Глава 40
Перевод

Дин Кинкейд сидел в камере в ожидании адвоката. Все тело мучительно болело от побоев: сначала били греки, а потом били полицейские – после того как обнаружили в его гостиной истекающую кровью Имоджен Грей. На протяжении долгих часов не давали даже глотка воды. Он не знал, сколько здесь сидит. Удивительно, как искажается и теряется время, когда надолго остаешься в одиночестве, да еще взаперти. Он даже не знал, что случилось с Имоджен. Гнев сжигал и разъедал душу; терзала собственная беспомощность, мучила полная утрата контроля. Впервые появился страх потери. Давным-давно, в юности, Дин испытал подобное чувство и потому никогда не вступал в глубокие отношения. Считал эмоциональную зависимость признаком слабости.

Проклинал себя за переживания, за беспокойство о состоянии Имоджен. Любовь нахлынула без предупреждения, и он пугающе быстро ее принял. Даже не попытался скрыть. Всегда знал, что чувства до добра не доведут. Так и случилось. Надо было оставаться холодным, как камень.

Щелкнул замок; дверь открылась. Констебль проводил в кабинет допросов. По пути, в общей комнате, Кинкейд увидел напарника Имоджен, детектива Брауна: тот неподвижно сидел за столом, тупо уставившись на телефон.

– Детектив Браун! – окликнул Дин громко. – Как она? Убита?

– Уберите его отсюда! – сердито приказал констеблю начальник, старший детектив-инспектор Стэнтон.

Детектив Браун взглянул с ненавистью, отвращением и презрением. Дин легко прочитал его мысли: Кинкейд сядет за все, что произошло с Имоджен и барменом Джорджем. Забавно, что после стольких лет безнаказанности вдруг собрались упечь за преступление, в котором не было ни капли его вины.

Он не солгал Васосу, сказав, что однажды тот перестанет существовать, потому что Дин непременно до него доберется. Не солгал и о том, какую популярность приобретет в тюрьме. Там полно его друзей, полно людей, многим ему обязанных. Дин всегда знал, что рано или поздно попадет за решетку – это всего лишь вопрос времени, – а потому старался по мере сил помогать тем, кто уже мотал срок: здесь избиение, там несчастный случай. Время в тюрьме не обязательно должно было стать трудным временем: просто следовало провести его с умом. Дин любил все планировать заранее. Не лгал он и о планах на случай непредвиденных обстоятельств. Потому что был кем угодно, но только не лжецом.

– Хотел бы на несколько минут остаться наедине с клиентом. – Адвокат уже сидел за столом в кабинете допросов. Брайан Дженкинс защищал Дина уже много лет и, оставаясь рядом в любой переделке, успел превратиться в надежного друга. С ним можно было поговорить начистоту.

– Привет, Брайан. – Дин выдвинул стул.

– Привет, Дин. Расскажи то, что мне следует знать.

– В моем доме установлены камеры. Все будет записано, но полиция ничего не обнаружит.

– Откуда ты это знаешь?

– Мне принадлежат дома по обе стороны от этого, а потому установленные в нем камеры не оснащены записывающим оборудованием. Все просто передается дальше.

– Толковый ход.

– Я вообще толковый парень, Брайан. – Дин перестал улыбаться и положил ладонь на руку Дженкинса. – Скажи лучше, как чувствует себя детектив Грей?

– Можно считать, что здесь тебе крупно повезло, приятель. Кажется, чудесным образом выживет. Скорее всего, некоторое время не сможет есть стейк, но в целом должен сказать, что самое страшное уже позади.

– Слава богу. – С огромным облегчением Кинкейд закрыл лицо руками.

– Тебе следует услышать кое-что еще.

– Что?

– Она проснулась лишь на короткое время и сразу сделала заявление. Сообщила, что ты никоим образом не причастен к тому, что с ней произошло.

– Так и сказала?

– Да. Причем настояла, чтобы заявление было записано и немедленно передано в полицию. Еще сообщила, что напавшие на нее люди открыто, в ее присутствии, признались, что собираются подставить тебя под убийство Джорджа.

– Моя девочка! – Дин с трудом верил собственным ушам. Она прорвалась ради него! Если судьба позволит снова доказать свою преданность, то рано или поздно она поймет, что их многое объединяет. И однажды осознает, что любит.

– Однако не все так радужно, как хотелось бы.

– Что такое? В чем проблема?

– На тебя могут повесить избиение бармена Джорджа. Какой-то свидетель опознал тебя по фотографии.

– Что за абсурд!

– Обвинение тянет максимум на три года. Не больше. Отмотаешь срок, стоя на голове.

– Желательно обойтись без этого.

– Полицейские страшно злы. Считают тебя, по крайней мере, частично ответственным за то, что случилось с детективом Грей. Элиас считает, что некоторое время тебе лучше провести за высокой стеной. Сможешь восстановить отношения со старыми знакомыми. Если этой жуткой резней дирижировал брат Элиаса, Антонис, то вам обоим понадобится вся доступная помощь. Он сумасшедший.

– До чего ненавижу твое благоразумие!

– Признайся в избиении, отсиди свое, а за это время как раз шторм утихнет.

– Согласен, заключай сделку.

– Проведешь за решеткой не больше года.

– Я сказал, действуй!

– А как насчет видеозаписей?

– Давай пока сохраним в тайне: могут пригодиться в тяжелую минуту. А пока никто не должен знать, что там случилось на самом деле. Просто скажу, что был без сознания.

– И мне больше ничего не говори.

– Спасибо, Брайан. Сделай, пожалуйста, одолжение.

– Скажи, что нужно.

– Необходимо, чтобы ты встретился с Элиасом и убедил его хранить терпение. Отсижу свой срок, а когда выйду, разберусь сам. Пусть ни о чем не беспокоится.

– Хорошо, брат. Все сделаю. – Брайан встал. Адвокат и подзащитный обменялись крепким рукопожатием.

Дин воспрял духом. Слава богу! Имоджен не только не погибла, но даже нашла силы выступить в его защиту. Теперь он ничего не боялся, потому что понимал, ради чего стоит жить.

Спустя несколько дней после жестокого нападения Имоджен смогла сесть в постели и осторожно, маленькими глотками, выпить немного воды. Удивительно, до какой степени соскучился в бездействии рот: есть не разрешали, а поговорить было не с кем. Впрочем, в последнем ограничении следовало винить исключительно себя, ведь любые посещения она решительо запретила. Живот болел. Приподняв повязку, увидела свежий шрам. К счастью, рану зашили, прежде чем потеря крови обрекла бы на смерть. Она поморщилась. Ничего не поделаешь: отметина на всю оставшуюся жизнь.

За дверью постоянно дежурил констебль. Имоджен не знала зачем. Не знала, что происходит. Разумеется, звонил Стэнтон. Пытался дозвониться Сэм. И вот сегодня она согласилась принять своего друга Гэри Танни – милейшего человека, излучавшего ауру добра. Мысль об ауре удивила: наверное, снова проявилось мамино влияние. Взрослея, Имоджен все чаще благодарила судьбу за то, что носила нормальное человеческое имя, а не что-нибудь вроде «Радуги» или «Водопада». Мама умудрилась впутаться в несколько афер, связанных с медиумами, духовными целителями, телепатами и прочими проходимцами. Когда дочь немного подросла, начала таскать ее на различные представления, где приходилось смотреть, как умелый медиум выбирает из публики людей печального вида и вещает то, что те хотят услышать. Сама она часто ежилась от лицемерных слов, а уходила, разочарованная тем, что снова не получила откровения, послания из иного мира.

Дверь приоткрылась; показалось улыбающееся лицо Танни. Гений вошел, держа в руках букет гвоздик и колоду карт.

– Привет, незнакомка. – Старался держаться с обычным оптимизмом, но по сочувственному взгляду Имоджен поняла, что выглядит ужасно.

– До чего же приятно тебя видеть, Танни!

– Подумал, что здесь, должно быть, ужасно скучно. Может быть, сыграем? – Он жизнерадостно помахал картами, и Имоджен улыбнулась, пытаясь обуздать внезапный энтузиазм.

До появления Танни она не представляла, до какой степени соскучилась по коллегам и работе, как хотела встать с кровати и вновь окунуться в нормальную жизнь. И все же отныне все пойдет по-другому, возврат к прошлому невозможен. Но хотя бы здесь можно было притвориться, что ничего не изменилось. Имоджен ясно понимала, что, выйдя из больницы, больше не сможет работать в отделении полиции Плимута. Не сможет смотреть Стэнтону в глаза после того, как потеряла его ребенка. Не потому, что Дэвид горько разочаруется, а потому, что событие слишком серьезно для мимолетной страсти. Невозможно открыть ему правду, но невозможно и утаить. Все разрушилось. Что же касается Сэма, то без веских доказательств его враждебных действий пришлось бы и дальше работать с ним в паре. Но теперь вряд ли удастся скрыть всепоглощающую ненависть. Имоджен вспомнила тот день, когда он принес бургер, а она совершила ошибку и призналась, что беременна. В памяти всплыла адская картина: Сэм выходит из клуба в обнимку с Васосом. Она вздрогнула, отогнала страшные мысли и сосредоточилась на Гэри Танни.

– Расскажи все, что я пропустила. – Внезапно захотелось узнать новости.

– Ну, во-первых, поднялась жутко дерьмовая буря. Никак не могут найти тех ребят, которые сделали… это… с тобой.

– Должно быть, парни навещают семьи на родине. – Имоджен закатила глаза.

– Прости?

– Ничего особенного. Что еще?

– Еще Сэм получил повышение за то, что сумел найти торговцев наркотиками, прежде чем зелье попало на массовый рынок. Выяснилось, что парень по имени Микалис бойко занимался распространением вместе с другим – Джорджем, – который новых проблем не доставит. Сэм арестовал Микалиса вместе с огромным количеством готового к продаже товара; тот занимался фасовкой и ждал, когда утихнет расследование. Решил, что как только интерес к тебе притупится, можно будет выгодно толкнуть всю партию. В этот момент явился Сэм и прижал Микалиса к ногтю.

– Повезло Сэму. – Разве она могла сказать Гэри, что Сэм вовсе не был героем? Что его предупредил Васос, и, скорее всего, добычи оказалось ровно столько, сколько требовалось, чтобы отвести подозрение от собственной персоны?

– Мэр в курсе событий, а несколько членов местного парламента сочли необходимым высказаться по поводу нетерпимости к наркотикам. Поднялся невероятный шум, и в итоге Сэм получил звание детектива-инспектора.

– А Кинкейд? Надеюсь, мое заявление достигло цели? Руководящие лица его получили? Узнали, что Дин не имеет отношения к тому, что случилось со мной или с Джорджем?

– Получили. Но Дина обвинили в жестоком избиении бармена: есть свидетель.

– И? Что дальше? Говори!

– Посадили. Кинкейд отбывает срок в тюрьме Эксетера. – Танни смутился. Имоджен увидела, что испугала парня, эмоционально повысив голос. Но сама этого даже не заметила. Почему так отчаянно хотелось встать на защиту Дина Кинкейда?

– Прости за резкость.

– Все в порядке, не извиняйся.

– Не могу дождаться, когда удастся отсюда выбраться и вернуться к подобию нормальной жизни. – Она вздохнула. – Чувствую, как начинаю сходить с ума. Если посмотрю еще один эпизод «Монополии»… – Имоджен заметила, что при этих словах Гэри Танни отвел взгляд. Что-то случилось. – В чем дело?

– Я не должен об этом говорить.

– И все же придется сказать. Итак?

– Пока это всего лишь слухи, но Стэнтон уже кого-то принял на работу. На твое место.

– Что?

– Все команды снова укомплектованы. Вряд ли ты вернешься в отделение, Грей.

– Как они могли? – Стараясь сохранить спокойствие, Имоджен прикрыла глаза и глубоко вздохнула. После самоотверженной работы вот такая благодарность?

– Не знаю, как и почему. Даже не знаю, правда ли это…

– О, не сомневаюсь, что правда. Пустых слухов не бывает.

Имоджен откинула одеяло, вытащила из вены иглу капельницы и медленно спустила ноги с кровати.

– Какого черта ты делаешь?

– Привези кресло, Гэри. Пора на прогулку.

Едва Имоджен вкатилась в отделение полиции, все взгляды сосредоточились на ней. Танни послушно направил кресло мимо столов, в кабинет старшего детектива-инспектора Стэнтона. Сэм вскочил и бросился наперерез.

– Имоджен, что, черт возьми, ты здесь делаешь?

– Не хочется тебя огорчать, но я выжила.

– Что?

– Мы с тобой больше не друзья, Сэм. – Она понизила голос. – Даже разговаривать не хочу.

– В чем дело? О чем ты? За что так разозлилась?

Имоджен подняла руку, чтобы Танни не вез дальше. Тот сразу остановился и отошел в сторону, чтобы не слышать слов. Имоджен поманила Сэма и прошептала как можно тише:

– Мне известно, что ты сделал, Сэм. Известно, что приказал им меня зарезать. Известно, насколько ты грязен. – Голос предательски сорвался. После того, что Браун сотворил с ней и с ее ребенком, хотелось одного: убить.

– Ты все неправильно поняла. Позволь объясниться!

– Мы больше не разговариваем. Слышал? Все кончено.

Она взмахнула рукой, и Танни снова взялся за ручки кресла. Имоджен была еще крайне слаба; поддерживал лишь гнев. Стэнтон открыл дверь, и Гэри вкатил кресло в кабинет.

– Крикни, когда понадоблюсь, – предупредил, выходя и закрывая за собой дверь. Имоджен посмотрела через стекло и увидела, как Сэм подошел и что-то спросил, а Танни в ответ пожал плечами. Она не поделилась с ним подозрениями, так что Гэри действительно ничего не знал. Лежа на больничной койке, решила больше никогда никому не доверять.

Стэнтон посмотрел с выражением сочувствия и тревоги, а Имоджен внезапно пожалела о решении сюда приехать, хотя в больнице не сомневалась в собственной правоте.

– Сюрприз, ничего не скажешь. Зачем ты это сделала, Грей? Я разговаривал с доктором, и он предупредил, что до выздоровления еще далеко.

– Чувствую себя значительно лучше, – соврала Имоджен.

– И выглядишь намного лучше, чем я предполагал.

– Даже не знаю, радоваться или нет.

– Похудела.

– Правда? – Избитая похвала в адрес женщины показалась оскорбительной. Разумеется, трудно принять подобный комплимент, когда половину твоего желудка отрезали после того, как шовинист-психопат превратил его в месиво.

Стэнтон понизил голос:

– Доктор все рассказал.

– О чем?

– О ребенке, Имоджен. Почему ты ко мне не пришла, не сообщила новость? Никогда бы не позволил отправиться одной в дом этого сумасшедшего типа.

– Не позволил мне? Сделай одолжение. К тому же сумасшедший тип здесь ни при чем. Не сделал ничего дурного.

– Страдаешь стокгольмским синдромом? – Стэнтон пытался справиться с чувствами, однако гнев все равно выплескивался. – Разве тебе не твердили, что он был плохой новостью?

– Был? Он не мертв.

– Почти мертв. У него слишком много врагов. Начальство не радо тому, как обернулось дело; тому, что случилось с тобой. Нельзя было ехать туда одной. Ты нарушила правила оперативной работы и выставила все отделение в самом нелепом свете. Местные газеты смаковали историю, а у сослуживцев твое имя вызывает замешательство.

– Бог мой, почему не скажешь прямо, что я стала посмешищем?

– Всегда существует отставка по медицинским показаниям.

– Заткнись, Дэвид. Не собираюсь уходить в отставку.

– В любом случае начальство хочет, чтобы после возвращения на службу ты некоторое время держалась в тени – пока инцидент не забудется. Нам удалось принять меры против публикации твоего имени, но, честно говоря, оно уже прозвучало. Даже после большого успеха Сэма нам еще не удалось восстановиться. Ты серьезно ослабила позиции. Слава богу, что не умерла. Тогда журналисты подняли бы дикий шум.

– Требую перевода.

– Что?

– После выздоровления не смогу вернуться сюда. Если всех подвела, то никто больше не захочет со мной работать. Разве не так?

– И куда же поедешь?

– Должна постоянно оставаться рядом с мамой, так что далеко отправиться не могу.

– Ты уже думала о конкретном месте?

– Хочу перевестись в Эксетер.

– А если начальство не согласится?

– Тогда заставишь согласиться, Дэвид. Наш с тобой роман был забавным, но ведь он серьезно нарушал все правила. Огласка тебе не нужна. Что скажет жена?

– Неужели угрожаешь?

– Нет. Просто объясняю, что после недавних событий нам следует держаться подальше друг от друга. Я не могу оставаться рядом с тобой. После потери ребенка – твоего ребенка…

– Полагаю, перевод в Эксетер не имеет отношения к этому мерзкому Кинкейду? Ты с ним спала? Был ли это мой ребенок, Имоджен?

– Если думаешь об этом, то иди ко всем чертям, Дэвид. Кроме тебя никого не было. Но теперь уже все кончено.

Правда, однако, заключалась в том, что Дин и в самом деле повлиял на выбор нового места службы. Он неоднократно доказывал свою преданность, и Имоджен считала, что настал ее черед стать на защиту. Подобно ей самой, Дину приходилось с боем пробивать себе путь. Жизнь никогда не баловала, и в результате он стал таким, каким стал. Поведением руководил инстинкт выживания вопреки обстоятельствам. Когда-то этот мощный стимул работал и на нее, но со временем, впустив в душу других людей, она смягчилась и утратила силу духа. А сейчас потребовалось уехать туда, где грязная история никому не известна.

– Отлично. – Стэнтон вернулся за стол, всем своим видом показывая, что разговор окончен. – Посмотрю, что можно сделать.

Имоджен повернула кресло и сразу въехала в стекло. Танни бросился к двери и открыл. Она покатилась к выходу, и верный рыцарь тут же схватился за ручки. Сэм сидел на своем месте и наблюдал. Хотелось бы набраться мужества, чтобы обвинить его при всех. Странный, несуразный факт заключался в том, что на стороне она не давала повода для нападения. Враги если и существовали, то здесь, в отделении. Никто не хотел, чтобы ему напоминали о собственной уязвимости, особенно коллеги. Неважно, что она была женщиной и нападение привлекло внимание к участи женщин-полицейских по всей стране. Шум вокруг ранения стал победой плохих парней, поскольку усилил страх в обществе и продемонстрировал полную беспомощность полиции.

Выезжая из отделения полиции Плимута в инвалидном кресле, Имоджен знала, что она здесь в последний раз – по крайней мере, в качестве сотрудника. Никто не хотел на нее смотреть. Никто не хотел видеть немощь и поражение. Никто не хотел вспоминать ни о собственном предательстве, ни о том, что подобное несчастье могло случиться с каждым. Никто из офицеров полиции не застрахован от удара ножом, выстрела или удушья. Имоджен горько сожалела о том, что приходится уходить не победительницей, а побежденной; о том, что годы службы прошли впустую.

Гэри Танни вывез кресло на улицу, и Имоджен обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на здание, ставшее едва ли не родным домом. Неизвестно, когда удастся выйти на работу. Пока было страшно сделать даже несколько шагов. Но Имоджен твердо решила не сдаваться. Решила бороться, чтобы выздороветь, двинуться дальше и оставить прошлое в прошлом. Разве кто-то может предугадать, что принесет будущее? Детектив-сержант Грей знала только одно: мисс Добрый Полицейский перестала существовать.