Глава 8

Дорогая мама,

Талия – просто невероятная! Без обид, но когда вы с ней вчера позвонили нам с видео, я выпала в осадок, что у тебя есть такие шикарные подруги. Даже не верится, что вы так круто веселились в юности – творили безумные вещи, ездили в город, ходили по музеям и на танцы. Я тоже буду делать это все и даже больше, когда придет мое время.

Не беспокойся – одного ответственного ребенка ты воспитала. Джо настолько не от мира сего! Сегодня он провел в библиотеке часа, наверное, четыре, и занимался тем, что накачивал свои математические мышцы. Такими темпами он защитит диссертацию еще до моего шестнадцатилетия. Надеюсь, он станет доктором наук и купит мне машину.

А я, после того как выиграю Олимпийские игры, стану редактором журнала, как Талия. Спроси у нее, обязательно ли для этой работы вести дневник читателя, потому что после окончания лета я больше ни за что в руки ручку не возьму.

Еще вопросы для Талии (или для тебя):

1. Почему ты не ездила к ней раньше?

2. Почему сейчас ты не такая крутая, как раньше?

Подожди, не отвечай. Я уже знаю ответы на оба вопроса: во всем виноваты дети.

Поэтому не приведи господь, чтобы такое случилось со мной. Я не смогу полюбить ребенка больше, чем собственную крутость.

С любовью,

твоя дочь Кори, ради которой ты разрушила свою жизнь.

Понедельник, 10.30. утра, я перед офисом журнала «Pure beautiful». Это онлайн и печатный гид по стилю для «женщин, которые пока не готовы сдаться» – так определяет своих любимых читательниц Талия.

Я одна из этих женщин. Я прочитываю журнал, как только он падает ко мне во входящие. В каждом номере обязательно бывает обзор капсульных коллекций в стиле «10 вещей и 10 способов их носить», а они для меня все равно что порно. Что еще может порадовать меня в жизни, состоящей из домашних заданий и тренировок по плаванию, если не возможность внести хоть какое-то разнообразие в одну и ту же одежду? Я же тоже ношу форму, просто она для взрослых. И я могу только вообразить, насколько полноценной можно почувствовать себя, владея всеми предметами коллекции – даже при том, что каждый из них стоит около $475. Это совершенно неземное ощущение. Я представляю себе, как стою перед гардеробом с одеждой в черно-белой гамме с бирюзовыми акцентами. «Думаю, что сегодня соединю этот классический черный креповый пиджак на одной пуговице с лаконичной белой рубашкой в мужском стиле и… Да, сегодня мой выбор пал на льняные широкие брюки-палаццо. Эту белую блузку я вчера надевала под бирюзовое платье с шарфом, но она еще достаточно чистая. А завтра я могу надеть этот пиджак на это узкое платье, волосы перевязать шарфиком, а брюки-палаццо побудут поясом. А на следующий день пиджак вполне сойдет за накидку».

В общем, я люблю весь этот бред. Люблю, когда публикуют фотографии звезд, одетых в какие-то свои обычные вещи, в которых они ходят до «Старбакса», и для них эти вещи по нарядности стоят в одном ряду с пижамой, а для меня они – как бальное платье. А потом журнал подсказывает, как можно тот же самый комплект купить за $75 в «Zappos», или «Kohl», или еще где-то. А моя любимая колонка – та, в которой финансовый консультант любя журит людей за то, что они не скопили деньги на пенсию, а через несколько абзацев говорит им, чтобы не покупали яхту. А многочисленные страницы с отрывками из новых книг, благодаря которым мне не приходится читать все эти «депрессивные, но важные» новые книги, и при этом я могу вполне компетентно рассуждать о них с другими библиотекарями. Но самое лучшее в журнале – это то, что в нем есть фотографии моделей самых разных размеров – от 40-го до 54-го. При этом все они невозможно привлекательны и хорошо сложены. Я чувствую себя по сравнению с ними очень неловко, но все же это хоть какое-то разнообразие. «Pure beautiful», на мой взгляд, – величайший журнал всех времен.

К тому же его выпускает Талия. Я представляю ее руководительницей из фильма «Дьявол носит Prada» в офисе с полированными жесткими поверхностями. Она пьет двойной и исключительно горячий макиато^∗. Но, пройдя мимо типичного нью-йоркского ресепшена с женоподобными мужчинами, занятыми разговорами по телефону, я оказываюсь в офисе, больше похожем на Силиконовую долину. Это большой открытый лофт, за исключением директорских треугольных кабинетов за стеклянными перегородками. Основную часть пространства занимает арт-отдел, а остаток захватили гигантских размеров принтеры и маленькие, разбросанные по всей площади столики, за которыми в свои лэптопы уткнулись сотрудники. Если Талия захочет обжигающе горячий двойной макиато, она может приготовить его сама в огромном итальянском кофейном аппарате в баре у стены. Или попросить кого-то из своих ассистентов. В офисе также стоят прозрачные стеклянные маркерные доски, чаши со свежими фруктами, баскетбольные сетки и – да, там живет маленькая собачка. Единственное, что отличает офис «Pure beautiful» от, к примеру, офиса «Groupon» – длинная комната за стеклянной перегородкой во всю длину стены, доверху набитая одеждой. Легендарный модный шкаф. На двойных стеклянных дверях жирным шрифтом Helvetica написано «Добро пожаловать в рай».

Талия рассказывала мне, что в этом нью-йоркском офисе с дорогой арендой и соответствующими зарплатами располагаются только креативные отделы. Все остальные сотрудники работают в глубокой провинции штата Северная Каролина. Она ездит туда четыре раза в год. В нью-йоркском офисе нормальных людей нет – только феерически прекрасные. И я. Когда я вхожу, человек семь бросают на меня взгляд, видят мои сабо и впадают в ступор. Люди, говорящие в этот момент по мобильным телефонам, теряют дар речи и умолкают. Я вдруг чувствую себя голой. Хотя, наверное, лучше было бы стоять голой, чем одетой в то, во что одета я. Будь я голой, я бы широко раскинула руки и гаркнула – зычно и дерзко, голосом Жанны д’Арк: «Взгляните же на меня, вы, созидатели журнала, писатели статей и делатели фотографий! Я ваш читатель! Преклоните предо мной колени и трепещите!»

К счастью, меня не успевают приговорить к казни, так как ко мне идет Мэтт, ассистент Талии. Он похож на десантника, но одет в узкие джинсы, стильные ботинки и безупречную фиолетовую рубашку. Еще у него милейшая улыбка и выглядит он лет на двадцать. Я даже не сомневаюсь, что в офисе, где работают люди с исключительно изысканными именами, такими как Арандайя и Талия, Мэтту пришлось выбивать себе право называться Мэттом, а не каким-нибудь Матео, или Матиасом, или Мэтье.

– Вы, должно быть, Мэтт, – предполагаю я, когда он подлетает ко мне со стороны директорского кабинета в дальнем углу.

– Верно. Мэтт Кларк. А вы пришли к Талии?

– Да. – отвечаю я. С его стороны необычайно вежливо притвориться, будто она не предупредила его, чтобы высматривал деревенщину в ужасной обуви. – Меня зовут Эми Байлер.

– Мы вас ждем, – только и сказал он. – Я с большим интересом планировал ваш график на ближайшие дни.

– Неужели? – недоверчиво смотрю на него я.

– Конечно. Это все равно что составить список мероприятий для мамы, которая приехала ко мне в гости в Нью-Йорк. Ну, знаете, – музеи, галереи, концерты, спа.

Логично.

– А на бра-фиттинг вы бы тоже маму записали? – язвлю я.

– Это бы уже она сама, – пожимает плечами Мэтт.

– Ну… – Я нерешительно улыбаюсь, в надежде, что Талия вняла моей просьбе и все эти планы не стоят умопомрачительных сумм. – Звучит все очень хорошо, включая фиттинг. Мне повезло, что у моей подруги такая отличная команда.

В эту секунду у Мэтта начинает вибрировать телефон. Он смотрит на экран айфона и говорит:

– Простите, я должен ответить. Это займет пару секунд. – Мэтт Кларк, – говорит он в трубку. – Ага. Да. Хорошо. Я понял. Очень хорошо. Ок, – и завершает разговор. – Это была Талия, – сообщает он мне.

– Где она? Я думала, что мы с ней здесь увидимся.

– Она вон там, – он показывает на директорский кабинет за стеклянной перегородкой слева от нас. Я поворачиваюсь и вижу, что она сидит в кресле и недовольно смотрит прямо на меня. – Талия говорит, что нам придется перепланировать ваш график, потому что… ммм…

Я смотрю на нее. Она медленно водит головой слева направо и прячет голову в ладонях, демонстрируя отчаяние.

– Это из-за моей одежды? – спрашиваю я.

На мне голубые штаны и желтая двойка, все от L. L. Bean^∗. И мне казалось, я одета с иголочки. К тому же у меня та самая дорогая сумка. Я даже поворачиваюсь так, чтобы Талия рассмотрела ее получше. Но она продолжает безнадежно смотреть на меня.

– Ну…

– Все в порядке, Мэтт. Я очень давно знаю Талию. И я не думала, что мне нужно одеваться особо тщательно, раз уж мы идем туда, где будут работать над моей внешностью.

– Любой человек может совершить такую ошибку, – снисходительно смотрит на меня он. – Послушайте… – Он подходит ко мне поближе и говорит тише: – Мой босс, то есть ваша подруга, не осознает в полной мере, насколько невозможно будет перенести вашу стрижку. Думаю, следующее свободное время у них появится уже только после второго пришествия Господа и Спасителя нашего. Давайте что-нибудь возьмем из шкафа и поедем, чтобы добраться вовремя, и ничего ей не скажем об этом. Вы не против?

– Но разве она не заметит, что я копаюсь в шкафу?

– О, вы туда войти не сможете. – он улыбается, будто я сморозила величайшую глупость и не понимаю очевидных вещей. – Вы сейчас вернетесь на ресепшен, к Жану-Питеру, и скажете ему, что я принесу вам пару комплектов, и мы хотим услышать его мнение, хорошо? А я подойду через десять минут. Какой у вас размер?

Я смотрю на него так, будто он сошел с ума.

– Возьмите все размера М.

– М – это ни о чем. Такие размеры существуют только в Пенсильвании, – усмехается он, явно копируя манеру своей собственной начальницы.

– Ладно. Хорошо. Просто дело в том, что… – Я замолкаю. Думаю, не сказать ли ему, что у меня 46-й. Мне всегда казалось, что в журнале у них модели 46-го размера, которые врут, что у них 54-й. – Не знаю, есть ли у вас там вообще мой размер? Возьмите что-то эластичное, что, может, я смогу надеть с этими брюками.

Мэтт непреклонен.

– У нас есть ваш размер. Назовите цифру.

Я мямлю и мычу что-то невнятное.

– Знаете, я могу просто посмотреть бирку у вас на брюках. Я уже приставал к людям подобным образом по приказу Талии. Это меня никак не оскорбит.

– Ладно, ладно, – смеюсь я. – Руки прочь от моих брюк. Они 50-го размера.

– У нас есть. Обувь?

– Тридцать седьмой. Но я не умею ходить на каблуках.

– Талия бы сказала, что умеете.

– Тогда слава богу, что она нас не слышит.

Мэтт смеется.

– Хорошо, я поищу обувь на низком каблуке. Идите к Жану-Питеру. Если он скажет вам выбросить кофту, сделайте, как он скажет.

Через двадцать минут на мне:

• Моя собственная желтая кофта.

• Бомбический пиджак на одной пуговице с закатанными рукавами.

• Юбка-карандаш чуть-чуть выше колен с таким крупным цветочным принтом, что спереди поместились всего два цветка расцветки столь дерзкой, что я даже не могу на них смотреть.

• 7-сантиметровые розовые шпильки.

Я выхожу из уборной, передвигаясь малюсенькими семенящими шажками. Мэтт и Жан-Питер внимательно меня рассматривают.

– Складывается впечатление, – осторожно начинает Жан-Питер, – что она не умеет ходить на каблуках.

– В шкафу они казались не такими уж высокими, – вздыхает Мэтт.

– Придется тебе выдать ей туфли без каблуков. Она ходит, как гиппопотам из диснеевской «Фантазии».

– Но без каблуков она будет выглядеть, как будто мы сами ее переодели.

– Ну так мы сами ее и переодели.

– Пожалуйста, позвольте мне надеть туфли без каблуков, – умоляюще обращаюсь к ним.

– Повернитесь, – командует Жан-Питер. Я делаю полный оборот, подражая безвкусно одетым женщинам с улицы в утреннем ТВ-шоу. – Нет, повернитесь лицом к стенке. С вашим задом что-то не так.

Я поджимаю губу, но делаю то, что мне говорят. Как только я поворачиваюсь к ним задом, они начинают смеяться.

– Что? – Я пытаюсь обернуться, чтобы увидеть, что же такого смешного в моем виде сзади.

– Эх, Пенсильвания! – вздыхает Жан-Питер.

– Что? – снова спрашиваю я.

– Ей придется их снять, – говорит он Мэтту, игнорируя меня.

Я решаю, что это про туфли.

– Слава богу! Они меня убивают. А я еще даже никуда в них не ходила.

Они смеются еще сильнее. Я поворачиваюсь к ним лицом и пытаюсь делать строгое выражение лица, хотя на самом деле процесс начинает меня веселить.

– Кто-нибудь, скажите мне, что не так с моим задом.

– Зад у вас прекрасный, – улыбается Жан-Питер. – Видно, что вы в течение дня много двигаетесь и мало сидите. С удовольствием засунул бы вас в какие-нибудь хорошие джинсы.

– Тогда почему мы смеемся? И когда можно будет снять туфли?

– Мы позволим вам надеть туфли без каблука при одном условии. Снимайте ваши трусы-памперсы.

– Что?

Мэтт хлопает Жан-Питера и прочищает горло.

– Ваше… мм… белье, мисс Байлер. Эта коллекция не очень хорошо выглядит.

Мои глаза готовы вылезти из орбит.

– Это не памперсы! Хотя во впитывающих трусах нет ничего плохого! У меня двое детей. Некоторым женщинам нужны такие трусы. Но я сейчас не в них! И вообще, почему я это с вами обсуждаю? Я свои трусы снимать не буду.

– Тогда не будет туфель без каблуков. – И Жан-Питер утыкается в свой телефон с видом, будто вопрос решен.

– Я не могу ходить в этих… на этих шпильках, – говорю я Мэтту и, чтобы продемонстрировать это, ковыляю к нему и тяну руки к туфлям на плоской подошве. – Смилуйтесь.

И он даже их мне протягивает, но Жан-Питер в мгновение ока вырывает туфли из рук Мэтта и поднимает вверх, как школьный задира.

– Трусишки, Эми. Только в обмен на них.

– Вы хотите, чтобы я ходила по Нью-Йорку без трусов? – Я не верю собственным ушам.

– Почему нет? Юбка достаточно длинная. Выходя из такси, ставьте на пол обе ноги сразу, вот и все. Поворачиваетесь на попе, отталкиваетесь мышцами пресса и одной рукой беретесь за ручку двери. – И он со своего стула демонстрирует, как нужно правильно выходить из машины. – Видите? Это полезный жизненный навык.

– Мне кажется, было бы намного проще и безопаснее ходить в трусах.

– Ну, если вы хотите, чтобы было просто и безопасно, снова надевайте эти ваши ужасные легинсы.

В зоне ресепшен три зеркала, и я имела возможность оценить, как круто эти двое изменили мой внешний вид всего за пятнадцать минут. Даже я понимаю, что старым штанам место в мусорке. Может, и правда нужно сделать так, как они сказали.

– А вы можете дать мне юбку, в которой не видны очертания трусов?

В ответ Жан-Питер машет у меня перед носом туфлями.

– Да я умру в этих туфлях! Можно забыть про выход из такси. Я упаду на улице, и оно же меня и раздавит. И моя смерть будет на вашей совести.

Жан-Питер невозмутимо смотрит на меня.

– Она не будет на моей совести. Она будет на совести той ужасной компании, которая произвела такие трусы. И того человека, который купил их. Вы хотите оставить своих детей сиротами только потому, что у вас ужасный вкус на белье?

Я не могу сдержать смех:

– Отлично. Я отдам вам эти трусы.

– Спасибо, но не надо. Такое никому не надо. Пожалуйста, избавьтесь от них в уборной, – предлагает Жан-Питер.

Мэтт, который все это время из вежливости сдерживал смех, теперь просто воет. Я смотрю на него и, улыбаясь, качаю головой.

– Что ж вы за люди… вы… нью-йоркцы…

Но все равно иду в туалет и на обратном пути ощущаю, как кондиционер охлаждает интимное место, а стопы благодарно отдыхают в балетках.

– Народ, я теперь готова? – спрашиваю я своих критиканов.

– Вы готовы, – констатирует Жан-Питер. – Мэтт, удачи тебе. Хорошо провести время в салоне!

– Большое спасибо вам за вашу помощь, – сухо произношу я.

– Большое пожалуйста, – без тени иронии отвечает он. – Мэтт, скажи им, чтобы сделали брови. Не позволь им забыть про брови.

– Давайте выйдем отсюда, пока у меня осталось хоть немного достоинства, – обращаюсь я к Мэтту и направляюсь к лифту.

Он бежит за мной.

– У вас и правда прекрасный образ, мисс Байлер, – ободряет он меня, когда за нами закрываются двери. – Думаю, Талия будет очень довольна.

– Пусть только попробует быть недовольной. Она мне теперь трусы должна.

Мы с Мэттом приезжаем в салон, который оказывается совершенно неказистым местом в Ист-Вилладж, точно вовремя. Худая как щепка девушка в рваной кожаной куртке с поясом подает нам маленькие чашечки для саке с какой-то зеленой жидкостью и говорит, что Мейв чуточку задерживается и нам нужно подождать примерно полчаса.

– Полчаса? – переспрашиваю я Мэтта, после того как мы усаживаемся на видавший виды бархатный диван в зоне ожидания.

– Значит, настолько она хороша, – пожимая плечами, заключает Мэтт. – Талия сказала, что стричься только у нее.

– Ну, вы уж точно не обязаны ждать здесь со мной. У меня есть с собой электронная книга.

– Вообще-то сегодня моя работа – сопровождать вас, чтобы вы нигде не сбились с графика.

Я закатываю глаза.

– Мне не нужна нянька, Мэтт. Я без проблем скажу Талии, что сама вас отослала.

– Мне и правда совершенно несложно. Приятное разнообразие в череде офисных будней.

– Вы уверены?

– Абсолютно. У меня временами крайне напряженный график. Я не умру, если один день послужу опорой мягкому человеку.

Я улыбаюсь и думаю: Талия – дружелюбная, яркая, смелая. Но не мягкая.

– Это очень мило с вашей стороны. А какие пункты в этом нашем графике?

Мэтт достает свой огромный телефон.

– Сегодня волосы.

– «Сегодня волосы есть, завтра – нет», – не к месту вспоминаю я строчку из старой песни.

– А?

– Ничего. Только волосы?

– О, нет. На обед вы едите суши у нас в офисе вместе с Талией, потом – маникюр. Там я вас ненадолго оставлю одну – у меня аллергия на эти салоны. После маникюра и педикюра вы сможете выбрать, куда идти дальше – на йогу на крыше или в турецкую баню. И я только что добавил в график этот… ммм, подбор белья. То место находится в Бруклине, поэтому нам придется доехать туда на такси и, может, еще купим вам что-то по дороге на фермерском рынке. К тому времени будет уже около семи, и эстафету примет Талия. С того момента вы в ее распоряжении.

– Вот это да! Ну и график! – Я начинаю волноваться, как я за все это расплачусь. Ведь даже у карты Джона должен быть какой-то лимит. – Мэтт, вы можете меня сориентировать, сколько будет примерно стоить стрижка?

Дома, в Пенсильвании, я хожу в симпатичный салон, где стрижка стоит $35. Но что-то мне подсказывает, что здесь за эту сумму мне даже из шланга на заднем дворе голову шампунем не помоют. Весь этот «шебби шик» – пыль в глаза. Здесь на самом деле все шикарно и дорого. Ковер в зоне ожидания – настоящий турецкий килим, вода в гостевом холодильнике со стеклянной дверью – Voss, а зеленое пойло похоже на комбучу со спирулиной.

– Вы можете об этом не волноваться. Это все за счет журнала.

– Да? Это как-то неправильно, – хмурюсь я.

– Ну, – с умным видом смотрит на меня Мэтт, – мы из этого сделаем отличный материал. Фото «до и после» получатся просто фантастическими.

– Что??

– Да, он пойдет в рубрику «Тренды». Мамспринга.

– Вы, наверное, шутите. Какие еще тренды?

Мэтта удивляет мой вопрос.

– Талия вам разве не сказала? Эту неделю для вас оплачивает «Pure beautiful». Фотографии «до» мы сделали, когда вы вошли в офис и оформляли пропуск у Жан-Питера. Теперь мы сделаем салонный уход, подберем вам капсульный гардероб и напишем статью про то, как вы проводите каникулы вдали от материнства. Такого я еще нигде не видел. Думаю, есть шанс, что выноска про этот материал даже попадет на обложку.

– Вы сейчас шутите. – Мэтт только пожимает плечами. – Мэтт, я на это не подписывалась. Я не хочу, чтобы весь мир прочитал, как я бросила детей на неделю, чтобы сделать маникюр.

– А почему нет, черт возьми? – смеется он. – Вы знаете, сколько женщин не задумываясь поменялись бы с вами местами? А я знаю, потому что они нам все время письма шлют. Плюс меня воспитывала одна мама. И я могу с уверенностью сказать, что для одинокой матери отдохнуть раз в три года в течение недели – это даже не роскошь, это необходимость. И вам не стоит стыдиться того, что вы решили уделить себе время.

Я начинаю обдумывать сказанное. С одной стороны, я не хочу, чтобы мне читал лекцию мальчик, который по возрасту годится мне в сыновья и которого я впервые увидела час назад. С другой стороны, ровно то же самое сказали бы Талия и Лина. Дословно. А что их всех объединяет? Отсутствие детей.

– Мэтт, послушайте. Я не… я не хочу смотреть в зубы дареному коню, но предпочла бы, чтобы перед началом всей этой истории ее со мной обсудили. Знай я, что вы будете сегодня утром меня фотографировать, я бы подготовилась получше. Это во‐первых, а во‐вторых – я не думаю, что такие выходные – реальный тренд. Это больше похоже на аномалию, исключение из правил. Просто у меня есть две очень решительные подруги, которые хотят мне добра, но у них нет глубокого внутреннего понимания, что такое быть матерью. В реальности на этой работе отпусков не бывает. И моя реальная жизнь – там, дома. А это все… просто короткий побег от реальности.

– Именно! – поддакивает Мэтт. – Неделя, о которой мечтают все матери. Мужчины устраивают их себе то и дело. Они ездят на неделю на сборы с командами из Высшей лиги, идут в гоночную школу NASCAR, уезжают на ранчо кататься на лошадях. У вас просто своя версия того же самого – вы создаете новое пространство для женщин под названием мамспринга.

– Такого слова нет.

– Скоро будет! И все благодаря вам.

– Да уж. Вас послушать – все так логично. Прямо как у феминисток.

– Может, просто так оно и есть.

– Это вам нужно писать эту статью, – в шутку говорю я.

– А я ее и буду писать, – невозмутимо парирует Мэтт. Я только моргаю. – Это мой шанс, Эми. У меня пока нет толстого портфолио из публикаций в глянце. Нет собственных статей. Только подписи под картинками и тупые заголовки. А за эту статью меня могут повысить. Или… переманить.

– А…

– Так что – без насилия, но если вы откажетесь, мне придется варить Талии кофе до конца дней своих.

– Без насилия, – смеюсь я.

– Подумайте об этом, – улыбается Мэтт.

Не успеваю я ответить, как передо мной появляется молодая женщина в татуировках с кольцом в щеке и разноцветными волосами, похожими на весенний букет.

– О, Эми, – говорит она, как будто мы с ней старые друзья. – Бедная косматая Эми. Я – Мейв. И сейчас я изменю вашу жизнь.