Глава 3. 6 июля. Драма, чуть не ставшая катастрофой

3.1. Контрудар, отмененный Сталиным

Значительная часть исследователей и публицистов, пишущих о Курской битве, неоправданно мало внимания уделяют событиям 6 июля 1943 г. в южной части Огненной дуги. Непосредственные участники боевых действий на Обоянско-Прохоровском направлении тоже обходят молчанием тяжелую ситуацию, которая сложилась в течение этих суток в полосе 6-й гв. А, акцентируя внимание главным образом на частных моментах или личных переживаниях. Хотя в этот день вся система обороны Воронежского фронта, особенно управление войсками, подверглась очень серьезному испытанию. Этот день для войск Ватутина стал одним из наиболее драматических и кровопролитных за всю Курскую оборонительную операцию. Опережая события, замечу: к чести командования фронта, хотя и благодаря большому напряжению сил, но выстроенная им система обороны не только выстояла, но на отдельных участках показала высокую живучесть даже под давлением значительных сил противника.

Но вернемся к событиям ночи с 5 на 6 июля 1943 г. в полосе 6-й гв. А. После ноля часов интенсивность боевых действий здесь заметно снизилась, прекратила свою деятельность авиация, но до самого рассвета ее фронт обороны гудел и ухал, особенно сильный артобстрел продолжался на правом фланге. Под покровом сумерек обе стороны усиленно готовили войска к предстоящим через несколько часов боям. В оперативном тылу армии Гота наблюдалось оживление не меньшее, чем днем, личный состав боевых частей активно закреплял захваченные рубежи, эвакуировал подорванную на минных полях и поврежденную артиллерийским огнем технику, по всему фронту прорыва работали разведгруппы с целью установить реальную линию соприкосновения после частичного отхода гвардейских дивизий и разрывы в боевых порядках их частей для подготовки утреннего наступления. Специально выделенные артиллерийские батареи периодически обстреливали позиции оборонявшихся и их укрепления, ведя беспокоящий огонь. В войсках СС, согласно приказу армии, группы гренадеров мд СС «Лейб штандарт» и «Дас Райх» в сопровождении саперов занимали предполье 51-й гв. сд, медленно, но настойчиво продвигаясь вперед к первой линии окопов для решительного броска 6 июля на Прохоровское направление.

Отошедшие на новые позиции соединения 22-го гв. ск генерал-майора Н.Б. Ибянского и 23-го гв. ск генерал-майора П.П. Вахрамеева приводили в порядок поредевшие подразделения, вели учет оставшегося в строю личного состава, вооружения, собирали раненых, а подразделения обеспечения, доставив из тыла в термосах горячую пищу, начали кормить изнуренных многочасовыми боями бойцов. Тем временем инженерные части восстанавливали, а где это было необходимо, и создавали новые минные поля и заграждения.

Но главной заботой командования фронта в эту ночь было выдвижение к передовой своих резервов, которыми оно усиливало оборону Прохоровского (второй эшелон) и Обоянского (первый и второй) направлений. Одна из самых важных дорог в тылу 6-й гв. А, ведущая от армейской станции снабжения Прохоровка к с. Яковлево, была забита войсками и техникой. С наступлением сумерек из района Прохоровки по ней шел, чтобы занять огневые позиции у Обоянского шоссе, переданный Н.Ф. Ватутиным командарму-6 фронтовой противотанковый резерв – 14-я оиптабр полковника В.И. Заботина. Три ее полка разворачивались в боевых порядках 51-й гв. и 90-й гв. сд. (в ПТОПе у х. Дуброво, на выс. 247.2, выс. 245.2 и на командной выс. 254.5, у развилки Обоянского шоссе). В это же время из района Сеймица – Пристинь на Прохоровское направление (на вторую армейскую полосу) двинулись и бригадные колонны 5-го гв. Стк генерал-майора А.Г. Кравченко. Это подвижное соединение должно было развернуться за 51-й гв. сд (район Лучки – Маячки – Калинин) и прикрыть Прохоровское направление.

Но главные резервы Н.Ф. Ватутина занимали позиции в центре (Яковлево) и на правом фланге (Обоянское шоссе и от него на запад по р. Пена) обороны 6-й гв. А, здесь сосредоточивались основые соединения 1-й ТА генерал-лейтеанта М.Е. Катукова. Обратимся к воспоминаниям командарма: «…Примерно четверть седьмого раздался звонок начальника штаба Воронежского фронта генерала С.И. Иванова.

– Противник, – сообщил он Шалину, – перешел в решительное наступление. Он наносит главный удар с рубежа Бутово, Раково.

…Я приказал разослать в корпуса офицеров связи, чтобы оповестить командиров о начале наступления и привести части в состояние боевой готовности. Вслед за этим и сам решил объехать войска. Я не сомневался, что ждать приказа нам придется недолго.

…После обеда, объехав все корпуса, я вернулся на КП в Успенное. Здесь пока еще жили по-мирному. В штабном клубе показывали „Выборгскую сторону“. Не успели просмотреть и несколько частей, как офицер связи вызвал меня к ВЧ. На проводе был командующий фронтом генерал Ватутин.

Поздоровавшись и коротко расспросив о состоянии дел в армии, он приказал 5 июля к 24 часам 1-й танковой выдвинуться на вторую полосу обороны 6-й гвардейской армии.

– Действуйте по варианту номер три, – закончил Ватутин.

Вариант номер три означал, что 6-му танковому корпусу следовало занять рубеж Меловое (16 км юго-западнее Ивни), Раково, Шепелевка; 3-му механизированному – рубеж Алексеевка, Яковлево; 31-му танковому расположиться во втором эшелоне за первыми двумя корпусами, в центре, в затылок им.

В штабной комнате уже собрались Шалин, Никитин, Соболев. Все смотрели на меня вопросительно.

– Все, товарищи, – сказал я. – „Отпуск“ действительно кончился. Приказано занять рубеж обороны. Разъезжайтесь по частям. Нужно своевременно и точно обеспечить выполнение приказа». Через некоторое время устный приказ Н.Ф. Ватутина штабом фронта был продублирован по аппарату БОДО и шифро-телеграммой.

Всю ночь шла проверка мостов через реки Пена и Псел, командиры бригад выставляли засады, артиллерия занимала огневые позиции, мотопехота осваивала оборонительные сооружения, танкисты устанавливали связь с соседями – 90-й гв. и 51-й гв. сд. Техника маскировалась от воздушного и наземного наблюдения, подвозилось горючее и боеприпасы, ремонтировалась и подтягивалась отставшая в ходе марша техника.

Таким образом, поздним вечером 5 июля, в сгущавшихся сумерках, на направление главного удара 4-й ТА командование Воронежского фронта двинуло огромные силы: только три танковых (2-й гв., 5-й гв. и 6-й тк 1-й ТА) и один механизированный (3-й мк 1-й ТА) корпуса имели в своем строю 854 танка. Число техники в подвижных соединениях, выдвинутых на вторую оборонительную полосу в ночь на 6 июля, показано в таблице № 12.

В штабах 1-й ТА, 6-й гв. А и их соединений в эту ночь было особенно «жарко». Офицеры управления должны были не только отладить взаимодействие частей и соединений, которым предстояло действовать рядом, а порой в одних и тех же траншеях. По решению командующего фронтом утром 6 июля войска Катукова и Чистякова должны были нанести совместный контрудар по вклинившейся группировке противника на Обоянском направлении. Это масштабное мероприятие было разработано еще до начала июля и согласовано с Генеральным штабом, т. к. являлось составной частью общего плана обороны фронта. Определять момент его проведения в ходе операции должен был Н.Ф. Ватутин. Генерал армии был сторонником активной обороны, поэтому стремился сразу навязать неприятелю свою волю. Однако его решения не всегда базировались на всесторонней оценке обстановки, возможностей своих войск и сил противника.

М.Е. Катукову и И.М. Чистякову об этом решении стало известно примерно в одно и то же время – во второй половине дня 5 июля. В 16.00 по аппарату ВЧ Н.Ф. Ватутин лично связался с командующим 1-й ТА и отдал устный приказ о немедленном выдвижении армии на вторую полосу и сосредоточении на ней к 24.00, и начштаба генерал-майор М.А. Шалин приступил к подготовке документов о выступлении, а оперативный отдел начал обзванивать управления корпусов для передачи предварительного приказа на марш. И уже через час после звонка Н.Ф. Ватутина командарм подписал приказ на занятие нового рубежа и о задачах армии на 6 июля. Больших проблем с подготовкой маршей не было, корпуса уже находились в боевой готовности в 30–35 км от переднего края второй полосы. Их штабы давно провели рекогносцировку маршрутов движения и постоянно держали связь с дивизиями первого эшелона 6-й гв. А. Поэтому времени для доведения задач и организации выдвижения отводилось достаточно. Боевой и численный состав 1-й ТА на 5 июля 1943 г. приведен в таблице № 13.

А вот в отношении самого контрудара мнения командования 1-й ТА и фронта разошлись кардинально, уже на этапе его подготовки. М.Е. Катуков не разделял точку зрения Н.Ф. Ватутина в отношении форм и методов ведения оборонительной операции в самом ее начале. Он имел большой боевой опыт командования крупными подвижными соединениями, поэтому считал, что решение о проведении контрудара на второй день немецкого наступления – шаг, до конца не продуманный. Командарм обоснованно доказывал, что в условиях, когда противник имеет качественное превосходство в бронетехнике, еще полон сил и атакует, а его авиация господствует в воздухе, подобным образом вводить армию в дело нерационально. Это приведет к лобовому столкновению бронетанковых группировок, большим потерям танков и невыполнению поставленных задач. Однако Н.Ф. Ватутин с ним не согласился, и большой армейский механизм в полную мощь заработал на подготовку контрудара. Обстановка в штабе 1-й ТА царила нервозная, ее руководство делало все от него зависящее, чтобы минимизировать возможные риски, но внутренне все его генералы и офицеры были готовы к худшему варианту. «…Нашей армии ставилась задача – 6 июля нанести контрудар в общем направлении на Томаровку, – вспоминал М.Е. Катуков. – Этот пункт приказа очень волновал нас. И не потому, что пугали большие по масштабам наступательные действия. К этому времени в 1-й танковой сложилось общее мнение, что наносить танковым бригадам и корпусам контрудар при сложившейся обстановке просто нецелесообразно. Ну хорошо, мы двинемся на немцев: но что из этого получится? Ведь их танковые силы не только превосходят наши численно, но и по вооружению обладают значительным преимуществом! Это никак не сбросишь со счета. Вражеские „тигры“ могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 км, находясь в зоне недосягаемости огня 76,2-мм пушек „тридцатьчетверок“. Словом, гитлеровцы в силах и с дальних рубежей вести с нами успешный огневой бой. Так следует ли давать им в руки такой сильный козырь? Не лучше ли в этих условиях повременить с контрударом, делать по-прежнему ставку на нашу тщательно подготовленную глубокоэшелонированную оборону?

Пусть фашисты лезут вперед в надежде, что вот-вот им удастся вырваться на оперативный простор. Пусть гитлеровцы вязнут, гибнут в нашей обороне. А мы тем временем будем перемалывать вражескую технику и живую силу. А когда мы обескровим их части, разобьем фашистский бронированный кулак, тогда и созреет выгодный момент для нанесения могучего контрудара. Но пока такой момент не наступил.

Эти соображения мы доложили командующему фронтом. Ждали ответа, но не получили его и к исходу ночи. А между тем срок выполнения пункта приказа о контрударе наступил, и нам ничего не оставалось, как выдвинуть танки. Скрепя сердце я отдал приказ о нанесении контрудара. И степь, минуту назад казавшаяся безлюдной, пустынной, наполнилась гулом сотен моторов. Из-за укрытий выползли „тридцатьчетверки“ и, на ходу перестраиваясь в боевой порядок, ринулись на врага. За танками двинулись цепи пехоты.

Уже первые донесения с поля боя под Яковлевом показывали, что мы делаем совсем не то, что надо. Как и следовало ожидать, бригады несли серьезные потери. С болью в сердце я видел с НП, как пылают и коптят „тридцатьчетверки“. Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом Ватутиным и еще раз доложить ему свои соображения. Но едва переступил порог избы, как начальник связи каким-то особенно значительным тоном доложил:

– Из Ставки, товарищ Сталин.

Не без волнения взял я трубку.

– Здравствуйте, Катуков! – раздался хорошо знакомый голос. – Доложите обстановку!

Я рассказал Главнокомандующему о том, что видел на поле боя собственными глазами.

– По-моему, – сказал я, – мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.

– Что вы предлагаете?

– Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние триста метров и уничтожать их прицельным огнем.

Сталин некоторое время молчал.

– Хорошо, – сказал наконец он. – Вы наносить контрудар не будете. Об этом вам позвонит Ватутин.

Вскоре командующий фронтом позвонил мне и сообщил, что контрудар отменяется. Я вовсе не утверждаю, что именно мое мнение легло в основу приказа. Скорее всего оно просто совпало с мнением представителя Ставки и командования фронта».

Отдадим должное тактичности командарма, он не выпячивает свои заслуги в спасении армии. Хотя трудно сказать, кто, кроме И.В. Сталина, мог после отдания приказа о выдвижении армии столь резко поменять позицию Н.Ф. Ватутина. Следовательно, уже в первый день оборонительной операции среди высшего командного звена Воронежского фронта возникли серьезные разногласия по важному вопросу. Из-за того, что это столкновение мнений стало достоянием Верховного, оно оказалось достаточно острым и напоминало конфликт. Но его следует рассматривать не только как спор о методах и принципах использования крупных танковых объединений на начальном этапе оборонительной операции, а значительно шире, как столкновение двух разных подходов к ведению боевых действий. М.Е. Катуков считал, что хорошо воевать – это значит не только добиваться поставленной цели в установленные приказом сроки, но и делать это, по возможности экономя силы и средства, каждый свой шаг оценивать с точки зрения рациональности и эффективности. К Н.Ф. Ватутину, вероятно, мысли об экономном расходовании ресурсов приходили лишь в тот момент, когда фронт если не был на голодном пайке, то, по крайней мере, не располагал значительными резервами. Как покажут дальнейшие события, генерал армии не сделал необходимых выводов из спора о контрударе 6 июля. Он продолжал, без учета реального соотношения качества войск противоборствующих сторон, строить планы, суть которых сводилась к одному: «Разом навалимся всем фронтом и раздавим неприятеля». Но стремительно таявшие резервы заставят его более взвешенно и вдумчиво подходить к своим идеям. Хотя стоит отметить, что в начале Курской оборонительной операции силы фронта все-таки тратились довольно экономно и эффективно, чем это будет потом. Поэтому в первые 7–8 дней, в том числе в большой степени благодаря тактическим приемам Катукова, танковые полки немецких дивизий потеряют более 60 % своего потенциала. Когда же подошли к Прохоровке две гвардейские армии из резерва Ставки и в руках командования фронта оказались очень значительные силы, вновь возникло искушение «навалиться всем фронтом». Весь наработанный опыт будет отброшен, и с большим упорством командование фронта начнет строить планы по раскалыванию группировки корпуса СС ударом в лоб мощным бронированным тараном 5-й гв. ТА, и результаты окажутся катастрофическими.

Примечательная деталь. 5 июля 1943 г. командование фронта получило наглядный и очень важный урок того, как наиболее эффективно применять бронетанковую технику в конкретных условиях начавшейся оборонительной операции. Как уже упоминалось выше, в полосе 6-й гв. А действовали два отдельных танковых полка. В их ротах, где боевые машины использовались в засадах, вели огонь по наступающим из земляных аппарелей в качестве неподвижных огневых точек, процент потерь танков был ниже, а эффективность их использования на порядок выше, а где на открытой местности роты развернутым строем наносили удар по бронегруппам 48-го и 2-го тк СС, результаты оказались трагическими. Потери в ходе одной атаки достигали 60 %.

Безусловно, американские танки МЗс и М3л, которыми были укомплектованы 230-й и 245-й отп, нельзя сравнивать по боевым возможностям с Т-34–76, составлявших основу 1-й ТА. Тем не менее управление БТ и МВ фронта было обязано использовать эту уникальную возможность, чтобы обобщить боевой опыт первого дня и оперативно представить выводы специалистов и Н.Ф. Ватутину, и Военному совету. А руководство фронта должно было учесть их при планировании дальнейшего проведения операции. К сожалению, эта нормальная схема организации деятельности должным образом в штабе Воронежского фронта не работала. Архивные документы свидетельствуют о плохой организации работы штаба БТ и МВ, о невнимании его начальника полковника С.С. Маряхина к обобщению опыта и подбору кадров, отсутствии стремления реально влиять на положение в подчиненных ему войсках – и, как следствие этого, слабая подготовка офицеров нижестоящих отделов, низкий авторитет самого управления и его отделов у командования фронта и армий. В этом нам еще не раз придется убедиться.

У И.М. Чистякова столь острых проблем, связанных с контрударом, как у М.Е. Катукова, не было. Для его армии приказ Н.Ф. Ватутина облегчал выполнение основной задачи – удержание оборонительного рубежа. Если бы контрудар был проведен, 6-я гв. А играла бы в нем вспомогательную роль – закрепляла успех, достигнутый танкистами, а громить корпуса Хауссера и Кнобельсдорфа пришлось бы 1-й ТА перед ее боевыми позициями. В этот момент командарма беспокоили трудности иного характера. Дело в том, что И.М. Чистяков основную часть противотанковой артиллерии сосредоточил на северо-западном и северном направлениях, там, где уже наметился определенный успех неприятеля. 27-й оиптабр предстояло блокировать район Черкасского и не позволить 48-му тк двинуться в направлении Алексеевка – Луханино, а 28-я и 14-я оиптабр были стянуты в «треугольник» Яковлево – Дуброво – выс. 254.5. Здесь, на главном танкоопасном направлении – Обоянском шоссе, им предстояло создать эшелонированную ПТО. Слабым звеном в обороне оставался участок 51-й гв. сд генерал-майора Н.Т. Таварткиладзе, и прежде всего ее центр и левый фланг (район Яковлево – Нечаевка). По плану командования фронта, эти участки предстояло усилить 5-м гв. Стк генерал-майора А.Г. Кравченко, который уже двигался в этот район. Параллельно с ним из Корочи на левый фланг 6-й гв. А к утру должен был выйти 2-й гв. Ттк полковника А.С. Бурдейного. Он получил приказ сосредоточиться по линии Рождественка, Новые Лозы, Дружный и при обострении обстановки в районе Обоянского шоссе (Яковлево) нанести удар под основание боевого клина 2-й тк СС. Такое распределение резервов фронта к исходу 5 июля было логичным и обоснованным.

Но, как известно, на войне далеко не всегда предварительные планы удается воплотить в жизнь в полном объеме. Существует значительное число обстоятельств, которые влияют на них, особенно если при их подготовке не все очевидные риски были учтены, а действия и возможности противника до конца не просчитаны. Именно такая ситуация сложится утром 6 июля на левом фланге 6-й гв. А. При распределении резервов командарм не спрогнозировал две важные проблемы, которые могут возникнуть утром. Во-первых, 5-й гв. Стк (из-за нехватки транспорта) не сможет всеми силами выйти на Прохоровское направление в течение ночи. Во-вторых, корпуса СС нанесут главный удар по участку 51-й гв. сд в момент, когда танкисты Кравченко будут еще в пути. Поэтому оба этих аспекта в плане обороны шестой гвардейской на 6 июля не были учтены, и это повлечет трагические последствия. Тем не менее ответственность за данный просчет возлагать лишь на И.М. Чистякова будет несправедливо. Танковый корпус являлся резервом Н.Ф. Ватутина, выдвигался в полосу 6-й гв. А по его приказу, поэтому ответственность за своевременное сосредоточение лежала на штабе корпуса и фронта. Командарм, вероятно, понадеялся на точность расчетов вышестоящего руководства и не подстраховался. В свою очередь, руководство фронта не учло хроническую болезнь своих войск – отсутствие достаточного количества автотранспорта. Поэтому 5-й гв. Стк вышел на Прохоровское направление с опозданием. Его танковым бригадам отведенного времени для прохождения 40-км марша окажется вполне достаточно, а вот перебросить мотопехоту А.Г. Кравченко не сможет не только к рассвету, но и к полудню 6 июля. Это, во-первых, заметно снизит общие возможности его корпуса, которому уже в середине дня предстояло играть важную роль в ходе борьбы с войсками СС, во-вторых, к началу наступления эсэсовцев 51-я гв. сд, и так ослабленная из-за убытия двух полнокровных стрелковых батальонов в полосу 52-й гв. сд еще до 5 июля, окажется без усиления танками 5-го гв. Стк. В результате удар одного из двух самых мощных соединений армии Гота придется по самому неукрепленному участку второй армейской полосы 6-й гв. А.