1.2. «Главное – выбить их танки на подготовленных рубежах!»
Разработка замысла летней кампании 1943 г. Красной Армии шла практически параллельно с планированием операции «Цитадель», некоторые моменты совпадают до дня. Активная работа над ним в Ставке ВГК и Генеральном штабе развернулась во второй половине марта, а окончательный вариант был подготовлен в конце июня. В этот период у советского военно-политического руководства, как и у Берлина, тоже не было единого взгляда на то, следует ли нанести упреждающий удар или перейти к обороне. Например, командование Центральным фронтом, который удерживал северо-западную и северную часть Курской дуги, в начале апреля считало, что, пока вермахт не пополнил свои войска, советская сторона имеет преимущество, поэтому следует наступать первыми. В мае эту точку зрения поддержали генерал армии Н.Ф. Ватутин, командующий Воронежским фронтом, развернутым в южной и юго-западной половине дуги, а также генерал-полковник Р.Я. Малиновский, возглавлявший соседний, Юго-Западный фронт, который предложил нанести упреждающий удар в Донбассе. Однако две ключевые фигуры в руководстве Красной Армии – заместитель Верховного главнокомандующего Маршал Советского Союза Г.К. Жуков и начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза А.М. Василевский – с момента начала выработки замысла летней кампании и до начала боев придерживались единой точки зрения. Они считали, что на первом этапе надо отдать инициативу в руки противника, встретить его на своих хорошо оборудованных позициях и, обескровив его, затем нанести мощный удар сформированными заранее стратегическими резервами. Позиция маршалов, опиравшаяся и на их личные впечатления, полученные во время работы на фронтах, и на широкую базу стратегической информации, поступавшую в Москву, в начале планирования консолидировала основную часть командного звена вокруг их идеи, что оказало существенное влияние на успех Красной Армии в предстоящей битве.
Обсуждение в узком кругу высшего командного состава Красной Армии основных вариантов решения – первыми наступать или перейти к временной обороне – проходило между 27 марта и 12 апреля 1943 г. В это время оба маршала побывали в войсках под Курском, чтобы провести оценку обстановки и состояния войск. Кроме того, А.М. Василевский поручил Главному разведывательному управлению и Управлению войсковой разведки Генштаба систематизировать все имевшиеся данные о намерениях германского командования на ближайшее время и его конкретных шагах в этом направлении и представить их в виде аналитической записки. 10 и 12 апреля по распоряжению Ставки ВГК свои соображения по этой проблеме доложили Военные советы Центрального и Воронежского фронтов, а чуть раньше, 8 апреля, И.В. Сталину свой доклад представил Г.К. Жуков. В нем он высказал следующее предложение, которое и легло в основу ключевых решений, принятых на совещании в Ставке 12 апреля 1943 г.: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем введем свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника».
Следует отметить, что советская сторона имела возможность сразу после завершения распутицы первой нанести мощный удар, чего, кстати, командование вермахта не без основания опасалось. Однако Москва выбрала иной путь. На совещании, состоявшемся вечером 12 апреля 1943 г., где присутствовали И.В. Сталин, Г.К. Жуков, А.М. Василевский и его заместитель генерал-полковник А.И. Антонов, после анализа представленной Генеральным штабом и Военными советами фронтов информации были приняты следующие решения. Во-первых, перейти к временной обороне по всему советско-германскому фронту. Во-вторых, район Курской дуги был определен как наиболее вероятный, где противник в ближайшее время может нанести главный удар, поэтому К.К. Рокоссовский и Н.Ф. Ватутин получали приказ: начать разработку плана оборонительной операции и развернуть активную работу по восстановлению войск. Напомню, что именно в этот день, 12 апреля 1943 г., был подписан приказ командования ГА «Центр» и проект плана операции «Цитадель» (приложение к приказу), а через трое суток, 15 апреля, на стол Гитлеру лег подготовленный проект приказа № 6 о переходе в наступление двух ударных группировок в районе Курского выступа.
Принятие этого решения требовало от советского Верховного командования мобилизации всех сил, масштабных организационных мероприятий и, главное, большой веры в стойкость своих войск, в способность командного звена организовать успешный отпор противнику, т. к. в предыдущий период, в 1941–1942 гг., советская полевая оборона, как правило, не выдерживала сильных танковых ударов вермахта при поддержке авиации. В лучшем случае их удавалось остановить не в тактической полосе и даже не в оперативном тылу, а в глубине страны, наспех формируя новые армии и даже фронты. При этом Красная Армия несла значительные потери, а вермахт занимал большие территории. Допустить повторение подобного в 1943 г. Москва не могла. Курский выступ удерживали два фронта общей численностью более одного миллиона человек. Разгром столь мощной группировки имел бы тяжелейшие последствия. Поэтому И.В. Сталин поставил перед Генеральным штабом и командованием фронтов задачу: ни в коем случае не допустить глубокого вклинения танковых группировок немцев в оборону войск Рокоссовского и Ватутина, остановить их не далее второй армейской полосы и, главное, максимально обескровить.
Разработка (и доработка) плана отражения удара на Курск, который был реализован в июле 1943 г., шла довольно долго. Его основа – единая Курская оборонительная операция Центрального и Воронежского фронтов – была подготовлена их штабами в конце апреля, после чего проверена Генеральным штабом и тогда же утверждена Ставкой ВГК. Москва рассчитывала на численное превосходство Красной Армии, поэтому изначально под Курском должна была возводиться обычная для того времени система обороны, т. е. не глубоко эшелонированная. Предполагалось, что удар противника будет сильным, но советские войска его отразят быстро и сразу же перейдут большими силами в решительное контрнаступление. Только со второй половины мая план операции и оборона на обоих фронтах постепенно начали приобретать иную форму. «Изюминкой» этого, по сути второго, варианта плана отражения удара должна была стать глубокоэшелонированная система полевой обороны с многочисленными сложными инженерными заграждениями, сооружениями и препятствиями от переднего края Центрального и Воронежского фронтов и вплоть до р. Дон, т. е. глубиной примерно 300 км, в которой предусматривалось на главном направлении создание за первым стратегическим эшелоном (на Воронежском фронте – это 6-я гв. А) создание «бронированного пояса» из подвижных соединений (на юге из корпусов 1-й ТА и 5-го гв. Стк). Танковые корпуса и армии предполагалось использовать и для усиления пехоты, и для нанесения массированных контрударов по вклинившимся группировкам. До этого момента, т. е. мая, столь масштабных оборонительных рубежей ни одна из противоборствующих сторон в районе Курской дуги не возводила и не планировала. С конца марта и до начала мая их войска занимались закреплением занятой территории по обычной схеме (рыли траншеи, оборудовали огневые точки, строили систему огня и т. д.) и усилением танкоопасных направлений.
Как же создавалась и выглядела к началу боев эта, ставшая впоследствии широко известной система в полосе Воронежского фронта, о которую «сломает зубы» ГА «Юг» фельдмаршала Э. фон Манштейна? Войска Ватутина окончательно остановили продвижение ее ударных группировок к 26 марта 1943 г. и заняли рубежи: Снагость, Бляхова, Алексеевка, совхоз «им. Молотова», х. Волков, Битица, Ольшанка, Диброва, Глыбня по правому берегу р. Сыроватки до /иск./ Краснополье, /иск./ Ново-Дмитриевка, Высокий, Завертячий, Надежда, Новая Жизнь, Трефиловка, Березовка, Триречное, Драгунское, Задельное, /иск./ Ближняя Игуменка, Старый Город и далее по левому берегу р. Северный Донец до села 1-е Советское.
В первом эшелоне фронта находились (с правого фланга на левый): 38-я А генерал-лейтенанта Н.Е. Чибисова, 40-я А генерал-лейтенанта К.С. Москаленко, 21-я А (6-я гв. А) генерал-лейтенанта И.М. Чистякова, 64-я А (7-я гв. А) генерал-лейтенанта М.С. Шумилова; во втором: 69-я А генерал-лейтенанта В.Д. Крюченкина. Резерв командующего фронтом состоял из 2-го гв. Тацинского и 5-го гв. Сталинградского танковых и 7-го (35-го гв.) стрелкового корпусов.
В 16.00 25 марта командарм И.М. Чистяков подписал приказ № 5 о переходе своих войск, которые прибывали из Сталинграда и разворачивались на основном танкоопасном направлении – Обоянско-Прохоровском, к обороне. В документе в первую очередь были четко определены полосы для соединений, разворачивавшихся в первом эшелоне:
«1. Армия 26.3.1943 г. переходит к обороне на рубеже: ст. Сумская, Триречное, Петропавловка….
4. 52-й гв. сд оборонять полосу: лог Лапин, Гремучий, Козьмо-Демьяновка, имея передний край на рубеже: лог Лапин, Каменный лог, выс. 216.5, Гремучий. Новую полосу обороны занять в ночь на 26.3.1943 г. Особо прочно прикрыть направления: Красный Острожек, Быковка, Шопино, Яковлево.
ПО дивизии иметь на линии: Драгунское – Яхонтов.
КП дивизии – Козьмо-Демьяновка.
Граница слева: Редиловка, /иск./ Раково, свх. „Смело к труду“ (южн.), /иск./ Крюков, /иск./ Шахово, /иск./ Правороть.
5. 375-й сд в ночь на 26.3.43 г. перейти к обороне полосы: Ерик, Петропавловка, Гостищево с передним краем на рубеже: лес севернее Ерика, далее по ручью до шоссе, северная половина Шопино, отм. 178.7, южная окраина Петропавловки, /иск./ Шишино. Один стрелковый полк иметь на участке: Ерик, Терновка, Сошенков, второй – /иск./ Терновка, Петропавловка, Киселево. На левом фланге встык с 64-й А иметь один сб в первом и другой сб во втором эшелоне, организовав надежное обеспечение стыка с правым флангом частей 64-й А. Резерв командира дивизии – один сб в районе Гостищево.
ПО дивизии иметь на рубеже: Раково, Четная Поляна.
КП дивизии – Сошенков.
Граница слева – граница армии.
6. 67-й гв. сд в ночь на 26.3.43 г. последовательным выдвижением дивизии занять: выс. 237.8 (юго-западнее Черкасское), / иск./ Бутово, Триречное, Луханино, обратив особое внимание на направление: Высокий, Черкасское. ПО дивизии иметь на рубеже: Бутово, Драгунское.
КП – Луханино.
Граница с 71-й гв. сд: /иск./ Борисовка, Локня, /иск./ Раково, /иск./ Новоселовка.
Граница слева: Калиновка, Пушкарное, /иск./ выс. 228.6, / иск./ выс. 233.6, Яковлево, Андреевка».
К концу апреля линия обороны дивизий на главной армейской полосе будет несколько скорректирована:
«71-я гв. сд займет участок: ст. Сумская, клх. „Восход“, выс. 237.8, 67-я гв. сд – /иск./ выс. 237.8, Триречное, /иск./ выс. 233.6, 52-я гв. сд – выс. 233.6, Березов, /иск./ Ерик, 375-я сд – Ерик, Шопино, Беломестное, Черная Поляна». На этих рубежах днем 4-го и на рассвете 5 июля 1943 г. их бойцы и командиры вступят в бой с боевыми группами соединений 4-й ТА ГА «Юг».
Как свидетельствуют материалы, обнаруженные в ЦАМО РФ, несмотря на резкое снижение активности германских войск после захвата Белгорода корпусом СС 18 марта, командование Воронежским фронтом тем не менее ожидало большого немецкого наступления не только после завершения распутицы, т. е. в конце апреля – начале мая, но даже в начале апреля. Поэтому в 17.45 31 марта 1943 г. Н.Ф. Ватутин подписал очень важный и для войск фронта, и для понимания его дальнейших шагов, приказ № 0093, в котором говорилось:
«1. Противник, выйдя на линию р. Сев.[ерский] Донец, Беломестная, Раково, Пушкарное, Фастов, Солдатское, Теребрино, Краснополье, Бол[ьшая] Чернетчина, Хотень, Вишневка, закрепляется на достигнутом рубеже. За последние дни нашей разведкой установлены оборонительные работы по всему фронту и подтягивание частей из глубины. В район Муром, Белгород, Томаровка противник собрал четыре тд корпуса СС. Против 40-й А противник развернул в первой линии три тд. Против 38-й А противник подтянул до четырех пехотных дивизий. Одновременно установлено сосредоточение авиации. По всем данным, противник готовит новый удар и не исключена возможность перехода его в наступление в ближайшие дни.
2. Армии Воронежского фронта, находясь в постоянной боевой готовности к отражению возможных атак противника, совершенствуют оборону, прочно удерживают занимаемые рубежи, ведут разведку и частными атаками улучшают свое положение.
3. В целях более успешного выполнения поставленных перед фронтом задач и более плотного занятия обороны я решил: путем перегруппировок усилить правый фланг фронта и особенно прочно занять направления Белгород, Обоянь; Белгород, Короча; Волчанск, Новый Оскол. Создать большую глубину обороны, для чего занять войсками не только главную оборонительную полосу, но также промежуточные и тыловые рубежи и иметь сильные ударные группы для производства контрударов и перехода в контрнаступление.
4. Приказываю: командирам всех степеней, их штабам и политработникам сосредоточить все усилия на быстрейшем укомплектовании, довооружении и полном восстановлении боеспособности войск. Проявить для этого кипучую энергию с тем, чтобы к 10.4.1943 г. иметь дивизии, полностью вооруженные и доведенные до 7–8 тысяч человек, стрелковые бригады до 5 тысяч человек, а все прочие средства усиления также привести в полную боеспособность. Немедленно развернуть во всех частях и соединениях интенсивную боевую подготовку».
В документе ясно обозначены три главных направления, на которых, по мнению командования фронтом, немцы наиболее вероятно нанесут главный и вспомогательный удары. Однако, судя по имеющимся документам с момента стабилизации обстановки в конце марта и до начала боев, Н.Ф. Ватутин считал, что если наступление начнется, то главные силы ГА «Юг» будут действовать у дороги Белгород – Обоянь (или Обоянское шоссе), т. е. через полосу 6-й гв. А. Это был самый короткий и удобный путь из района Белгорода к Обояни и далее на Курск, здесь же находились два из четырех самых крупных танкопроходимых «коридоров» (с пропускной способностью дивизии и выше): шоссе Белгород – Обоянь и участок Томаровка – Обоянь. А вспомогательный удар, по его мнению, вероятно, должен был быть нанесен по 7-й гв. А. Поэтому уже в приказе № 0093 командармам И.М. Чистякову и М.С. Шумилову поручалось принять на усиление из состава фронта ряд соединений и оперативно привести их в порядок:
«в) Командующему 21-й А принять дополнительно в состав армии 160-ю сд, четыре иптап, две ибр, три инжбат.
Прочно удерживать занимаемый рубеж с передним краем по линии Сумовская, Дмитриевка, Черкасское, Триречное, Ново-Александровка, Березов, Ерик, Шопино, Черная Поляна.
Построить оборону и создать группировку согласно прилагаемой карте. Обеспечить стык с 40-й и 64-й А.
Подготовить сильный фланговый огонь перед правым флангом 64-й А.
На левом фланге армии немедленно вынести передний край главной оборонительной полосы на линию Шопино, Черная Поляна, сменив незамедлительно на этом участке части 64-й А.
Путем последовательного проведения отлично подготовленных частных атак постепенно вынести передний край обороны на линию: Трефиловка, Зыбино, Томаровка, Быстрый, южн. окр. Белгорода и на всем фронте создать предполье. При проведении частных атак не ослаблять и не нарушать системы огня и обороны на переднем крае главной оборонительной полосы. План частных атак представить мне на утверждение к 12.00 2.4.1943 г.
Штарм – Кочетовка.
Разгранлиния слева: (иск.) Велико-Михайловка, Нечаево, Щелино, Черная Поляна.
г) Командующему 64-й А – принять дополнительно в состав армии 8-ю ибр…
Прочно удерживать занимаемый рубеж с передним краем по вост. берегу р. Сев[ерский] Донец от Черная Поляна до (иск.) 1-е Советское и ни в коем случае не допустить переправы хотя бы одиночных солдат противника через р. Сев[ерский] Донец… Волчанск подготовить к обороне и иметь в нем сильный гарнизон от 36-й гв. сд.
Обеспечить стык с 21-й А и армией Юго-Западного фронта. Построить оборону и создать группировку сил согласно прилагаемым картам…
Штарм иметь – Протопоповка».
Таким образом, как следует из приказа № 0093, главные усилия генерал армии решил сосредоточить на укрепление 164-километрового участка центра и левого крыла фронта (68 % от общей протяженности его передовой линии). К июлю 1943 г. здесь будет находиться 83 % всех стрелковых дивизий, до 90 % танков и САУ и более 86 % артиллерии фронта. Из 35 гвардейских и обычных стрелковых дивизий, которыми к началу июля 1943 г. будет располагать Воронежский фронт, на главной полосе (в первом эшелоне армий) Н.Ф. Ватутин развернет 17, оставшиеся 18 – на второй, тыловой и в резерве. Следовательно, на одну дивизию в среднем будет приходиться 14,5 км фронта обороны. Учитывая особенности местности на танкоопасных направлениях, участки некоторых соединений будут сокращены до 12–13, а на второстепенных увеличены до 16–20 км. Боевой и численный состав 6-й гв. А, занимавшей оборону на направлениях главного удара ГА «Юг», приведены в таблице № 2.
При планировании отражения удара на Курск важным и, как покажут дальнейшие события, очень эффективным решением стало использование для удержания рубежей стрелковых соединений не только танковых частей НПП, но и крупных подвижных соединений и объединений. Весной Ставка ВГК каждому из фронтов, оборонявших выступ, передала по одной танковой армии и два отдельных танковых корпуса. С момента перехода Воронежского фронта к обороне в первом эшелоне танковых войск находились отдельные танковые полки, бригады и самоходно-артиллерийские полки, они подчинялись заместителю командующего общевойсковыми армиями по БТ и МВ. В апреле – мае в некоторых армиях их передали командирам дивизий первого эшелона (на главной полосе) в качестве подвижного резерва и разрешали их использовать в противотанковых опорных пунктах как неподвижные ОП. Наибольшим их числом располагала 7-я гв. А: три полка (один тяжелый), две бригады и два сап (один тяжелый). Связано это было с тем, что на местности, где оборонялась армия Шумилова, использовать крупные соединения было затруднительно, поэтому существенные силы бронетехники передали именно в стрелковые дивизии для НПП, хотя как один из вариантов здесь планировалось задействовать и 2-й гв. Ттк, но в крайнем случае. Полосу 6-й гв. А изначально готовили для отражения главного удара, поэтому переданные И.М. Чистякову весной два танковых полка (230-й и 245-й отп), одна бригада (96-я отбр) и один сап (1440-й сап) рассматривались лишь как усиление пехоты на основных направлениях главной полосы на первые 1–2 дня операции. Главные же силы бронетехники предполагалось развернуть за спиной гвардейцев. Во второй половине мая было принято решение о том, что с началом боев на вторую полосу армии должны выйти 1-я ТА, 2-й гв. Ттк и 5-й гв. Стк. К этому времени они считались вторым эшелоном танковых войск, располагались на расстоянии 32–50 км от переднего края главной полосы и подчинялись непосредственно командующему фронтом, составляя ударную группу для нанесения контрударов. «Второй, бронетанковый, эшелон обороны был основным маневренным ударным средством, – писал участник Курской битвы маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян. – С его помощью советское командование рассчитывало изменить и изменило ход оборонительного сражения в свою пользу. Использование крупных соединений и объединений бронетанковых войск при ведении оборонительной операции для удержания полосы обороны в глубине – второй и тыловой оборонительных полос общевойсковых армий – было новой формой оперативного применения танковых войск, резко увеличивало устойчивость оперативной обороны и позволило отражать атаки крупных танковых масс противника».
Второй главной задачей после разработки плана операции, решение которой занимало значительную часть времени командующего весь подготовительный период к отражению вероятного удара вермахта, стала разработка системы полевой обороны и ее строительство. С мая, как уже упоминалось, она начнет трансформироваться в глубокоэшелонированную, поэтому масштаб фортификационных работ и контроль за ними заметно возрастет. Основными ее элементами станут три армейские полосы общей глубиной от 30 до 50 км:
1. Передний край главной полосы, которая начала укрепляться с начала апреля, проходил по рубежу, достигнутому в конце марта. Она имела протяженность по начертанию переднего края 245 км.
2. Вторая полоса (передний край) пролегала по линии: Любимовка, Басовка, Олешня, Тарасовка, Вел. Рыбица, Стрелки, Угроды, Репьяховка, Семейная, Ракитное, Васильевка, Алексеевка, Дмитриевка, /иск./ Петровский, Сажное, Шляховое, Мясоедово, Шебекино, Поклонное (?). Ее общая протяженность равнялась 216 км.
3. Третья (тыловая) армейская, протянувшаяся на 250 км, шла через: Малая Локня, Суджа, Уланок, Камышное, Пресечное, Корочка, Обоянь, Шипь, Богородецкое /иск./, Тетеревино, Жимолостное, Новоселовка, Выползовка, Мазикино, Сороковка, Прудки, Основка, Белянка, Рыбалка, Ефимовка, Нечаевка.
Тогда же за армейскими полосами начнется строительство трех оборонительных (фронтовых) рубежей Воронежского фронта на глубину 180–200 км и первого стратегического рубежа восточнее Курского выступа (в районе р. Кшень) силами Степного военного округа, а по левому берегу Дона – еще и государственного рубежа обороны.
Кроме того, на случай вклинения противника в армейские полосы 40-й и 6-й гв. А было запланировано возвести отсечные и промежуточные позиции общей протяженностью 134 км, а также промежуточный рубеж для фронтового резерва (35-й гв. ск, 86 км) и фронтовой отсечный рубеж (125 км). В этой системе полос и рубежей обращает на себя внимание отсутствие отсечных позиций к югу от ст. Прохоровка в районах нахождения 69-й и 7-й гв. А, которые удерживали корочанское направление. Эту особенность в ходе реализации плана «Цитадели» успешно использует командование армейской группы Кемпфа: после прорыва главной полосы 7-й гв. А оно повернет основные силы на север, и они начнут «сматывать» слева оборону гвардейцев Шумилова.
Таким образом, к началу боев система обороны Воронежского фронта должна была иметь (и таковой стала) на всех направлениях не менее пяти полос, эшелонированных на глубину 100 км.
Подготовительный период к Курской битве в войсках Ватутина длился с 27 марта по 2 июня 1943 г. Его армии начали создавать оборону с расчистки территории, где они развернулись (к тому времени площадь фронта составляла 18 600 кв. км), приведения в порядок основных транспортных коммуникаций и восстановления инфраструктуры. Как выглядела эта местность после зимних боев, некоторое представление дает шифровка заместителя начальника Генштаба Красной Армии генерал-полковника А.И. Антонова от 10 апреля 1943 г. на имя начальника штаба фронта: «По данным Генерального штаба, армейские и фронтовые дороги на участках: Новый Оскол – Короча – Обоянь, Старый Оскол – Тим – Курск и др. находятся в трудно проходимом состоянии, а некоторые из них почти абсолютно непроходимы. В районе Старого Оскола и Тима большое количество неубранных человеческих и конских трупов, что может привести к заражению источников и распространению эпидемических заболеваний. В этих же районах большое количество разбитых танков, автомашин, снарядов и мин. Прошу проверить и принять срочные меры по устранению указанных фактов. Об исполнении донести». Даже в последние недели оккупации местное население занималось расчисткой дорог, но после отхода германских войск на отдельных участках они были заминированы, мосты взорваны, а затем пришла распутица и дороги превратились в непроходимые направления. Сбор трупов проводился и раньше, но только в селах, у колодцев и родников, т. к. транспорта не хватало, да и возникала проблема с их захоронением – земля была еще скована морозом. После получения директивы Генштаба эта работа была развернута уже на ином уровне. В частях начали формироваться похоронные команды, которым придавались транспорт и группы подрывников для подготовки братских могил. Инженерные части приступили к расчистке дорог и заготовке пиломатериала, а подразделения сборных пунктов аварийных машин из передвижных рембаз выдвинулись в поля для инвентаризации подбитой техники и организации ее эвакуации.
На начальном этапе фортификационных работ (март – апрель) командование армий обоих фронтов руководствовалось документом под названием «Краткие указания по устройству полевых оборонительных рубежей и очередности их строительства» (далее «Краткие указания»), который был утвержден начальником инженерных войск Красной Армии генерал-майором М.П. Воробьевым в марте 1943 г. и тогда же направлен в войска.
Н.Ф. Ватутин приказ № 0087/оп об инженерном оборудовании полосы обороны фронта подписал 27 марта, т. е. в момент, когда весна уже вошла в свои права и вся центральная часть советско-германского фронта «утонула» в непролазной грязи. Поэтому строительство рубежей, как и требовали «Краткие указания», было разделено на две части – первую и вторую очереди. К первой было отнесено возведение самого необходимого для отражения возможного удара противника:
«а) минирование основных танкоопасных направлений и подготовка мостов к взрыву по всей глубине обороны с максимальным использованием трофейных мин, ВВ, артснарядов и авиабомб;
б) устройство траншей с основными и запасными огневыми стрелковыми и пулеметными позициями и позициями ПТР с расчисткой обзора и обстрела;
в) оборудование основных и запасных позиций для артиллерии и минометов с простейшими укрытиями для расчетов и матчасти;
г) устройство противопехотных препятствий перед передним краем;
д) оборудование КП;
е) ДЗОТы на переднем крае для основных огневых средств;
ж) колонные пути и колейные дороги, обеспечивающие подвоз в войсковом звене в период распутицы».
Сроки исполнения в приказе были установлены жесткие, этого требовала крайне сложная оперативная обстановка. Работы было необходимо завершить:
– на главной полосе – до 5 апреля,
– на второй, на главных направлениях – до 5 апреля, все – до 15 апреля,
– на промежуточных рубежах – до 5 апреля,
– на тыловой армейской полосе и отсечных позициях к 15 апреля,
– на первом фронтовом рубеже, на главных направлениях до 15 апреля, все – до 25 апреля.
Ко второй очереди было отнесено оборудование:
«а) ложных позиций и районов;
б) подбрустверных блиндажей, убежищ, землянок;
в) дополнительных позиций для всех огневых средств;
г) развитие ходов сообщения в глубину и по фронту;
д) усовершенствование траншей, окопов и огневых позиций артиллерии и минометов, бойницы, ниши, водоотвод, одежда крутостей;
е) устройство противопехотных препятствий в глубине обороны и на флангах батальонных районов и опорных пунктов;
ж) устройство ДЗОТов для основных огневых средств в глубине обороны».
Однако из-за ряда крупных проблем, о которых скажу ниже, эти усилия не могли и не достигли требуемых результатов. Поэтому не только первые мероприятия по укреплению занятой территории в инженерном отношении, но и полномасштабное строительство батальонных районов было разделено на две очереди. Ключевым при делении работ являлось требование «тактико-фортификационная законченность и достижение определенной степени боеготовности батальонного района в результате окончания работ по каждой очереди». Особенно ответственным был начальный этап первого периода, в ходе которого укреплялась территория перед главной полосой (предполье, нейтральная зона) и строились на ней позиции взводов первого эшелона будущего батрайона. В перечень того, что предстояло возвести в это время, входили: минные поля (всех типов) и противотанковые препятствия на ключевых направлениях, сооружения для огневых точек, командные пункты, одна линия траншей с ходами сообщения, одно убежище для личного состава на один опорный пункт. И все это должно строиться как можно быстро, от этого зависела прочность занятого рубежа, которая росла с той же скоростью, что и шли фортификационные работы и подходило пополнение в подразделения первой линии.
Однако в первой половине апреля оборудование армейских полос по всей Курской дуге шло крайне медленно. И на Воронежском фронте (в том числе и в 6-й гв. А) работы первой очереди к 25 апреля в запланированных объемах в большинстве своем не были выполнены. Основных причин этого было три, и все они объективные.
Во-первых, основная фаза распутицы завершилась лишь к 16–17 апреля, до этого момента земляные работы и минирование вести было очень трудно.
Во-вторых, вплоть до начала мая фронт не имел необходимого количества мин, колючей проволоки и взрывчатых веществ. Из-за этого в конце марта и весь апрель в основном устанавливались мины, снятые и привезенные со старых рубежей (Донской оборонительный рубеж), и трофейные артиллерийские снаряды, переделанные в фугасы. Вот, например, как складывалась ситуация с минированием в 6-й гв. А. К вечеру 29 марта ее части уложили в своей полосе всего 2500 противотанковых мин. А чтобы прикрыть хотя бы передний край, ей не хватало 13 000 ПТМ. Противопехотных мин в армии не было вообще, их минимальная потребность составляла 8000 шт.. 8 апреля Н.Ф. Ватутин сообщил И.М. Чистякову, что специально для него по железной дороге перебрасываются 12 000 ПТМ, 18 000 ППМ, 6500 больших и 8000 малых лопат. Пока же генерал армии предложил в качестве противотанкового резерва 27-й батальон собак – истребителей танков. Командарм не раздумывая сразу же согласился, обстановка заставляла с готовностью принимать и эти крохи. Обещанное же инженерное имущество подошло лишь во второй половине апреля. Поэтому сплошное минирование и серьезное укрепление танкоопасных направлений армии начали лишь с мая.
В-третьих, инженерные подразделения и дивизионного, и армейского подчинения не были полностью укомплектованы людьми, что заметно снижало их возможности и скорость работы. Кроме того, они задействовались на расчистке местности и восстановлении транспортной инфраструктуры (мостов, переходов, заготовке стройматериалов). Личный состав стрелковых дивизий активно занимался строительством, но после зимних боев их части были малочисленными, красноармейцы изможденными из-за нехватки продовольствия и витаминов, а пополнение еще не поступило. Командование армий, в частности 6-й гвардейской, стремясь выдержать план строительства хотя бы на главной полосе, направляло часть личного состава дивизий второго эшелона на помощь впередистоящим соединениям. Например, даже в первой половине мая 1500 человек из 51-й гв. сд работали в 52-й гв. сд на оборудовании ПТ-рва.
Местное же население со второй половины апреля привлекать в помощь войскам было запрещено, оно занималось возделыванием полей и посевом, будущий урожай должен был обеспечить продовольствием и тыл, и войска фронта. Именно в силу этих причин в первой половине апреля достичь значительных объемов строительства было невозможно.
Определенное отрицательное влияние на темпы фортификационных работ (хотя и не столь значительное, как проблемы, перечисленные выше) оказывало присутствие на местности, где проходили армейские полосы, значительного числа гражданского населения (несколько десятков тысяч человек). 25 апреля решением Ставки ВГК была уточнена 25-км тактическая полоса Воронежского фронта, из которой его было необходимо выселить. Делалось это по трем главным соображениям. Во-первых, ведение активных боевых действий предполагалось на всю глубину полосы, поэтому, чтобы сохранить жизнь оставшимся в селах детям, женщинам и старикам, их и эвакуировали в тыл. Во-вторых, это было необходимо для пресечения разведывательно-диверсионной деятельности спецгрупп абвера и предотвращения ими сбора данных о состоянии обороны и мест сосредоточения войск. В-третьих, на главной полосе Воронежского фронта все населенные пункты планировалось подготовить к круговой обороне, в их строениях, а также в машинно-тракторных станциях, располагавшихся обычно на окраинах, предстояло оборудовать огневые точки, а подвалы и корнехранилища подготовить для складирования боеприпасов и продовольствия. Но пока в них жили люди, войска не могли приступать к этой работе. Официальные же документы по отселению поступили, в частности в штаб 6-й гв. А, лишь в последних числах апреля, а эвакуация продолжалась весь май и даже часть июня.
Кроме того, было немало и субъективных причин, негативно влиявших на ход строительства, одна из главных – штабы армий и дивизий планы инженерного укрепления своих рубежей разрабатывали с большой раскачкой. Из-за волокиты и безответственности некоторых высокопоставленных офицеров войска в это время не получали самого необходимого для работы. Ощущалась нехватка инструмента (лопат, кирок, пил и топоров), не велся должный контроль со стороны штабов за работой командиров тактического звена по выбору позиций для своих подразделений, размещения важных инженерных заграждений и огневых точек. После начала систематических выездов офицеров штаба фронта и специально назначенных командиров в войска с середины апреля его командованию стало ясно, что, если ситуацию быстро не изменить, создать систему обороны в запланированных масштабах и отведенные сроки не удастся. Поэтому уже 20 апреля Н.Ф. Ватутин подписал приказ, в котором вскрывались выявленные недостатки, устанавливалось время для их устранения и развертывания по-настоящему масштабного оборонительного строительства.
Наряду с минированием, первым мероприятием войск Воронежского фронта по укреплению главной армейской полосы в конце марта стало оборудование постов боевого охранения и передовых отрядов дивизий первого эшелона. Они выставлялись во всех армиях, но только перед главной полосой, за исключением 7-й гв. А, где передовая линия проходила по реке Северский Донец, а первые траншеи по его левому берегу. Позиции БО выдвигались на 1–2 км вперед от главной полосы. Они готовились к круговой обороне, подходы к ним частично или полностью минировали противопехотными минами. В 6-й гв. А в одной дивизии, как правило, выставлялись 7–8 постов, каждый от 1 до 3 стрелковых взводов, усиленных тяжелым вооружением. Общее количество личного состава, привлекавшееся для БО и ПО в одном соединении, колебалось от 240 до 400 красноармейцев и младших командиров. Численность личного состава поста была разной и зависела от места его расположения: например, в 52-й гв. сд она колебалась от 21 до 96 человек, а в 37-й сд – от 15 до 50. В качестве усиления им придавались 1–2 станковых пулемета «максим», от 2 до 11 ручных ДП-27, 1–2 50-мм миномета, на танкоопасных участках – 2–4 орудия 45-мм ПТО и даже ПА или 82-мм миномет.
Предполье перед всей главной полосой Воронежского фронта оборудовать было невозможно. В ходе мартовских боев между передним краем германских и советских войск существенные разрывы (до 6–7 км) образовались лишь в 38-й и 6-й гв. А. Именно в этих местах и было решено создать сильные узлы сопротивления – передовые отряды. В армии Чистякова они располагались на расстоянии 2–3 км от первой траншеи главной полосы, в оставленных селах, хуторах и на господствующих высотах. Как правило, это был усиленный стрелковый батальон (например, в 52-й гв. сд их численность колебалась от 420 до 472 чел.). К началу боев в 6-й гв. А их насчитывалось пять: в Бутово (67-я гв. сд), Драгунское (67-я гв. сд), у отметки «к. Стрелецкое» (52-я гв. сд), в 500 м южнее Яхонтова (52-я гв. сд) и в 1 км южнее с. Черная Поляна (375-я сд). Важной отрицательной особенностью ПО являлось отсутствие локтевой и огневой связи между собой и постами БО, которые располагались обычно уступом сзади от ПО на расстоянии от 1 до 2 км. Причем в ряде случаев БО тоже не имели огневой связи между собой. Это обстоятельство часто являлось причиной их гибели в период подготовки к Курской битве. 9 июня 1943 г. старший офицер Генштаба при штабе Воронежского фронта докладывал: «Промежутки между взводными опорными пунктами боевого охранения в большинстве случаев никем не охраняются, в результате чего 18 мая на участке 71-й гв. сд противник, просочившись в промежутки между боевыми охранениями, перерезал связь БО с батальоном, уничтожил большую часть БО и увел в плен 7 человек. Патрулирование перед фронтом БО в промежутках между ними и главной полосы обороны не организовано. Дерево-земляные сооружения в опорных пунктах БО не обеспечивают личного состава от поражения. Узкие щели и бомбоубежища для укрытия пехоты в траншеях отсутствуют, в результате чего прямым попаданием одного снаряда 23 мая уничтожено 5 человек БО 210-го гв. сп 71-й гв. сд. Промежутки между взводными БО не минированы, проволочные заграждения и МЗП в промежутках отсутствуют, не все БО обеспечены противотанковыми и противопехотными препятствиями и минными полями с фронта».
Кроме того, сначала не везде готовились запасные позиции для постов БО, их личный состав не получал четких и ясных инструкций о путях отхода, мало выделялось боеприпасов (на винтовку 100–150 патронов, на пулемет 3–6 дисков, на миномет – мин на 30 минут боя). Все это могло, и в ряде случаев приводило к полному или частичному уничтожению личного состава поста артогнем, а в случае нападения численно превосходящего противника последний на плечах отходившего БО врывался в главную полосу обороны. Ряд из этих недочетов к началу июля будет устранен, и посты БО в основном справятся с поставленными перед ними задачами по всему фронту 6-й гв. А. Этому будет способствовать в основном правильно разработанная система их поддержки артогнем. В одной дивизии для прикрытия выделялись в среднем 4–6 батарей на пост БО и до 2 дивизионов – на ПО. Позиции их орудий обычно располагались в 1–2 км от переднего края главной полосы, вместе с тем готовились и запасные ОП непосредственно на переднем крае, в том числе и для «катюш». К июлю разведке 4-й ТА удастся установить не только места расположения ПО и БО, но и их боевой состав, однако ее штаб даст им неверную оценку, решив, что это первая позиция главной полосы 6-й гв. А. Именно с захвата постов БО и ПО 71-й гв. и 67-й гв. сд 4 июля 1943 г. войска Гота, по сути, приступят к реализации плана «Цитадель».
За линией постов БО и ПО шли три армейские полосы, на которых располагались главные силы (стрелковые дивизии, танковые и артсредства пяти общевойсковых армий) Воронежского фронта, это была основная часть его системы обороны. Перед первой линией траншей главной полосы вместе со сплошными минными полями были построены три линии колючей проволоки. Они использовались и как противопехотное средство, и как довольно эффективная сигнализация, особенно в ночное время. На проволочных нитях в разных местах развешивались различные металлические предметы: банки из-под консервов, пробитые котелки, гильзы и т. д. При попытке пройти через заграждение или снять его эти «колокольчики» издавали звон, сообщая дежурившим круглые сутки в «секретах» пулеметчикам о намерении противника.
Армейские полосы представляли собой батальонные районы, плотно выстроенные в цепочку, внутри которых находились опорные пункты (или узлы обороны), состоявшие из ротных районов, позиций батальонного резерва и средств усиления. Все опорные пункты приспосабливались к круговой противопехотной и противотанковой обороне. Стрелковые роты, согласно «Кратким указаниям», должны были готовить позиции (ротный район) на участке до 700 м по фронту и до 700 м в глубину, но на практике из-за нехватки сил в дивизиях этот показатель выдерживался далеко не всегда, как правило, рота получала для обороны большую территорию. Из-за этого не соответствовали нормам, установленным командованием инженерных войск, и батрайоны, даже на главной полосе. Например, в 6-й гв. А они имели протяженность в среднем 2–3,5 км по фронту и от 800 м до 1 км в глубину, хотя их фронт не должен был превышать 2 км. В каждом ротном районе (с учетом рельефа местности) выделялся один взводный опорный пункт, который имел важное тактическое значение и готовился для особо упорного сопротивления. Он являлся главным опорным пунктом роты. Два-три батальонных района, расположенные, как правило, в один, реже в два эшелона, сводились в полковые участки (4–7 км по фронту и 3–4 км в глубину), и к ним добавлялись позиции полкового резерва: стрелковая рота, рота автоматчиков, взвод ПТР, саперные подразделения. Три участка стрелковых полков составляли полосу обороны дивизии.
Стрелковые дивизии со средствами усиления на главной полосе фронта имели среднюю глубину обороны 6–7 км, что соответствовало требованиям боевых уставов пехоты. Общевойсковой резерв комдива составляли учебный батальон и спецчасти, которые обычно располагались на подготовленных позициях в 3–4 км от переднего края (на вероятных направлениях удара противника). На танкоопасных направлениях, в первую очередь в 6-й гв. А, к началу боя командиры ряда дивизий, в том числе 67-й гв. и 52-й гв. сд, получили спецрезервы: истребительно-противотанковые и танковые полки НПП, самоходно-артиллерийские полки, дивизионы тяжелой гаубичной артиллерии, зенитные полки и даже дивизионы РС («катюш»). За два года войны столь серьезное усиление соединениям первого эшелона было выделено впервые. «Исходя из рельефа местности и его тактической оценки, – докладывал в начале июня представитель Генштаба полковник М.Н. Костин о положении в 6-й гв. А, – передний край главной полосы обороны выбран правильно, за исключением некоторых участков. Извилистость рубежа, по которому проходит передний край, создает естественные огневые мешки и имеет благоприятные условия для создания косоприцельного фланкирующего и перекрестного огня».
Вместе с тем система главной полосы 6-й гв. А имела еще один существенный недостаток. Кроме уже отмечавшегося превышения размеров ротных и батальонных участков, все дивизии, удерживавшие ее, располагались в один эшелон, т. е. позиции всех трех их стрелковых полков были вытянуты в одну линию. В таких условиях сдерживать противника продолжительное время, особенно его танковые группы, они были не в состоянии. Это решение принималось под давлением объективных проблем: из-за нехватки сил фронт был вынужден нарезать полосы дивизиям больше, чем положено по уставу (14–15 км вместо 12 км), поэтому их полки обороняли участки протяженностью в среднем до 5–6 км. Что касается 52-й гв. сд, которая находилась на главном танкоопасном направлении, то ее полки «вытянуть в ниточку» Н.Ф. Ватутин приказал сознательно, чтобы именно у Обоянского шоссе втянуть главные силы ударной группировки немцев в подготовленный «капкан», о котором подробно смотри мою книгу «Курск-43. Как готовилась битва „титанов“».
Вторая армейская полоса, в зависимости от начертания, проходила в 10–15 км от переднего края главной. Ее занимали войска все тех же четырех армий первого стратегического эшелона фронта (на 38-ю А приходилось 54 км, 40-ю А – 46 км, 6-ю гв. А – 60 км и 7-ю гв. А – 46 км), но их количество существенно отличалось: в 38-й А – только 37-я сбр и бригада учебных батальонов (правый фланг, рубеж: Викторовка – Махновка), в 40-й А танкоопасное направление Грайворон – Белое прикрывали две дивизии и одна иптабр, в 6-й гв. А – 90-я гв., 51-я гв., 89-я гв. сд, 27-я и 28-я иптабр, а также 227-й сп 183-й сд 69-й А (участок Воловуевка, Сажное, /иск./ Кривцово, Клейменово), в 7-й гв. А – три дивизии и одна иптабр. Каждая из дивизий второго эшелона обороняла фронт протяженностью от 15 до 25 км, в зависимости от важности направления и условий местности. Наибольшая плотность войск была создана в 7-й гв. и 6-й гв. А, к началу Курской битвы в последней протяженность дивизионных участков составляла 14–23 км, глубина – 5–6 км.
Из-за отсутствия достаточного количества сил в армии, с целью усиления дивизии первого эшелона И.М. Чистяков, с разрешения Н.Ф. Ватутина, каждой из них выделил общевойсковой резерв – по два стрелковых батальона за счет трех дивизий, занимавших вторую полосу, а из 90-й гв. сд вывел в 67-ю гв. сд еще и часть ее артполка. Это, безусловно, усилило первый эшелон, но существенно снизило укрепленность второго, т. к. находившиеся здесь 51-я гв., 89-я гв. и 90-я гв. сд не имели серьезных средств усиления, потому что Военный совет фронта был вынужден отдать приказ о выводе на вторую полосу армии Чистякова всю 1-ю ТА, стоявшую в тылу, на Обоянском направлении. Это решение было принято после утверждения плана Курской оборонительной операции в Кремле, когда стало ясно, что сил 6-й гв. А для удержания своей полосы, которая с большой вероятностью станет местом главных событий, не хватает и Ставка передаст 26 апреля 1-ю ТА в распоряжение Н.Ф. Ватутина, которая до этого момента находилась в прямом подчинении Ставки в качестве ее подвижного резерва.
Первые две полосы армий Воронежского фронта составляли тактическую зону их обороны. Она имела наиболее развитую систему траншей, ходов сообщения, огневых позиций и других инженерных сооружений и заграждений. Впервые за годы войны глубина этой зоны составила 15–20 км. На главной полосе находилась большая часть сил и средств и дивизий, и корпусов первого эшелона. В отчете инженерных войск фронта о состоянии его обороны к началу июля 1943 г. отмечалось: «Передний край главной полосы обороны в своем большинстве проходит по естественному рубежу (6-я гв. А), имея перед собой частью заболоченные, частью сухие с широкими долинами лощины, за исключением отдельных участков (7-й гв. А и правого фланга 38-й А), где передний край проходит по ровной местности. Расположение войск второй оборонительной полосы (в 6-й гв., в 40-й А и 7-й гв. А) такое, как и в главной полосе обороны, с той лишь разницей, что дивизии не имели ПО и соприкосновения с противником. Они имели большую возможность совершенствования обороны, поэтому сеть траншей, окопов и других сооружений развита больше. Здесь имеются выносные окопы на стрелковые пулеметные отделения, а также районы обороны взводов рот и даже батальонов, принимает более выраженный характер с наличием опорных пунктов и узлов сопротивления (90-я гв. и 51-я гв. сд). Обзор и обстрел аналогичен с передним краем главной полосы».
Третью армейскую полосу готовили лишь войска 40-й и 6-й гв. А, в 7-й гв. А и на левом крыле 6-й гв. А их тыловые полосы являлись главной полосой 69-й А, которая составляла второй эшелон фронта. В 40-й А она проходила от р. Псел по линии: Пены, Вышние Пены, и ее левая оконечность на участке с. Венгеровка подходила ко второй полосе 6-й гв. А, создавая как бы отсечный рубеж для 6-й гв. А. Всю тыловую полосу 40-й А занимала одна 184-я сд.
При выборе местности для строительства всех трех полос особое внимание уделялось естественным танконедоступным преградам (долинам мелких рек, заболоченным балкам и т. п.), которые в сочетании с инженерными заграждениями и сооружениями могли усилить оборону. Так, например, река Псел на разных участках имела ширину от 30 до 40 м, глубину 2,5–3,5 м и широкую заболоченную пойму, поэтому являлась существенным препятствием для бронетехники, особенно после дождей. Кроме того, ее правый берег был обрывистым, заметно выше левого, поэтому с него хорошо просматривались не только подходы к реке, но и часть второй полосы. Стремясь использовать это препятствие, командование фронтом решило оттянуть тыловую полосу 6-й гв. А на значительную глубину (до 15 км) от переднего края второй полосы, чтобы позиции третьей полосы проходили по правому берегу реки. Хотя было понятно – это решение потребует новых усилий и затрат, т. к. будет необходимо создать промежуточный рубеж: Картамышевка, Ивня, Курасовка, Шипь (впоследствии начертание его было несколько изменено), иначе большой участок не будет оборудован для обороны. В отчете по итогам летних боев под Курском офицер Генштаба при штабе 6-й гв. А подполковник Шамов писал: «Третий (тыловой) армейский оборонительный рубеж, состоявший из 36 батальонных районов, возведен инженерными батальонами и местным населением в полном соответствии с БУП-42. Кроме того, между второй и третьей оборонительными полосами армии были подготовлены армейский промежуточный рубеж и ряд отсечных позиций, работы по оборудованию которых были произведены до начала операции на 77 %».
69-я А, как уже отмечалось, находилась во втором эшелоне, ее полоса обороны проходила от р. Псел у с. Васильевка до левой границы Воронежского фронта в районе Ефремовки и имела протяженность 120 км. На ней были развернуты пять дивизий в один эшелон, т. е. на одно соединение в среднем приходилось 22–28 км (в зависимости от значимости направления), что примерно в 2 раза больше нормы. Кроме того, к началу июля 1943 г. степень готовности сооружений и заграждений ее полосы составляла примерно 65 % от плана. Однако командование фронтом кардинально изменить ситуацию было не в состоянии, сил для этого не имело. Да и приказ Москвы был однозначным: дальше второй армейской полосы противник пройти не должен. Это обстоятельство станет одной из причин того, что советские войска (в первую очередь подходившие резервы Ставки) на третьей полосе будут нести значительные потери и на отдельных участках не смогут удержать свои позиции, хотя теоретически силы у них для этого будут.
При строительстве батальонных районов на всех армейских полосах основные усилия направлялись на возведение их главных объектов: сооружения для огневых средств, противотанковые и противопехотные препятствия перед передним краем и на флангах, КП, траншеи, ходы сообщения и убежища для личного состава. Как правило, первая линия траншей главной полосы занималась автоматчиками и истребителями танков. Поэтому основными огневыми сооружениями на ней были противоосколочные гнезда для стрелков, а для пулеметов – дерево-земляные огневые точки (легкого и усиленного типа), которые располагались обычно во второй линии траншей. Согласно «Кратким указаниям», расположение ДОТов и ДЗОТов должно было удовлетворять трем основным требованиям:
«1. Использование всех огневых средств батальона в борьбе за передний край и для создания перед ним косоприцельного и перекрестного огня в полосе шириной 400 м.
2. Фланкирования и прострела всех подходов к препятствиям (сооружениям) при расположении самих огневых средств в этих препятствиях.
3. Возможность организации флангового и косоприцельного огня и в глубине обороны».
К началу июля 1943 г. на главной полосе 6-й гв. А было оборудовано в среднем по 6-7 ДЗОТов на 1 км фронта. Они представляли собой деревянный сруб размером 2×2 м, почти полностью заглубленный в землю, накрытый несколькими накатами бревен диаметром 12-15 см с прослойкой земли между накатами. В зависимости от количества накатов они делились на легкие и усиленные. Передняя стенка, где располагалась амбразура, делалась двойной, а между ее бревнами тоже засыпалась земля. Обычно такие огневые точки готовились под станковые пулеметы (реже ручные) на труднодоступных высотках или в складках местности с целью перекрыть огнем определенный участок или усилить огонь стрелковых подразделений, располагавшихся впереди.
Относительно много на главной полосе к началу боев войсками Чистякова было оборудовано выносных огневых позиций для пулеметов «максим». Они представляли собой открытые окопы с площадкой, располагавшиеся перед первой линией траншей на расстоянии 100–150 м, хорошо замаскированные от воздушного и наземного наблюдения и имевшие в качестве укрытий для номеров щели или блиндажи. Расчеты до начала общего наступления немцев себя не выдавали, вели лишь наблюдение, а пулеметчики менялись только ночью. Их основной задачей являлось: после перехода противника в общее наступление открыть внезапный фланговый или в крайнем случае фронтальный огонь и, нанеся ему большие потери, сорвать первую атаку.
Важнейшим показателем эффективности системы полевой обороны считалась плотность пехотного огня. К началу Курской битвы в войсках первого эшелона Воронежского фронта, в том числе и 6-й гв. А, теоретически этот показатель был довольно высоким: на один погонный метр в дивизиях на главном направлении 9–10 пуль в минуту, на второстепенных – 6–7 пуль. Однако из-за того, что батальонные, полковые и дивизионные резервы находились в глубине полос, возникала зона в 300–400 м с реальной плотностью огня перед передним краем на главном направлении 4–6 пуль, на второстепенном – 3–4. Это была существенная проблема, она заметно снижала прочность рубежа, но до начала Курской битвы исправить ситуацию не удастся. Этот фактор, наряду с уже отмеченными проблемами, окажет свое негативное влияние на ход боевых действий в первый день оборонительной операции.
Из всего перечисленного выше наиболее трудоемким стало строительство сети траншей, соединенных между собой ходами сообщения. Со второй половины апреля 1943 г. в советских руководящих документах прослеживается изменение взглядов на то, какими должны быть траншеи. Еще в марте в «Кратких указаниях» допускались их различные варианты по глубине: «Траншеи и ходы сообщения возводятся глубиной для движения согнувшись, а на участках второстепенного значения – для переползания….Если хода сообщения направлены примерно вдоль фронта и приспособлены к обороне, они называются траншеями». А в конце апреля – начале мая подход кардинально поменялся, поступил приказ: траншеи и ходы сообщения на всех армейских полосах должны быть в полный профиль. Кроме того, если раньше требовалось, чтобы после завершения работ второй очереди в батрайоне было не менее двух линий траншей, то теперь три и более: первая по переднему краю, вторая в 150–200 м от него, и т. д. Это будет одним из первых важных шагов к переходу от обычной к глубокоэшелонированной обороне. С этого момента командование фронтов на Курской дуге все усилия нижестоящих штабов будет направлять на их активное развитие и по фронту, и в глубину. Благодаря этому к началу боев «жиденькие» полосы с полупрофилем превратятся в густую сеть глубоких траншей и ходов сообщения, переплетенных между собой. К июлю на некоторых участках главной полосы (например, на участке 22-го гв. ск 6-й гв. А) будут вырыты 4 линии полнопрофильных траншей. Вторая линия, как и требовалось в «Кратких указаниях» (в зависимости от рельефа), находилась в 150–200 м от первой, расстояние между второй и третьей траншеями составляло 200–250 м, и между третьей и четвертой – 150–200 метров. Таким образом, траншейная сеть охватывала всю глубину ротных и батальонных районов. В системе траншей оборудовались специальные дополнительные укрытия для личного состава: щели, ниши, подбрустверные блиндажи (лисьи норы). В результате каждая стрелковая дивизия на главной полосе в среднем имела до 70 км траншей и ходов сообщения. Они станут и надежным укрытием от ударов артиллерии и авиации, и обеспечат быстрый и скрытный маневр пехоты по фронту и из глубины. Кроме того, разветвленная сеть затруднит немцам вскрытие системы огня.
Для того чтобы читатель представил, чем занимались войска Ватутина на первом этапе создания системы обороны, т. е. в середине весны 1943 г., какое место занимала в их повседневной жизни фортификационная работа и ее объем, процитирую доклад начальника штаба 22-го гв. ск 6-й гв. А полковника И.П. Нагаткина:
«Доношу, что за период 15–28.4.43 г. итоги боевых действий частей корпуса следующие:
1. Противник за период 15–28.4.43 г. активности не проявлял, вел редкий ружейно-пулеметный и периодический беспокоящий артминометный огонь по боевым порядкам передовых частей и производил окопные работы. На участке 219 гв. сп 71 гв. сд 18.4.43 г. предпринял разведку боем силой до двух рот, которая была отбита силами ПО. Авиация противника ежедневно производила разведполеты, частично с попутным бомбометанием.
…3. 71 гв. сд 18.4.43 г. в районе Новая Горянка были взяты документы у убитого солдата, принадлежащего к 11-й роте 678 пп 332 пд.
67 гв. сд в районе севернее Казацкое взят один пленный, который скончался, по документам установлена принадлежность к 6-й роте 2-го батальона 339 пп 167 пд. Из записной книжки видно, что данная дивизия сменила дивизию «Великая Германия» 22.3.43 г.
90 гв. сд за период 15–28.4.43 г. разведывательной деятельности не вела.
4. 71 гв. и 67 гв. сд провели сбор снайперов, пулеметчиков, расчетов ПТР. Проведены занятия с командирами полков, начальниками штабов полков, командирами батальонов, рот и взводов. С рядовым составом занятия по боевой подготовке проводились по 6 часов ежедневно, одновременно производились оборонительные работы.
90 гв. сд: проведены 12-дневные сборы заместителей командиров рот, 5-дневные сборы наблюдателей, 5-дневные сборы по подготовке расчетов ДШК, 5-дневные сборы ручных и станковых пулеметчиков, 4-дневные сборы командиров полков. До 24.4.43 г. личный состав дивизий работал на оборонительных сооружениях, с комсоставом проводились занятия по БУП, с 24.4 в четные дни проводились занятия по боевой подготовке, в нечетные дни продолжались оборонительные работы.
5. С 15 по 28.4.43 г. построено оборонительных сооружений:
Масштабные земляные работы проводились в течение всей весны и первого месяца лета с большим напряжением сил всего личного состава фронта и гражданского населения, проживавшего на этой территории. И.М. Чистяков вспоминал: «Итак, мы приступили к строительству своих оборонительных рубежей. Траншеи и ходы сообщения были глубокие – один метр семьдесят сантиметров, копали, строили блиндажи и укрытия, готовили позиции для огневых средств. Работы было много. Армия занимала 64 км по фронту, и по всему фронту можно было ожидать наступления; болот и лесов, так называемых пассивных участков, неудобных для наступления, здесь не имелось… Войска работали день и ночь. Причем особая сложность состояла в том, что на первых позициях бойцы копали в целях маскировки только в ночное время… Казалось бы, с марта по 1 июля накопано было много, но известно, что у работ на оборонительных рубежах начало есть, а конца не бывает. Когда же в конце июня мне позвонил командующий фронтом Н.Ф. Ватутин и спросил: „Ну как, закончили работу?“, я мог только ответить: „Конца-краю нет, роем, как кроты, день и ночь“». О размахе фортификационного строительства по всей полосе 6-й гв. А можно судить по следующим цифрам: здесь было отрыто более 700 км траншей, ходов сообщения и окопов, сооружено около 90 км противотанковых препятствий, установлено 110 км проволочных заграждений, переоборудовано и вновь построено около 100 мостов, свыше 1300 НП и КП, 6800 блиндажей, землянок и убежищ.
Ключевой особенностью обороны обоих фронтов, удерживавших Курский выступ, являлись ее противотанковый характер и организованность ее на всю армейскую глубину. Связано это было с ясным пониманием советским командованием, что главным средством для преодоления их рубежей противник изберет массированный удар бронетехникой. Основу системы составляли противотанковые опорные пункты (ПТОП), в которых главным средством борьбы с танками и штурмовыми орудиями должны были стать артиллерия и развитая система инженерных заграждений и препятствий. ПТОП представлял собой хорошо замаскированные огневые позиции на 6–12 орудий с широким сектором обстрела и таким же числом ПТР. От огня мотопехоты их расчеты прикрывались автоматчиками (до взвода). На наиболее опасных направлениях количество орудий увеличивалось до 30, а ПТР – до 32.
На Воронежском фронте ПТОПы, как правило, располагались в ротных или батальонных районах. Командовал таким пунктом командир истребительно-противотанкового (или артиллерийского) полка, но, как покажут июльские бои, это решение оказалось неудачным. За участок обороны отвечал командир стрелкового полка, но он не имел прямого влияния на командира ПТОПа. Командир иптап, в свою очередь, не всегда знал ситуацию на участке стрелковых частей и мог принимать решение лишь на основе визуальной оценки обстановки. Более удачно будет решена эта проблема на Центральном фронте. Там ПТОПы расположили на участках стрелковых полков и объединяли в противотанковые районы (ПТОР). Их комендантом назначался командир стрелкового полка, а его заместителем командир артполка.
На главной полосе 6-й гв. А в начале Курской битвы было создано 20 ПТОПов, в том числе шесть (№ 1–6) в полосе 71-й гв. сд, четыре (№ 7–10) – в 67-й гв. сд, столько же (№ 11–14) – в 52-й гв. сд и три (№ 15–17) – в 375-й сд. На ее второй полосе их было 11. А в районе Васильевка, Коровино, Черкасское, Каменный Лог, Козьмо-Демьяновка, Шопино, Хохлово и Дальняя Игуменка были оборудованы ПТОРы, которые находились в прямом подчинении командиров дивизий.
Огонь ПТОПов усиливали гаубичные полки и дивизионы, расположенные на закрытых огневых позициях. На танкоопасных направлениях предусматривалось ведение подвижного и неподвижного заградительного огня (ПЗО и НЗО), который позволял сбивать темп общего наступления противника. Он не только расстраивал боевые порядки атакующих, но, прежде всего, отсекал мотопехоту от танков и наносил ей значительные потери. Лишенные поддержки пехоты, экипажи танков обычно прекращали атаку или отводили машины на безопасное расстояние и, используя возможности орудий и прицелов, начинали вести методичный огонь с дистанции 1000–1200 м по позициям артиллерии. Вместе с тем вся гаубичная и пушечная артиллерия готовила рубежи и позиции для ведения огня по танкам прямой наводкой. Количество орудий и минометов в армиях Воронежского фронта на 4 июля 1943 г. приведено в таблице № 3 (в ее основе – данные из отчета штаба артиллерии фронта).
Все позиции ПТОПов (основные, запасные и ложные) оборудовались только личным составом батарей. Поэтому в ходе подготовки к боям не только пехоте, но и артиллеристам пришлось перелопатить не одну тонну родной земли. Приведу выдержку из диалога писателя К.М. Симонова с бывшим командиром противотанкового орудия кавалером трех орденов «Слава» М.П. Бадигиным во время съемок многосерийного документального фильма «Солдатские мемуары»:
«Бадигин: Самое трудное на войне – это труд, подчас физически изнуряющий труд, прежде чем тебе придется воевать, идти в атаку… Это даже легче подчас, чем вот этот труд. По расчетам, скажем, чтобы 45-мм пушку окопать, надо около тридцати кубов земли вынуть, а 76-мм – уже пятьдесят шесть кубов. Если по мирным расчетам, это два дня работы. А без расчета – надо было успевать к утру. Вот таким образом.
ТАБЛИЦА № З. Количество артиллерийских орудий, минометов и противотанковых ружей на Воронежском фронте по состоянию на 4 июля 1943 г.
Симонов: И сколько человек занимали на это?
Бадигин: Семь человек – для 76-мм пушки и шесть – для 45-миллиметровой. На одного человека всего-то разница, но копать надо больше в два раза. Копали столько, сколько десяткам людей, может, не придется за всю жизнь перекопать земли… Такое, скажем: встали на огневую позицию, командующий, например, решил сместить на километр вправо. Опять надо копать, пятьдесят шесть кубов земли выбрасывать. Не успел докопать – говорят: влево пять километров. Снова копать. И вот иногда перебрасывают так полмесяца – и копаешь… Просто уже и морально, и физически выдыхается солдат, выдыхается, не может. Но тем не менее задачи стоят, это война. Не окопался – это гибель. Значит, находили в себе все-таки силы и копали. И знаете, ведь только окопавшись, можно было рассчитывать на победу на своем участке. Не окопался – долго не продержишься. Тебя сметет вихрь.
Сначала, как правило, роются ровики для укрытия, а потом только – площадка под орудие. Стоит только два штыка вырыть, ты уже можешь лечь, в землю спрятаться – тут уже не опасно. И правило такое было – никем не заведено, но мы его твердо выполняли: ровик отроешь обязательно на том месте, если такое место есть, где след мины или снаряда разорвавшегося. Потому что мы сами, артиллеристы, знаем, что дважды в одно место снаряд исключительно редко попадает. Поэтому каждый облюбовывает место и там ровик делает, где оставил след немецкий снаряд. Тогда надежно можешь себя чувствовать».
9 июня 1943 г. полковник Костин докладывал в Москву о состоянии артиллерийского обеспечения главной полосы Воронежского фронта: «Артпозиции в большинстве своем расположены хорошо, дают возможность быстрого маневра огнем и колесами. Расположение артпозиций глубоко эшелонировано, на переднем крае в ПТОПах расположены 45-мм орудия, 76-мм полковой артиллерии (ПА) и частично 76-мм дивизионной артиллерии (ДА), как правило, на открытых позициях. За ПТОПами расположена дивизионная артиллерия и приданные для усиления артчасти, имеющие запасные огневые позиции для выдвижения вперед и назад. За ДА расположена дальнобойная крупнокалиберная артиллерия. Общая глубина эшелонирования артиллерии достигает 15 км.
Артиллерия имеет хорошо оборудованные и замаскированные огневые позиции, блиндажи и щели для личного состава. Артиллерийские огневые позиции (ОП) имеют прикрытие, состоящее из стрелковых частей и автоматчиков, а также прикрытие расчетами противотанковых ружей, но недостаточно обеспечены искусственными противотанковыми и противопехотными препятствиями.
Как правило, стрелковые дивизии имеют кочующие батареи, которые ведут огонь по заранее разработанному плану. В полосе каждой дивизии имеются 10–15 ложных ОП, на некоторых из них производится имитация, вызывающая огонь противника. Огни, репера и рубежи артиллерии пристреляны, и имеются схемы огней и таблицы вызова огня… Наибольшая насыщенность огневыми средствами падает на 7-ю гв. и 6-ю гв. армии, которые расположены на наиболее вероятных направлениях действий противника».
Из перечня основных искусственных противотанковых препятствий, которые применялись в Красной Армии, к началу июля 1943 г. на армейских полосах Воронежского фронта были возведены все (ров, эскарпы, брустверные контрэскарпы, заболачивание местности, завалы и «волчьи ямы»), кроме бетонных надолбов и обводнения. Жесткую увязку их с минными полями и огнем всех видов вооружения советское командование рассматривало и как наиболее эффективный способ срыва вражеских атак, и оптимальную форму истребления, прежде всего танков, в системе оборонительных позиций. Одновременно минно-взрывные заграждения были тесно увязаны с естественными преградами. Для этого до начала боев проводилась масштабная работа не только по их массовой установке перед передним краем главной полосы и перехвату танкопроходимых направлений в глубине обороны, но и создавались поля со спецтехникой (управляемые) на всех удобных участках и, прежде всего, в районах крупных дорог, в частности полностью была «нафарширована» ими трасса Белгород – Обоянь, а также участок дороги Томаровка – Быковка, занятый советскими войсками.
Однако из всей номенклатуры минно-взрывных заграждений наиболее эффективными считались глубокие минные поля. Их особенностью являлись относительная дешевизна и простота в эксплуатации. При прорыве рубежа «тихая смерть», как именовали мины экипажи танков, давала обороняющимся жизненно важное время для перегруппировки сил и подтягивания тактических резервов. К июлю 1943 г. в полосе фронта впервые за годы войны плотность мин на танкоопасных направлениях достигла 1400–1600 единиц на 1 км. При их установке учитывался прежний опыт, в том числе и неудачный. Например, такой: минные поля в глубине обороны более эффективны, чем перед передним краем главной полосы: на один подорвавшийся танк на переднем крае приходилось примерно 350–400 заранее выставленных ПТМ, а в глубине эта цифра уменьшалась до 150 и даже 120. Такая разница объяснялась тем, что минирование на второй и третьей полосах происходило уже на выявленных направлениях наступления неприятеля. Поэтому сплошное минирование применялось лишь на первых двух армейских полосах (на второй только танкопроходимая местность), на тыловой – мины (без взрывателей) ставились лишь на наиболее вероятном направлении движения бронетехники неприятеля. Остальная территория была подготовлена для их установки, а сами мины находились не в лунках, а хранились в специальных нишах – складах, расположенных в поле.
Кроме штатных мин в полосе Воронежского фронта широко применялись и минно-огнефугасы. Особенность этого средства была в том, что при его взрыве противник уничтожался не только осколками и ударной волной, но и сильным пламенем. МОФ представлял собой ящик, заполненный бутылками с зажигательной смесью. В центр под деревянной крышкой устанавливалась ППМ. Ящик хотя и маскировался дерном, но закапывался в землю не полностью, чтобы даже незначительный нажим на крышку вызывал взрыв мины, а затем и смеси, находящейся в бутылках. Возникавший столб огня и осколков в сочетании с ударной волной уничтожал живую силу и технику в радиусе до 40 м. На личный состав противника это производило удручающее впечатление, вызывало моральную подавленность. И что очень важно для оборонявшихся, минное поле, усиленное МОФ-ми, при хорошей маскировке не поддавалось разминированию, поэтому являлось надежным и эффективным средством борьбы.
Основная работа по созданию сплошной линии инженерных заграждений перед главной полосой во всех армиях фронта началась в мае, когда стали поступать большие партии мин. К началу Курской битвы план минирования участков главной и второй полос был полностью выполнен, а на третьей работы продолжались. Данные о числе установленных мин и фугасов по армиям на 5 июля 1943 г. приведены в таблице № 4.
ТАБЛИЦА № 4. Количество установленных мин в армиях первого эшелона Воронежского фронта по состоянию на 5 июля 1943 г.
Учитывая значение, которое командование фронтом придавало полосе армии Чистякова, здесь минирование весь подготовительный период велось особенно интенсивно и его график жестко контролировался. Причем, предполагая, что немцы для прорыва обороны армии будут вводить одновременно значительное число бронетехники, упор делался именно на глубокие поля ПТМ и фугасы. По их количеству полоса 6-й гв. А заметно выделялась среди остальных объединений фронта. В отчете ее штаба отмечается: «Армейские инженерные части в апреле – мае в основном были заняты постройкой, ремонтом и усилением мостов, поддерживали в проезжем состоянии дороги, строили командные и наблюдательные пункты для штаба армии и командиров соединений корпусного звена, помогали дивизионным саперам в минировании главной полосы обороны, несли службу подвижного противотанкового резерва, имея в каждом батальоне по одной инженерной роте и 600 мин на автомашинах. С окончанием распутицы они усилили помощь войскам в установке взрывных заграждений. Инженерные части РВГК выполняли аналогичные задачи в оперативной глубине и использовались главным образом на строительстве дорог и мостов, вели подготовительные работы по созданию сети оперативных заграждений, минировали и охраняли мосты, а частью сил помогали войсковым саперам в минировании. По одной роте от каждого батальона находилось в подвижном противотанковом резерве».
В полосе 6-й гв. А, единственной во фронте, для неприятеля был приготовлен особый «сюрприз»: массированное применение радиоуправляемых минных фугасов и мин с замедленным действием. Их установкой занималась приданная армии 42-я инженерная бригада специального назначения РВГК под командованием полковника В.П. Краснова. Два месяца – апрель и май – ее батальоны еженощно в полосе 52-й гв. и 67-й гв. сд ставили осколочно-заградительные мины (ОЗМ-152), взрываемые электрическим способом, а также трофейные тяжелые снаряды, приспосабливаемые как мины натяжного действия. Большой склад этих боеприпасов был захвачен войсками 40-й А в ходе зимнего наступления. «На переднем крае главной оборонительной полосы 6-й гв. А, – отмечается в отчете инженерных войск фронта, – были применены средства „ТОС“. Приборы устанавливались на важнейших направлениях вероятного движения противника в сочетании с другими взрывными заграждениями. Всего установлено 31 прибор ФТД, посредством которых приводилось в действие: 135 ОЗМ-152 и 107 фугасов весом от 50 до 250 кг. Средства „ТОС“ были установлены в пяти районах:
1. Село Черкасское: три управляемых минных поля, перекрывающих танкопроходимую местность на направлениях: Бутово – Завидовка, Бутово – шоссе Белгород – Курск. Всего в этом районе было установлено 8 приборов ФТД, приводящих в действие 20 фугасов и 46 ОЗМ-152.
2. Село Триречное: четыре минных поля, перекрывающих местность между двумя оврагами: лог Лапин и оврагами северо-западнее выс. 233.6 на направлении Драгунское – Ольховка. Всего в этом районе было установлено 8 приборов ФТД, приводящих в действие 25 фугасов и 19 ОЗМ-152.
3. Выс. 228.6: одно минное поле, на северных скатах высоты были заминированы траншеи, блиндажи, бомбоубежища на направлении Томаровка – Быковка. Всего было установлено 2 прибора ФТД с 40 фугасами и 21 ОЗМ-152.
4. Село Каменный Лог: три минных поля, перекрывающих танкопроходимую местность: лог Каменный, роща, что юго-восточнее лога Каменного, на направлении Томаровка – Быковка. В этом районе было установлено 8 приборов с 19 фугасами и 47 ОЗМ-152.
5. Села Шишино – Беломестная: заминированы три моста на дороге Шишино – ст. Беломестная, из них один мост через р. Сев. Донец. Всего было установлено 5 приборов ФТД с пятью фугасами. Каждый район обслуживался специальной командой, состоящей из 31 человека. Расчет команды состоял из 4 телефонистов, 5 радистов, 3 наблюдателей, 18 сапер-радистов и начальника команды».
Работа саперов была очень опасная и физически изнурительная. Минировать приходилось на нейтральной полосе, ночью при этом следовало действовать быстро, тихо и предельно аккуратно, чтобы не подорваться на собственном заряде. За ночь роте минеров удавалось поставить в среднем 100–150 мин, максимум – 250. Но нередко были ночи, когда немцы не давали работать, обстреливая намеченный район, или шли дожди. Тогда наступал период томительного и нервозного ожидания, ведь участок, выделенный подразделению, на котором уже оно начало работу, очень редко передавался другим для завершения. Поэтому все бойцы были заинтересованы завершить начатое дело как можно быстрее. Вместе с тем, несмотря на предупреждения и жесткие инструкции, подразделения минеров и личный состав частей, в полосе которых шла установка минных полей, нередко несли существенные потери по собственной вине: из-за плохой информированности, низкой дисциплины, а порой и откровенной расхлябанности. Вот наглядный пример из приказа командующего Воронежским фронтом № 00150 от 2 июня 1943 г.: «За последнее время в войсках Воронежского фронта участились случаи подрыва бойцов и командиров как при постановке минных полей, так и на установленных и охраняемых минных полях. При производстве минирования за небольшой промежуток времени – март, апрель и май текущего года – от взрывов мин убито 14 и ранено 70 бойцов инженерных частей. За этот же период времени на установленных и даже охраняемых полях было убито 26 и ранено 49 человек. Особенно большие потери понесла 40-я армия, потерявшая на своих полях 21 человека убитыми и 68 ранеными. Отсутствует дисциплина на боевых участках, т. е. при переходе переднего края различными группами без ведома начальника боевого участка. Например, в 7-й гв. А в ночь с 17 на 18 мая была направлена группа саперов для минирования переднего края без проводника, в результате группа подорвалась на минах ОЗМ-152, убито 11 человек».
При разработке плана минных заграждений командованию всех армий фронта приходилось учитывать два важных аспекта.
Во-первых, слабой стороной мин была их низкая живучесть при огневом воздействии противника. Во время обстрелов или бомбежек заминированных участков происходила их детонация, из-за чего и его восстановление, и ликвидация были значительно затруднены, т. к. сначала было необходимо засыпать воронки перед позициями противника, вокруг которых оставались неразорвавшиеся мины. Кроме того, было немало случаев, когда недетонировавшие мины взрывом выбрасывало из лунок и присыпало (т. е. как бы маскировало) небольшим слоем земли. Эти особенности знали и германские войска, поэтому в первый день «Цитадели» в полосе обороны 6-й гв. А командование 4-й ТА примет решение: прокладывать коридоры в минных полях для танков пикирующими бомбардировщиками, а не саперами, посчитав этот способ более эффективным и менее затратным. Такие случаи советскими офицерами, наблюдавшими за полем боя в первые дни оборонительной операции, будут отмечены, в частности, в полосе наступления 2-го тк СС. Хотя в последующем Г. Гот от этого способа откажется.
Во-вторых, все советские противотанковые мины имели серьезный недостаток – они обладали малой мощностью. При их подрыве наносился ущерб лишь ходовой части танка, причем, как правило, не очень значительный: рвались траки, выбивались катки и т. д., а корпус боевой машины оставался невредимым. В подвижных соединениях вермахта система ремонта была отлажена хорошо, поэтому боевые машины с такими повреждениями вводились в строй относительно быстро. С целью сгладить этот недостаток на некоторых ответственных участках главной полосы минеры в одну лунку ставили сразу две мины или мину усиливали крупнокалиберным снарядом, чтобы при подрыве силу ударной волны увеличить в два-три раза. Но из-за нехватки средств так минировались лишь незначительные участки, и только главной полосы. Поэтому командование Воронежского фронта уже 7 июня 1943 г. потребует от войск обездвиженные немецкие танки обязательно расстреливать до их воспламенения. Однако немецкие танкисты осознавали эту опасность, и в первые дни «Цитадели» экипажи выведенных из строя машин немедленно выбрасывали дымовую шашку в район моторного отделения или просто под днище для имитации горения, что первое время вводило в заблуждение артрасчеты. Кстати, под Курском этот прием широко применялся и в советских танковых частях, в том числе и при налете пикирующих бомбардировщиков и истребителей танков.
Вместе с тем перед Курской оборонительной операцией в распоряжение командиров стрелковых полков 6-й гв. А были выделены подвижные отряды заграждений, в задачу которых входило минирование путей и разрушение мостов на направлении движения танковых групп противника. «Они подчинялись начальнику инженерных войск армии и дивизионным инженерам (дивизионные подвижные отряды заграждения) и взаимодействовали со стрелковыми дивизиями, артиллерийскими, минометными и танковыми частями, – отмечалось в отчете инженерных войск фронта. – Каждому отряду нарезалась своя полоса действия. Командиры инженерных батальонов поддерживали непрерывную связь с войсками».
В состав фронтового противотанкового резерва были включены – один батальон инженерного заграждения (биз) и три инженерно-саперных батальона (исб):
1. 209-й биз (3000 птм, 3 автомашины и 10 подвод) находился в селе Орловка и был нацелен на Обоянское направление (полоса 6-й гв. А, затем 1-й ТА);
2. 109-й исб (3500 птм, 500 ппм, 300 кг взрывчатых веществ, 5 автомашин, 10 подвод) базировался на ст. Прохоровка и прикрывал Прохоровское направление (6-я гв. и 69-я А);
3. 47-й исб (4700 птм, 500 ВВ, 3 автомашины и 10 подвод) располагался в г. Короча и должен был действовать на Корочанском направлении (69-я и 7-я гв. А);
4. 105-й исб (2000 птм, 500 ВВ, 5 автомашин и 10 подвод) был сосредоточен в районе ст. Ржава, где занимался оборудованием КП Воронежского фронта и находился в готовности усилить другие батальоны или действовать на иных (непредусмотренных) направлениях.
Важное место в системе всех армейских полос занимали эскарпы и противотанковые рвы. По мнению советской стороны, при их правильном расположении и качественной подготовке они могли сыграть очень существенную роль в сдерживании наступления. ПТ-рвы готовились двух видов: легкого типа, для перекрытия пути движения легких танков и бронетранспортеров, и нормальные – против средних и тяжелых боевых машин. Различались они по глубине и ширине, но в любом случае они должны были быть не уже 6 метров. Как правило, при постройке их стремились соединить с естественными препятствиями – глубокими балками, оврагами, заболоченными отрогами, тем самым создать на танкоопасном участке сплошное препятствие и не дать возможности наступающим обойти его с фланга. Подходы к рвам обязательно минировались и держались под огнем как стрелкового, так и артиллерийского вооружения. Примером удачного размещения такого препятствия может служить ров в полосе 67-й гв. сд южнее села Черкасское. Благодаря тому, что он был соединен с заболоченным отрогом балки, а подходы к нему хорошо просматривались и простреливались артиллерией, 5 июля 1943 г. ударной группировке 48-го тк удастся его форсировать с большой задержкой по времени (лишь во второй половине дня) и с существенными потерями. Были и неудачные случаи расположения и неполной готовности рвов на важных участках, в том числе и в системе обороны главной полосы 6-й гв. А. Например, к началу Курской битвы не полностью были доведены до требуемой глубины ПТ-рвы перед фронтом 52-й гв. сд. На стыках 151-го гв. и 155-го гв. сп они оказались мелкими и вполне проходимыми для тяжелых танков, поэтому утром 5 июля 1943 г., несмотря на сильный огонь артиллерии, боевые группы мд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» довольно быстро преодолеют их.
Проведение фортификационных работ в полосе Воронежского фронта потребовало не только высокого напряжения сил войск и местного населения, но и жесткого, постоянного контроля за их ведением со стороны командного состава всех степеней. Н.Ф. Ватутин старался как можно быстрее и качественнее подготовить фронт до того момента, как противник перейдет в наступление, поэтому тоже принимал самое активное участие в этом деле. Он не только направлял многочисленные контрольные комиссии, которые вместе с командованием соединений проверяли и ход работ, и качество уже возведенных объектов, но и сам выезжал в войска, лично следил за подготовкой рубежей, не раз накладывал взыскания на нерадивых старших офицеров и генералов. Выявленные недочеты обсуждались на совещаниях командиров, составлялись акты, в которых указывались конкретные сроки их устранения, и в дальнейшем комиссии вновь обязательно возвращались к этим проблемам и проверяли, как они решены.
Тем не менее надо признать, что, как бы лестно в своих мемуарах командармы ни отзывались потом о своих войсках, а значит, и о себе, за тяжелый самоотверженный труд, к этому важному и ответственному делу весной 1943 г. в каждой армии относились далеко не одинаково ответственно. В одной командующий дневал и ночевал на передовой, стремясь выполнить намеченный план, в другой командарм о своих обязанностях забывал, и ему приходилось по несколько раз напоминать даже из Москвы. Для наглядности приведу один интересный документ – письмо начальника главного оперативного управления Генерального штаба генерал-полковника А.И. Антонова начальнику штаба Воронежского фронта от 1 мая 1943 г.:
«Проверкой выполнения директивы Ставки и фронта офицерами Генерального штаба Красной Армии в частях 40-й А установлено:
а) Оборонительные работы по созданию прочной обороны, особенно противотанковой, проводятся медленно и неудовлетворительно, без должного контроля со стороны командования и штабов.
б) Передний край обороны в ряде мест в тактическом отношении выбран неудачно, не имеет ни обзора, ни обстрела.
в) Опорные пункты и узлы сопротивления к круговой обороне не приспособлены.
г) Стыки обеспечены слабо.
д) Резервы противотанковых средств не выделены, а все средства равномерно рассредоточены по фронту.
е) Бдительность и боевая готовность в частях и подразделениях на низком уровне.
ж) Гражданское население продолжает жить до сих пор даже на переднем крае обороны, производя обработку своих огородов.
з) В бытовом обслуживании бойцов выявлен целый ряд нетерпимых явлений (белье не меняется месяцами, ходят в зимнем обмундировании, питание организовано неудовлетворительно и т. п.).
Перечисленные недочеты тов. Москаленко известны из неоднократных письменных докладов офицеров, но, видимо, надлежащих мер к их устранению не принимается.
Доложите к 5 мая, какие конкретные меры приняты командованием фронта к устранению недочетов к частям 40-й А».
Чуть позже в этой армии был выявлен и еще более вопиющий случай бездействия и очковтирательства дивизионного инженера 100-й сд, военинженера 1-го ранга С.К. Камарзаева, которые привели к существенному подрыву системы обороны целого соединения. Из приказа начальника инженерных войск фронта генерал-майора Бордзиловского от 22 июня 1943 г.:
«1. Камарзаев систематически вводил в заблуждение командование 100-й сд и начальника инженерных войск 40-й А, указывая в донесениях завышенное количество установленных мин, показывая на отчетных схемах несуществующие минные поля, увеличивая количество рядов мин в минных полях, показывая противопехотные минные поля как противотанковые. На переднем крае 100-й сд он показал сплошную линию минных полей в несколько рядов мин, когда имелись фактические промежутки между минными полями, на отдельных участках до 800–900 метров и меньшая плотность.
…3. Ни одного документа, который должен был отработать дивизионный инженер по планированию инженерного обеспечения боя дивизии, Камарзаев не составлял и командиру дивизии на утверждение не представлял. Все инженерные работы в дивизии велись беспланово и бессистемно. Саперы использовались в ряде случаев неправильно.
4. В полках Камарзаев бывал редко, по 2–3 раза за месяц, работой полковых инженеров фактически не руководил и их не контролировал. Боевой подготовкой и правильным использованием дивизионного саперного батальона не занимался».
Причем, как выяснило следствие, в штаб инженерных войск 40-й А поступал из дивизии сигнал об этих безобразиях, но его не рассматривали по существу и отправили в корзину. Перечисленные (и другие) действия С.К. Камарзаева были расценены военным трибуналом как тяжкое воинское преступление, и 14 июня 1943 г. он был приговорен к высшей мере наказания.
К началу июня система обороны фронта не только получила очертания, но и наполнилась внутренним содержанием (минными полями, траншеями, рвами, ДОТами и т. д.), но напряженная работа продолжалась, т. к. в полном объеме план не выполнила ни одна армия, в том числе и 6-я гв. А. Однако в конце мая произошло одно очень неприятное событие, которое и помогло советскому командованию вскрыть многие не замеченные ранее проблемы и в то же время негативно повлияло на сроки и темпы строительства даже на главной армейской полосе. Немецкая разведка проводила широкомасштабный сбор информации о замысле русских. Для этого было организовано круглосуточное наблюдение за передним краем, вела работу авиация, периодически захватывались контрольные пленные. Судя по советским документам, весной немецкая войсковая разведка довольно успешно предпринимала нападения на БО дивизий первого эшелона. Кроме того, в тыл войск Воронежского фронта систематически забрасывались на парашютах разведгруппы из военнослужащих, попавших в плен зимой и весной 1943 г., как якобы возвращающиеся в свою дивизию. Один из таких случаев был выявлен в 51-й гв. сд 6-й гв. А. Но наиболее эффективной для изучения системы обороны оказалась воздушная разведка. Самолеты 4-го ВФ систематически фотографировали местность, где развернулись армии первого эшелона фронта. Вся собранная информация ложилась на стол Г. Гота, а затем отправлялась в штаб ГА «Юг». Сравнивая полученные фотографии с прежними, недельной или двухнедельной давности, руководство 4-й ТА без труда могло видеть, как быстро укрепляют свои рубежи русские перед ее фронтом. Поэтому для германского командования намерение советской стороны встретить наступление с прочной обороной уже в мае не было секретом. Поэтому одной из главных целей немецкой разведки в это время стало вскрытие системы огня: точное определение места огневых точек на участках, намеченных для прорыва, выявление основных, запасных и ложных позиций артиллерии. Надо сказать, и абвер, и служба наблюдения в войсках в этом заметно преуспели. В конце мая над позициями 6-й гв. А был сбит самолет-корректировщик и одновременно ближний разведчик «Хеншель-126», а летчик взят в плен; у него оказалась карта переднего края 67-й гв., 52-й гв. и 375-й сд. И когда в штабе Воронежского фронта данные с нее перенесли на схему обороны этих дивизий и района сосредоточения главных сил 6-й гв. А, то оказалось, что противник очень много знает о степени укрепленности рубежей гвардейцев. В некоторых местах боевые позиции и огневые точки, особенно артиллерии и танков, будто были скопированы с реальной советской карты. В частности, все места расположения аппарелей 245-го отп, приданного 67-й гв. сд, были вскрыты.
Понимая, чем это грозит, руководство фронта немедленно отдало распоряжение армиям разработать план по нейтрализации этой информации. Причем не только той, что была на карте, но и, возможно, имеющейся у немцев по другим армиям первого эшелона. Войска должны были оборудовать сотни новых ОП, ходов сообщений, траншей, т. е. дополнительно перелопатить тонны земли. Из распоряжения начальника штаба 38-й А генерал-майора А.П. Пилипенко:
«Командирам 240, 180, 167, 340, 232, 240 сд, 180 и 192 отбр Зам. командующего по БТ и МВ
Командующему артиллерии
28 мая у офицера сбитого самолета-разведчика противника изъята карта, на которой показаны выявленная противником группировка наших танков, огневые позиции артиллерии и различные инженерные сооружения. Это еще раз указывает на плохую маскировку ОП артиллерии и танков. Командарм приказал:
К 5 июля 1943 года сменить огневые позиции артиллерии.
На прежних позициях артиллерии выставить макеты орудий в том же количестве. Оборудовать ложные места сосредоточения танков, поставить макеты танков. Среди макетов иметь несколько действующих танков.
Во время полетов самолетов противника над ложными ОП артиллерии имитировать артиллерийский огонь, а в ложных местах сосредоточения танков-макетов – показывать движение танков.
Смену огневых позиций артиллерии, танков производить только ночью. Принять все меры к тщательной маскировке артиллерии и танков.
Начальнику авиаотдела штарма 5.6.43 г. произвести облет боевых порядков соединений на самолете У-2 с целью проверить выполнение моих указаний».
Как покажут дальнейшие события, происшествие со сбитым Хе-126, несмотря на то что принесло войскам много новых проблем и забот, имело большое положительное влияние на совершенствование системы обороны 6-й гв. А, и особенно 67-й гв. сд.
Большая и, особо подчеркну, успешная работа по маскировке своих объектов в это время велась не только общевойсковыми, но и 2-й ВА Воронежского фронта. Авиаторы надежно замаскировали сеть своих аэродромов. Для этого ее штабом была тщательно разработана целая система мер, в которой наиболее эффективным оказался прием с ложными аэродромами, на которых вместе с макетами и группой бойцов была оставлена лишь небольшая часть боевых самолетов (1–2 звена). При появлении немецких самолетов-разведчиков макеты периодически перемещались по аэродрому, а боевые самолеты немедленно взлетали и отпугивали пришельца, но сбивать не стремились. Немцы клевали на эту приманку (принимая ложные аэродромы за действующие), нанося периодически бомбовые удары по ним. Вот цитата из письма начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза А.М. Василевского командующим войск фронтов, военных округов, отдельных армий и ВВС Красной Армии от 30 июня 1943 года: «Данные радиоперехвата самолетов-разведчиков противника и практика последних налетов авиации показывают, что важнейшие наши объекты легко распознаются противником и подвергаются затем эффективному бомбометанию. Там, где вопросам маскировки уделяется должное внимание, налеты авиации противника наносят значительно меньший ущерб. Так, на Воронежском фронте благодаря умелому выбору и оборудованию ложных аэродромов в системе аэродромов и хорошей маскировке действующих авиация противника из 25 последних налетов на аэроузлы произвела только три налета на истинные аэродромы, остальные удары нанесены по ложным аэродромам.
Военным советам фронтов необходимо немедленно серьезно заняться вопросами маскировки сосредоточений и передвижений войск, складов боеприпасов, горючего и др., железнодорожных мостов, аэродромов базирования авиации, широко используя методы дезориентирования противника (применение разного рода макетов-сооружений и боевой техники, ложных пожаров, ложного зенитного огня, задымления и т. д.)».
К началу Курской оборонительной операции в первом эшелоне фронта находились четыре общевойсковые армии, к началу боев по начертанию переднего края они имели следующую протяженность линии обороны:
38-я А занимала участок 75 км (на 5 июня), в ее составе находились: 6 стрелковых дивизий, одна стрелковая бригада и сводные бригады учебных батальонов;
40-я А: 52 км, располагала 7 дивизиями;
6-я гв. А, по начертанию переднего края 66 км, по прямой линии – 58 км, всего в наличии – 7 сд (в первом эшелоне четыре – 71-я гв., 67-я гв., 52-я гв. сд и 375-я сд), 27-я и 28-я иптабр, 230-й и 245-й отп НПП;
7-я гв. А: 53 км, всего 7 сд, 30-я иптабр, 262-й оттп.
6-я гв. А располагала двумя корпусами – 22-й гв. и 23-й гв. ск. 23-й гвардейский, которым командовал генерал-майор Павел Прокопьевич Вахрамеев, был развернут на главном танкоопасном направлении и армии, и фронта в целом. Поэтому на его системе обороны остановлюсь более подробно. Корпус удерживал район Обоянского шоссе и занимал полосу: лог Лапин, южная окраина Задельного, выс. 220.5, Березов, Гремучий, Ерик, выс. 211.6, выс. 190.5, Черная Поляна, которая имела общую протяженность по фронту 31 км. Его левый фланг примыкал к правому 25-го гв. ск 7-й гв. А, т. е. разграничительная линия этих корпусов являлась границей полос армий Чистякова и Шумилова, а к его правому флангу примыкало левое крыло 22-го гв. ск. Соединение в своем составе имело три дивизии – 51-ю гв., 52-ю гв. и 375-ю сд, которые располагались в два эшелона, т. е. оборонялись на двух армейских полосах. В первом эшелоне находились 52-я гв. сд полковника И.М. Некрасова, удерживавшая рубеж лог Лапин, южная окраина Задельного, выс. 220.5, Березов, Гремучий, в 14 км по фронту, и 375-я сд полковника П.Д. Говоруненко, ее полоса: Ерик, Шопино, выс. 211.6, выс. 190.5, Черная Поляна, имела протяженность 17 км; а во втором – 51-я гв. сд, она оборонялась по линии: Солонец, выс. 243.2, южная окраина Нечаевки, /иск./ Волобуевка. Все три дивизии имели полный состав частей и подразделений, но неполную штатную численность. Тем не менее все они получили полосы шире, чем это предусматривал БУП-42, поэтому были вынуждены строить свой боевой порядок в один эшелон.
Оборона войск Вахрамеева строилась прежде всего как противотанковая и на всю глубину. К началу июля его войска оборудовали 13 ПТОПов, в том числе 10 – на главной полосе, в которых находились: 122 76-мм орудия, 83 45-мм ПТО, 290 ПТР и 34 танка. Бронетехнику планировалось использовать для усиления огня ПТОПов лишь 375-й сд, в них были включены танки 96-й отбр. Это была одна из отличительных особенностей системы обороны соединения Говоруненко от соседей. Для усиления дивизий первого эшелона с началом операции командование армии планировало выделить из своего состава подвижный и противотанковый резервы, а также весной выделило общевойсковой, за счет передачи им двух стрелковых батальонов из 51-й гв. сд. Подвижные отряды заграждения дивизии состояли из 1–2 взводов минеров с 150–200 ПТМ и 100–150 кг взрывчатки, а их стрелковых полков – из 1–2 отделений. Кроме того, в полосу корпуса Вахромеева в мае были выдвинуты артиллерийские группы поддержки пехоты и дальнего действия, а также подвижные отряды заграждения минеров, сформированные из частей фронта. Наличие средств усиления в дивизиях 23-го гв. ск приведено в таблице № 5.
Согласно плану противотанковой обороны корпуса от 29 апреля 1943 г., подготовленного его командованием, в его полосе было определено 7 танкоопасных направлений, на каждом из которых противник мог использовать от 50 до 150 танков. В полосе 52-й гв. сд: Томаровка – Яковлево (150 танков), Казацкое – Быковка (150), 375-я сд: из районов Белгорода(?), Ближне-Ивановского (50), Старый Город – Дальняя Игуменка (50), Крапивенские Дворы – Яковлево (50), Гостищево – Тетеревино (50). Вместе с тем в каждой дивизии были определены участки по 5–6 км, где неприятель с большой долей вероятности мог перейти в наступление. Несколько опережая события, отмечу, что все эти прогнозы окажутся верными, с первых дней наступления ГА «Юг» именно в этих районах командование 4-й ТА сосредоточит главные силы бронетехники для прорыва обороны гвардейцев. До начала боев комкором и его штабом на эти направления обращалось повышенное внимание, их укрепляли всеми возможными силами и средствами, в том числе и путем выделения в ротах первого эшелона специальных групп истребителей танков в составе 4–6 человек, которые были вооружены противотанковыми гранатами, бутылками с зажигательной смесью и автоматами. В ходе отражения атак противника перед группой ставилась единственная задача: борьба с его бронетехникой. Вместе с тем, учитывая, что корпус оборонял главное танкоопасное направление, командование армии потребовало существенно укрепить стыки дивизий первого эшелона. В результате к началу июля плотность артиллерии ПТО в полосе корпуса достигла 11,4 орудия на 1 км, в том числе и 45-мм пушек, на основных танкоопасных направлениях – 16–20, а стык 52-й гв. и 375-й сд прикрывали 6 артдивизионов и три ПТОПа. Тем не менее для отражения массированного танкового удара 4-й ТА в июле 1943 г. выделенных 23-му гв. ск сил окажется недостаточно. Для сравнения: в полосе 13-й А Центрального фронта, по которой войска ГА «Центр» 5 июля 1943 г. нанесут удар главными силами (как и ГА «Юг» по 6-й гв. А), эти показатели будут превышены в 3–4 раза.
ТАБЛИЦА № 5. Численность артиллерии и танков в дивизиях 23-го гв. ск и их средняя плотность на конец июня 1943 г.
К началу июля 1943 г. рубеж 23-го гв. ск по своему инженерному оборудованию особо не отличался от соседей. Глубина его обороны составляла 15–20 км. В нем было подготовлено 200 км траншей полного профиля и ходов сообщения, т. е. на одну дивизию приходилось 66,6 км. На обеих армейских полосах и между ними было установлено 37 000 ПТМ и 27 700 ППМ, 90,7 км проволочных заграждений в три кола и отрыто 37,7 км рвов и эскарпов всех типов.
А теперь коснусь второй ключевой составляющей системы обороны Воронежского фронта в полосе наступления главных сил ГА «Юг» – численность и состояние войск 6-й гв. А и 1-й ТА перед началом боев. К началу июля 1943 г. Воронежский фронт имел общую боевую численность 417 451 человек, из них 297 026 (71,2 %) находились в боевом составе стрелковых войск, которые составляли его основу, и были объединены в 35 дивизий. При равных долях пехоты у обоих фронтов, находившихся в Курской дуге, стрелковые соединения Ватутина были более полнокровными, на одну дивизию его фронта в среднем приходилось 8486 военнослужащих, т. е. на 1023 человека, или 12 % (почти два полноценных сб), больше, чем у Рокоссовского. Учитывая, что речь идет о дивизии – основной структурной единице фронтов, из которых формировался их боевой костяк, разница существенная. Самой многочисленной являлась 6-я гв. А, в ее боевом составе находилось 79 653 военнослужащих, а в семи стрелковых дивизиях – 59 542 бойца и командира, при средней укомплектованности одного соединения 8506 человека. Подробнее смотри таблицу № 2. На втором месте располагалась 7-я гв. А; для сравнения: она имела соответственно 76 831, 60 500, 8643 военнослужащих.
Главным огневым средством общевойсковых армий Воронежского фронта была артиллерия. К началу боев в их соединениях находилось: 4707 орудий (с зенитками), в том числе 458 76-мм дивизионных и 1766 45-мм ПТО, 6702 миномета, в том числе 1344 120-мм, 3117 82-мм и 1976 50-мм, 265 РС и 11067 ПТР. Ее основные силы находились в трех армиях первого эшелона – 40-й, 6-й гв. и 7-й гв. А, в полосе которых ожидался или главный удар, или с высокой долей вероятности противник мог нанести его. К 5 июля в них было сосредоточено: 2839 всех орудий (в том числе и зениток) (т. е. 60,3 % от наличия во фронте), 3547 минометов (53 %), 163 РС (61,5 %) и 7093 ПТР (64,1 %). 6-я гв. А имела: 983 орудия (с зенитками) (21 % от наличия во фронте), в том числе 329 76-мм ДА и 313 45-мм, 1157 минометов (17,3 %), из них 224 120-мм и 551 82-мм, 92 РС и 2921 ПТР (26,4 %). Благодаря этому на 1 км фронта в ней приходилось в среднем: 15,1 всех орудий, 9,9 76-мм ДА и 45-мм ПТО, 19,2 миномета, в том числе и РС и 45 ПТР. Для сравнения: в 13-й А Центрального фронта эти показатели были следующими – 50 всех орудий, 26,3 76-мм ДА и 45-мм ПТО, 80,6 миномета, в том числе и РС и 110,5 ПТР.
По данным штаба фронта, к началу боев плотность артсредств в соединениях первого эшелона 6-й гв. А (с учетом всей приданной артиллерии, без 50-мм минометов и «катюш») на 1 км составляла: в 71-й гв. сд – орудий 14–15, ПТР – 13, в 67-й гв. сд – орудий 12–13, ПТР – 15, в 52-й гв. сд – орудий 15–16, ПТР – 13, в 375-й сд – орудий 20–21, ПТР – 22. Из 407 45-мм, 76-мм пушек ПА, ДА, а также приданных полков и дивизионов (в том числе 9 СУ-76 1440 сап), находившихся в указанных четырех дивизиях на 5 июля, 68,7 % – это 76-мм орудия. Тем не менее, учитывая, что эти четыре соединения в первый день Курской битвы примут на себя главный удар сразу двух танковых корпусов, имевших в строю более 1000 танков, то приведенные цифры никак нельзя считать значительными. По начертанию переднего края общая протяженность их обороны была 66 км, поэтому в среднем на 1 км проходилось всего 6,2 орудия ПТО. Даже если в общую цифру включить подвижный дивизионный спецрезерв (230-й и 245-й отп с 96-й отбр) в составе 133 танка (в строю), то и тогда плотность не превысит 8,2 орудия на 1 км. Кроме того, часть сил их артиллерии была включена в резерв, находившийся за несколько километров от переднего края, поэтому реальная плотность артогня, которым они встретят немецкую бронетехнику 5 июля 1943 г., окажется еще ниже, а орудий ПТО – значительно ниже. Это обстоятельство в сочетании с боевым построением дивизий в один эшелон предопределит относительно быстрый прорыв (с учетом ее значительного укрепления в инженерном отношении) главной полосы 6-й гв. А на главном направлении уже в первый день операции. А допущенные ошибки в управлении войсками, о которых мы поговорим дальше, этому лишь способствовали.
Советское командование рассматривало бронетехнику, наряду с пехотой и артиллерией, как ключевой инструмент и в готовящейся Курской оборонительной операции, и для успешной реализации задач всей летней кампании 1943 г. Весной при планировании обороны на первом этапе Курской битвы оно рассчитывало использовать сразу три танковые армии однородного состава (обязательно две – 2-ю ТА (Центральный фронт) и 1-ю ТА (Воронежский), и, возможно, 5-ю гв. ТА (Степной ВО)) и 10 отдельных танковых и механизированных корпусов (2-й гв., 3-й гв., 4-й гв., 5-й гв., 9-й, 10-й и 19-й тк; 1-й, 2-й и 3-й гв. мк), находившихся в резерве Ставки ВГК и в составе общевойсковых армий этих фронтов. В действительности так оно и произошло.
Для ясного понимания хода Курской битвы и правильной оценки ее результатов необходимо учитывать, что советские и немецкие подвижные соединения, имевшие одинаковое название – корпус, дивизия и т. д., имели существенную разницу в численности и количестве вооружения. Разница в организационно-штатной структуре советских и германских танковых соединений заключалась в том, что ядром советского танкового корпуса являлись танки, сведенные в три бригады, все остальное, в том числе мотострелковая бригада (пехота), было нацелено на их обеспечение в бою. В германской танковой дивизии ядром являлись мотопехотные полки, и для их успешной деятельности дивизию усиливали большим числом огневых средств: танками, орудиями, минометами, – значительно большим числом, чем в советском танковом корпусе. Например, штатная численность советского танкового корпуса доходила до 10 000, а немецкой танковой дивизии – 16 932 чел. Если же сравнивать штаты этих соединений на 1 января 1943 г., то соотношение между тд и тк окажется: по личному составу – 0,46 в пользу противника, по орудиям полевой артиллерии – 0,41, минометам – 96, ПТО – 0, 12, зенитным орудиям – 0,32. Только по числу танков к лету 1943 г. соотношение было – 1,2 в нашу пользу. Немецкой танковой дивизии примерно соответствовал советский мехкорпус, за исключением всех видов артиллерии, ее в корпусе было заметно меньше: ПТО – 0,36, полевой – 0,63, зенитной – 0,57. Таким образом, немецкому танковому корпусу трехдивизионного состава могла примерно соответствовать советская танковая армия, состоявшая из трех мехкорпусов, но таковой в РККА не было. Поэтому все танковые армии однородного состава, сформированные в начале 1943 г., заметно уступали по количеству личного состава и вооружения немецким танковым корпусам, не говоря уже об армиях, в том числе и 4-й ТА. Исключение составляло лишь большее число танков в советских армиях, но качественное превосходство немецкой бронетехники сводило его к нулю.
6-я гв. А, как и ее соседи, до начала Курской битвы крупных подвижных соединений не получила, командование фронтом подчинит ей 5-й гв. Стк лишь в критический момент операции 6 июля 1943 г., а до этого момента предполагалось, что первые несколько дней их задачи будет выполнять 1-я ТА, развернутая на второй и третьей армейской полосах. Поэтому И.М. Чистяков располагал относительно скромными силами бронетехники – двумя бронепоездами (один дивизион) и 135 танками, которые находились в трех полках, одной бригаде НПП.
Процесс формирования и комплектования бронетанковых войск Воронежского фронта после зимних боев 1942–1943 гг. завершился в конце мая, именно тогда они получили тот боевой и численный состав, с которым будут участвовать в Курской битве. К этому времени полки, бригады, корпуса были доведены до штатной численности, и был полностью завершен процесс усиления общевойсковых армий бронетанковой техникой, а в состав фронта прибыли дополнительно несколько сформированных боевых частей и ремонтных подразделений. К началу июльских боев в БТ и МВ фронта находились:
3 дивизиона бронепоездов: 34-й, 38-й и 60-й, 4 самоходных артполка:1438-й и 1440-й смешанные и 1529-й тяжелый, а также 1689-й иптап (сап), 8 отдельных танковых полков НПП: 59-й, 60-й, 148-й, 167-й, 202-й, 203-й, 230-й, 245-й и 262-й отдельный тяжелый полк прорыва, 6 отдельных танковых бригад: 27-я гв., 86-я, 96-я, 192-я, 180-я и 192-я отбр, 2 отдельных танковых корпуса: 2-й гв. Тацинский и 5-й гв. Сталинградский, 1-я танковая армия в составе 6-го, 31-го тк и 3-го мк.
В их составе числился по списку 1861 танк, в том числе 1161 Т-34, 365 Т-70, 60 Т-60, 51 КВ, 75 М3с, 58 М3л, 42 Мк-4 «Черчилль», 31 Мк-3 и 18 Мк-2. А всего на 4 июля 1943 г. в строю находилось 1819 боевых машин всех марок. Подробно о численности и состоянии бронетехники во всех частях и соединениях на 4 июля 1943 г. и об укомплектованности отдельных танковых корпусов и полков личным составом на 20 июня 1943 г. см. в таблицах № 6, 6а. Кроме того, фронт располагал тремя самоходно-артиллерийскими полками, которые имели всего 54 САУ (без учета трофейных САУ из 1689-го иптап (сап)), в том числе 18 СУ-76, 24 СУ-122М и 12 СУ-152. Хотя САПы в тот момент формально относились не к БТ и МВ, а к артиллерии.
Тем не менее, несмотря на то что за три месяца командованием Воронежского фронта и всем личным составом БТ и МВ была проделана огромная работа, в ходе которой их боеспособность не только полностью была восстановлена, но и численность увеличилась в три раза, бронетанковые войска Ватутина заметно уступали танковой группировке ГА «Юг», изготовившейся для решительного удара. В первую очередь это относилось к качеству материальной части и организационно-штатной структуре. В отечественной военно-исторической литературе утвердилось мнение о том, что «Т-34 – лучший средний танк Второй мировой войны». Появилось оно давно и кочует из одной книги в другую десятилетиями. В советское время ряд авторов для его обоснования часто приводили хвалебные отзывы военачальников нацистской Германии о высоких боевых качествах этой машины, но большинство из них относились к позднему образцу – Т-34/85, который появился на полях сражений лишь в начале 1944 г. Что же касается Т-34/76, являвшегося основным танком Красной Армии в Курской битве, то он был далек от совершенства, как в силу серьезных конструктивных недоработок, так и из-за невысокого качества изготовления.
До середины 1943 г. руководством СССР был принят и реализован ряд мер с целью изменить ситуацию на поле боя, в частности начали выпускаться САУ, была изменена система комплектования, организация истребительно-противотанковой артиллерии, в производство пошли новые виды артбоеприпасов, но главную проблему – кардинально модернизировать Т-34/76 – решить не удалось. Он вступил в Курскую битву с прежними существенными недостатками. Это стало одной из главных причин (но не единственной) больших потерь в ходе тех боев. В ходе Курской оборонительной, Орловской и Белгородско-Харьковской наступательных операций, которые и составили Курскую битву, Красная Армия лишилась безвозвратно 6064 танка.
Наиболее важными из нерешенных проблем, влиявших не только на возможности самого танка, но и на действия танкового подразделения, а соответственно и соединения в целом, было три. Во-первых, на вооружении Т-34 по-прежнему оставалась 76-мм короткоствольная пушка Ф-34, которая с дистанций 500 и 1000 м могла пробить соответственно 61-мм и 54-мм броню. В то время как, например, Т-5 «пантера», основной танк Т-4 модификации G и H, а также Т-3 N и Т-3 L-M имели лобовое бронирование 70–80 мм. Не говоря о Т-6 «тигр», обладавших 100-мм лобовой броней. Лишь у двух модификаций, Т-3 H и Т-4E, лобовой лист имел толщину 60 мм. Таким образом, чтобы поразить перечисленные немецкие боевые машины, экипажу «тридцатьчетверки» было необходимо подойти к ним на расстояние не более 500–600 м.
Стоявшие же на вооружении Т-4 50-мм и 75-мм пушки обр. 1940 г. на расстоянии 1000 м пробивали броню 78–84 мм, а на дистанции 500 м – 89–96 мм. В свою очередь, 50-мм пушка обр. 1939 г. Т-3 на дистанции 500 и 1000 м пробивала броневой лист толщиной соответственно 67 мм и 52 мм. А 88-мм орудие Т-6 с дистанции около 2 км могло проломить 82-мм броню. Поэтому экипажи немецких машин попросту не допускали советские танки на дистанцию эффективного огня их орудий и расстреливали на безопасном расстоянии до 600 м. Нетрудно представить психологическое состояние экипажа, который знал эту страшную арифметику. Фронтовик, артиллерист, известный белорусский писатель Василь Быков вспоминал: «Средний танк Т-34, в общем неплохой, маневренный, с хорошим и сильным двигателем, имел слабую броню и при скверной 76-мм пушке становился легкой добычей немецкого противотанкового оружия и особенно тяжелых танков типа „тигр“. Преимущество последних особенно проявлялось в обороне, при отражении наступления наших „тридцатьчетверок“. Великолепная цейссовская оптика и мощная пушка позволяли „тиграм“ с дальнего расстояния расправляться с десятками наших наступающих танков. Советские танкисты прямо-таки плакали с досады, когда наш танковый батальон, едва начав атаку (особенно на равнинной местности), попадал под огонь замаскированных где-нибудь в садках и сельских строениях „тигров“. Сразу загоралось несколько машин, подбитых танковыми болванками из „тигров“, в то время как сами „тигры“ оставались неуязвимы из-за дальности расстояния до них. Нередко происходили случаи, когда атакующие, поняв, что сблизиться на расстояние прямого выстрела не успеют, покидали машины и под огнем возвращались на исходный рубеж. Пока они его достигали, их машины уже горели. В конце концов, разгадав крамольную уловку танкистов, командование отдало приказ привлекать к суду военных трибуналов экипажи, вышедшие из огня в полном составе. Тогда танкисты пошли на новую хитрость: стали подъезжать к противнику ближе и покидать машины уже под пулеметным огнем из танков. Кто-то из них погибал или был ранен в открытом поле, но кое-кому удавалось пробраться к своим. Из подбитой же, подожженной машины шансов выбраться было несравненно меньше». На совещании в конце августа 1943 г. нарком танковой промышленности В.А. Малышев отмечал: «Образно выражаясь, противник имеет руку в полтора километра, а мы всего в полкилометра. Нужно немедленно установить на Т-34 более мощную пушку». Но это было уже после Курской битвы…
Второй существенной проблемой танка была связь. К лету 1943 г. далеко не на всех Т-34 стояли полноценные радиостанции, работавшие на передачу и прием. Как правило, ими комплектовались лишь машины командиров рот и выше, а на линейных машинах, в том числе командиров взводов, были приборы, рассчитанные только на прием команд. Это существенно ограничивало управление подразделениями в бою, особенно если учесть, что радиостанции и радиоприемники часто выходили из строя даже от попадания снаряда в корпус, а командирские танки с антеннами подвергались обстрелу противником в первую очередь. Таким образом, командиры взводов, рот и батальонов были не в состоянии эффективно координировать действия экипажей подразделений на поле боя, т. е. быстро реагировать на изменение оперативной обстановки, перенацеливать их, концентрировать огонь по определенным целям. Поэтому в ходе атаки при плохой видимости (задымленность и т. д.) и упорном сопротивлении противника понятие управления в танковых подразделениях было достаточно условным, по сути, каждый экипаж вел бой самостоятельно.
И, наконец, третья нерешенная проблема. В «тридцатьчетверке» из-за тесной башни отсутствовал пятый член экипажа. Ее командир одновременно должен был исполнять обязанности и наводчика орудия, и командира танка, а если он к тому же являлся командиром подразделения, то и функции командира взвода, роты и т. д. Однако одновременно качественно руководить, наблюдать за полем боя и вести огонь офицер был физически не в состоянии и не обладал для этого техническими возможностями. Поэтому в первую очередь страдало управление танком и подразделением, так как главное внимание в бою обычно было нацелено на ведение огня из орудия.
Все перечисленные проблемы существенно влияли на результаты боев в пользу немецких подразделений, из-за того что они были устранены в их танках. Благодаря наличию полноценной радиосвязи во всех германских боевых машинах и хорошей подготовке экипажей для ее применения в ходе боя, прежде всего командного звена, управление в ротах и батальонах вермахта, которые к тому же имели больше танков, чем советские аналогичные подразделения, было налажено гораздо лучше. Зачастую именно благодаря превосходству в управлении и возможности оперативно координировать действия своих экипажей командир немецкого танкового подразделения с успехом боролся даже с численно превосходящими советскими силами бронетехники. Поэтому, как правило, в открытом танковом бою победителем выходили экипажи немецких боевых машин, нанося советской стороне тяжелые потери.
К началу Курской оборонительной операции на вооружении БТ и МВ Воронежского фронта, как и всей действующей армии, находились также и легкие танки Т-60 и Т-70. В его войсках их было довольно много – 425 штук, или 22,8 % от общего числа. По своим техническим характеристикам они значительно уступали Т-34. Так, например, даже Т-70, более совершенный, чем Т-60, имел на вооружении 45-мм пушку, а бронирование лобовой части корпуса 45 мм, поэтому не мог бороться с бронетехникой противника в открытом бою. В войсках его называли «мотоциклом с пушкой» из-за того, что экипаж состоял из двух человек, а двигатели стояли автомобильные на бензине. С определенной долей эффективности Т-70 можно было использовать, если он был закопан в землю по башню и имел в боекомплекте подкалиберные снаряды. Но тогда он из танка превращался в неподвижную артиллерийскую огневую точку. В ряде подвижных соединений, участвовавших в боях на юге Курской дуги, численность Т-70 достигала 30 % и более, поэтому их командование было вынуждено использовать «семидесятки» в открытом бою. Что приводило к очень высоким потерям, несмотря на профессионализм и старания экипажей.
Кроме того, превосходство германских танковых частей над советскими в Курской битве обеспечивалось использованием в ходе боев и тесным взаимодействием батарей штурмовых орудий. Помимо того, что перед каждой атакой в районе, где планировался удар бронетехники, обязательно проводилась разведка и при обнаружении советской бронетехники или ПТО его обязательно бомбили и обстреливали артогнем, атакующий клин немецкого танкового подразделения, как правило, включал в себя штурмовые орудия. К началу «Цитадели» ряд танковых и моторизованных соединений, в частности все дивизии СС, получили по три десятка штурмовых орудий. Они имели достаточно слабое бронирование лобовой части корпуса, но были вооружены 75-мм орудиями, обладавшими возможностью с дистанции 1000 м пробить 82-мм броню. Поэтому их эффективность основывалась на том, что батареи двигались за первой линией танков, как бы прикрывшись ими, и при появлении советских танков открывали вместе с другими боевыми машинами клина плотный огонь. Если же танковый клин начинала обстреливать артиллерия оборонявшихся, то штурмовые орудия, находясь, как правило, на расстоянии более чем прямой выстрел, засекали огневые точки и концентрировали огонь по ним сразу нескольких орудий, облегчая тем самым работу экипажам танков, двигавшихся впереди. Таким образом, эти самоходки являлись важным компонентом для создания огневого щита как для «проламывания» обороны, так и в ходе отражения контратак советских танковых частей.
Советская самоходная артиллерия как род войск появилась в 1942 г. и к началу Курской битвы «на ноги» по-настоящему еще не встала. Во-первых, разработанные к этому времени СУ-76, СУ-122 и СУ-152 еще не отвечали требованиям боя, в частности их орудия не обладали, за исключением СУ-152, необходимой пробивной мощью. Во-вторых, и это самое главное, промышленность не смогла наладить выпуск необходимого количества этих машин. В результате, хотя всем танковым корпусам по штату было положено иметь один смешанный самоходный артполк (9 СУ-76 и 12 СУ-122), к началу Курской битвы ни один корпус Воронежского фронта, в том числе и 1-я ТА, их не получил. А имевшиеся в составе фронта три отдельных полка были переданы 6-й гв., 7-й гв. А и 40-й А как противотанковый резерв командарма. Кроме того, в танковые корпуса не прибыли и положенные им отдельные истребительно-противотанковые дивизионы 85-мм орудий. Это обстоятельство заметно снизило огневую мощь соединений и ограничило возможности их командиров в борьбе с бронетехникой противника.
Вместе с тем к началу июля 1943 г. советскому командованию не удалось решить две важные проблемы БТ и МВ Воронежского фронта, которые окажут существенное отрицательное влияние на ход Курской оборонительной операции. Во-первых, не был выполнен план по комплектованию 1-й ТА, ударного объединения фронта. Для наглядности приведу цитату из отчета командования 1-й танковой армии о ее состоянии перед Курской битвой, которая ярко демонстрирует одну из отмеченных выше проблем:
«По артиллерийским частям в составе корпусов недоставало:
а) Во всех корпусах отсутствовали самоходные артполки и полк ПВО. Во всех корпусах недоставало зенитно-пулеметных рот.
б) В 31-м тк отсутствовали истребительно-противотанковые полки, полк ПВО, тяжелый минометный полк.
По другим частям:
а) Отсутствовал армейский мотоциклетный полк.
б) В 31-м тк не было сформировано мотострелковой бригады, мотоциклетного батальона и не прибыло авиазвено связи.
в) Армейский 385-й авиаполк легких бомбардировщиков имел некомплект 12 самолетов У-2.
538-й иптап 6-го тк, армейские 1008-й иптап и 16-й гв. омп («катюш». – В.З.) к началу операции находились в оперативном подчинении командующего 6-й гв. А».
Во-вторых, не удалось обеспечить бронетанковые войска необходимым количеством автотранспорта. Это была одна из самых сложных проблем всей Красной Армии. На Воронежском фронте даже отдельные корпуса и 1-я ТА, которые считались средством развития успеха его командующего, к началу июля имели некомплект автомашин 33 %, или около 600 грузовиков на одно соединение, не говоря уж об отдельных полках и бригадах. Это существенно снизит их маневренность и мобильность, создаст в ходе боев острые проблемы с доставкой боеприпасов, горючего, продовольствия и отправкой раненых, особенно тяжелых, со сборных пунктов в госпиталя.
В ночь на 2 июля 1943 г. поступило распоряжением Ставки ВГК, в котором говорилось, что с большой долей вероятности с 3 до 6 июля противник перейдет в решительное наступление против Воронежского и Центрального фронтов. Их командованию было приказано привести весь личный состав боевых частей в полную готовность, а подразделения, находившиеся на учебе, вывести на главную полосу. На этом период подготовки войск Ватутина к Курской битве закончился.
Завершая рассказ об этом важном этапе на пути к победе Красной Армии в той грандиозной битве, хочу особо подчеркнуть, что за эти три месяца советской стороной была проведена огромная работа по восстановлению и повышению боеспособности частей и соединений Воронежского фронта, в том числе и 6-й гв. А, возведена мощнейшая оборонительная система, которая поможет в июле 1943 г. выполнить главную задачу – удержать ударные соединения ГА «Юг» на армейских полосах и нанести им существенный урон. Вместе с тем на территории, где развернулся фронт, была отремонтирована и заметно расширена тыловая инфраструктура: проложены дополнительные дороги, построены мосты, колодцы, полностью «перешит» отрезок железной дороги Курск – Прохоровка с узкой «европейской» на более широкую «советскую» колею и подъездные ветки, подготовлены сотни складов и баз снабжения, возведено значительное число боевых, запасных и ложных аэродромов. Кроме того, для разгрузки магистралей Касторное – Курск и оперативного подвоза войск и техники началось строительство железнодорожной ветки Старый Оскол – Полевая. И хотя ее не успеют ввести к началу оборонительной операции, она сыграет важную роль после нее, в период подготовки к контрнаступлению.
К началу июля, несмотря на ряд проблем и недоработок, полосы обороны армий были в основном подготовлены к отражению удара согласно намеченным планам, а их личный состав прошел минимальный курс теоретической и практической подготовки, в том числе и на полигонах, при отработке взаимодействия разных родов войск и «обкатки» танками. Исходя из реальных возможностей, которыми обладал Н.Ф. Ватутин, и ресурсов, выделявшихся ему Ставкой ВГК, можно с уверенностью утверждать, что Воронежский фронт был вполне готов к участию в той грандиозной битве, которая развернется в начале июля 1943 г. на его рубежах.
Особенно следует отметить большой вклад в эту работу генерала армии Н.Ф. Ватутина. Благодаря его энергии, воле, высокому профессионализму, организаторским способностям, наконец, что немаловажно, инициативе и большому личному стремлению добиться высоких результатов, фронт практически возродился после тяжелейших потерь в ходе зимнего наступления и Харьковской оборонительной операции, стал мощной силой, благодаря которой план «Цитадель» будет сорван.
