Глава 15

– Ты ведь с самого начала знал о фильтре-отсекателе, да? Знал и никого о нем не предупредил? – спросил я Рипа, когда мы с ним вышли на предпоследний лестничный виток – практически финишную прямую. Это были мои первые внятные слова с того момента, как я закончил выпускать пар и размахивать перед адаптером бритвой.

– Да, знал, – не стал отрицать Рип. – И что это меняет? Ну, сказал бы я вам заранее, что до Источника суждено дойти лишь одному из вас, а дальше? Вы стали бы тянуть спички, кому идти, а кому остаться? Только я все равно из всей вашей группы выбрал бы тебя, пусть наше знакомство и началось со взаимного кровопролития. Для такого дела, как это, нужен человек, меньше всего обремененный моральными предрассудками. Готовый, как верно ты выразился, давить врагов на их собственных шнурках и не задавать лишних вопросов… Хотя, должен признать, каждый из вас внес посильный вклад в то, что мы с тобой находимся сейчас здесь, а не в Беспросветной Зоне или на Гашении. Также могу теперь сознаться, что идея свергнуть Держателя и занять его место родилась у меня сразу, как только я понял, что в Карантинную Зону прорвались шатуны из Трудного Мира вместе со своим Концептором. Это был мой единственный шанс на спасение, которое, как ты понимаешь, оказалось бы невозможным, пока Пуп контролировал Источник. Вы помогли мне добиться моей цели, а я помогу вам добиться вашей, благо это уже не так сложно, как в моем случае. Ты можешь мне верить, а можешь и нет – твое дело. Скажу лишь, что если Пуп потерял интерес к Трудному Миру, то меня он до сих пор продолжает интересовать. А стало быть, как Держатель я для вас – наиболее подходящая кандидатура. Или ты возражаешь?

– А что, есть альтернатива? – огрызнулся я, после чего постарался унять волнение (следует ли уточнять, каких внутренних усилий и компромиссов мне это стоило?) и сосредоточиться на грядущей работе, явно не такой простой, как могло показаться со слов Рипа.

– Рад, что здравомыслие тебя не покинуло, – заметил адаптер. – Сейчас мы с тобой находимся в таком месте, где может произойти все, что угодно. Я был осведомлен о фильтре-отсекателе, потому что подобная ему система безопасности находится и на противоположной стороне Оси, перед Рефлектором – Пуп опасался его разрушения недоброжелателями не меньше, чем атаки на Источник. А вот что скрывается за фильтрами, знает только Держатель и те немногие чемпионы, кому довелось там побывать. Обрати внимание: Пуп помалкивает и не предлагает нам сделку, хотя, по идее, уже должен был. Это меня тревожит, так что надо держаться начеку…

Я старался не смотреть вниз – туда, где остались мои несчастные товарищи, – и все ждал, когда до меня донесутся их крики. Блюстители уже добрались до барьера и колотили в него своими увесистыми кулаками. Этот нескончаемый барабанный бой и приглушенный фильтром рев тысяч глоток бросали в озноб даже на расстоянии. Я был уверен, что гвардейцы просто-напросто вырвут прапорщика и Банкиршу из их ловушек, оставив первого без головы, а вторую – дичайшим образом разодрав пополам. Несмотря на то что Паша и Леночка избежали стеклянных колодок, вряд ли это облегчило участь молодых людей. Они могли быть разорваны любыми способами, причем куда более жестокими, чем те, что грозили Агате и Хриплому.

Я имел шанс избавить их от страданий, если бы по выходу из Оси сразу швырнул Концептор вниз, подальше отсюда. Возможно, тогда он перестал бы на нас воздействовать, товарищи приняли бы истинное обличье шатунов и, вероятно, вместо земной боли ощущали не столь мучительный холод. Впрочем, это была лишь теория. Во-первых, при переходе из одной реальности в другую боль могла не исчезнуть, а только видоизмениться. А во-вторых, мне без поддержки Концептора нельзя было и шагу ступить. В общем, на данную тему не стоило даже заикаться.

Криков снизу так и не последовало. Не сказать, что это было странно, но меня такое положение дел удивило. Не сумев пересилить искушение, я не удержался и глянул вниз. С почти что километровой высоты фильтр казался размером с компакт-диск, а вмурованная в него Банкирша – не больше букашки. Находившаяся неподалеку от нее голова Охрипыча была отсюда уже не видна, но, надо полагать, она все еще находилась на плечах; разве только ее оторвали так быстро, что прапорщик не успел вскрикнуть, но это маловероятно. Агата определенно была в порядке: я мог видеть, как она обеспокоенно озирается и машет руками. Страх, который она испытывала, наверняка являлся самым жутким страхом в ее жизни. Ощущения Банкирши были сродни ощущениям пловца, окруженного стаей акул. Акулы кишели возле него и пока не нападали, однако не оставалось сомнений в том, что рано или поздно они вонзят зубы в выбранную жертву. Ожидание этой минуты могло свести с ума кого угодно. Хотя в положении Агаты сумасшествие было бы скорее благом, нежели усугубляющим трагедию обстоятельством.

Ясно, что блюстители решили не трогать обездвиженных пленников до той поры, пока не будет разрушена преграда. Также очевидно, что Тумаков и Веснушкина такой отсрочки не получили. С высоты копошащиеся под прозрачным фильтром блюстители походили на червей в стеклянной банке. Если Паша и Леночка еще находились там, а не были отправлены вслед за Иванычем, тогда им следовало лишь посочувствовать… Как, впрочем, и остальным шатунам-революционерам, включая меня.

– Простите… – шепотом повторил я, обращаясь ко всем несчастным товарищам, и больше не оглядывался. Отныне мои мысли были устремлены к Источнику, ибо только там мы могли обрести наше спасение…

Помнится, в далеком детстве я и мои приятели обожали, раскрыв рты, выслушивать истории одного из заводил нашей уличной компании, чей отец имел весьма редкую специальность промышленного альпиниста. Я рос в те годы, когда подростки уже не увлекались повально какой-либо одной романтической профессией – вроде космонавта, военного или моряка, – как, по рассказам моего отца, происходило в его послевоенную молодость. В восьмидесятые кумиром для мальчишек мог стать кто угодно, даже такие негероические личности, как смотритель стрелкового тира (знай бери с работы казенную винтовку да стреляй на пустыре по бутылкам и воробьям, сколько душе угодно), киномеханик (бесплатное кино каждый день – предел моих мальчишеских грез) или мороженщик (тут вообще без комментариев). Если выстроить в ряд представителей всех профессий, какими я мечтал заниматься в детские годы, то вышла бы довольно внушительная шеренга. И в ней, конечно же, присутствовал промышленный альпинист, об экзотическом и рискованном труде которого мне так часто рассказывал мой дворовый приятель.

Немаловажную роль в заинтересованности мной данной специальностью сыграл талант рассказчика, а уж он-то – талант – у сына того верхолаза имелся в избытке. Особенно меня впечатлила история о том, как бригада промышленных альпинистов ремонтировала трубу калиногорской ТЭЦ – высоченное кирпичное сооружение, прозванное в народе «Везувием», поскольку его дым в ясную погоду был виден на огромном расстоянии. Даже если рассказчик тогда приврал – а наверняка так оно и было, – для меня это не имело принципиального значения. Развесив уши, я внимал драматичному повествованию о том, как отважные верхолазы под порывами ураганного ветра ведут монтажные работы, перемещаясь по верхотуре на тонких страховочных тросах. А потом усаживаются покурить, свесив ноги с верхушки «Везувия», да бравируют, поплевывая на птиц и взъерошивая руками кучерявые облака… Этих захватывающих историй оказалось достаточно, чтобы я без оглядки влюбился в профессию промышленного альпиниста на пару месяцев. То есть до той поры, пока после очередного похода в кинотеатр стезя киномеханика снова не показалась мне единственно правильным выбором моего тогда еще светлого будущего…

Почему я вспомнил о своих детских мечтах именно сейчас, когда мы с Рипом вышли к Источнику, чтобы искупать в нем властелина этой Вселенной? Все очень просто. Преодолев последние лестничные ступени, мы оказались, по сути, на верхушке циклопической трубы, на фоне которой калиногорский «Везувий» выглядел как зубочистка рядом с флагштоком. Диаметр выходного жерла шахты оставался неизменным – все те же полторы сотни метров. Толщина кольцеобразной стены, по которой нам предстояло ходить, – порядка десяти. Ну и, само собой, цель нашего дерзкого рейда находилась на своем месте. Как, пожалуй, и сотню миллиардов лет до этого.

Первое, о чем я подумал по выходу из колодца, было вовсе не «О великий Источник!», а «Какое счастье, что здесь всегда безветренная погода!». Уж не знаю, почему я не сумел проникнуться важностью момента. Возможно, после потери товарищей мое сердце вконец очерствело, а возможно, потому, что наш выход к Источнику выглядел более чем обыденно – ни дать ни взять парочка тех самых альпинистов, вскарабкавшихся на трубу ТЭЦ, чтобы почистить сажу да зацементировать трещины. Банально, скажете вы. Увы, это так, соглашусь я. Но не подобным ли образом в Трудном Мире происходила львиная доля всех эпохально-исторических событий? Кто сегодня скажет, как вел себя Колумб во время первой высадки на американское побережье: толкнул матросам приличествующую случаю речь или просто молча отошел в кустики справить нужду?

Вот и меня первым делом порадовал не Источник, а отсутствие ветра, что на такой высоте мог бы сделать нашу задачу совершенно невыполнимой. А Источник… Да, о нем тоже можно было сказать много восторженных слов. Но только в том случае, если бы я угодил сюда, минуя все предшествующие этой встрече злоключения. Однако, насмотревшись в Ядре на гораздо более удивительные чудеса, я взирал на Источник, как пасущаяся в сочной траве корова – на протянутый ей клок сена. Будь со мной сейчас пятеро моих товарищей, они точно нашли бы что сказать, особенно Паша Свинг («Ва-а-ау!») или Охрипыч («Епическая хренотень!»). А вот у меня как-то не получалось оценить по достоинству величайшее сокровище этой Вселенной. Да и не больно-то хотелось в одиночку восторгаться тем, что в равной степени было заслужено всеми нами.

Но, так или иначе, момент действительно выдался торжественный, а посему было бы верхом неприличия не поведать об Источнике хотя бы в общих чертах. Про излучаемый им Свет, который не слепил глаза, а, наоборот, благотворно воздействовал на сетчатку, я уже упоминал и не однажды. Вблизи Источник сиял подобно дюжине солнц, но мы могли смотреть на него не отрываясь сколь угодно долго. Но к обилию Света я был заранее готов, а вот видом главной вселенской святыни оказался, признаться, обескуражен. Я стоял перед Источником и взирал… на увеличенную копию той самой армиллы, что находилась у меня в руке. Те же пропорции, та же отделка, такого же цвета бриллианты… Только габаритами это собранное из разновеликих колец устройство соответствовало куполу храма Христа Спасителя и не имело вертикальной стойки, к которой крепились кольца. Они попросту свободно висели в воздухе, как и подставка-основание этого огромного астрономического инструмента – большая, похожая на светопланер, квадратная платформа.

Впрочем, я оговорился. Это у меня была при себе копия, а прямо перед нами находился оригинал, с которого Держатель и «срисовал» облик своих Концепторов. У Источника тоже отсутствовала строго определенная форма, а имелась, со слов Рипа, лишь выставленная напоказ голимая сущность (лично мне трудно было представить, как такое возможно, даже после всего, на что я успел здесь насмотреться). Мой разум, не мудрствуя лукаво, снова преобразил эту бесформенную сущность в армиллу и оставил меня теряться в догадках касательно логики данной метаморфозы. Ну да бог с ней, с армиллой! Как-никак все-таки она имела прямое отношение к космическим сферам. Но вот бы удивились сейчас дядя Пантелей и Паша, первый из которых узрел бы Источник в образе монументального бюста Ленина, а второй – пивной кружки емкостью с железнодорожную цистерну!

Забавно, наверное, вышло бы…

Суперармилла – дабы не путаться, буду называть «оригинал» так – парила аккурат над центром колодезного жерла. Поначалу я растерялся, понятия не имея, как мы попадем к Источнику. Но, приглядевшись, мне удалось обнаружить связывающий его с Осью узенький – шириной всего с тетрадный лист – мостик. Его даже и мостом нельзя было считать: обычный квадратный брус, какие используют при строительстве домов, только изготовленный из хромированного железа. Располагалась эта возведенная над бездной тропа на стороне, диаметрально противоположной выходу из шахты. Нам с Рипом предстояло совершить последнюю короткую пробежку, благо на сей раз по ровной, а не наклонной дороге.

Поток Света возле Источника был настолько интенсивным, что вся накопившаяся во мне усталость начала покидать тело, словно влага из выстиранной и вывешенной на солнце простыни. Должно быть, за секунду я впитал в себя столько живительной энергии, сколько какой-нибудь шатун из Беспросветной Зоны не получает и за тысячу лет. Глянув с высоты на охранный периметр и чертоги посредников, я без особого удивления обнаружил, что внизу нет ничего, кроме свинцового неба. Выше оно по-прежнему становилось розовым, а затем – лазурным, что хоть немного разнообразило окружающий мир. В нем существовали только Ось и Источник, а вокруг них на огромное расстояние простиралась трехцветная пустота.

Хотя что-то притягательное в ней все же было. Вместе с приливом сил я ощутил, как во мне зарождается беспричинное желание сигануть с Оси и пережить ни с чем не сравнимое чувство свободного полета. Даже страх высоты куда-то выветрился. И на кой ляд мне вообще дался этот Источник? Что в нем особенного? Взглянул на него, утолил любопытство, и ладно. Осталось лишь шагнуть на край, расставить руки в стороны, оттолкнуться – и привет, полная свобода! Лети куда хочешь, делай что хочешь, а Свет даст мне все, что необходимо для жизни. Неужели я и впрямь хочу променять этот простой и безграничный мир на опостылевший Трудный?..

– Не смотри туда! – одернул меня Рип, подкрепив свое предупреждение чувствительным тычком в спину, от которого ход моих мыслей тут же вернулся в нужное русло. – Небось решил все бросить и прыгнуть с Оси? Не вздумай попасться на эту примитивную уловку! Поменьше пялься по сторонам и сосредоточься на деле, а иначе подаришь Пупу чересчур легкую победу.

– Так вот, оказывается, какой сюрприз он решил нам преподнести! – осенило меня. – Совратить нас пением сирен и заставить выброситься за борт! А ведь я и впрямь чуть не клюнул на этот трюк! Вовремя ты меня остановил!

Молчавший до сего момента как рыба Пуп злорадно захихикал. Странная реакция Держателя не понравилась мне куда сильнее, чем молчание. Если оно могло означать все, что угодно, – от пораженческого уныния до высокомерной демонстрации собственного превосходства, – то насчет смеха никаких двух мнений быть не могло. Держатель злорадствовал над нами, как победитель над проигравшими, которые вплоть до самого проигрыша вели себя крайне глупо и самоуверенно. Нам оставалось пройти до моста от силы полсотни шагов, однако вдруг напомнивший о себе Пуп вселил в нас смятение. Едва Держатель подал голос, Рип и я мгновенно застыли на месте, не решаясь преодолеть это смехотворное, в сравнении с пройденным, расстояние.

Что ожидало нас на мосту? На первый взгляд ничего, кроме его опасной узости и неопределенной грузоподъемности. Вряд ли именно мост представлял собой ловушку. Какой смысл сооружать западню над пропастью, когда она сама по себе является отличной преградой, способной остановить не только чемпиона, но и самого прыгучего из блюстителей? Не будь здесь этой тропы, нам осталось бы плюнуть на все, сесть и дожидаться, пока блюстители не доберутся до Источника. Ловушка определенно таилась в суперармилле, а узкий мост был чем-то вроде надписи «Осторожно – мины!»… Или это во мне уже разыгралась паранойя? Когда имеешь дело с законченным параноиком, недолго и самому подхватить это заразное заболевание.

– По-моему, Пуп нас просто пугает! – заявил я, правда, не слишком уверенно. – Нет тут больше никаких сюрпризов. Закрытая для рядовых чемпионов территория, миллион охранников, запрет на светопланеры, куча стальных шлюзов, бесконечная лестница, фильтр-отсекатель, притягивающая пропасть… И не забудь про всемогущее держательское тело, которое, если бы не светокапкан, уже растерло бы нас на удобрение для своего парка. Какие еще ловушки нам могут грозить? Разве этих не достаточно, чтобы обезопасить Источник?

– Ха! – нервно прыснул Рип. – А то, что мы с тобой здесь находимся, не служит однозначным ответом на твой вопрос? И то, что Пуп сейчас потешается над нами, не наводит тебя на мысль, что нам надо быть бдительными даже в шаге… в полушаге от Источника?

Я понял, что сморозил глупость. Рип, как всегда, прав. А что, если мы вообще забрели в ложную Ось, а настоящая или находится далеко отсюда, или стоит рядом, но совершенно невидима? И впрямь, как тут не посмеяться над двумя идиотами, что по чистому везению изловили Держателя и возомнили себя новыми хозяевами Вселенной. Тяжкая форма паранойи, какой страдал Пуп, была в действительности не бзиком, а бесценным даром, помогающим повелителю усидеть на троне такой огромный срок.

– Вижу, Пуп, тебе не терпится рассказать нам что-то очень забавное, – заискивающим тоном обратился Рип к заложнику. – Итак, мы тебя внимательно слушаем.

– Что же вы остановились? – с откровенной издевкой полюбопытствовал Держатель. – Идите, идите, а по дороге и поговорим.

– Нет уж, изволь сначала открыть нам причину своего веселья, – настаивал на своем адаптер. – Какая тебе, откровенно говоря, разница, если ты все равно уверен, что нам – конец.

– И правда, к чему все эти пререкания? – согласился Пуп. – Признаться, надоели вы мне со своим тупым упрямством. Пора бы заканчивать это представление. От компромисса вы еще внизу отказались, поэтому никаких сделок я вам больше предлагать не стану. Скажу лишь одно: хотите пережить еще немного острых ощущений – идите дальше; нет – немедленно выпускайте меня и гордитесь тем, чего достигли. Поздравляю: вы двое были моими самыми опасными врагами и поставили абсолютный рекорд по проникновению на запретную территорию. Сомневаюсь, что кому-нибудь окажется по силам превзойти ваше достижение.

– Ну, это несерьезно, – ответил Рип, озираясь по сторонам. Я рискнул пройти немного вперед, но, кроме этой мизерной прибавки к нашему рекорду, иных результатов не добился. – Я тебя отпущу, ты отдашь нас блюстителям, и мы с Глебом никогда не узнаем, каким было бы наше последнее испытание. А вдруг мы с ним справимся? И поскольку ты упорно не желаешь посвящать нас в подробности, я склонен думать, что ты блефуешь. Глеб прав: ловушки закончились. На большее у тебя, увы, не хватило фантазии. Так что, Пуп, смейся, не смейся, а от купания тебе не отвертеться.

– Если я блефую, чего же тогда ты медлишь? – с вызовом поинтересовался Держатель. – Давай действуй, хватит меня запугивать. Пришел сюда вместе с шатунами аж из Карантинной Зоны, добрался до Источника и вдруг в последний момент решил отступить? И Глеб тоже хорош! Разве пристало выходцам из Трудного Мира так себя вести? Вы меня разочаровываете!

– Заткнись, трепло! Ты еще не знаешь, что такое – настоящее разочарование! – огрызнулся я и поманил Рипа за собой: – Идем, научим этого клоуна плавать. Так уж и быть, пойду в дозор. Двум Бессрочным Гашениям не бывать, а одно еще под вопросом. Кто не рискует, тот не пьет из Источника. За мной!

И уверенно направился к мосту. Я осознавал, что Держатель нарочно подначивает нас, заставляя сунуть голову в петлю, поскольку петля эта – отнюдь не фикция. И раз уж Пуп не намеревался раскрывать нам интригу, значит, так тому и быть. Обойдемся без подсказок. В конце концов, никто и не обещал, что захват Вселенной – легкое и безболезненное занятие…

Законы Трудного Мира гласят, что пройти по лежащей на земле доске и доске, расположенной даже на метровой высоте, – не одно и то же. Главным отличительным фактором для этих однотипных занятий является отнюдь не высота, а вопрос, который возникает в голове ступившего на доску человека: «А что, если?» Что случится, если он не удержится и упадет с метровой высоты (при условии, что падать придется на жесткую поверхность)? Самое худшее, сломает себе руку или ушибется, но, с наибольшей вероятностью, успеет приземлиться на ноги и даже не испугается. Риск в таком случае крайне мал, поэтому исполнить этот трюк способен практически любой желающий. Однако количество таковых заметно поубавится, окажись та доска поднята еще хотя бы на метр. Шансы на благоприятное падение были обратно пропорциональны увеличению высоты и сходили практически на нет, когда планка достигала десятиметровой отметки. За ней уже не имело значения, откуда упадет человек – с крыши пятиэтажной «хрущевки» или Эмпайр-стэйт-билдинг. Летальный исход был предрешен в любом из этих случаев.

Гипотетически мой успех прохождения над пропастью километровой глубины (считая от поверхности фильтра-отсекателя) не зависел от того, удастся ли мне абстрагироваться от навязчивого вопроса «А что, если?». Тут и гадать нечего: мое падение в шахту так или иначе должен был венчать, как сказал бы Охрипыч, полный пипец. А там, где нет сомнений, стало быть, нет и колебаний. Все, что от меня требовалось, – это прошагать до Источника семьдесят метров по узкой тропе, по возможности глядя только вперед и веря в успех столь же истово, как ортодоксальный христианин верит в благосклонность к себе Высшего Суда.

С таким оптимистическим настроем я и взошел на мост, на другом краю которого располагалась блистательная суперармилла.

И правда, более действенного самовнушения я еще никогда не испытывал. Подобно носителю олимпийского огня, я шел по мосту с Концептором в руке и переживал не страх, а невероятно мощное воодушевление. Конечно, оно не уберегло бы меня от неверного шага, зато помогало ногам не подкашиваться, а глазам – видеть лишь приближающуюся цель и ведущую к ней дорогу. Ее ширины вполне хватало, чтобы ступать уверенно и тратить на балансирование минимум усилий. Для пущей устойчивости я старался ставить стопу, слегка выворачивая ее наружу, и двигаться на полусогнутых. Не слишком величавая походка для столь эпохального действа, к тому же, опасаясь поскользнуться, я снял носки и остался абсолютно босым. Но сейчас меня не волновали лишние церемонии – дойти бы, и ладно. А с ловушкой как-нибудь разберусь, раз уж добровольно вызвался в первопроходцы.

Адаптер и заложник дожидались результатов разведки у входа на мост. Держатель продолжал снисходительно посмеиваться, несмотря на то, что Рип уже трижды пинал его своими тяжелыми ботинками. Имейся у меня лишняя пара рук, я бы заткнул ими уши, чтобы не слышать этого мерзкого смеха.

Хотя была от него и кое-какая польза. Злорадство Пупа неустанно напоминало о нависшей над нами пока неведомой угрозе. Смех Держателя воздействовал на меня подобно плетке: стегал по нервам и не позволял впасть в преждевременную эйфорию, чьи симптомы по мере приближения к Источнику стали проявляться в виде усиливающегося «головокружения от успехов».

Рип помалкивал – очевидно, не хотел отвлекать меня от крайне напряженного занятия. Периодически я слышал, как кряхтит и охает охаживаемый ногами Держатель, но его мучитель при этом не издавал ни звука. Я тоже шел вперед, прикусив язык, и старался не думать ни о чем. Натуральная шагающая машина, запрограммированная на одно-единственное действие и неспособная к импровизации, – этакий блюститель, перенесший лоботомию и лишившийся из пяти мозговых извилин четырех с половиной…

Едва я мимолетом подумал о блюстителе, как это уродливое гориллообразное чудовище тут же возникло передо мной, перегородив выход к Источнику. Как говорится, накаркал! Хотя, конечно, вряд ли это случилось по моей вине. Сначала в сиянии суперармиллы образовалось нечто сравнимое с пятном на солнце, а затем из этого пятна нарисовался не ко времени помянутый гвардеец. Не раньше, не позже! Я миновал уже две трети пути и утратил возможность быстрого отступления. Это на земле я рванул бы от блюстителя во все лопатки и, вероятно, сумел бы спастись. А находясь на узеньком мосту, ощущал себя ползущей по ветке медлительной гусеницей, уже замеченной прожорливым хамелеоном.

Оставался радикальный вариант: резво пробежать последние два десятка метров и вступить в бой с блюстителем непосредственно у Источника. Но и здесь мне было не на что рассчитывать. Во-первых, я буду немедленно контратакован и сбит в пропасть, не преодолев и половины оставшегося пути; не возникало сомнений в том, что гвардеец не страдает расстройством вестибулярного аппарата и бегает по мосту, как по проспекту. А во-вторых, теперь мне противостоял не один из уже известных нам громил, а куда более могучая тварь. Атаковать ее в лоб было так же бесперспективно, как бросаться с кулаками на танк.

Объявившийся у Источника гвардеец походил на своих собратьев только формой непропорционально развитого тела. В остальном это существо больше напоминало не блюстителя, а его увеличенную в три раза копию, что была вырублена из янтаря и для пущей эстетики подсвечена изнутри. Никакой одежды на гиганте не наблюдалось, впрочем, стыдиться этому бесполому созданию все равно было нечего, так же как и чем-либо гордиться. Казалось, стоит только янтарному монстру пошевелиться, и он тут же с треском рассыплется на осколки, которые затем растекутся в лучах Источника густой мутной лужей. Но порожденная Светом скульптура не таяла и не рассыпалась, а приняла агрессивную позу и уставилась на меня своими выпуклыми невыразительными глазищами, что размером и цветом походили на противотуманные фары автомобиля.

Я не придумал ничего лучше, как замереть на месте и расставить руки в стороны, дабы раньше времени не кувыркнуться в пропасть – стоять без движения на узком мосту было еще труднее, чем перемещаться по нему.

– Хреновые дела, – вынес я оценку своему тупиковому положению. – Вот не думал, что однажды столкнусь с айсбергом из замороженного пива… Значит, так тебя, ублюдок, и назовем: Лагер. Ну что, урод, пожмем друг другу руки и разойдемся по-хорошему или настучим кое-кому по желтому лбу?

Лагер ответил мне утробным рычанием, словно внутри у колосса был запущен, а потом заглох мощный дизель. Не требовалось знать блюстительский язык, чтобы понять: мое компромиссное предложение получило категоричный отказ и дальнейшее ведение переговоров бессмысленно. Да и о чем можно вообще разговаривать с живым айсбергом? Его поставили здесь с единственной целью: заворачивать от Источника таких беспардонных ребят, как я и Рип. Поэтому, подобно обычным блюстителям, гигант тоже являлся всего-навсего узкоспециализированным защитным инструментом, перенастроить который под себя мы с адаптером были не в состоянии.

– Познакомьтесь: это Светлый Воин, страж Источника и лучший из созданных мной блюстителей! И ты, Глеб, только что ступил на его территорию! – прекратив смеяться, громогласно и с воодушевлением объявил Пуп. Он и впрямь испытывал неподдельную гордость, презентуя нам свое творение. – Вы хотели знать, каким будет ваше последнее испытание? Что ж, надеюсь, я сполна удовлетворил ваше любопытство. А теперь позвольте с вами попрощаться, потому что больше у нас такой возможности не появится. Вы проявили несусветную дерзость, но в целом приключение выдалось интересным. Еще никто и никогда не заставлял меня почувствовать себя жертвой. Не сказать, что это было приятно, но в любом случае жизнь разнообразило.

– Эй, Рип, что мне делать?! – окрикнул я компаньона в надежде, что он подбросит мне светлую идейку, как бороться со Светлым Воином.

– Отвлеки его, Глеб! Делай, что хочешь, но я должен прорваться к Источнику! – отозвался Рип.

– К-как ты себе это п-представляешь?! – Ошарашенный столь беззастенчивым ответом, я даже начал заикаться.

– Придумай что-нибудь! – раздраженно бросил адаптер и напомнил: – Разве не ты с друзьями недавно завалил двух гасителей?

– Так то ж с друзьями… – обреченно вздохнул я, гадая, кидаться мне в отчаянную атаку или предпочесть ей не менее отчаянное бегство. Несмотря на то что результат в любом случае прогнозировался одинаковый, сделать выбор все равно было нелегко.

Неизвестно, сколько еще я бы колебался, не посодействуй мне в выборе сам Светлый Лагер. Без агрессивных криков и выпадов, как и положено нацелившемуся на убийство хищнику, гигант оттолкнулся от платформы и взлетел над мостом в невысоком, но стремительном прыжке. Легкость, с которой эта многотонная туша сиганула навстречу, давала понять, что проворством мой нынешний противник не уступает обычному блюстителю. Слон, скачущий с резвостью тушканчика, – вот наиболее подходящая характеристика манеры передвижения Лагера. Водись в Трудном Мире подобные существа, человек наверняка использовал бы их для прокладки просек в тайге или джунглях. Если бы, конечно, сумел приручить этих чудовищ.

Выдержит ли мостик скачущего по нему Светлого Воина, меня волновало в последнюю очередь. Прежде всего приходилось заботиться о том, как самому не угодить под эти прыжки. Гимнаст из меня и раньше был аховый, а тут, как назло, я был вынужден экстренным темпом осваивать одну из сложнейших гимнастических дисциплин – бревно. Само собой, что мои дебютные выкрутасы получились донельзя неуклюжими. Завидев летящего на меня Лагера, я метнулся вперед и нырком упал на тропу. Гладкая поверхность позволила проехаться по ней на брюхе еще несколько шагов. Над головой пронеслись голые вражеские ступни, каждая размером с одноместную надувную лодку. Рядом с противником я выглядел таким же тщедушным, как обезьянка-капуцин – в сравнении со мной. Жаль только, что о ловкости хвостатого капуцина мне приходилось лишь мечтать.

Позади громыхнуло, но мост даже не дрогнул. Впрочем, крепость моста не влияла на мое бедственное положение, а узость так и вовсе вредила. Лежа животом на тропе и удивляясь, как меня угораздило не сорваться в шахту, я угодил в весьма щекотливую ситуацию. Чтобы снова подняться на ноги, мне требовалось некоторое время; попробуйте-ка на досуге проделать такое упражнение на обычном гимнастическом бревне, и поймете, как это непросто для гимнаста-профана. Промахнувшийся Лагер находился от меня в нескольких шагах и уже разворачивался для повторной атаки. На сей раз она должна была последовать с тыла, и противопоставить ей мне было абсолютно нечего.

Но разлеживаться и ждать, когда меня растопчут, как сигаретный бычок, я тоже не собирался. Перехватив армиллу зубами, я освободил обе руки, затем оперся ими о мост и начал поспешно подниматься. Повезет так повезет, а нет – значит, нет. По крайней мере, упаду вниз, будучи в полной уверенности, что боролся до конца и сделал все возможное ради нашего великого дела…

Далее произошло то, что можно в одинаковой степени назвать и вселенским позором, и равнозначным ему по размаху почетом. Объяснение этого противоречия лучше начать с конца – лишь такой порядок позволит воспринимать случившееся со мной недоразумение в позитивном ключе. А иначе все будет выглядеть не слишком приглядно не только для меня, но и для всего человечества в целом.

Итак, чем же мог по праву гордиться последний человек, всеми силами пекущийся о возрождении Трудного Мира (забудем на минуту о том, что данный господин является по совместительству и нечаянным губителем всего сущего). Ответ прост. В разгар борьбы за будущее своей Проекции Глебу Свекольникову все-таки удалось совершить то, что до него не удавалось ни одному обитателю Проекционного Спектра. А именно: я достиг Источника и прикоснулся к величайшей святыне во Вселенной. Внушительное достижение, не правда ли? Даже по скромным оценкам, оно могло встать в один ряд с самыми грандиозными событиями земной истории, ну а если мыслить глобально…

Ладно, остановимся пока на этом. Главное, хорошенько прочувствовать значимость моего поступка. И тогда дальнейшие подробности не омрачат вполне заслуженной гордости человечества за своего «полпреда» в мире Ядра.

Почему Светлый Воин решил не давить меня ножищами, когда у него была на то отличная возможность, надо спросить у него. Не исключено, что ему попросту не захотелось пачкать священное для чемпионов место человеческими внутренностями. А может, погруженное в Источник сознание Держателя решило сыграть со мной шутку, подобно тому как кошка играет полудохлой мышкой. С трудом удерживая равновесие, я умудрился снова подняться и не навернуться в шахту, хотя в моем взбудораженном состоянии это было проще пареной репы. Мне оставалось лишь выпрямиться и пробежать отделявшее меня от Источника расстояние. А на площадке я опять обрету устойчивую опору и пусть небольшое, но пространство для маневров…

Тут и последовала давно ожидаемая вражья атака. Я все еще надеялся, что Лагер отсрочит ее хотя бы на две-три секунды, за которые мне удастся отыграть у него маленькую фору. Но Светлый Воин так не считал. Ловко развернувшись после неудачного прыжка – небось для гиганта тропа и вовсе казалась тонким канатом, – Лагер снова ринулся на меня, еще не успевшего принять устойчивое положение…

Я не имел никакой возможности увернуться и встретил удар в позе высокого старта, только-только поймав равновесие и еще не успев вынуть из зубов армиллу. Полагаю, можно не уточнять, к какой части моего тела приложилась вражеская ступня, весу в которой было, наверное, с центнер. Взятое мной с места ускорение оказалось настолько мощным, что когда мои ноги снова коснулись тропы – хвала Фортуне, что в полете мой курс не отклонился от намеченного! – мне оставалось пробежать по ней всего несколько шагов. Что я и сделал, благо инерция продолжала увлекать меня в нужном направлении.

Вот таким постыдным манером представитель человечества очутился возле Источника. Светлый Воин ударил мне не только по мягкому месту, но и по гордости. Впрочем, последняя пострадала отнюдь не так остро, как отбитая задница. Поэтому простительно, что все мои мысли были обращены сейчас к ней, а не к Источнику. Дикая боль пронзила нижнюю половину тела. Я еще перебирал ногами, но уже чувствовал, что тазовые кости, судя по всему, раздроблены и едва инерция от удара закончится, я рухну и больше не поднимусь. Лагеру останется лишь додавить меня и сбросить в шахту, чтоб не мучился и не оскорблял своим присутствием святая святых чемпионского мира.

Этот короткий финальный рывок завершился тем, что я запнулся за одно из колец суперармиллы и пластом растянулся на площадке. Падение причинило дополнительную боль, и я заорал так, словно меня распиливали циркулярной пилой; по крайней мере, ощущения в области таза были именно такими. Вдобавок голова стукнулась обо что-то твердое, в глазах помутилось, и я решил, что теряю сознание.

«Сдохнуть в отключке – не так уж плохо, – мелькнула в гудящей голове последняя молния-мысль. – Жаль только, что…»

Затем внутри все оборвалось, а следом должно было наступить забытье, что оградило бы меня от боли и сокрушения о бесславном поражении. Но едва я расслабился, дабы покориться судьбе, как сознание вдруг возвратилось, будто передумало уходить. А вот терзающие меня боль, усталость и пораженческие мысли испарились бесследно. Процесс самоочистки души и тела от страданий длился всего миг, но терапевтический эффект от него был просто великолепным.

Прилив сил и прояснившийся рассудок позволили трезво оценить изменившуюся обстановку. В ограниченном внешними кольцами суперармиллы пространстве Свет принял форму полупрозрачной золотистой дымки. А она испарялась… правильно: из самого что ни на есть настоящего источника – маленького круглого бассейна диаметром – извините за сравнение – чуть больше стандартного канализационного люка. Бассейн наполняла искрящаяся, будто под солнцем, бесцветная жидкость. А располагался он в том самом месте платформы, где, по логике, у суперармиллы должна была торчать отсутствующая вертикальная стойка. Я лежал на боку, упершись плечом в бортик водоема, и не мог рассмотреть его дна, хотя толщина площадки-основания не превышала метра. Такое впечатление, что Источник служил горловиной гигантского резервуара, находившегося уже в иной реальности.

Концептор, который я до этого удерживал в зубах, валялся неподалеку, выроненный мной при падении. Ключевая деталь Трудного Мира, хранившая в себе всю информацию о моей родной Вселенной, была сейчас похожа на забытую елочную игрушку, что в разгар праздника сорвалась с елки и закатилась в дальний угол комнаты. Никому не нужная безделушка, чье исчезновение осталось не замеченным ни гостями, ни хозяевами… Рядом со мной лежал аккумулятор такой мощной энергии, которую обычному человеку было невозможно и вообразить. Энергия, что двигала небесные светила и стирала целые галактики, была сконцентрирована в маленькой армилле и находилась от меня на расстоянии вытянутой руки. А я смотрел на драгоценный артефакт и не мог воспользоваться даже малой толикой заключенного в нем чудовищного энергетического потенциала.

Сущность, лишенная строго определенной формы… Почему все мои друзья, кому довелось увидеть Концептор, обнаружили в нем так или иначе привычные для себя вещи и лишь я по необъяснимой причине узрел в Концепторе армиллу – форму, наиболее близкую к сущности захваченного мной артефакта? В чем кроется, образно говоря, логика сей алогичности? А логика там, несомненно, присутствовала.

Намек – вот что это было на самом деле! Я – единственный, кто получил намек на то, что угодившая мне в руки драгоценность имеет отношение к высшим небесным сферам. И я же остался последним человеком, который продолжал бороться за возрождение Трудного Мира. Концептор, будто живое существо, все время пытался сообщить мне – и только мне! – о чем-то важном. С того момента, как я впервые его увидел, он посылал свои намеки. Вначале, вероятно, предостерегал об опасности, как это открытым текстом делали Адам Подвольский и Рип. А затем, когда я не внял голосу разума, Концептор избрал меня – своего похитителя – своим же первейшим защитником. Концептор будто чуял, что в Ядре его ценность окажется невелика и лишь я – осознавший свою ошибку землянин – стану относиться к нему как к великой святыне и оберегать его до конца. Поэтому «умный» артефакт продолжал упорно напоминать мне о тех небесных сферах, которые я по глупости уничтожил. Ведь не напрасно он придал Источнику свою форму – так сказать, усилил намеки по максимуму, раз тупой Лингвист их не понимал. Концептор делал все возможное, чтобы я не забывал о нем даже в эту минуту – возможно, последнюю минуту, когда я еще чувствовал себя человеком.

Но зачем? Неужели Концептор и впрямь являлся живым существом, способным бороться за свое существование? А почему нет? Разве Вселенная, чьи обитатели живут по крайне суровым законам, не может тоже начать такую борьбу, когда над ней самой нависнет угроза уничтожения? Раньше от всех неприятностей Концептор спасал Рип, а когда адаптер допустил ошибку, его подзащитный взялся за это дело самостоятельно. Он провел нас – своих защитников – по Ядру и до сих пор продолжал помогать мне. А я, идиот, относился к Концептору как к бездушной вещи – фонарику, единственная польза от которого – показывать нам путь в темноте. Но ведь даже обычный фонарик способен в случае опасности послужить оружием! Так отчего же мне не попробовать использовать Концептор в качестве средства самообороны?

Помнится, однажды Кадило уже принял этот артефакт за кинжал. Скорее всего, это случилось, потому что мой напарник был большой поклонник холодного оружия и коллекционировал его чуть ли не с детства. А что, если (вот когда настало время озадачиться этим сакраментальным вопросом!) у меня тоже получится придать армилле подобную форму? На худой конец, хотя бы столь же примитивную, поскольку я был уверен наверняка, что Концептор на такое способен.

Вся эта череда догадок и откровений (хотелось надеяться, что не запоздалых) вихрем пронеслась у меня в голове за несколько секунд. Спасибо Источнику: его близость делала мои мысли ясными, хотя в иной ситуации они точно показались бы мне бредом. Но к кому еще мог обратиться за подмогой ничтожный человечишка, атакованный самым могучим воином Ядра? Не к Господу же Богу, с которым я в данный момент воевал!

– Выручай, будь другом, а иначе нам с тобой сейчас придут кранты! – подобрав армиллу, обратился я к ней. Я действовал по наитию и полагал, что лучшего способа попросить помощи у родной Вселенной попросту нет. Хочет жить, как и я, значит, поймет, что от нее требуется. – Дай мне оружие! Самое мощное, какое сможешь! И поскорее, умоляю тебя!

Отвесивший мне пинка, теперь Светлый Воин вел себя как неоспоримый победитель. Умиротворенно урча – я и не предполагал, что блюстители способны выражать удовольствие, – Лагер неторопливо возвращался к Источнику. Разгадать планы гиганта было несложно. Все, что ему оставалось, это сгрести меня внушительной пятерней (самая крупная из них – левая – могла бы шутя смять холодильник) и отправить в полет к основанию Оси. Наша битва со Светлым Воином обещала завершиться, толком и не начавшись. Все зависело от того, верна ли моя догадка насчет Концептора и способен ли он на нечто большее, чем обычная «подсветка» чужеродной реальности.

– Что же ты не телишься, зараза! – прикрикнул я на армиллу и в раздражении стукнул ее подставкой о парапет Источника. Раньше я частенько поступал так с испорченными электроприборами, поскольку, будучи обывателем еще советской закалки, знал: иногда подобная встряска способна отсрочить дорогостоящий ремонт. – Оружие! Нож! Сабля! Пулемет! Базука! Ну хоть что-нибудь! Ведь для общего дела прошу, проклятая ты железяка! Кому ты будешь тут без меня нужна, скажи на милость?..

Лагер сошел с моста и ступил на платформу. Не будь я уверен, что передо мной находится безмозглая машина, непременно решил бы, что король блюстителей мурлычет под нос победную песню. Мои тазовые кости срослись – я прекрасно ощущал, что Источник не приглушил боль, а полностью исцелил меня от полученных травм. Я мог бы вскочить на ноги и снова ринуться в бой, как молодой лев, только что бы это дало? Нарвался бы на очередной пинок и улетел в шахту, словно ошметок грязи, стряхнутый со ступни исполина.

– Дешевая китайская побрякушка! – уже без обиняков обозвал я Концептор. – Да тобой даже спину толком почесать нельзя! Какого хрена я вообще тащил тебя сюда? Уж лучше бы сразу к кальмарам на ПМЖ отправился! Черт бы тебя побрал, барахло золоченое!..

Светлый Воин остановился на краю площадки и замер, будто заинтересовался моей бранью и решил дослушать, чем завершится мой разговор с Концептором. Сквозь золотую дымку я видел стоявшую на том конце моста одинокую фигуру Рипа, возле ног которого лежал упакованный в светокапкан Пуп. Компаньон молчал, не подбадривая меня и не выражая последнего сочувствия. Чуял, черномордый лицемер, что как только Лагер разделается со мной, настанет и черед адаптера послужить мячом для изнывающего от скуки «футболиста». Помалкивал и Держатель – очевидно, затаил дыхание в предвкушении уготованной мне экзекуции.

Я неторопливо поднялся на ноги, подбросил на ладони Концептор и прицелился, собираясь от безысходности запустить его Лагеру в глаз: давай-ка, паскудник, напоследок проверим, какой ты верткий! Однако едва я занес руку для броска, как внезапно ощутил, что в ладони лежит не привычная ножка армиллы, а нечто более широкое и ухватистое. Да и нагрузка на кисть изменилась, хотя весу в удерживаемом мной предмете вроде бы не прибавилось: все та же необременительная для крепкой мужской руки пара килограммов. Правда, швырять эту штуковину было уже не так сподручно. Данное обстоятельство вынудило меня повременить с броском и взглянуть, что случилось с армиллой…

Редко, очень редко Лингвисту доводилось брать свои слова назад. Но сейчас был именно такой случай. Все оскорбления, нанесенные мной Концептору, оказались напрасными. Упрекать его можно было разве что в нерасторопности, с которой он откликнулся на мою просьбу. Задержись армилла с метаморфозой еще чуть-чуть, и проку от нее уже не было бы. Однако преображение Концептора успело состояться до того, как меня вышибли за «боковую линию», и потому время задаваться очередным малодушным вопросом «А что, если?» снова ушло. Теперь, когда в мою поддержку выступила целая Вселенная, пришла пора действовать, невзирая ни на какие сомнительные факторы.

Как и в случае с приснопамятным киношным терминатором «Т-1000», который был сделан из жидкого металла и умел перевоплощаться лишь в примитивное и адекватное его массе оружие, Концептор тоже не смог одарить меня ни базукой, ни пулеметом, ни даже пистолетом. Повинуясь мольбе последнего землянина, безобидная армилла превратилась в настоящий меч: одноручный, с нешироким, метровой длины, клинком и маленькой крестообразной гардой. Украшавшие армиллу бриллианты тоже никуда не делись. Все они перекочевали на эфес меча, что было совершенно никчемным, но, безусловно, красивым дополнением. Даже утопавшие в роскоши индийские магараджи не погнушались бы носить на поясе такое шикарное оружие.

Меня же больше волновали его практические свойства, поскольку крепость золотого клинка вызывала вполне обоснованные сомнения. Такой меч мог прийти в негодность уже после первого мощного удара. Впрочем, не стоило забывать, что в отличие от любого другого меча мой обладал крайне полезной функцией автоматической починки. Да и материал, из которого он был сделан, наверняка лишь внешне напоминал золото, а в действительности являлся каким-нибудь наикрепчайшим внеземным металлом. Все эти загадки должны были проясниться в самое ближайшее время…

Ночной кошмар пацифиста: перековка армиллы на меч. Но на что только не пойдешь ради спасения единственной надежды Трудного Мира – Рипа, лояльного к землянам, будущего повелителя всего сущего (о себе скромно умолчу, хотя участь моей жалкой душонки волновала меня ничуть не меньше)…