26

Отдых и пополнение в Туле

Шестого ноября 1943 года у нас состоялась масштабная передислокация в тыл, на зимние квартиры. Мы перебазировались в Тулу, которая находится в нескольких сотнях километров к югу от Москвы. Время восстановить силы и пополнить личный состав, истаявший, как снег на солнце. Майор Пуйад как раз отправился в Алжир – будет там ходатайствовать за «Нормандию» перед генеральным штабом «Свободной Франции» и представителями союзников.

Жизнь в Туле разительно отличается от жизни на передовой. Нас разместили на современном аэровокзале, оснащенном взлетно-посадочной полосой с твердым покрытием.

Первые пятнадцать новичков прибывают в конце декабря – начале января из Англии, Алжира и с Ближнего Востока. Среди них есть опытные пилоты, побывавшие в боях на разных фронтах, – например, Жак Андре, Франсуа де Жоффр, Константин Фельдзер, Роже Соваж. Но есть и молодняк, только что окончивший летные школы. Однако все как один рвутся в схватку.

По лицам мы догадываемся, что новички слегка озадачены при виде развеселой банды приятелей, которые небрежно одеты, перешучиваются молодыми голосами и встречают их с улыбками от уха до уха, да еще подтрунивают.

– Кто-нибудь играет в дартс? – интересуюсь я.

– Здорово, кореша! Куда прошвырнемся? – подхватывает Марсель Альбер с непринужденностью парижского уличного мальчишки.

– Эй, парни, есть кто из Мар-рселя? – вопрошает, по-южному раскатывая звук «р», Жозеф Риссо.

В Алжире и в Москве им все уши прожужжали рассказами о наших бесконечных списках побед, пригоршнях медалей и количестве приказов с объявлением благодарности. Они ожидали увидеть «стариков» постарше, посуровее и в безупречных мундирах. В общем, лед между нами растоплен в первые же минуты, и новички мгновенно забрасывают нас вопросами – им не терпится узнать все о сбитых врагах, о жизни на передовой, об отношениях с местным населением и в первую очередь с девушками.

Нам, пионерам эскадрильи, поручено привести новую команду в боевую готовность. Прежде всего это задача двух Марселей – нашего чемпиона Альбера и строгого, но увлеченного своим делом наставника Лефевра.

Обучение проходит на двухместных Як-7 с двойным управлением. С самого начала не обходится без поломок, потому что эти пилоты не привыкли приземляться на снег и летать над необозримыми белыми просторами, где почти нет ориентиров. Проблемы, с которыми они сталкиваются сейчас, живо напоминают мне о собственном опыте год назад в Иванове.

Де Жоффр, угодивший в снежную бурю при заходе на посадку после первого же вылета, приземляется настолько неудачно, что чуть было не сносит с полосы на скорости почти 100 км/ч советский Ла-5. Происходит столкновение, оба самолета получают значительные повреждения, а винт Як-7 останавливается в волоске от головы советского пилота.

– Ничего себе начало! – возмущенно орет Лефевр. – Ты фрицев должен убивать, фрицев, а не русских!

Папаше Маглуару еще не раз придется драть глотку, когда его ученики приступят к одиночным тренировочным полетам на Як-9. В следующие недели он потеряет счет покореженным винтам и сломанным шасси. И это не учитывая аварийных посадок в чистом поле.

В середине января у нас радость – командир вернулся. Пуйад прилетел из Алжира с пятой нашивкой (его произвели в подполковники) и целым мешком медалей для всего личного состава «Нормандии». Пепито тоже счастлив снова нас увидеть. Он сыт по горло политическими дрязгами между французами, колебаниями англичан, которые с большой неохотой отпускают к нам французских летчиков, уже служащих в Королевских ВВС, и плохо скрываемым беспокойством американцев, наблюдающих, как растет и развивается «Нормандия». Короче, он сказал нам так: «Достал меня этот чертов Алжир до печенок».

Пепито такой же, как мы: политика его не интересует. Он хочет бить нацистов, общего врага, а на остальное ему наплевать.

Пополнение продолжает прибывать, и наконец становится возможным создание третьей эскадрильи. Это происходит 7 февраля. Из малочисленного авиаподразделения «Нормандия» превращается в полноценный истребительный полк.

Именно в таком составе мы неделю спустя с большой помпой встречаем прилетевший из Москвы «Дуглас» с советскими генералами Шимановым и Левандовичем, а также генералом Пети, главой французской военной миссии в Москве.

Стоит чудесное зимнее утро, морозное и солнечное. Мы, пилоты и механики, выстроились перед зданием аэровокзала по стойке «смирно» в безупречную шеренгу. На нас советско-французская униформа, шапки и сапоги из собачьих шкур до колен.

Генерал Шиманов вручает ордена Красного Знамени. Этой награды удостаиваюсь я, а также подполковник Пуйад, капитан Беген, лейтенанты Марсель Альбер и Марсель Лефевр. Генерал Пети посвящает меня и моих товарищей в кавалеры Почетного легиона. Это незабываемый момент: представитель де Голля возлагает саблю на мое плечо, слегка ударяет клинком, а затем крепко пожимает мне руку.

Эмоции зашкаливают, когда объявляется о посмертном присвоении наград нашим павшим соратникам: Леону, Бальку, Дэни, Бону, Ларжо. Со слезами на глазах я вспоминаю февральский день 1940 года, когда получил первый пилотский значок в летной школе Анже. Я думаю об отце, который непременно испытал бы чувство гордости за меня, и о маме. О сестре и брате, давно не дававших о себе знать. И о моих однокашниках из выпуска Z – должно быть, они продолжают завоевывать боевую славу в небе Англии во главе с Маридором.

Звучит «Марсельеза», два флага – французский и советский – одновременно поднимаются в морозном воздухе, и лишь каменное сердце не способно дрогнуть в этот миг.

«Нормандия» растет и набирается сил до весны, а в конце апреля у нас уже достаточно личного состава, чтобы сформировать четвертую эскадрилью. Пуйад пожелал, чтобы каждая эскадрилья взяла себе имя в честь какого-нибудь из городов «нашей» провинции. Первая теперь называется «Руан», вторая – «Гавр», третья – «Шербур», а четвертая – «Кан».

Я служу в «первой» под командованием моего приятеля Марселя Альбера и очень этим доволен. Пуйад, талантливый руководитель, сразу понял, что нельзя разлучать Бебера и Поипа, «пролетария» и «барина», мы ведь как братья-близнецы.

За полгода и полмесяца, проведенные в Туле, Пепито сумел показать себя превосходным лидером. Именно благодаря ему так быстро сложилась сплоченная команда, в которую на равных вошли уцелевшие пилоты из первого состава «Нормандии» и новички, прибывшие со всех концов света. Поначалу все было непросто – когда майор Дельфинб привез с собой группу летчиков, которые, так же, как и он сам, участвовали в дакарских событиях на стороне вишистов, мы встретили их ледяными взглядами и колкостями. Двадцатилетние не склонны к компромиссам, так что мы не поскупились на ядовитые стрелы в адрес бывших противников. Но очень скоро добродушие, здравый смысл и боевой задор Пуйада разрядили обстановку. Именно тогда, в Туле, стараниями Пепито сплотился, воспрял и во всех отношениях пошел на взлет авиаполк «Нормандия».

Мы живем в комнатах по пять-шесть человек, но если выдается погода, не благоприятствующая полетам, проводим время в общем зале все вместе. У нас есть любители бриджа и фанаты белота. Я предпочитаю дартс и покер; из-за успехов в этой карточной игре «первую» теперь все проклинают и дразнят «мафией».

Еще в этот долгий период почти полной бездеятельности мы развлекаем себя тем, что придумываем клички. «Старики» ими давно обзавелись (с легкой руки Марселя Альбера это стало особенностью «Нормандии»), теперь настал черед новичков. Мы быстро находим какую-нибудь отличительную черту характера, внешности, поведения, биографии, а дальше в дело вступает воображение: Роже Соваж у нас Верзила или Негр из-за роста и смуглой кожи; чемпион Европы по легкой атлетике Жак Андре – Четыреста Метров; Монье мы называем Обмани-смерть, потому что этому парню удается выходить целым и невредимым из самых невероятных и очень опасных ситуаций.

Еще у нас есть Эйхенбаум – Бум-Бум; Жюль Жуар – Жулик; Ив Фору – Аплодисмент; Роже Дени – Политех; Казанёв – Заваруха; Гастон – Чемодан; Мартело – Полмили; Ирибарн – Гриборн; Бурдьё – Челюсти; Ктоффо – Ктоф; Амарже – Надин; Бертран – Заначка; Сэн-Фаль – Фаллос; де Сен – Секвана; Дельфино – Финошар; Дуар – Жирдяй; Мерцизен – Фитюлька; Мансо – Джиджи; Эмоне – Джонни; Константина Фельдзера мы зовем на русский манер Костя, и так далее.

Некоторые даже удостаиваются целого списка прозвищ. Я, к примеру, то Поип, то Плутон, то Маркиз, то Виконт, а порой становлюсь де ла Растяпом, если Марселю Альберу угодно высмеять мою пресловутую рассеянность и неуклюжесть. Жозеф Риссо тоже балованный: помимо клички Кадолив (по названию его родной деревни), за подвиги в амурных делах он удостоился деликатного прозвища Сцепная Тяга.

С авиавокзала под Тулой мы регулярно выбираемся в город. После долгих и по большей части монотонных дней в расположении полка, возможность развеяться по вечерам приходится очень кстати. В городе мы узнаём, что, наряду с цирком, есть еще одно заведение, совершенно необходимое советским фронтовикам: Дом Красной Армии. Там можно выпить пива, посмотреть театральные спектакли и концерты, послушать хор Красной Армии и, что для нас самое главное, – познакомиться с девушками. Девушки в этом большом здании, расположенном рядом с собором, – дорогие гостьи. А мы, благодаря необычной военной форме и энергии двадцатилетних, пользуемся у них успехом. Танцуем под звуки скрипок, балалаек и аккордеонов, флиртуем напропалую и порой кому-нибудь из нас удается провести вечер в доме избранницы – ее мама, польщенная визитом французского летчика, принимает его как короля.

Затемно возвращаясь на базу, важно не опоздать на последний автобус, иначе придется два часа топать на морозе по нескончаемому бульвару, который пересекает город с севера на юг. Окна здесь по ночам освещены только у огромного оружейного завода, работающего сутками напролет, чтобы обеспечить растущие нужды советских войск.

С наступлением весны летная подготовка становится интенсивнее. Мы рады снова начавшимся вылетам, но наш энтузиазм охлажден трагическим происшествием.

Поздним утром 18 марта погода стояла пасмурная, в небе громоздились внушительные тучи. Несмотря на это Бурдьё и Жуар совершали тренировочный полет в паре. Жуар был в прекрасном настроении – тем утром он узнал, что ему присвоено звание младшего лейтенанта.

Долго радоваться повышению, к сожалению, не пришлось. Вскоре после взлета, в пятидесяти километрах к северу от базы, два Як-9 столкнулись при выходе из облаков. Самолет Бурдьё камнем спикировал в землю и взорвался. Жуар успел выбраться из кокпита и прыгнуть с парашютом. Он думал, что все обошлось, но в тот самый момент, когда спасительная земля уже была совсем близко, его нагнал потерявший управление Як-9 и крылом сорвал парашют.

Русские пехотинцы нашли тело Жуара среди обломков его самолета. Мы похоронили обоих товарищей в березовой роще. Была метель. Мы с трудом сдерживали слезы, глядя, как в обледеневшую землю опускаются простые гробы, сколоченные из светлых досок.

Морис Бурдьё из февральского пополнения погиб всего через месяц после приезда в расположение «Нормандии». Смерть Жюля Жуара, нашего Жулика, парня из Рубе, стала для меня особенно тяжелой утратой. Он был пламенным патриотом, из породы Марселя Лефевра и моего друга Шарля Энгольда, погибшего в Англии. Свою смелость и преданность Франции Жюль Жуар доказал в Дакаре, приземлившись на «Кодрон-Люсиоле» в самой гуще вишистских войск, чтобы призвать их присоединиться к «свободным французам». Его отец, уже потерявший одного сына на войне, умрет от горя через несколько месяцев после возвращения «Нормандии» на родину.

День 30 марта ознаменовался новым происшествием. Авиаполк собрался в полном составе, чтобы продемонстрировать чудеса высшего пилотажа важным гостям: к нам прибыли генерал Захаров, писатель Илья Эренбург и бывший министр воздухоплавания Пьер Ко.

Представление заканчивается, самолеты начинают заходить на посадку, как вдруг Монье сообщает по радио, что у него заглох мотор. Он отказывается прыгать с парашютом и собирается приземляться с остановившимся винтом.

Мы с ужасом наблюдаем, как, не долетев до посадочной полосы каких-то сто метров, его Як-9 врезается в деревья. Я зажмуриваюсь за секунду до того, как раздается страшный треск и грохот, от которого все вздрагивают, а когда открываю глаза, вижу валяющиеся на снегу обломки «яка». Как и все очевидцы этого события, я уже представляю себе разорванного в клочья беднягу Монье, чьи останки разбросаны вперемежку с покореженными деталями самолета в радиусе нескольких сотен метров.

Мы бежим к месту катастрофы и замираем как вкопанные при виде Монье, по прозвищу Обмани-смерть, который стоит посреди дымящихся обломков и даже делает пару шагов нам навстречу. Щека у него в крови, он хромает, но жив-живехонек.

– Не в этот раз, парни, – говорит нам, держась за поясницу, Монье с тенью улыбки на перекошенном лице.

Чертов Обмани-смерть в который раз оправдал свое прозвище! В 1941-м, на курсах переподготовки в Королевских ВВС, он врезался в дом на своем «Тайгер Мот» после того, как поднырнул под провода высоковольтной линии электропередач. На следующий год, тоже в Англии, потерял сознание в кабине «харрикейна» и очнулся всего в нескольких метрах от земли. В 1943 году, когда он служил на Ближнем Востоке, из-за поломки двигателя ему пришлось приводниться на Тивериадском озере – тогда снова произошло чудо… И Монье будет являть нам новые чудеса, пока война не закончится. К примеру, 30 июля 1944 года в районе города Алитуса его собьет «мессершмитт», и он проведет всю ночь на дереве.

Увы, в конце концов удача покинет и Обмани-смерть. Уже после войны, 3 марта 1953 года он, летчик-испытатель компании Марселя Дассо, разобьется за штурвалом «Мистэр II» (Mystère II). Это произойдет за несколько дней до того, как в аэропорту Ле-Бурже сядет самолет с останками погибших в СССР пилотов «Нормандии».

Мы теряем Фуко 21 апреля – он неудачно выполнил «бочку», возвращаясь из тренировочного полета. Хороним его в березовой роще рядом с Жуаром и Бурдьё.

Несмотря на потери, авиаполк продолжает расти и развиваться, а вокруг нас тем временем уже бушует безудержная русская весна. За считаные дни деревья одеваются новой листвой, земля – травой, а вдоль изгородей распускаются цветы.

Дни становятся длиннее, и всем уже не терпится снова ринуться в битву. Я тоже готов отправиться на передовую – мы с Жаном де Панжем, отличным товарищем в любых жизненных ситуациях, вместе провели долгий отпуск в Египте и великолепно отдохнули. Что может быть лучше для восстановления сил, чем целый месяц каникул, особенно если у тебя в карманах жалованье, накопившееся за полтора года! Разумеется, мы ни в чем себе не отказывали. В Каире и в Александрии жили в лучших отелях и ели в лучших ресторанах. Даже купили машину – здоровенный кабриолет «Хадсон», чтобы почувствовать себя настоящими туристами, и накатались вволю – нос по ветру, на носу солнечные очки, а в салоне кабриолета красивые девушки, подхваченные в каком-нибудь казино или на вечеринке.

Однако под конец отпуска жизнь богатых бездельников нам прискучила вместе с пальмами, солнцем и прочими радостями жизни. Обоим захотелось поскорее снова увидеть нашу веселую банду из верных механиков и друзей-пилотов. Короче, вернуться в семью, которой они стали для нас за прошедший год.