создал советскую систему кинопроката. 17 января 1922 года Ленин надиктовал директивы по киноделу: «Все ленты, которые демонстрируются в РСФСР, должны быть зарегистрированы и занумерованы в Наркомпросе. Для каждой программы кинопредставления должна быть установлена определенная пропорция: а) увеселительные картины, специально для рекламы и для дохода (конечно, без похабщины и контрреволюции) и б) под фирмой «из жизни народов всех стран» – картины специально пропагандистского содержания, как то: колониальная политика Англии в Индии, работа Лиги наций, голодающие Берлина и т. д. и т. д. … Картины пропагандистского и воспитательного характера нужно давать на проверку старым марксистам и литераторам, чтобы у нас не повторялись не раз происходившие печальные казусы, когда пропаганда достигает обратных целей»²²¹⁹.

В годы Гражданской войны бесследно пропадали культурные ценности – их уничтожали, растаскивали, вывозили за рубеж. Попыткой навести здесь хоть какой-то порядок стало создание по инициативе Горького в 1919 году специальной Экспертной комиссии. В ее работе участвовали 80 лучших петроградских специалистов по антиквариату.

Но Ленин сам если и заботился о культурных ценностях, то, в основном, в смысле торговли ими для пополнения валютного бюджета. 5 марта 1920 года он настаивал: «Надо принять особо срочные меры для ускорения разбора ценностей. Если опоздаем, то за них в Европе и Америке ничего не дадут»²²²⁰. Вывоз был ускорен. Страна лишилось огромной части своего культурного богатства. «Был такой замнаркома финансов Альтский, – свидетельствовал Молотов. – Многие картины из частных коллекций уплывали тогда за границу через этого человека. У него был брат в Польше, владелец антикварного магазина»²²²¹. Одним из каналов оттока художественных ценностей стал и Арманд Хаммер. За границу шли и ценности из разграбленных властью храмов.

Так что государственный механизм, пусть и сохранивший некоторые дореволюционные несущие конструкции, был перестроен по ленинским лекалам и продолжал функционировать в почти неизменном виде еще семь десятилетий после его смерти. «Он – без всяких метафор – был демиургом нового порядка. Для его становления Ленин сделал главное: разработал коммунистическую теорию и создал партию нового типа, привел ее к власти, заложил основы советской системы – “однопартийную демократию” и полностью управляемую государством экономику»²²²², – замечал академик Пивоваров. Экономическая модель, трансформированная немного в эпоху нэпа, тоже несла на себе неизгладимый отпечаток ленинских идей. И Ленин решительно изменил образ жизни и мыслей каждого человека в стране, его духовный мир, представления о прекрасном. В доме, который он построил, предстояло жить три четверти века гражданам России и еще четырнадцати сегодня независимых государств.