Глава 39
Разрозненные нити

По уши в дерьме. Проблем так много, что даже не знаю, с какой начать.

Прежде всего, Моника, эта глупая сука. Велел вести себя осторожно, но она не послушалась. Папа узнал, что она беременна, куда-то увез, а когда ребенок родился, заставил отдать неизвестно кому. В следующий раз надо быть осмотрительнее. Мне папа сказал, что я уже должен все знать о средствах предохранения и не доверять шлюхам, когда они говорят, что приняли свои пилюли. А еще постоянно пользоваться резинками, потому что это не его избранные девушки, а те, которые занимаются черт знает чем черт знает с кем. Когда он так говорит о Монике, кулаки сжимаются сами собой.

Папа велел доставить пакет одному из своих знакомых. Сказал, что нужно ехать прямо туда, а не болтаться где попало, потому что, если меня поймают, то посадят в тюрьму. Но получилось так, что сначала я пошел к Монике, а теперь не могу найти ни пакет, ни ее. Уверен, что она взяла товар. Если не найду, прежде чем узнает отец, он убьет ее, а может быть, и меня тоже.

Еду в клуб; выясняю, что была и ушла. Дядя нанял этого парня Кинкейда, чтобы в заведении не происходило ничего лишнего. Он и сказал мне, что красавчику-бармену позвонила какая-то девушка, и тот попросился в отгул. Знаю, что звонила Моника. Просто знаю. Она неравнодушна к Джорджу. Терпеть не могу, как она на него смотрит; чувствую себя ничтожеством, потому что на меня она так никогда не смотрит. Не люблю, когда напоминают, что эта девушка – собственность моего отца и должна делать все, что я скажу.

В баре убрали отдельные комнаты и увеличили главный зал. Следовательно, секретная возня с девчонками за закрытыми дверьми прекратилась. Дядя запретил. Красавчик ушел уже несколько часов назад; чтобы сохранить спокойствие, приходится глубоко дышать. Спрашиваю Кинкейда, не знает ли он, куда они направились, и тот отвечает, что слышал, как Джордж сказал, что собирается пойти получить образование. Понимаю, что это значит. В городе есть заброшенное здание, когда-то служившее школой для девочек. Этот огромный серый дом напоминает старый замок или что-то в этом роде. Стоит без дела всего пару десятилетий. Трудно поверить, что каменное строение может так быстро отправиться к чертям, но сейчас это просто гигантский общественный туалет. Подонки со всей округи собираются там, чтобы колоться. Трахают девчонок и проворачивают незаконные сделки, хотя сейчас уже не так активно, потому что копы наложили на это место лапу. Но все равно в любой момент можно наткнуться на несколько гнусных парочек, ищущих, где бы спрятаться. Готов поспорить, что красавчик не платит за то время, когда кувыркается с ней, – за мое время.

Сажусь в машину и еду в школу. Вхожу и начинаю искать Монику. Дом совсем развалился. К тому же он настолько велик, что непонятно, куда идти. Не окликаю ее по имени, потому что не хочу, чтобы узнала о моем появлении. По-настоящему зол за кражу наркотиков и в глубине души даже хочу оставить ее для папы, но знаю, что, если исчезнет, буду очень скучать. Кроме сестры это единственный человек, который хорошо ко мне относится. Слышу, как в одной из спален хлопнула дверь, а потом кто-то побежал. Иду на звук, вхожу в комнату и вижу Монику. Глаза закатились, кожа приобрела тот странный цвет, который появляется только после смерти. А может быть, это совсем не цвет, а его полное отсутствие. Проверяю пульс, хотя уже знаю, что напрасно. Она мертва. Осматриваюсь в поисках пакета, но его нет. Оставляю Монику на полу и ухожу. Все равно уже ничем не помочь. Папа строго-настрого запретил вмешиваться в дядины дела, поэтому догнать красавчика тоже нельзя. Обещаю себе разобраться с ним в другой раз.

Домой возвращаюсь в ожидании худшего. Папы еще нет, но скоро вернется и спросит, что случилось с его товаром. Уже наверняка знает, что не доставил пакет по назначению. Как глупо было доверять Монике.

Иду в комнату сестры, потому что там всегда становится легче. Она спрашивает, можно ли выйти на улицу. Веду ее в сад. Лежим рядом на красных и желтых бетонных блоках и смотрим в небо. Погода не самая лучшая, но вижу, что ей все равно очень хорошо. Она спрашивает, что в сарае, и я отвечаю, что там хранится всякий хлам. Входим туда и смотрим по сторонам. Видим старую люстру с отвалившимися подвесками. Сестра поднимает несколько кристаллов и вешает на уши, а потом украшает волосы. Набрасывает на плечи синюю бархатную штору. Делает вид, что она королева, а я – ее слуга, и со смехом отдает приказы. Люблю, когда она смеется. Из дивана и зеркала в виде солнца сооружает трон. Золотая краска облупилась, вздулась и потрескалась, но над головой возникает сияющий нимб. С длинными темными волосами сестра напоминает даму со старинной картины. Называю ее «миледи», и она смеется еще звонче. Хватает старую метлу и посвящает меня в рыцари, а я покорно склоняюсь у ее ног. Поднимаю голову и вижу, как в зеркале отражается оранжевый закат. В синей шторе, с темными волосами, она выглядит высшей жрицей, тем Богом, которого я искал на обоях. Вдруг перестает улыбаться, склоняется и целует меня в лоб, но я поднимаю голову, и наши губы встречаются. Знаю, что она мне не настоящая сестра, и оттого не испытываю особых угрызений совести. Куда хуже, если в дверях вдруг появится отец. Ложимся на диван, и она позволяет прикоснуться к себе под рубашкой. Напоминаю себе, что ей уже почти семнадцать. Значит, ничего плохого не делаю. Мы снова целуемся, а потом занимаемся сексом: неуклюже, но прекрасно. Очень приятно. Спрашиваю, все ли в порядке, потому что она выглядит немного расстроенной. Говорю, что надо вернуться домой до прихода папы, но она продолжает плакать. Вполне вероятно, что папа не заглянет в ее комнату, поэтому говорю, что запру ее в сарае и вернусь через некоторое время. Не знаю, почему она так переживает. Остается лежать, а я иду в дом.

Папа возвращается спустя несколько часов. Он страшно зол: уже знает, что я потерял товар. Говорит, что нужно во что бы то ни стало найти, потому что если кто-нибудь использует, долго не протянет. Очевидно, цену надо снизить еще, потому что парень, который его сделал, перепутал соотношение составляющих. Поэтому папа так дешево купил. Хотел, чтобы я доставил надежному человеку и тот посмотрел, что может получиться. Папа недавно продает наркотики и еще плохо разбирается в деле. Говорит, что перевозить девушек становится очень опасно, а наркотики гораздо легче спрятать, если что-то пойдет не так. Вру, что оставил пакет в кармане пиджака, в доме друга, и он верит. По крайней мере, думаю, что верит.

Папа сидит в гостиной, перед телевизором. Велит вместе с ним посмотреть поединок боксеров, который будут показывать позже, так что выйти из дома не удастся. Знаю, что сестра не издаст ни звука, потому что папу боится больше, чем меня, но начинается дождь. Переживаю из-за шума в сарае. Дождь будет стучать по рифленой металлической крыше, мешая спать. Хорошо, что хотя бы можно укрыться бархатной шторой.

Полицейские рыщут вокруг клуба, потому что нашли тело Моники. Мне удалось вернуть почти весь товар: пакет оказался в кармане у Джорджа, на работе. Если бы папа узнал об этой истории, то страшно бы на меня разозлился. Пока придется потерпеть, но я ничего не прощаю и ничего не забываю. Джордж думает, я не знаю о том, что он был с Моникой. Прежде чем убью, заставлю узнать, что знаю.

На время следствия папа свернул все деловые операции. Брат подозревает его больше обычного, но папа надеется, что дядя Элиас лишь предоставит ему намного больше шансов. Прощение редко бывает безусловным. Дядя Элиас запретил нам связываться с полицией. Папа говорит, что влиятельный друг обещал замять смерть Моники, только кто-то должен принять на себя вину. Мне ясно, что весь жар должен сгрести Джордж, однако папа, кажется, считает лучшим вариантом Кинкейда. Дело в том, что Кинкейд никого не боится, и потому папа ему не доверяет. Он вообще не доверяет тем, кем не может манипулировать; если задуматься, достаточно странно.

Болван не любит дядю, не выполняет его приказ насчет полиции и даже пытается приставать к полицейской леди. Появляется Кинкейд и отрезает ему палец. Еще ни разу не видел Болвана таким испуганным; довольно забавно. Он буквально помешан на этой женщине и твердит папе, что ее надо убрать, а заодно и Кинкейда. Все эти люди носятся с секретами друг о друге и выглядят малыми детьми. Никто никогда не узнает моих секретов.